Кошечка

      — Семпай, — Скалл заурчал, тыкаясь лбом Реборну в руку, — Семпай, а ты меня любишь?              Реборн согласно кивнул, аккуратно поглаживая Скалла за острым кошачьим ухом, и тот заурчал еще сильнее, потерся о протянутую ладонь, глядя на него умоляющим взглядом. Но сейчас знакомые фиолетовые глаза отличались тем, что вместо привычных зрачков на него смотрели узкие фиолетовые щели.              — Люблю, — согласился Реборн, начиная вместо ушей почесывать Скалла под подбородком. Тот вытянулся, сощурил глаза, словно и правда был котом, и горло его затрепетало, когда внутри его, глубоко-глубоко начал рождаться звук мурчания, — и потому понимаю, что в тебе сейчас играют кошачьи гормоны.              Скалл обиженно фыркнул, облизнув губы длинным острым язычком, сердито уставился на него — зрачки его пульсировали, то расширяясь настолько, что практически скрывали радужку, то сжимаясь до узких, толщиной с волосинку, полосочек, и Реборн чувствовал себя добычей, за которой охотился хищный зверь.              — Да ладно тебе, семпай, — заскулил он, начиная ерзать на его бедрах, и Реборн выдохнул сквозь зубы, ощущая, как мягкая, упругая задница елозит прямо по его паху, и тонкие обтягивающие леггинсы нисколько не мешали Скаллу чувствовать, как он начинает напрягаться, — ты правда думаешь, что Скалл будет сожалеть? Вот ни разу не сожалел, а сейчас буду? Если хочешь, я даже расписку напишу, что делаю это в здравом уме и твердой памяти.              Реборн закатил глаза — он погладил Скалла по щеке, затем не удержался и провел большим пальцем по нижней губе. Он просто не мог устоять перед этими пышными, мягкими губами, блестевшими сейчас в свете утреннего солнца. Скалл приоткрыл рот, демонстрируя острые зубки, замер, смотря на него умоляющим, возбужденным взглядом.              — Ну чего тебе неймется, а, ты, наглая кошачья морда? — спросил он сдавшимся тоном. Скалл моргнул, выдохнул рвано, приоткрыл рот, и вдруг те самые теплые губы обхватили большой палец Реборна.              У Скалла сейчас было очень удивленное лицо — глаза его, широко распахнутые, удивленно смотрели на мир, кошачьи уши прижались к голове, а хвост за спиной нервно подрагивал, и пушистый кончик его щекотал Реборну икру, тревожа тонкую чувствительную кожу. Но самым привлекательным были нежные, горячие губы, ласкающие кожу, и язык, что щекотал кончик пальца, — и Реборн не выдержал, выдохнул сквозь зубы.              — Черт с тобой, — произнес он, притягивая лицо Скалла к себе и произнося прямо в губы, — ты, похотливая скотина, ты знаешь это?              Скалл ничуть не обиделся, — он призывно выгнулся, начиная тереться грудью о его грудь, тихо застонал, словно собирался кончить только лишь от прикосновений. Реборн ухмыльнулся, наклонился, целуя Скалла в шею, одновременно почесывая его холку. Было нечто возбуждающее в виде Скалла, что разрывался между стонами и урчанием, как будто сейчас человеческая и кошачья сущность его боролись внутри, пытаясь выплеснуться наружу. Он заерзал сильнее, и Реборн почувствовал, какой Скалл на самом деле твердый. Он подхватил Скалла под бедра, сжал пальцы на мягких упругих ягодицах, укладывая его на диван.              — Ну, кто у нас хороший котик? — несколько насмешливо пробормотал он, целуя Скалла в нос. Тот обиженно чихнул, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Реборн не дал, целуя Скалла в губы, и тому только и оставалось, что отчаянно стонать.              Реборну нравилось, что сейчас у Скалла острые зубки, — но целоваться было не очень удобно, и потому оторвались они друг от друга весьма быстро. Но Скаллу и этого было достаточно — сейчас он лежал под ним, расширенным взглядом смотря в потолок и отчаянно пытаясь отдышаться. Реборн опустился ниже, задирая Скаллу майку и начиная целовать его голый животик. Скалл дрожал и уже даже не стонал, скулил, содрогаясь под его поцелуями, а ведь Реборн даже не использовал пламя — судя по всему, гормоны весьма сильно ударили по Облачной голове.              — Семпай, мр-жалуйста, — простонал он жалобно, — возьми меня уже, Скалл уже не может, мр-жалуйста, — в голосе его отчетливо слышалось кошачье мяуканье, а поджатый между ног хвост нервно дергался. Реборн фыркнул, разводя ему колени, стянул леггинсы, под которыми не оказалось ничего, и опустился вниз, языком пройдясь по розовенькому анусу.              Скалла от такого простого прикосновения выгнуло дугой, он захныкал, слепо хватаясь руками за воздух, и, как показалось Реборну, даже начиная всхлипывать.              — Рен, да не тяни ты, мряу, — простонал он жалобно, и мяуканье его показалось особенно отчаянным, — ты же Солнце, так сделай что-нибудь!              Реборн презрительно фыркнул, выражая неодобрение такой спешкой, но начал послушно расстегивать ставшие слишком тесные штаны. Потому что… А как он мог отказать такому жаждущему, возбужденному Скаллу, откинувшими даже не крохи порядка, а ту смущенную, показную невинность, что, казалось, преследовала все их постельные игры? Нет, Реборн ничуть не возражал против наигранной наивности его — но было что-то глубоко желанное в открыто просящем, похотливом Облаке, что, как мартовская кошка, призывно виляло задницей, умоляя его войти туда поскорее.              Штаны вместе с трусами полетели на деревянный пол, Реборн аккуратно развел Скалловы ноги — и вошел, сразу, без подготовки. Скалл вскрикнул от боли — и тут же застонал, когда Солнечное пламя разошлось по всему ему телу, залечивая раны и возбуждая нервные окончания.              — Семпай, ублюдок…! — выкрикнул он, но Реборн не чувствовал себя виноватым, потому как обвиняющий крик был оборван стоном наслаждения. Скалл заскулил, подаваясь бедрами вверх, словно пытаясь насадить себя на его член, схватился за плечи. Реборн двинулся, медленно вынимая, только для того, чтоб снова войти до упора, вставляя Скаллу по самые яйца.              Облако хныкало, скулило, пока он размашисто двигал бедрами, методично входя в него снова и снова, и было что-то откровенно кошачье, животное и похотливое в этих умоляющих звуках, что сводило Реборна с ума. Скалл даже не говорил — он только жалобно стонал, подаваясь вверх в такт движениям Реборна, голый живот его блестел от пота, а по покрасневшему, вставшему колом члену медленно стекал пред эякулят.              — Рен, быстрее… — проскулил он, — я сейчас все, я… Ах! — он выгнулся дугой, кончая, касаясь грудью грудь Реборна. Член содрогнулся, выстреливая спермой, пачкая фиолетовую футболку, а острые когти на руках вдруг разорвали Реборновскую рубашку и вошли ему в кожу, оставляя на спине Реборна ярко-красные царапины.              Наверное, это должна было отрезвить его — но смесь ощущений сжавшейся теплая и пульсирующая плоти вокруг члена Реборна, что сам был на грани оргазма, и боли, когда когти пропороли ему спину, внезапно оказалась слишком яркой, слишком… Просто слишком много было всего, и Реборн кончил прямо внутрь Облачной задницы, не успев даже высунуть член.              Он почувствовал, как его колени подкосились, навалился сверху Скалла, что сейчас тяжело, загнанно дышал, высунув язык, а кончики ушей его беспорядочно дергались, словно пытаясь выплеснуть чувства наружу, и поморщился, ощущая, как белая ткань рубашки начинает медленно напитываться кровью              — И вот поэтому, — тоскливо произнес Реборн, понимая, что рубашку это можно теперь будет только сжечь, — я и отказывался.              Скалл грустно моргнул, приходя в себя, виновато покосился на разодранную в клочья ткань, и, боднув Реборна головой, начал виновато урчать.