Слово Аданоса

Только, наверное, Стражи Мертвых могут объяснить появление этой странной женщины в черных одеждах и очках. Она полупрозрачна как мгновение, она говорит на всех языках, какие только существуют. У нее бесконечная эрудиция и она почему-то привязана к Горации. Во всем Яркендаре не сыскать подобной ей. — Кто ты? — с улыбкой произносит Горация, разглядывая дивное видение, не в силах противостоять его обаянию. — Позволь словам Аданоса дать тебе ответ, милая, — улыбается в ответ она и растворяется как дымка. Горация вздыхает, понимая, что ее не удержать уговорами и не остановить просьбами. Она ходит, где хочет, и появляется только, когда ей нужно. Слова Аданоса к людям были музыкой, которой жила Горация все это время. В них была работа и знание, презирающее праздность. Она во всем придерживалась их, являя собой одного из самых талантливых писарей, что рождала эта земля. Баланс, которого придерживался Аданос в вечной борьбе Инноса и Белиара, во многом вел ее рукой в записи повседневных событий, излагаемых всегда с живыми описаниями. Горация во всем придерживалась равновесия, нашептываемого ей извне. — Хорошо, что ты не говоришь мне, кто ты. Но я хочу знать, что ты за существо, — мягко произносит Горация, рассматривая женщину. Та поправляет очки и проводит пальцем по томам в библиотеке, практически не касаясь их. Она усмехается и обращает к Горации светящийся взгляд. — Я существо мысли. И я вечна. — Может быть, ты богиня, как говорили ан’нозири? — смеется со своей шутки Горация. Женщина подходит к ней, кладет ладонь на ее сведенные руки и тихо шепчет: — Не кощунствуй. Я выше этого. Горация замирает, не в силах произнести хоть слово. Бешеный стук сердца затмевает все предположения. В один момент ей становится неважно, кто перед ней. Главное, рядом. — Прости… Но почему ты выбрала именно меня? — мягко спрашивает Горация, сглатывая ком, когда более менее справляется с наплывом чувств. — Нет ничего интереснее, чем направлять достойных, а у тебя врожденный талант, — так же мягко отвечает стоящая напротив. Горация чует ее запах, он напоминает книги и чернила. Более другого любимое ей. Она ощущает извне приглашение к поцелую и не противится этому, ощущая, как наполняется особым знанием, о котором не говорят жрецы.