Through others eyes

Рейна       Это всё началось неслучайно. Рейна вообще не склонна верить в случайности, только в предзнаменования, невидимо танцующие вокруг каждого из них. Люди скажут, что они сами творцы своей судьбы, но Рейна всегда смотрела на мир под другим углом. То ли это мечтательность, граничащая с наивностью, почерпнутые из любовных произведений, то ли это была непоколебимая уверенность, что всё предопределено свыше.       Не случайно она не имела возможности заявить право на дракона покойной матери. Или не под силу ей это было всегда, или Эймонд действительно был быстрее и попросту сыграл на опережение. Богам виднее… Они забрали Вхагар, они же подарили и Утро.       Та ночь до сих пор ей снится. Она была соучастницей нападения, она не имела право забывать. Вчетвером накинуться на одного… только спустя годы Рейна поняла, как опрометчиво они действовали. Единственное оправдание — они были детьми. Лично она ещё даже не успела выплакать все слёзы после церемонии похорон, как случилось новое происшествие… Та ночь всё ещё не даёт ей забыть, как много на себя взял Люк. Он тогда подобрал кинжал Джейса и отнял глаз у Эймонда, он же и расплачивался последующие годы, когда Эймонд ни в какую не прощал его, лишь злился, злился и злился. Со временем правда меньше, что было заметно для всех окружающих. Только Люцерис и набрался смелости принести извинения за оскорбления о краже дракона. Джейсу мешала его врождённая гордость, Бейле — излишняя самоуверенность, Рейне — природная застенчивость. Она же и не дала Рейне храбрости завести хотя бы подобие диалога с принцем Эймондом, когда они стали старше, и всем семейством вновь жили в Королевской Гавани. Что бы кто ни говорил, Люк всегда был сильнее их.       А сильные личности достаются другим сильным личностям.       Вот и сейчас Люк неведанным образом нашёл в себе силы и признался, что не может ходить вокруг да около, не выйдет ничего существенного из их помолвки. Рейна лишь слабо усмехнулась, как будто она не догадывалась.       Когда появились первые слухи, что планируются двойные помолвки между Джейсом и Бейлой, ей и Люком, мгновенно зажглись глаза у всех, кроме Люка. Все последующие годы лишь подтвердили, что ничего, кроме политики и дружбы, Люк в их помолвке не видит. Это и окончательно приземлило все надежды Рейны, это и не дало ей бесповоротно влюбиться в кузена. Если быть честной по отношению к себе, это и отчасти расстроило. Не смотрел Люк на неё зачарованным взглядом, какой, бывало, ловила она у Джейса в отношении Бейлы. Однажды, когда все они гостили у дедушки с бабушкой на Дрифтмарке, Рейне даже удалось застать тихий разговор влюблённых, и внутри неё что-то перевернулось. Её разговоры с Люком ни разу не походили на тот, свидетельницей которого она невольно стала. Ни Бейла, ни Джейс так и не узнали, что она их слышала. Без надобности это было.       Рейна выслушивала все аргументы Люцериса терпеливо, заостряя внимание на его локонах, вечно они у него жили отдельной жизнью, и никакие укладки не помогали привести в порядок это безобразие. Ей бы подтянуться к его лицу, убрать непослушные тёмные пряди со лба, да только не в тех они отношениях для подобной близости, они и за руки уже давно не держались. Взгляд Люцериса направлен только на Эймонда, вот и пусть старший принц разбирается с его непослушными кудрями.       Люцерис до невозможности честен. И откуда в нём эта черта? Он не играет с ней, не льстит, не притворяется. Он просто говорит всё, как есть. Добавляет, что желает ей встретить достойного кандидата. Рейна позволяет себе задуматься о будущей паре после сказанных слов. Может пройдёт всего лишь год, прежде чем она найдёт мужчину мечты?       Следующие минуты проходят в тишине. Кажется, Люцерис сказал всё, что планировал. Вокруг ни души, предусмотрительно, что Люк завёл этот разговор вдали от Красного Замка. Лишние уши им ни к чему. Рейна знает, как благородной особе, ей не пристало заламывать пальцы, но она действительно нервничает, она заранее не продумала свою речь. Если Люцерис пожелал её всего лучшего, то и она должна найти для него хорошие слова. Пожелать ему и… Эймонду… но перед этим она обязана была спросить.       — Ты счастлив с ним?       Люк, кажется, задумался о чём-то. Прямо в это мгновение он казался таким далёким, и впервые Рейна допустила мысль, что этот разговор многое изменит в их жизнях.       — Да, поверь мне.       Люк не поменялся в лице, но выглядел довольным. Когда Люк хмурился, на его лице отчётливо появлялись черты его матери, принцессы Рейниры. Но в эти самые секунды Люк выглядел как никогда довольным. Такое не изобразишь, если не чувствуешь.       В следующее мгновение слова приходят сами собой, словно они всегда лежали на поверхности, пока Рейна в панике перебирала варианты, как будет правильно ответить. Правильно может быть до жути неискренне, Люцерис не заслужил услышать сухой ответ, хотя, наверное, и рассчитывал на такой, раз поднимал неудобную тему их взаимоотношений. Рейне удалось повидать приличное количество лордов за недолгую жизнь, но Люцерис всё ещё был самым галантным юношей, самым терпеливым и внимательным молодым человеком. Просто предназначен был другому.       Искренность — самый верный курс для любых взаимоотношений. Искренне пожелать Люку всего хорошего в паре с Эймондом самое правильное, что она может сделать. Эйгон       Эйгон, конечно же, понимал, что он не самый лучший сын в мире. Не пример для подражания, каким его вечно хотела видеть мать. Не отличился на поле боя, предпочитая оставаться примерным зрителем. Если и вступать в битву, то вынужденно, когда нагрянет война, и выбор будет отрезан. Но жить боями он не желал. Не его эта песня. К тому же, Эйгон ни разу не был ярым следователем веры. Да он лучше языка лишился бы, чем позволил какому-то помирающему септону решать, как ему жить. Выполнял дворцовые обязанности исправно, но без рвения, какого ожидала от него мать. Ей было мало, причём Эйгон не успел заметить, когда это началось. На каком временном отрезке она стала больше на него давить? И никогда ей не было достаточно, такое слово отсутствовало в её лексиконе. Неудивительно, что под конец недели он любил выпить… вряд ли о нём сложат благородные песни.       Единственной отрадой его жизни была Хелейна. Сестра, супруга, мать их детей. Та, кто никогда не осуждала, неуклонно верила, находила самые подходящие слова, а ещё, кажется, видела его настоящим. Находила в нём отголоски потерянного мальчишки, про которого Эйгон сам уже забывал. Ради неё только и старался он быть лучше.       В их семье Хелейна всегда была чуткой и проницательной. Эйгон же многое не замечал, ещё большее намеренно игнорировал, если это не касалось его напрямую. Но будь он последним идиотом, чтобы не обратить внимание на изменения в Эймонде. Кажется, его брат болен, и, насколько Эйгон знал, лекарства от этой болезни ещё не придумали. Проклятый Люцерис. Он что единственный, кто за ужином обратил внимание, как Эймонд буквально взглядом раздевал мальчишку?! Его племянник же в ответ невозмутимо улыбался. Эти двое обменивались долгим взглядом, полным смысла, что никто из остальных не знает кода, чтобы расшифровать их. То же мне. Здесь ясен весь аспект переглядываний, как и известно то, что солнце встаёт на востоке и садится на западе. Странно, что их набожная мать ещё не пришла в ужас. Она уже должна была взывать к семерым, но именно сегодня она преспокойно обсуждала с Рейнирой воспитание Эйгона и Визериса. Постойте Эйгона? Ах, да, Эйгон-младший… Их семье необходимо ввести ограничения на имя «Эйгон». Не перемрут Таргариены, если перестанут именовать детей в честь завоевателя.       Хорошо, он продолжит ужинать с семьёй как ни в чём не бывало. Он продолжит вертеть бокал так виртуозно, чтобы содержимое оставалось в нём, а не оказывалось на его одежде. Но утром он разберётся с этим. Непременно.       — Хел, ты тоже это видишь? — прошептал он, наклонившись к жене.       — Вижу что, Эйгон? Ах, ты про нашего брата?       Эйгон уже допустил мысль, что у него помутнение рассудка, но Хелейна и тут пришла на помощь. Он бережно сжал её ладонь, как и во время вечернего танца. В голову пришла мимолётная мысль, что в его браке с самого начала были только положительные стороны. И почему-то ясное убеждение, что он всегда нуждался в ней гораздо сильнее, чем она в нём.       — Хорошо, что не только у меня взор ясный.       Хелейна ответила в типичной для себя манере: полной загадочности и лёгким мерцанием во взгляде.       — Картина скоро завершится, остались последние штрихи.       Эйгон не мог не улыбнуться сказанному. Хелейна была настоящей принцессой и изъяснялась как принцессе и полагается, пусть иногда и непонятно для окружающих. Но Эйгон всегда называл вещи своими именами. Или Эймонд умрёт от недотраха, или Люцерису ходить в девственниках ещё десять лет. Он будет самым худшим братом в Вестеросе, если не поможет. Может намекнуть, что пора бы Люцериса в бордель сводить? А то всё в мальчишках ходит. После такой реплики виделись два кристально чистых исхода. Либо Эймонд примет предложение во всеоружии и скажет, что проследит за половым воспитанием племянника сам, не желая утруждать женатого братца, либо вспыхнет яростью и изобьёт его до полусмерти. Не до смерти, не позволит Хелейне стать вдовой. Что ж, ради этого, он готов получить приличную порцию ссадин. Выбирать всё равно Эймонду. И если он не может сделать первый шаг, лучше и вовсе забыть о втором. Хелейна       Ей до безумия хотелось бы выдать ту реакцию, которая наполнена естественным удивлением от гуляющих по замку слухов, что Эймонда и Люцериса все чаще видят вместе. Даже слишком часто для принцев. Хотелось бы окинуть комнату не верящим взглядом, не до конца осознавая, что её младший брат Эймонд и Люк действительно заинтересовались друг в друге. Медленно встать, отложить шитье на неопределенное время, наводить круги по комнате, а потом на закате дня улыбнуться — её брат счастлив.       Но наедине с собой Хелейне приходилось быть честной. Она ведь видела всё. Фрагменты этой жизни появлялись в её снах, самые значительные будто вырезали на теле, не давая ни на секунду забыть, что их ждёт. Видела и потерю глаза той роковой ночью, и приобретите дракона, предшествующее драке. Видела, что предназначено ей стать супругой Эйгона, даже сны с будущими детьми видела. Последние неоднократно заставляли её улыбаться.       Всё ещё странно было вспоминать утро, когда матушка на нервах ворвалась в её комнату и сообщила новость о предстоящей помолвке между ней и братом. Поза матери была подчеркнуто прямой и горделивой, но ноющая печаль в её глазах достаточно ясно проглядывалась. Она думала, что предаёт дочь. Хелейна попыталась утешить матушку, не упоминая, что всегда знала о будущей помолвке и никогда не боялась замужества с Эйгоном.       Хелейну прозвали доброй принцессой, способной найти хорошие слова для каждого, кто в них нуждается. Впервые её слова не подарили желанного успокоения. Матушка отказывалась верить ей, яростно предупреждая, как брак может ожесточить любую девушку. Не важно, принцесса она или дочка мелкого лорда. Хелейна слушала от начала и до конца, понимая, что не будет повторять судьбу своей матери, и иметь такой ужасный брак. На её линии судьбы уже был прорезан огнём и кровью иной сценарий.       Матери потребовалось встретить третьи именины Джейхериса и Джейхеры, чтобы подойти к ней и признать, что Эйгон оказался предан своей жене. Это лучшее, что она могла извлечь из брака, добавила она поспешно. Это самое лучшее, что любая женщина могла получить в качестве подарка от мужчины. Его верность.       Хелейна заметила, как быстро она произнесла имя «Эйгон», словно скорее пыталась избавиться от него, как от порочащего явления. Просто Эйгон, даже не сын. Только боги знают, как ей хотелось достучаться до измученной женщины, сказать: «О, матушка, он всегда был верным, это было в нём с детства! Вы просто не обращали на это внимание. Вы лишь отягощали его долгом первенца, вы постоянно напоминали ему о том, кем он должен быть, никогда не желая видеть, кто он уже есть». Она пожалела сотню раз, что промолчала, вместо этого лишь вновь сгладила всевозможные углы:       — Эйгон не только верен мне, но и верен нашим детям. Вы бы видели с какой заботой он выбирал драконьи яйца близнецам.       Матушке пришлось переступить через себя, чтобы произнести те слова. Даже думать не хотелось, как она отреагирует на слухи об отношениях между Эймондом и Люцерисом.       Отношения принцев принцесса видела чаще, чем хотелось бы. Тот поворот судьбы был уготован им, хоть и должно было пройти много лет, прежде чем Эймонд и Люцерис сами поймут положение дел. Момент, когда всё случится. Неужели он настал?       Хелейна сильно переживала за Эймонда после ночи на Дрифтмарке. Она не знала, сколько потребуется времени, чтобы он излечился и физически, и душевно. Она не представляла, куда всё это заведёт — сны долгие месяцы не давали ответа.       Кажется, взрослые были во всеоружии, понимая, что худшее нагрянет рано или поздно. Но никто не предвидел, что одного небольшого разговора хватит, чтобы предотвратить пожизненную вражду. Одного единственного разговора и последующего за ним чувства влюблённости.       Её брат не только получил пожизненную травму, но и нашел в себе силы идти дальше, стал самым сильным рыцарем в Семи Королевствах. Ближайшие десятилетия он будет фигурой, на которую будут равняться все мальчишки, мечтающие преуспеть в военном искусстве. Он восхищал своей силой и своим стальным характером. Некоторые твердили, что он излишне гневается. Но Хелейна знала, что её младший брат не только злился, но и умел прощать. Не только ненавидел, но и умел любить.       И всё это в нём раскрылось благодаря Люцерису.       Они оба дополняли друг друга. Оба пошли навстречу друг к другу, чтобы залечить нанесённые раны. Каждый привносил в отношения то, чего не доставало другому, — завершали композицию изящной картины. Теперь у них не только одна жизнь на двоих, а ещё и душа.       Хелейне и видеть не надо было, чтобы понимать, что последуют недовольные, будут слухи… они уже есть. Наверняка и Эймонда, и Люцериса станут убеждать в обратном, что они совершают самую большую ошибку. Не отмоются. Запятнают раз и навсегда. И среди всех порочащих слов она видела их вместе, несломленными под градом внешних обстоятельств.       Хелейна не понимала одно, зачем боги послали ей дар видеть жизнь? Ничего страшного на их век не выпадет. Так что же ей предотвращать? Если вообще в силах… От каких событий хотя бы предостерегать людей? Хелейне очень хотелось вкусить жизнь, в которой ты ничего не знаешь, где каждое событие представляет собой неповторимое зрелище именно в факте неожиданности. Только это была не её история.       Стук в дверь раздался внезапно. Обычно Хелейна определяла по шагам, кто собирается посетить её покои, но, видимо, сейчас сильно погрузилась в раздумья.       — Сестра.       Это был Эймонд. Нетипичное для него время появления. Разве он не должен присутствовать на дневной тренировке?       — Да, входите.       — Эйгон рассказал, что вы ждёте ребёнка, — прямо с порога начал Эймонд. Кажется, ему не терпелось поздравить её. Он светился от радости.       Хелейна сообщила Эйгону о второй беременности неделю назад, но никто из них не спешил выносить новость на публику. Оба выжидали. Эйгон сыграл безупречно, когда перекрыл слухи об Эймонде и Люцерисе новостью о ближайшем пополнении в королевской семье. Теперь все члены королевской семьи только об этом и говорили, а если об этом говорит семья короля, то подхватят и остальные. В конце концов, рождение ребёнка Таргариена означает игру богов. Какой стороной падёт монета?       — Он откроет глаза, и я дам ему имя Мейлор. Джейкерис       Джейкерис с детства знал, что на него возложена большая ответственность. Он являлся старшим братом для Люка и Джоффри, впоследствии для Эйгона и Визериса младших. И никогда забота о них не была в тягость, свою роль он исполнял прекрасно, попеременно оттачивая навыки в бою и утопая в бесконечных исторических свитках. На его плечи было возложено много задач, но его братья нуждались в ответственном старшем брате, поэтому он ни на минуту не позволял себе расслабиться.       И, откровенно говоря, ему это нравилось. Нравилось быть примером для младших братьев, нравилось, как они следовали за ним, как когда-то он делал сам, бегая изо дня в день за дядей Эйгоном.       Джейкерис никогда не забудет, как помогал Джоффри в укреплении связи с драконом, как рассказывал Эйгону младшему и Визерису младшему истории их предков. Как иногда, хоть и отказывал себе признаваться, но потакал их просьбам. Люк неустанно говорил, что именно и потакает, потому что не умел быть строгим.       Люк всегда был ближе к нему по возрасту и, наверное, это стало ключевым фактором, что Джейкерису было трудно представить, что брат может найти себе новый ориентир. А ведь нашёл…       Всё началось с возвращения в Красный Замок. Их матушка и королева решили зарыть топор напряжения и начать работать на общие интересы семьи ради короля. Они были детьми короны, соответственно им приходилось следовать и так же работать на общее дело. Люк принял наставление со всей серьёзностью, не прошло и недели после приезда, как Люк вовсю пытался завести разговор с Эймондом. Никто не ожидал за ним такого рвения.       Незаметно для Джейкериса времяпровождение с Люком превратилось в обсуждение, как вывести дядю Эймонда на диалог, как добиться его внимания. Что предпринять, чтобы дядя Эймонд наконец-то услышал его? Все государственные советы могли позавидовать их дискуссиям. Здесь и сейчас решалась проблема мирового масштаба.       Джейкерис искренне старался помочь Люку, понимая, что на какую-то часть уже теряет его внимание. Младший брат был слишком зациклен на Эймонде. В конце концов, для налаживания семейных связей подходили Эйгон и Хелейна. Мир не вращался вокруг Эймонда.       Проходили месяцы, и наблюдать за бесконечными попытками Люка становилось невыносимо. Видеть, как младший брат изо дня в день прикладывает усилия в пустоту… Сколько ещё изощрённых способов надо придумать и воплотить в жизнь, чтобы Эймонд наконец-то принял извинения Люка?       Однажды Джейкерис не выдержал и ненавязчиво намекнул, что Эймонд может никогда и не простить. А жить дальше надо было.       Люк смотрел будто сквозь него, таким отрешённым он никогда не видел брата.       — Мне не нужно, чтобы он прощал меня. Такое не прощают. Я просто хочу, чтобы дальше мы шли вместе. Мы же семья.       Люк был решителен идти до конца и Джейкерису ничего не оставалось, кроме как поддержать.       — Так что за новый способ?       — Впервые нет идей, наверное, самые лучшие планы — самые простые.       Спустя несколько недель Джейкерис направлялся в одну из беседок цветущего сада, где он договорился встретиться с Бейлой, но неожиданно шум с тренировочной площадки привлёк его внимание. Джейкерис уже представил себе картину, как некоторые из мужчин решили под вечер устроить небольшое шоу для собравшихся зрителей. Аплодисменты юных леди любили все.       Вот только в центре площадки оказались Люк с дядей Эймондом. Кажется, последний всерьёз обучал его младшего брата. Люк выглядел очень сосредоточенным. Тот самый Люк, которого ему с трудом удавалось затащить на тренировки на Драконьем Камне, теперь внимал каждому сказанному слову. Поразительно.       Джейкерис смотрел на них достаточно долго, чтобы те почувствовали на себе третий взгляд, но этого не случилось. Они кружили на площадке, основательно отрабатывая приёмы, не обращая внимание на тех, кто так же решил размяться вечером. Кажется, между ними что-то изменилось. Кажется, они вновь общались… Если быть честным, Джейкерис никогда не верил, что Эймонд сможет простить Люка. Видимо и осколки стекла могут растаять, если понять, как плавить. Поистине невероятное зрелище. Дейрон       Каждый приезд в Королевскую Гавань ощущался странно. Дейрона на неделю вырывали из привычного потока будней в Староместе и ненадолго напоминали, что он всё-таки младший сын короля Визериса, пятый ребенок среди всех детей короля, в очереди на трон… даже думать не хотелось, какой он по счёту. Всё это походило на забавный спектакль, Дейрон сидел в окружении семьи и не чувствовал себя причастным к ней… лишь присматривался и отмечал, какие изменения произошли за время его отсутствия. Дейрон вежливо отвечал на расспросы о своих успехах вдали дворца, каждый раз задаваясь вопросом, какой бы сложилась жизнь, если бы он вырос в столице.       Ужин в самом разгаре. Стол ломится от яств, приготовленных лучшими поварами Вестероса. Музыканты на фоне исполняют нейтральные мелодии, но скоро начнутся танцы. По правде говоря, Дейрон даже не успел отдохнуть перед сбором семьи, так как приехал сразу к застолью. Лишь остаётся не падать лицом и держаться как ни в чём не бывало. Его племянники, сидящие напротив него, заметно подросли. Дейрон смотрит на Джейкериса, его молочного брата, как прозвал их отец, и понимает, что никем они друг другу не стали. Молочные братья, которые никогда не укрепили связь.       Проходят ещё долгие полчаса, прежде чем объявляют перерыв, и желающие могут станцевать. Его старший брат Эйгон собирается что-то сказать, как вдруг боковым зрением замечает, что Джейкерис намеревается пригласить Хелейну на танец и тотчас опережает.       — Ревнивец, — бросает то ли едкий, то ли шутливый комментарий Эймонд. Так с первого разу и не понять, какой оттенок Эймонд придаёт своим словам.       Дейрон смотрит на брата и сестру, отмечая, что они идеально гармонируют с мелодией. Хелейна сияет, элегантно кружась по залу, её золотистое платье красиво дополняет головной убор, заколки в виде бабочек, инкрустированные аметистами. Образ воздушный, чуть ли не возвышенный и, кажется, Эйгон как никогда дополняет её, в какой-то степени приземляет, не давая забыть, что она всё ещё сделана из плоти и крови.       Тем временем Джейкерис, кажется, не расстроился и галантно шёл рука об руку с Бейлой. Сколько лет они уже помолвлены? Вскоре ли предвидится свадьба?       За столом подле него всё ещё сидит Эймонд. Дейрон оглядывается и понимает, что брат может пригласить принцессу Рейну на танец. Больше девушек их возраста в семьи нет.       — А ты?       — Что?       — Не пригласишь юную принцессу на танец?       Эймонд смотрит на него как-то странно. Недостаточно пристально, чтобы усомниться в своих словах, но слишком задумчиво, словно оценивает положение дел. Всего лишь вопрос, а Эймонд успел отгородиться беспристрастным выражением лица. Наверное, причину Дейрон никогда и не узнает, потому что брат переключается на иную тему.       — Будешь участвовать в турнирах?       Турниры так турниры, не ему настаивать и тем более спорить.       — Естественно, — с улыбкой отвечает Дейрон. В конце концов, и ему пора искать славу в народе.       — Не терпится увидеть твои навыки.       — Как и я наслышан о твоих.       Когда застолье подходит к концу, Дейрон направляется к матушке, желая переговорить наедине, как вдруг Эйгон резко преграждает путь и вскользь бросает фразу:       — Между делом, не иди под ночь в Богорощу. Либо блеванёт тебя, либо ты у нас ценитель искусства.       Дейрон ещё несколько минут пребывает в замешательстве после реплики Эйгона. Что он подразумевал? И что его может ожидать в Богороще? Не то, чтобы он порывался наведаться туда, но это одно из самых спокойных мест в шумном замке по его воспоминаниям. Если и отдыхать от суеты, Богороща самое подходящее место.       Ещё полчаса после завершения ужина Дейрон проводит, гуляя по замку. Коридоры представляют собой сплошные лабиринты для того, кто ни разу не переступал порог замка. Радует, что он хотя бы не теряется. Дейрон ведь здесь родился и жил какое-то время. Ступал по местам, по которым когда-то расхаживали его предки. Невольно образ отца, восседавшего во главе семьи за ужином, вновь предстаёт перед ним: мягкая улыбка и болезненная печаль в глазах, ни разу не покидавшая его. Он поприветствовал Дейрона только после того, как матушка тактично напомнила о его присутствии.       Впереди раздались негромкие звуки, мгновенно привлекшие внимание Дейрона. Кто там возле арки ночные свидания устраивает? Он хотел было уже дать знать о своём появлении, но интуиция в последний момент подсказала проявить осторожность. Ни в коем случае не спешить. Медленный вдох.       Это оказался разговор между мужчинами, лунный отблеск дал ясно понять, кто они — Эймонд и Люцерис. Надо же, а Дейрон за ужином и не обратил внимание, что Люцерис уже почти сравнялся ростом с Эймондом. Они о чём-то разговаривают, и с такого расстояния не услышать, но он всё ещё отчётливо видит и отмечает, уж слишком они близко друг к другу стоят. Подозрительно близко. Они повздорили? Последнее, что он хочет, это застать ссору между членами семьи.       Дейрон не хочет быть замеченным и для него ничего не стоит свернуть в другую сторону в ту же минуту, как вдруг Эймонд и Люцерис переплетают пальцы, держатся за руки таким образом, будто выражают признательность друг другу… Дейрон понимал, что поглядывает за чем-то чужим, непредназначенным ему, и от этого становилось не по себе. Но ничего не мог поделать с собой, продолжая смотреть, параллельно выстраивая варианты их отношений.       Где-то между его размышлениями у этих двоих закончилась дружеская близость с натяжкой и начались прочие человеческие проявления. Для них словно не существовал окружающий мир, Люцерис что-то шептал Эймонду на ухо, а тот охотно вслушивался и, наверное, позволял уводить себя в мир грёз.       Нельзя потакать своим желаниям и слабостям — это подрывает чистоту духа. Как часто Дейрон слышал эти наставления в Староместе. И как странно было именно сейчас вспоминать об этом.       Эймонд и Люцерис, обласканные лунным светом. Совершенно позабывшие о внешнем мире, потерявшиеся друг в друге. Дейрон стоит в тени, не производя ни звука, зная, что расстояние не позволит и вовек услышать их шептания у одной из арок боковой части замка. Но язык их тел скажет всё напрямую.       Кто-то свершил первый шаг, а может они действовали синхронно, что слились в поцелуе так естественно. Так непринуждённо. И так поспешно, словно изголодавшиеся путники. Забавно, что такая безобидная вещь, как поцелуй, в отношениях Эймонда и Люцериса превратилась практически в орудие для битвы. Слишком много движений, зажимов и хваток за одежду. Сплошные путешествия рук, сначала лежащие на плечах, а затем резко цепляющиеся в щёки. И всё бы ничего, пока выдох плавно не переходит в звонкий стон. Для Дейрона это служит ясным знаком, что пора ретироваться.       Пожалуй, в Богорощу он сегодня не пойдёт. В конце концов, Хелейна предлагала проведать её детей вечером. Надеюсь, он не припозднился с этим. Рейнира       Мечтала ли она о материнстве? Грезила ночами, параллельно придумывая имена для будущих детей? Естественно, нет. Рейнира и замуж не особо спешила, мысль о беременности и вовсе была за гранью. Но Рейнира понимала уклад жизни. И видя подругу детства, которая с достоинством принимает ожидаемые от неё обязательства, Рейнира знала, что и она будет стараться. По крайней мере попытается.       Жизнь посмеялась над ней, когда в материнстве она нашла своё призвание. Нескончаемые часы боли, сопровождаемые настойчивыми словами, что она хорошо держится. Куда уж хорошо, если хотелось умереть, забыться навсегда?! Той ночью всё изменил пронзительный крик младенца. Её первенец.       И каждый последующий ребёнок лишь укреплял чувство, что она всегда была создана для семьи, просто долгое время не принимала этого. Противилась. Боялась…       Дети приоткрыли для неё новый мир, в котором царят иные законы, неподвластные времени устои, где всё так просто и понятно одновременно, пока они взрослые усложняют каждый шаг. Дети были неповторимы в своей искренности.       — Что ты делаешь, Люк? — спросила она однажды, когда застала сына за усердной работой поздним вечером. Ему пора было идти в постель, но сын ни в какую не желал бросить своё занятие.       — Дракона.       — Надо же, и зачем?       — У дяди Эймонда ещё нет дракона, я сделаю для него из бумаги.       Рейнира одарила сына самой мягкой улыбкой. Это была хорошая идея. Лейнор тоже с восторгом поддержал начинания Люка и предложил вдобавок вырезать дракона из дерева в качестве подарка. Рейнира не стал мешать Лейнору проводить время с сыном и продолжила читать книгу на ночь.       — Мама, можно я с Эймондом пойду играть?       — Конечно.       — Мама, я к Эймонду в библиотеку.       — Хорошо, не засиживайтесь, скоро ужин.       — Мама, мы с Эймондом будем гулять по замку.       — Если что стража за вами присмотрит.       Видеть, как молодое поколение королевской семьи создаёт между собой доверительные отношения, было отрадно. Слушать каждодневные рассказы Люка, как он провёл время с Эймондом, с одной стороны, было радостно, что у сына появился надёжный друг в лице дяди, и в тоже время печально, потому что где-то между вторым браком отца и собственным замужеством она непростительно забыла, что всегда мечтала заботиться о младших братьях и сёстрах. На деле проложила невидимую перегородку между ними. Рейнира с трудом могла вспомнить, когда в последний раз разговаривала с ними просто как сестра, не как взрослое лицо среди череды многих.       Естественно, ей очень было боязно за взаимоотношения Люка и Эймонда после того, как сын ненароком вырезал глаз Эймонду. Эти двое дружили столько лет, что уже и не вспомнить. Видеть, как всё это рушится, наблюдать, как они отдаляются — трагичное зрелище.       Наверное, от того и больше расспрашивала Люка о времяпрепровождении с Эймондом, когда услышала, что их снова замечают вместе в замке. Словно не до конца верила, что они смогли преодолеть прошлые раны — прижгли их навеки или притупили временно до очередного раздора? Рейнира постоянно нуждалась в удостоверении, действительно ли они общаются. Деймон старался её понять, но она знала, что у него иной взгляд на ситуацию.       — Как ваши тренировки? — интересовалась она каждое утро.       — Отлично, дядя Эймонд пообещал, что мы сегодня освоим новые приемы.       От её внимания не укрывалось, как закатывал глаза Джейс. Её первенец до сих пор болезненно принимал тот факт, что не являлся кумиром для Люка. Для Люка существовал лишь Эймонд.       — Дядя Эймонд, дядя Эймонд… Люк, серьёзно тошнит уже.       — Я просто говорю, что…       Рейнира не желала знать, во что перерастёт этот небольшой спор, и поспешно прерывала разговор. Переводить внимание сыновей с одной темы на другую она умела.       Когда не знаешь, в каких взаимоотношениях всадники драконов, смотри на последних, ибо драконы не лгут. Красивое изречение однажды нашла Рейнира в старых свитках их дома. И не могла принцесса не заметить, что не только Люк и Эймонд стали чаще летать вместе, но и их драконы проводить время подле друг друга. Арракс, кажется, больше не нуждался в компании Сиракса, Вермакса, Тираксеса.       Вхагар ни подпускала никого к себе, кроме Солнечного Огня и Пламенной Мечты. Оно и понятно, их всадниками были родные брат и сестра Эймонда. Вот только внезапно нашлось место и Арраксу. Было ли это неожиданностью или закономерным продолжением?       Дошло до того, что Люк позволил своему дракону ночевать с Вхагар вдали от Драконьего Логова. Рейнира впервые всерьёз обеспокоилась, и выразила свои волнения сыну.       — Ничего страшного, мам. Арраксу не будет одиноко с Вхагар, она его всегда согреет.       Раньше Сиракс всегда грела Арракса под своим крылом, с грустью подумала Рейнира.       У принцессы было множество обязанностей в замке, у королевы — ещё больше. Они ни о чём не договаривались, но повелось, что каждые три дня выделяли время для дневных чаепитий. Их встречи не любят поспешности, это время на беседу, исключающую любую политику. Это просто разговоры двух замужних женщин, двух матерей.       — Кажется, твой сын всецело забрал внимание моего Эймонда. Даже обидно, — говорит ей подруга детства. Голос её полон печали. В конце концов, она никогда не скрывала, что Эймонд любимец среди её детей. И, наверное, трудно было принять, что дети выросли и не нуждались в родителях теперь так сильно.       Рейнира тоже замечала, как Люк и Эймонд были близки эмоционально, они прекрасно понимали друг друга. Кажется, в компании друг друга им было спокойнее.       Она не забегала вперёд с мыслями о том, куда эта близость приведёт. Придерживалась лишь точки зрения, что необходимо иметь снисхождение к самой природе юности. Перерастут. Забудут. Поменяются интересы. Остынут. Если нет…значит, остаётся принять им и жить дальше.       — Иногда мне кажется, что Люк никогда не был полностью и моим. Он всегда следовал за моим младшим братом. За Эймондом.