Останься

      В последнее время Мунджо нездоровилось. Сначала Чону не придал этому большого значения, поскольку меньшее, чего бы ему хотелось, это интересоваться самочувствием странного соседа. Он списывал все на аллергию или переохлаждение из-за кондиционера, ведь погода в последнее время была достаточно жаркая, а у него в стоматологии они точно должны были работать на полную катушку, оттого он и простудился. А позже он и вовсе перестал об этом думать, уйдя с головой в работу. Все-таки, у него и своих проблем хватало.       Он думал, что его болезнь растянется максимум на пару дней, может чуть больше, все же Со был врачом и, в понимании Чону, явно мог позаботиться о себе сам, но вот как уже на протяжении полутора недель он слышал его приступы кашля каждую ночью и хрипы вдобавок к нездоровому внешнему виду. Нельзя сказать, что Мунджо выглядел получше, когда был полностью здоровым, но сейчас он совершенно точно походил на живого трупа: как бы тот не держал себя в порядке, но парень сразу начал замечать мелкие детали вроде слезящихся глаз, осунутости и сонливого состояния. Раньше мужчина часто любил донимать его резкими появлениями и постоянными расспросами, отчего Ю явно в восторге не был, а сейчас словно позабыл про него, вечно пропадая у себя. Постоянно напряженного столь пристальным вниманием к себе, Чону это никак не могло не радовать, вот он и старался лишний раз не попадаться ему на глаза, благо, в последнее время ему успешно удавалось это делать, хоть и были некоторые неудобства.       — Ну в самом деле… — измученно стонет Чону, когда снова оказывается разбуженным хрипами Мунджо посреди ночи. Он раздраженно срывает подушку и прижимает ее к ушам, чтобы хоть как-то заглушить звуки, доносящиеся из соседней комнаты. Учитывая нулевую шумоизоляцию и картонные стены, он иногда слышал звуки, доносящиеся из комнат намного дальше его собственной, а сейчас жизнь с больным соседом казалась просто невыносимой. В конце концов, так сложно взять больничный и купить себе лекарств, чтобы выздороветь? — Хотя бы потише можно задыхаться, мне завтра вставать рано, — бурчит он, снова пытаясь настроиться на сон.       Он признавал, что уже успел порядком устать от вечно больного Мунджо, но у парня не было совершенно никакого желания попытаться ему помочь. Чону не считал себя хорошим или плохим человеком, он был просто серым пятном со своими скелетами в шкафу, пытающимся закрепиться на карьерной лестнице, более не вынужденный сидеть на шее у матери. Он любил свою девушку, любил читать и подкармливать котов, его тошнило от работы и общежития, а от накативших эмоций иногда хотелось наотмашь врезать кому-то настолько сильно, чтобы ссадины на костяшках пальцев пекли еще очень долго. Он хотел считать себя нормальным, все-таки, не одному ему плохо живется, но в глубине души, на задворках сознания, он был искренне рад просыпаться каждую ночь, будучи разбуженным очередным приступом кашля соседа. Слышать, как он пытается откашляться, заходясь в хрипах и пытаясь словить ртом воздух, было для него сродни удовольствию, он бы соврал, если бы сказал, что его не прельщает болезненный вид Мунджо.       За все время его жизни в этом злосчастном общежитии Мунджо всегда был рядом с ним. Он видел, как ему было плохо, замечал все изменения в его характере и определенно знал, что после всего пережитого Чону теперь всегда спал, держа при себе нож, купленный в ближайшем круглосуточном магазине. Он все знал и видел, но ничего не делал. Наверное, ему тоже доставляло удовольствие наблюдать за тем, как Ю увядает под гнетом свалившихся на него новых реалий, сжираемый своими собственными мыслями. Но теперь у него вряд ли получится это делать еще очень долгое время, ведь они поменялись ролями. В понимании Чону, всего этого было недостаточно, чтобы возместить весь ущерб им пережитый. Обычная простуда не шла ни в какое сравнение с дикой паранойей и вечными кошмарами, что теперь преследовали его постоянно, поэтому он злился. Он не хотел, чтобы Мунджо снова все сошло с рук, но старался довольствоваться малым, тихо злорадствуя всякий раз, когда пересекался с ним. Все же, как бы Чону не хотелось, но когда-то Со выздоровеет и все вернется на привычные круги своя, поэтому нужно было принимать с благодарностью все то, что он имел сейчас.       — О, хён, здравствуйте! — как-то раз поздоровался с ним Сокюн, в своей привычной манере желая подружиться со всеми, кого видел. — А мы с Чону в магазин хотим сходить, вам что-нибудь взять?       На улице стоял приятный летний вечер и они в действительности собирались вместе погулять, ведь, когда Сокюн был готов выдвигаться хоть в любое время суток, Чону, из-за резко свалившейся на него работы, напротив — вывести на прогулку было довольно сложно, поэтому они уже достаточно долгое время выбирал день и время, когда Ю, кое-как доделав свою меньшую долю, был относительно свободным. Поэтому он сразу напрягается, завидев непрошенного соседа, что стоял к ним со сгорбленной спиной и, кажется, заваривал себе что-то.       Черт бы побрал Сокюна и его иногда такую ненужную доброжелательность, думается парню, отчего он недовольно поджимает губы, кидая взгляды то на друга, то на Мунджо. И надо было ему заговорить с ним именно сейчас? Меньшее, чего бы Чону хотелось, это тратиться на прихоти мужчины. А если он еще за ними увяжется, вечер точно можно будет считать испорченным. Что правда, Со разворачиваться к ним не собирается, монотонно размешивая содержимое своей чашки. Не секрет, что он итак был странным, а с температурой, видимо, совсем с ума сходил, так заключает писатель. Сокюна такой вариант развития событий явно не устраивает, наверное, ему даже в какой-то степени стало обидно, что его присутствием так пренебрегли и даже не поздоровались, напрочь позабыв о банальной вежливости, оттого он собирается сделать шаг в сторону мужчины, чтобы растормошить его, но Чону подоспевает вовремя, хватая его под руку и вытягивая из душного общежития на улицу.       Мунджо провожает резко спохватившегося писателя стеклянным взглядом.       — Чего это с ним? — искренне удивляется Сокюн, когда они уже достаточно далеко отошли от общежития и теперь не спеша шагали по узким улочкам.       — Не лезь к нему, — бурчит Чону, хмуро глядя на друга. — Не видишь что ли, что он заразный? Не хватало еще, чтобы ты от него что-то подцепил.       — Ну, в таком случае, будешь за мной ухаживать! — Сокюн смеется, закидывая руку на плечо Ю и притягивая к себе, отчего у парня значительно приподнимается настроение, а на губах вырисовывается легкая улыбка. Он думает, что, даже несмотря на плотный график, Сокюну он бы точно был не против носить теплый чай в комнату и напоминать принимать таблетки вовремя, а не то тот бы совсем пропал. В понимании парня он не создавал впечатление человека, который бы смог нормально позаботиться о себе во время болезни.       — «И Мунджо, кажется, тоже» — невзначай мелькает рваная мысль у него в голове, тут же вытесняемая выбором закусок к пиву, которые они собирались заказывать.       Но атмосфера в общежитии не переставала его напрягать. Наверное, спустя кучу времени, проведенном здесь, гнетущее ощущение тревоги уже стало чем-то обыденным, самим собой разумеющимся, с чем парень просто решил считаться во избежание еще больших потрясений для своей итак искалеченной нервной системы. Он был бы рад пустить все на самотек, вот только, с того времени, как Мунджо в первый раз проявил симптомы своей болезни, для Чону все стало намного хуже. Он итак считал это общежитие проклятым местом, сущим адом на земле, а сейчас он и подавно начал ощущать враждебность, исходящую из каждого темного закутка. Он привык, что обычно плохо относились именно к нему, поэтому такое отношение на стало бы для него чем-то новым, но в один момент все резко стали сами по себе, а Чону больше не чувствовал желания убить его, сквозящего от других. Вместо этого, как бы поначалу это не казалось для него слишком диким и странным, объектом пристального внимания других жителей общежития стал никто иной, как Мунджо.       Поначалу Чону не ощущал этого, но чем больше времени шло и чем сильнее он привыкал, адаптируясь к новым реалиям, тем четче для него начинала вырисовываться более-менее понятная картина всего происходящего, отчего он все больше и больше стремился либо к себе в комнату после тяжелого рабочего дня, либо на улицу, не желая задерживаться здесь надолго. Мунджо здесь был кем-то вроде лидера, предводителя, его слушались и подчинялись. Его боялись и выполняли все, что он говорил. А сейчас он резко оказался не в том состоянии, чтобы держать в узде все это сборище моральных уродов. Чону умел наблюдать, оттого и видел, как обстановка начинала постепенно колебаться, становясь слишком нестабильной. На некоторое время потеряв того, кем они были ведомыми, все сбились с толку, не зная, как поступить дальше. А после, спустя определенный промежуток времени, парень и начал замечать странные взгляды, кидаемые в сторону Со. И Мунджо, Чону был уверен, тоже это понимал, но делал ровным счетом ничего.       — «Идиот, чего ты ждешь?» — все думал Чону, когда проходил на кухню, натыкаясь на мужчину в обществе других жильцов. — «Так и убитым оказаться недолго»       Чуткое писательское воображение вырисовывает Мунджо загнанным зверем, не находящего себе места в тесной клетке и тыняющегося из угла в угол. Несмотря на подкосившую его болезнь, он не переставал быть пугающим, Чону все еще чувствовал исходившую от него угрозу, которую, видимо, чувствовали и остальные жители общежития, отчего до сих пор ничего так и не предпринимали. Но Чону все видел, он все знал и слышал. Он понимал, что, резко ослабев в таком месте, где каждый друг друга втайне ненавидит, где каждый сам за себя, он стал словно ненужный, хилый щенок и парень прекрасно знал, что именно делали с такими. Ведь эта была прекрасная возможность побыстрее устранить того, кто итак успел тебе изрядно подпортить жизнь, заняв его место. Все этого хотели, но решиться пока никто не мог, отчего Чону, затаив дыхание, напряженно считал дни, ожидая от остальных каких-либо действий. Ему определенно не нравилась эта ситуация, но и помогать Мунджо из нее выбираться он тоже не спешил. Не дурак же он, все сам поймет, главное, чтобы не слишком поздно.       В такие моменты Чону зло тряс головой, силясь с желанием стукнуть самого себя. Зачем он вообще об этом думает? Мунджо испортил ему жизнь, он ненавидел его всеми фибрами души, а пожелания смерти в его сторону превратились во что-то вроде ежедневной мантры. Если его действительно заколют где-то в обшарпанной комнате на погорелом этаже всем станет только лучше, а в особенности парню, но он все равно продолжал появляться именно тогда, когда обстановка накалялась до предела, ведь знал, что вряд ли кто-то решит убить жильца в присутствии новенького, дабы не спугнуть следующую жертву. Ю злился на себя самого же, не понимая своих чувств, но успокаивал себя тем, что просто отдает Мунджо должное: тот тоже часто вытягивал его из различного рода передряг, поэтому он просто отплачивает ему той же монетой, все было честно и ни разу не странно. А потом, когда он выздоровеет, Ю напомнит ему об этом, закрепив за ним должок. Единственное, что его действительно радовало из всей этой ситуации — больше никто не обращал на него внимание. Все резко забыли про него, оставив наедине с самим собой, что для парня было только в радость, ведь он наконец-то мог уделить время самому себе и работе.       С этими мыслями Чону откидывается на спинку стула, блаженно прикрывая глаза и потянувшись, отчего затекшие спина и конечности отзываются приятным хрустом. Он бережно и любовно сохраняет проект, над которым работал всю прошедшую неделю и захлопывает крышку ноутбука, явно довольный собой. Наконец-то, теперь-то он точно утрет нос зазнавшемуся Бёнмину и покажет всем, что он тоже ответственный и старательный сотрудник, а не некомпетентный стажер с миловидной мордашкой! Этот проект был достаточно важным для него, поэтому он с таким усердием подошел к его выполнению, взяв его в первую очередь для того, чтобы все поняли, что он тоже чего-то достоин. Благо, в последнее время никто особо не донимал его ненужными разговорами и просьбами, поэтому все свое время он посвятил работе, иногда забывая даже про прием пищи, настолько ему хотелось, чтобы все было идеально.       А еще завтра были выходные и это означало что он может отдохнуть и отоспаться. Это тоже не могло не радовать, отчего итак приподнятый настрой Чону увеличивался еще больше, заставляя его поджать губы в подобии улыбки, пока он покачивался на стуле. Он думает об этом с осторожностью, будто боясь, что даже своими мыслями он может спугнуть эту резкую, мимолетно появившуюся надежду, но… неужели, у него все начинает налаживаться? В общежитии он всегда тише воды ниже травы и никто его не трогает, на работе он тоже старается ни с кем не вступать в конфликты, а под кроватью покоится банка с накопленными сбережениями на переезд. Там еще очень мало, но, парень правда надеется, что чем больше он будет трудиться, тем скорее он сможет переехать из этого жуткого места и забыть о нем как о страшном сне. Наверное, стоит попросить Джехо позволить ему работать без выходных, чтобы получать больше. Нужно просто немного потерпеть и все будет хорошо.       На радостях он даже хочет позвонить Джиын и пригласить ее погулять. Все-таки, они ведь так давно не виделись! Признаться честно, Чону до смерти соскучился по ней. Он искренне надеялся, что она не обижалась на него за все те недопонимания, что между ними успели произойти за то короткое время, пока он находился в столице, оттого мысленно сразу накидывает себе пару вариантов, какие цветы ей больше понравятся и куда именно им стоит пойти, чтобы провести время вместе. Он считает, что ради любимой девушки даже потратиться не жалко, хоть и придется экономить после этого, все-таки, тратить сбережения для переезда ему не хотелось. Оглядываясь на все то, что с ним успело произойти, Ю действительно не хватало подставленного ему плеча в качестве опоры. И хоть Джиын отказывалась верить в странности его общежития, про которые он ей постоянно твердил, что несомненно его огорчало, оставаясь неприятным осадком где-то в глубине души, но ему хотелось просто обнять ее, уложив голову на плечо, пока она бы ласково гладила его по волосам. Он чуть было не звонит ей, но резко осекается, взглянув на время. Сенсорный дисплей на экране его телефона ярко светился в темноте, отчего парень щурится, показывая полвторого ночи. Ну конечно, она уже наверняка спит. Чону сдерживается, чтобы не ударить себя по лбу. Он настолько заработался, что совершенно позабыл о времени.       Что правда, несмотря на то, что сегодня он встал ни свет, ни заря, весь день проработал, а после в своей привычной манере слонялся по городу, чтобы после прийти и до ночи засесть за завершение проекта, спать он совершенно не хотел. Наверное, так на него действует резкий выброс эндорфинов. Он даже сам удивляется, но думает, что заставлять себя ложиться бессмысленно, все равно завтра не нужно рано вставать, он может лечь хоть под утро, когда начнет светать. Вместо этого все его внимание переключается на сводящий голодными спазмами желудок. Если честно, он уже и не помнил, когда в последний раз нормально ел за день, потому что на кухне общежития он почти не появлялся, а на работе у него было слишком много дел, которых с каждым разом становилось все больше и больше, поэтому часто было не продохнуть. Он думает, что логичнее всего сейчас будет купить себе лапши быстрого приготовления и пива, все равно это было дешево и в какой-то степени даже вкусно, если в лапшу насыпать много приправ. Благо, круглосуточный магазин находился недалеко от его общежития, долго идти не придется, к тому же, ему явно стоило проветрить голову на свежем ночном воздухе и отвлечься.       Проверив кошелек на наличие достаточного количества денег для всех его нужд, он закидывает рюкзак на плечи и поворачивает ключ в двери. Все-таки, как бы сейчас дела нормально ни складывались, здесь он все равно никогда не чувствовал себя в безопасности, поэтому своим привычкам не изменял и всегда держал дверь в свою комнату закрытой. Ну, мало ли. Здесь все были настолько странными, что он бы не удивился, если бы в один момент снова стал объектом всеобщего внимания, кто же их разберет. Тем более, его до сих пор передергивало от отвращения, когда он вспоминал о том, что тот извращенец вполне мог трогать его вещи своими грязными руками.       — «Поотрубать бы их ему» — резкая мысль импульсом проносится у него в голове, отчего он прыскает со смеху. Вот уж точно, для такого ничтожного любителя порно оказаться без рук станет довольно проблематично.       Выйдя в затхлый и старый коридор, он так остается стоять на месте с ключом в руках, словно вкопанный. У него спирает дыхание и, кажется, даже сердце становится биться медленнее, а про поход за едой он забывает и вовсе. Единственным его желанием было слиться с деревянной дверью и снова оказаться в своей комнате, сжимая в обеих руках нож. Он больше не был рад скорым выходным и завершению работы над проектом, Джиын тоже никуда больше звать не хотелось. Он словно резко вернулся в реальность, вспомнив о том, где живет и какие люди его окружают. Наверное, он вышел достаточно тихо, да и здесь было темно, чтобы что-то увидеть, но к счастью его не заметили. Чону видит мужской силуэт совсем рядом, в паре метрах от себя, он даже может слышать его дыхание. Резкое понимание всей ситуации прошибает его электрическим разрядом тока, когда он понимает, что силуэт стоит рядом с дверью, ведущей в комнату к его соседу. Все-таки, начали действовать? Он медленно сглатывает, когда замечает поблескивающий в темноте нож, что крепко держал мужчина, означающий подтверждение его догадкам. Наверное, ему стоит поскорее убраться отсюда, чтобы не нажить себе проблем. Видимо, он слишком долго думает над тем, остаться ему здесь или уносить ноги как можно быстрее, раз его замечают.       — О-о-ой, а что т-ты здесь д-делаешь? — от взгляда Чону не ускользает то, как он рвано дергается, оборачиваясь на нарушителя его плана и воровато пряча нож за спиной. — В-время-то уже позднее, н-надо спа-ать.       За это время, пока он здесь находился, его глаза уже успели привыкнуть к темноте, а услышав этот мерзкий голос, он сразу понял, кто стоял перед ним. Бритая голова, глупая улыбка и писклявый смех — один из близнецов, Бён Дыкчон, нервно переминался с ноги на ногу, запуганно глядя на него. Он явно не ожидал его здесь увидеть, отчего внутренне писатель даже ликует от того, что смог застать его врасплох. Что правда, он обреченно выдыхает, сникая. Он действительно уже был готов принять решение в пользу того, чтобы уйти до того момента, когда близнец почувствует что-то неладное, но было уже поздно и теперь ему просто так не отвертеться. Он мог сказать, что уходит и распрощаться, но что-то его останавливало.       — Могу спросить тебя о том же, — резко чеканит Чону, после указывая на дверь, перед которой они сейчас стояли. — Это не твоя комната.       Он видит, как Дыкчон теряется, силясь придумать новые оправдания в своей тупой голове. Чону думает, что ему во что бы то ни стало нужно отогнать резко поверившего в себя близнеца от соседской комнаты. На самом деле, он не знал, был ли Мунджо там или нет, уж больно тихо было за дверью. Прислушиваясь, парень сводит брови к переносице, все равно из-за темноты было не увидеть его лица. Как бы он там сам не умер и без их участия, писатель четко знал, что тот ничего не принимал и по врачам не ходил. Все это было слишком сложно, отчего он еще больше корит себя за то, что вообще переживает из-за таких пустяков. Он должен был, не мешкая, сразу пройти к выходу из общежития, как и хотел изначально, но вот он здесь, защищает всеми силами того, кто испортил ему всю жизнь. Это настолько не сопоставлялось со всеми его мыслями и желаниями, отчего Чону думается, что это просто Мунджо в который раз дергает его за невидимые ниточки, чтобы обезопасить себя, а связанному парню остается только наблюдать за своими действиями, совершенными против его воли.       — Ой-ой, и вправду, — демонстративно резко спохватывается Бён, как будто оказался здесь посреди ночи совершенно случайно, вынуждая Чону скривиться. — Н-ну ты иди, а я п-после тебя. Т-ты же так много р-работаешь, очень ус-стал наверное, с-спокойной ночки!       Чону давится воздухом. Он, по его мнению, совсем тупой? Писатель чувствует, как медленно, но верно начинает вскипать. Как будто он не догадывается, что если он сейчас согласится и уйдет по своим делам, как и собирался, Дыкчон не повременит и обязательно закончит начатое. Его раздражало, когда люди считали его недалеким и так просто пренебрегали. Что правда, стоять тут всю ночь ему не хотелось, поэтому он решает как можно скорее заканчивать это неудавшееся цирковое представление, тем более, у него ведь все еще были планы, отменять которые не хотелось. Он сразу решает зайти с козырей.       — Кончай нести чушь, — он раздраженно вздыхает, кивая на его руки, которые он все еще держал за спиной. — Думаешь, я реально поверю в твой бред? Что у тебя за спиной? И не пытайся отвертеться, я видел, как ты что-то спрятал, когда заметил меня.       Кажется, до него начинает постепенно доходить, что его все-таки раскрыли. Даже несмотря на темноту коридора, Чону видит, как тот активно соображает, как поступить сейчас. Что ж, Ю никуда не спешит и готов ждать долго, пока тот наконец-то созреет на принятие какого-либо решения. Он напряженно сглатывает, думая, что как бы Дыкчон, загнанный в угол, не попытался и от него избавиться, раз подвернулась такая возможность. Голыми руками останавливать нож будет довольно проблематично, как и объяснять перебинтованные ладони на работе. Писатель уже хочет сделать резкий шаг вперед, спугнув или наоборот побудив к действиям близнеца, но тот, кажется, наконец принимает решение. Медленно убрав руки из-за спины и развернувшись вполоборота, его глаза сощуриваются, а губы расплываются в мерзкой улыбке. Он машет перед Чону поблескивающим металлическим светом ножом, заставляя последние домыслы о том, не показалось ли ему вначале, рассеяться. Парень рефлекторно отшатывается назад под тихое хихиканье, переводя ошалелый взгляд то на нож, то на Дыкчона. Чону не нравится, в какой ситуации он оказался, но пути назад уже не было.       — Ты же понимаешь, что когда он оклемается ты вероятнее всего умрешь? — он сжимает челюсть до появления желваков, угрожая. Он уверен, что Мунджо все знает и также уверен, что стоять и разглагольствовать под дверью является фатальной ошибкой для Дыкчона. Где-то на задворках сознания проскальзывает мысль, что если близнец все-таки поплатится за это, в общежитии станет жить немного легче.       — Он с-сейчас мне не указ, — пищит Бён, размахивая ножом в воздухе, отчего Чону так и не решается подойти ближе. — Он мне з-за все ответ-тит, я отомщу ему за б-брата, — мужчина на секунду задумывается, а после нехотя продолжает, будто делает одолжение. — Ты мне п-поможешь?       — Чего? — у писателя глаза на лоб лезут и он на секунду так и остается стоять, впадший в ступор. Наверное, Дыкчон совсем из ума выжил, раз предлагает ему такое.       — Д-думаешь, я н-ничего не знаю? Вы все сч-читаете меня г-глупым. Но это не так! — он резко звереет, повышая голос и устремляя острый конец ножа в сторону парня, отчего тот отступает, приподнимая руки в безоружном жесте и хмуро глядя на него. Оказаться в эпицентре агрессии мужчины, направленной на него, не очень-то и хотелось. Нужно было быть осторожным, а сейчас тем более. — М-мы все друг друг-га здесь ненавидим и при п-первой же возможности пус-стили бы на ф-фарш. Н-но больше всего я н-нен-навижу его, — он переводит острие ножа с выдохнувшего Чону на дверь, ведущую в соседскую комнату. — И я знаю, что т-ты тоже. Он убил моего б-брата и я об-бязательно ему отомщу! Я хотел разобраться с ним сам, н-но раз уж ты здесь, то м-можешь держать его, пока я буду б-бить! — хихикает он и его смех отлетает от старых стен коридора, приобретая зловещую форму, отчего кожа Ю покрывается мурашками. Естественно, Дыкчон умалчивает, как и почему его брат расплатился тогда жизнью.       Стоя здесь, в темном коридоре, тишина которого прерывалась лишь редким хихиканьем со стороны Бёна, Чону чувствует, как обстановка постепенно начинает накаляться, а атмосфера наседает на его плечи и грудную клетку все больше и больше, отчего даже становится трудно дышать. Услышать что-то такое от близнеца было не чем-то из ряда вон выходящим, парень был готов к чему-то подобному. Это было подло, исподтишка нападать на того, кто сейчас не в состоянии дать тебе отпор, отчего он кривит лицо в гримасе отвращения, но с тем же он не удивляется. К своему ужасу Ю осознает, что даже понимает его и в какой-то степени соглашается. Дыкчон, хоть и скупой на ум, но все же был прав. Он действительно ненавидел Мунджо и желал ему смерти. Это было легко, просто открыть рот и сказать это заветное слово из двух букв, согласившись на что-то чудовищное, но в тоже время такое правильное и само собой разумеющееся. Без Мунджо было бы хорошо, возможно, ему бы даже полегчало и он бы перестал жить в постоянном страхе и паранойе. Но все же, не такой простой смерти он ему хотел. И также он не хотел быть обычным помощником в этом.       — «Охуевшая тварь», — в голове приятно пусто, кажется, Чону принимает решение и его немного отпускает. — «Надо напомнить ему, как он трясся как псина, стоило только Мунджо взглянуть на него»       Ю не собирается уподобляться кому-то настолько убогому, точно не в этой жизни. Он не считал себя хорошим человеком, но нападать со спины не станет. Пусть это будет уделом отбросов из общежития, он же был другим и не хотел становиться на них похожими. Наверное, сейчас он упускает отличный шанс расправиться со своим личным кошмаром, покончив со всем раз и навсегда и, скорее всего, точно будет жалеть об этом в будущем, но это будет потом, а пока он снова идет на поводу у Со, раз за разом добровольно соглашаясь плясать под его дудку. Наверное, это все превращалось в странную зависимость. Дыкчон, кажется, замечает эту стальную уверенность в его взгляде и весь его запал разом пропадает, отчего Чону хочется рассмеяться ему в лицо. Конечно, на словах он был на все горазд, но стоило рядом появиться кому-то более сильному, как он тот час же сникал.       — Проваливай, — парень медленно подходит к близнецу, сверля в него немигающими глазами. Где-то там, на задворках сознания, он даже сам себя пугается. Его голос, движения и манера поведения кажутся такими чужими и отдаленными, словно это не он, а кто-то иной. Ему кажется, что это Мунджо, словно паразит, захватил его сознание, заняв более здоровую оболочку, и теперь говорил от его лица, пока настоящий Чону наблюдал за всем из какого-то толстого вакуума. Он определенно был одержим, хотел остановиться, но не мог. Или, все-таки, это и есть настоящий Чону, что использовал образ Мунджо лишь как оправдание? — Я устал слушать твои жалкие потуги. Тебе самому от себя не противно? Лично меня от тебя тошнит. Ты просто жалкая крыса, нападающая исподтишка.       — Н-н-но я п-первый сюда п-пришел! — затравленно продолжает гнуть свое Дыкчон, хоть писатель и чувствует исходящий из него страх.       — Пошел нахер, — Чону резко становится слишком много для такого тесного коридора. Он нависает над сникшим мужчиной не спуская с него глаз, всем своим видом показывая, что переубедить его явно не получится. Природа не наградила его большим ростом, но сейчас он чувствовал, как будто стал выше Бёна на целую голову. Признаться честно, он получал истинное удовольствие от вида трясущегося близнеца, силящегося придумать хоть что-то и теряющий крупицы той былой храбрости, что была у него минутами ранее. Он просто на всего трус, только и всего. — Или я загоню этот несчастный нож в твою тупую рожу, — холодно шипит Ю. — Он мой.       Чону уже все равно что будет дальше. Ему без разницы, нападет ли Дыкчон, находящийся на грани отчаяния, на него сейчас или нет. Ю был на взводе, он мог чувствовать, как кровь, разгоняясь по венам и артериям, буквально кипела в его жилах. От резко захлестнувшего его с головой адреналина его крупно потряхивало, словно наэлектризованные, кончики пальцев дрожали в нетерпении, а глаза налились кровью. Ему казалось, что если тот все-таки накинется на него с ножом, Чону определенно победит. Вобьет его в стену, отберет нож и будет бить, погружая острие в еще теплое мясо, до того момента, пока чужая кровь полностью не обагрит лицо, попадая в глаза и застилая обзор на все. Ублюдок спасает себе жизнь тем, что, нехотя, но уходит, бурча в сторону парня проклятия. Чону отрезвляет звук захлопнувшейся двери, он резко вздрагивает и промаргивается, напряженно сглатывая, словно очнувшись от тягучего, вязкого сна. Наваждение, что держало его все это время отступает и он снова чувствует себя в своей тарелке. От потрясений, что разом на него навалились, он не особо соображает что делает, потому что дергает ручку двери на себя и залетает в нее. В коридоре явно больше оставаться нельзя, резко все стало слишком враждебным.       Он облегченно выдыхает только тогда, когда закрывает за собой дверь, погружая себя в привычную для этой комнаты тьму. Что правда, полностью ему успокоиться все равно не удается от осознания того, что сейчас, на расстоянии вытянутой руки, рядом лежит Мунджо. Даже маленькое окно не спасало, не давая увидеть все, словно насмехаясь. Одно Чону знал точно, сейчас он здесь хозяин ситуации и никто нападать на него не будет. Он выпрямляется, опуская руки по разные стороны туловища, которые он секундой ранее обнаружил вцепившимися в лямки рюкзака. Точно, он ведь собирался купить себе еды и поесть.       — Ты пришел, — приглушенно доносится у него за спиной, отчего Ю вздрагивает, не решаясь обернуться назад.       Он закусывает внутреннюю сторону щеки и, пересилив себя, оборачивается, сразу же встречаясь взглядом со стеклянными глазами, впившимися в него. Мунджо просто лежал на своей кровати, даже не шевелясь, отчего Чону на секунду задумывается, а не умирает ли он в действительности. Обычно во время болезни люди всегда много спят, но Со не выглядел только что проснувшимся, наверняка он пролежал так целый вечер в аморфном состоянии и, писатель был уверен, слышал все, что происходило за дверью. Для полного образа мертвеца ему не хватало только трупных пятен, покрывающих его лицо. Парень уже всерьез начинал задумываться о том, что ему действительно нужна помощь. Снова он нажил себе кучу ненужных проблем.       — Ты же все слышал, так? — для подтверждения своих догадок спрашивает Чону, указывая на дверь. Он кривит губы, когда в ответ получает легкий кивок от дантиста. — О чем ты вообще думаешь? Я тебя совсем не понимаю. Наверное, болезнь тебе последние мозги отшибла, раз ты не видишь, что тут каждый на тебя зуб точит.       — Наверное, потому что я ждал тебя, — он что, улыбается? Парень щурится, вглядываясь в растянувшееся в улыбке лицо напротив, словно убеждаясь, не почудилось ли ему.       — Ты сумасшедший, — презрительно выплевывает Ю.       Он вздрагивает, когда чувствует, как длинные пальцы Мунджо сплетаются с его. Обычно руки дантиста всегда были холодными даже в удушающую жару, он сам по себе был словно каменным изваянием, не обращающим внимание ни на теплую погоду, ни на холодную. Чону напряженно сводит брови к переносице, так как сейчас они у него были донельзя горячими, отчего Ю сжимает его руку в ответ. В этом жесте не было никакого искреннего и любовного контекста, парень списывает всю на обычную обеспокоенность, ведь такая температура тела у здорового человека была ненормальна.       Опыт по уходу за больными, даже самый базовый, у него был: он часто помогал матери, когда заболевал брат, потому что если он и болел, то это было очень долго и тяжело. А еще он ухаживал за Джиын, когда той нездоровилось. Естественно, тогда они все еще жили в Пусане и в основном она отлеживалась дома под опекой ее родителей, но Чону обязательно заносил ей свежих фруктов и рыбы, которую ему всучивала мама, чтобы она поскорее поправилась. Он находит в этих воспоминаниях столько заботы и нежности, ему действительно было не все равно и он правда хотел помочь, что сейчас стоять так и держать Мунджо за руку ему кажется неправильным, отчего прикосновения к нему кажутся омерзительными. Он успокаивает себя тем, что просто собьет ему температуру и оставит его лежать дальше, все-таки, Со был взрослым человеком и должен был позаботится о себе сам. В конечном итоге, если что он всегда может посетить больницу. Он накрывает широкую ладонь Мунджо своей второй, чтобы убедиться в том, что температура действительно была высокой, но мужчина резко дергает его в свою сторону, вынуждая Чону оказаться к себе ближе.       — Я ведь все слышал. Слышал и то, о чем он просил тебя, — нездоровый блеск в глазах Со пугает, Чону хочет вырвать руки и дергает их на себя, но Мунджо держит крепко, не отпускает. Парень удивляется тому, что даже будучи больным, он не растерял своей хватки. — У тебя сейчас есть идеальная возможность, я слишком устал, чтобы пытаться тебе хоть как-то противостоять, — он хватает его за запястья, вынуждая руки писателя сомкнуться на его шее. — Если хочешь убить — убей меня, — ошалело шепчет Мунджо.       Чону чувствует, как ему становится дурно. Итак маленькая комната резко суживается только до них самих, не оставляя пространства ничему больше. Словно тот самый герой из его книги, он чувствует, как его руки, плотно вцепившись, сжимали бледную кожу мужчины. Кожа мягкая, пышущая жаром, Ю до волнительной дрожи приятна мысль о том, что будет, если он все-таки придушит его прямо здесь. Он хочет услышать его предсмертный хрип, хочет увидеть лопнувшие капилляры в закатившихся от недостатка кислорода глазах, хочет душить его до посинения, пока тот просто не обмякнет у него в руках, больше не подавая признаков в жизни. Мунджо этого заслуживает. Чону сглатывает, поддаваясь искушению и сжимая чужую шею. Дантисту это, кажется, приносит не меньше удовольствия — он еще сильнее обхватывает его руки, надавливая, помогая, поощряя. Смотрит на Чону настолько восхищенно и любовно, словно на что-то возвышенное и недосягаемое, словно он только и счастлив пасть от рук своего лучшего творения. Мунджо задыхается, Чону вдавливает его в подушку, сжимая челюсть до появления желваков. Еще совсем немного и он избавится от своего кошмара, нужно только усилить хватку.       — Я на беззащитных не нападаю. Я не такой, как вы, — он резко расслабляет руки, отчего мужчина делает большой глоток резко подступившего к нему воздуха. Шея красная, наверняка на ней останутся следы от рук писателя к следующему утру. Со хрипло смеется, более его не держа, а у Чону снова ощущение, что он проиграл. — Постарайся скорее оправиться, чтобы дать мне отпор, и тогда я убью тебя, — в извращенном понимании это звучало даже как-то заботливо.       — Как жаль, — уныло отзывается Мунджо. — Не думаю, что у тебя еще когда-нибудь выдастся настолько подходящая возможность. Я бы на твоем месте от такого не отказывался.       — Ты весь горишь, какая у тебя температура? — парень решает прервать эту пустую болтовню, занявшись чем-то действительно полезным. По большему счету он это делал не потому, чтобы действительно помочь ему, а потому что перед глазами все еще стоял образ задыхающегося Мунджо, смотрящего на него словно на Бога, на того, за кем бы он был готов следовать и подчиняться. У Чону отчего-то вспыхивают кончики ушей. Надо забыть об этом как можно скорее.       — Не знаю, у меня нет градусника, — отстраненно жмет плечами Мунджо. Кажется, свое здоровье его совершенно не заботило.       — Нет градусника, — небрежно передразнивает его Чону. — Как ты вообще живешь? — он кладет свою руку на его лоб, тем временем как вторую прислоняя к своему, что-то активно соображая для себя и приходя к каким-то выводам. — Тоже мне, доктор нашелся, не завидую твоим пациентам. Я сейчас вернусь.       Нужно было раздобыть Мунджо лекарств. К счастью, в аптеку для такого случая идти не нужно было. Перед тем, как ехать в Сеул, Чону предусмотрительно положил себе таблеток в случае чего. Все-таки, оставаться он планировал здесь надолго, если не навсегда, значит нужно было подготовиться на случай плохого самочувствия, да и мама, разумеется, не оставшись в стороне, посоветовала что ему с собой взять. Только вот кто же знал, что лично ему они не понадобятся, а он будет расходовать ценные и дорогостоящие препараты на кого-то другого.       Писателю кажется, что, только ему снова стоит показаться в коридоре, Мунджо снова оказывается под всеобщим пристальным вниманием. Не только жильцы, но даже стены не желали оставлять его в покое, вперив в него свои взгляды. Одному Со, кажется, было все равно, он не выказал ровным счетом никакой реакции, когда Ю уходил. На то, чтобы забрать все необходимое ему требуется около минуты, может чуть больше, но Чону думается, что проходит целая вечность. Время словно становится вязким и тягучим, парень, словно в тревожном сне, начинает идти все медленнее и медленнее, пока сам хочет ускориться. Он чувствует, как его захлестывает тревога. Что, если оставлять Мунджо сейчас одного было ошибкой? Что, если кто-то услышал, как он вышел и теперь не упустит шанс воплотит желаемое в действительное? Парень зло мотает головой, ускоряя шаг. Он точно услышит, если что-то пойдет не так. Черт, надо было ему самому его убить. Ю не хотел этого признавать, но, кажется, Мунджо был прав и тогда была лучшая возможность покончить с ним.       Он забегает в свою комнату, проходя к столу и распахивая один из ящиков. Лекарств было немного, где-то внутри валялась пачка с таблетками от головы, рядом с ней от болей в животе, а по центру раскидались пластыри, которые он взял на всякий случай. Он с облегчением выдыхает, когда новая, еще не открытая упаковка с жаропонижающим попадается ему на глаза. Из всех препаратов коробка с ними была самой яркой, так что в темноте спутать ее с чем-то другим было сложно. Писатель сокрушенно думает, что с таким каждодневным стрессом ему не помешало бы закупиться успокоительными, а лучше сразу записаться на прием к психиатру. Рядом с кроватью он также находит бутылку с водой, ему же нужно будет чем-то запивать. К счастью, он купил ее совсем недавно, поэтому она даже была толком не начатой. Забрав здесь все, что ему нужно, он ураганом проносится по ванной, захватив с собою свое полотенце.       — Где у тебя ключи от комнаты? — он возвращается настолько быстро, насколько может, держа все в руках. Мунджо лежит также, как и лежал тогда, когда парень оставил его в последний раз, лениво глядя в потолок и, видимо, собираясь дремать.       — В нижнем ящике стола, — подает он голос спустя пару секунд молчания, отчего Ю кидает на него злобный взгляд. Он значит чуть не извел себя, пока бегал ради него, чтобы тот не сгорел от температуры, а Со тем временем себе спокойно лежал и видел сны. Желание придушить его с каждом разом становилось все сильнее и сильнее.       — Понял.       Он скидывает с себя рюкзак, оставляя бутылку с водой рядом с кроватью наблюдающего за ним Мунджо. Он нехотя двигает ручку ящика на себя, опасаясь того, что он может там увидеть. Наверное, он готовился улицезреть там зубы его прошлых жертв, ногти или клочки их волос, но его взору предстают только какие-то аккуратно сложенные бумажки, выписки и квитанции, а поверх них спокойно покоился нужный ему металлический ключ. Наверное, пора усмирять свое разыгравшееся воображение. Что правда, в глубине ящика он смог разглядеть коробку, к которой, честно говоря, он притрагиваться побаивался, как и не хотел открывать другие ящики. Мало ли, что он мог там увидеть, особенно учитывая специфику интересов его соседа. Решив, что это не его дело, он забирает ключ и отходит от стола подальше.       Ему становится значительно легче, когда он запирает дверь, отрезая их таким образом от внешнего мира общежития, пару раз дернув ручку, чтобы окончательно убедиться, что она закрыта. Его окутывает иллюзорная уверенность в том, что так их теперь точно никто не тронет и хотя бы на эту ночь они в безопасности. Конечно, он понимал, что при большом желании дверь можно было спокойно выломать, но он предпочитал не думать об этом. Главное, что сейчас все хорошо. Тем более, какими бы тут все отморозками ни были, он уверен, настолько в открытую они бы нападать не стали, тем более, когда Чону своим выпадом, считай, объединился с Мунджо. Он натружено вздыхает, кидая полотенце на кровать и открывая упаковку с таблетками. Не таких выходных он себе хотел.       — Выпей, это жаропонижающее, — объясняет он мужчине так, как будто переживал, что тот подумает, будто он пытается его отравить. Мунджо спокойно позволяет положить таблетку в свою раскрытую ладонь, пока писатель возится рядом с ним, словно наседка. Он напрягает мышцы, когда устраивает мужчину на кровати поудобнее так, чтобы тот принял сидячее положение и мог запить лекарство. Со тяжелый, но Чону же не просто так служил в армии. Он даже поправляет подушку, чтобы ему удобнее лежалось, на задворках сознания готовый избить себя за то, что он все это делает. Не хватало еще, чтобы дантист клюнул на такие проявления внимания и не начал симулировать, тогда уже проще просто застрелиться. Закончив со всем, он присаживается рядом, отчего старый матрас жалобно скрипит под весом двух тел, протягивая ему бутылку с водой. Убедившись, что жаропонижающее он выпил, парню становится даже как-то спокойнее. — Скоро должно, кхм, стать легче.       — Как мило, лапуля заботится обо мне? Может, мне стоит начать болеть чаще? — улыбается Мунджо словно кот.       — Еще чего! — резко осекается Чону под лукавый взгляд Со, чувствуя себя нашкодившим школьником, отчего у него теплеют уши. — Я в первый и последний раз таким занимаюсь, впредь будешь сам себе помогать. И вообще, ты теперь мой должник.       — Как скажешь, — отстраненно соглашается мужчина, все еще не сводя с младшего глаз.       Выходить и мочить полотенце под водой в ванной или на кухне, в понимании Чону, было достаточно опасно. Он корит себя за то, что за такой короткий промежуток времени, пока он успел прожить в этом общежитии, смог стать параноиком, но поделать с собой ничего не мог. К счастью, у него все еще оставалась бутылка с водой из его комнаты, которой он успешно пользуется, открывая крышку и выливая на полотенце жидкость с осторожностью, чтобы не пролить на кровать. Махровая ткань быстро впитывает себя влагу, а Со все еще был слишком горячим, отчего у писателя зарождается идея. Под заинтересованный взгляд Мунджо, он аккуратно убирает прилипшие пряди с его лба, проходясь мокрой тканью по лбу. Ю неловко, он раньше никогда таким не занимался, а сейчас это делать было еще более смущающе, так как пара обсидиановых глаз пристально наблюдали за ним, отчего он старается смотреть куда угодно, только не на них. Но температуру сбить надо, поэтому он усердно водит полотенцем по лбу, щекам и шее, всеми силами надеясь, что скоро эта пытка закончится. Он находил этот момент достаточно интимным, не во что-то настолько личное должен был превратиться уход за больным.       — У тебя такие холодные руки, — Мунджо прислоняет его свободную руку к своей щеке. Он трется об нее, не сводя с парня глаз, а после коротко припадает к ней губами, невесомо расцеловывая, отчего у Ю спирает дыхание и он на секунду останавливается, полностью забыв, зачем он сюда вообще пришел.       — Это потому что ты слишком теплый, — бубнит он, благодаря всех богов которых знал за то, что в комнате был выключен свет и Мунджо не мог видеть его красного лица. — Я закончил. Постарайся поспать, а завтра сходи и купи себе лекарства. А лучше сходи к врачу, кажется, ты сильно заболел.       Чону уже хочет уйти, но мужчина не дает ему этого сделать, так и не отпустив его руку. Парень раздраженно переводит на него взгляд, мол, ну что еще?       — Останься, — так просто, как само собой разумеющееся, произносит Мунджо, заставляя брови писателя удивленно взметнуться вверх, а его самого нервно хмыкнуть.       — Я итак уже сделал для тебя слишком многое, не наглей, — супится Ю.       — Ты ведь сказал, что я твой должник? — не унимается дантист и писатель закатывает глаза. — Останешься со мной на ночь и за мной будет сразу два долга. Разве это не заманчиво? Можешь просить о чем хочешь.       Чону хмуро смотрит на него, закусив внутреннюю сторону щеки. С одной стороны перспектива завалить Мунджо долгами была заманчивой, учитывая то, что он обязался их исполнять и парень мог попросить все, что хотел. Но с другой Ю до смерти не хотелось оставаться с ним в одной комнате больше ни на минуту. Чону не нравилось, как он реагирует на мужчину, как он на него влияет. Сейчас ему хочется убить его, а спустя пару минут он будет краснеть от его касаний и поцелуев, словно когда он ходил на первые свидания с Джиын. Он теряется, а Мунджо видит эту нерешительность в его взгляде, отчего принимается водить большим пальцем по его тыльной стороне ладони, словно подсказывая. Какой хитрый лис, Ю еле сдерживается, чтобы не фыркнуть.       — Когда ты успел стать таким жалким? Это болезнь на тебя так повлияла? — не упускает свой шанс поехидничать Чону.       — Чего не сделаешь, чтобы заставить тебя остаться со мной. В обычные дни ты на меня даже не взглянешь, это довольно обидно. — Мунджо делает жалостливое выражение лица. — А сейчас так ухаживаешь и бегаешь вокруг меня, мне бы хотелось еще.       Чону не сдерживается от искреннего смеха, стараясь как можно скорее успокоиться и прийти в себя. Со словно маленький ребенок или домашнее животное, за которым нужно ухаживать. Ю забавит эта ситуация и он решает дать себе поблажку, пойдя на поводу у мужчины и скоротать ночь в его компании, все равно дверь закрыта и, он считал, им обоим нужно отдохнуть. От пережитого стресса он чувствует разом накатившую на него усталость, ему бы не помешало сейчас просто взять и уснуть. Под загоревшийся взгляд дантиста парень скидывает с себя обувь и полностью перемещается на кровать, сразу оказываясь в крепкой хватке цепких рук напротив.       Мунджо обвивает руками его талию, утыкаясь ему в шею, а Чону ничего не остается, кроме как обнять его в ответ. Наверное, такая позиция даже будет лучше для него. Если что, он всегда сможет проверить его температуру посреди ночи. Парню хочется ударить себя по лбу за такие глупые отговорки, но лежать так с Со действительно… приятно? Мужчина размеренно дышит ему в шею, сгребши в охапку, а Ю утыкается ему в макушку, вплетя пальцы в его волосы. Они мягкие, а сам Мунджо теплый, но уже настолько, насколько теплыми могут быть здоровые люди. Писатель с облегчением понимает, что, все-таки, ему удалось сбить температуру, отчего он не удерживается от собственной похвалы. Он чувствует, как постепенно расслабляется. Наверное, все-таки стоит поспать.       — Кстати, — резко подает голос старший, когда Ю был готов уже вот-вот провалиться в сон. — Я ведь просто попросил тебя остаться со мной. Я не говорил, чтобы ты ложился рядом, — он улыбается и крепко держит его на месте, когда парень взбрыкивает, порываясь встать и выйти из комнаты. Чону хочется его ударить, и надо было ему об этом сейчас сказать? — Спокойной ночи, лапуля.       — Да-да, спи уже! — жмурится Чону, чувствуя, как Мунджо целует его в шею.       Не проходит и пяти минут, как Чону засыпает. В объятиях своего кошмара, он впервые за долгое время спит крепко и без сновидений.