Лилонго

— Именно так они танцуют в Веракрусе. Это называется «Лилонго». На деревянном помосте, приподнятом над землёй на целых 4 дюйма, кружились девушки в красивых платьях. Их мужчины стояли за помостом, наблюдая, как мелькают пышные юбки. — Привет, девушки, можно присоединиться? — Дональд запрыгнул на помост, но не удержался и кувыркнулся обратно, чуть не придавив своей тушкой успевшего отскочить зелёного попугая Хосе. — Осторожно, Дональд! — помогая утке подняться, Хосе спешно оттряхивал его, пока по спине Дональда хорошенько не стукнул Панчито. Не сильно, а так, шутливо, чтобы отрезвить его. Очень уж плохо на Дональда влияли девушки. — Ну как ты, парень? — спросил он. — Хочешь потанцевать? Давай! Оглядываясь на друзей, подталкивающих его в спину, Дональд упёрся лапами в землю, не желая двигаться с места. — Ну иди потанцуй, Дональд, не бойся! — настаивал Кариока с одной стороны. — Может лучше медленный танец? — Иди же, Дональд, не стесняйся! — подгонял Пистолес с другой. Всё-таки им удалось выпихнуть Дака на танцпол. Засмущавшись, краснея до самого кончика клюва, он нервно оттягивал ворот куртки. А девушки всё кружились и кружились мимо. — Привет, красотки, я не помешаю? Ломанные движения Дональда привлекли одну из девушек и из чистого любопытства она, уперев руки в бока, покачивалась рядом с ним, двигая плечами в такт песне. — Хей, Дональд, ты так никого не сразишь своим танцем! Лучше тебе постоять в сторонке. — Да неужели, — зло прошипел Дональд. Слова Панчито задевали его и на зло ему он был готов выпрыгнуть из перьев. Хорошо, может и не «на зло», но явно, чтобы утереть клюв. Отплясывал он лихо и дико, выбрасывая ноги вперёд, и под новый танец американской утки подстроились все, даже музыканты и те с «Лилонго» перешли на что-то более заводное и привычное для слуха. — Гляди, как отплясывает, а! — Хосе, опираясь на свой зонт, украдкой подёргивал струны контрабаса, невинно косясь на музыкантов. — Хахах, он понял! — закивал головой Панчито. — Понял что? — Ритм, Хосе, ритм! Ты ведь чувствуешь его? И он чувствовал, потому как лапы сами собой отстукивали в такт музыке. Над площадью раздалось бряцанье маленькой гитары и несколько мужских голосов затянули «ай Лилонго, Лилонго, Лилонго», и во всё своё петушиное горло Панчито подпел. Даже не столько подпел, сколько проорал наперерез солистам, но красиво, заливисто. — Ах, душа поёт! — Я слышу, — улыбнулся Хосе, стряхивая пепел с папироски. — Думаю, что мы устроили ему хороший праздник. — Даже больше, чем хороший, Хосе! И у меня есть кое-что ещё, что ему понравится! А пока как насчёт того, чтобы присоединиться? Ты ведь неплохо танцуешь, а! — Твоё «Лилонго» немного не мой танец. Весёлый, но не мой, — отмахнулся Кариока, задумчиво и с нескрываемым намёком протянув: — Вот если бы ты предложил мне танго, то я бы ещё подумал. — Что ж, буду должен тебе танго. А пока ты всё ещё должен мне эту партию, — потянув Хосе за руку, Панчито повёл его в сторону от людей, правда, для этого пришлось протанцевать мимо помоста. Для вида. — Просто повторяй за моими ногами. Это не так сложно. И красный петух ловко кружился, поднимая в воздух пыль, и шпоры на его ногах весело звякали, ударяясь друг о друга при каждой возможности. Хосе же пытался поспеть за ним и у него довольно неплохо получалось для первого раза. Но, как он и сказал, танец был не в его вкусе. Куда приятнее было прижиматься к партнёру или обхаживать его, имитируя ухаживания, чем скакать друг перед другом, как гарцующие рысаки. — Ахха, Дональд совсем разошёлся! — подметил Панчито, слыша шепелявое кряканье из толпы и пытаясь найти распутного друга глазами. — Кажется, пора увозить его отсюда. — Ага, и в ближайший час я больше не намерен танцевать. — О, ну я всё ещё должен тебе танец, — Панчито прижался клювом к клюву Хосе, сливаясь с ним в быстром поцелуе, — так что у тебя будет время отдохнуть! Хотел бы я посмотреть твою часть праздника. Наверное, ты неплохо развлёк его в Байи! — Если ты хочешь, то в следующий раз там я развлеку уже тебя. — Я настаиваю, Хосе! Веселившегося Дональда искать пришлось недолго, достаточно было найти толпу окруживших его юбок. А вот все его мысли находились прямо под ними.

***

Пятница 13-го сменилась на очень и очень раннее утро субботы 14-го. День рождения Дональда отсалютовало тройным залпом на его заднем дворе и растворилось средь городских огней. На ночь друзья из Латинской Америки остались у него. Отдельных комнат для гостей в доме не было, поэтому кроватями послужили два раскладных кресла. Не очень удобно, но и не на полу, так что грех жаловаться. Единственно, надо ночью постараться не убиться через спящих друзей, а то очень уж тесно получилось в гостиной теперь. Хозяин дома сладко спал. После такого празднества с путешествием в самые сокровенные для латиноамериканцев уголки мира, сон пришёл к нему быстро. Спали все. В квартале, где жил Дональд, ещё в паре домов горел свет, но и он скоро погас. Остались только уличные фонари. Не спали только в гостиной именинника. Хосе ёрзал на стуле у окна, а Панчито седлал его, как заправский тореадор седлает быка, только быки обычно намеревались сломать и растоптать, сравнять с землёй, а бразильский попугай гладил его перья, пересчитывал пальцами рёбра, не намереваясь их скрошить, и умело целовался. С быком так не поцелуешься. Хотя он и не пробовал никогда. — Будь тише, дорогой. Не думаю, что Дональду понравится, чем мы тут занимаемся, — Хосе, на самом деле, мнение Дональда в этом деле мало интересовало. Да, неприлично, да, неловко, но природа есть природа. Что поделать, если два его друга оказались чуть больше, чем просто друзьями, и сейчас хотели почистить друг другу пёрышки? Он должен понять их, к тому же, будто во всей Америке они единственные, кто решил заняться непристойностями в доме своего друга! — Он не обидится, на друзей не обижаются! Вот если бы в моём доме кто-то… — Пако, — от нежных поглаживаний по нижней части клюва Пистолес разомлел, уткнувшись лбом в плечо Хосе. — Что? — Ты помнишь, о чём мы говорили в прошлый раз? — В прошлый раз? Что ты имеешь в виду? — Кариока иронично выгнул бровь, переложив папиросу на другую сторону. — Ах, этот «прошлый раз»! Да-да, мы говорили… говорили про подарок ко дню рождения Дональда! — Ага, а в позапрошлый раз? — Позапрошлый? Хм, — сидя на коленях Хосе, Панчито подогнул лапы, задумавшись. Пока он думал, попугай нежно перебирал клювом перышки у него на груди, иногда что-то выкусывая. — О, вспомнил! Мы говорили с тобой о том, что надо сделать Дональду подарок на день рождения. — А в позапозапрошлый раз? — Хосе, перестань. Я не буду отвечать. Я устал столько думать. К чему ты клонишь? — Каждый раз, когда мы вместе, то обсуждаем Дональда. Я люблю этого утёнка, но мы так редко видимся. Может пора начать говорить о нас? Руки попугая легли поверх петушиных бёдер, и Панчито положил свои сверху, чтобы держаться. Лапами он упёрся в перекладину на стуле. — Хорошо, хочешь, я расскажу тебе секрет? — клюв Панчито оказался рядом с щекой внезапно, и пёрышки встали дыбом. Горячее дыхание чуть топорщило их, но больше всего в этом всём Хосе нравился голос кабальеро из Мексики. И его задорный тон, и пикантная картавость, и акцент. Всё. — Дональд не любит хлеб. Хосе отстранился и с недовольством посмотрел на петуха перед собой. Панчито, всё ещё нависающий над ним, улыбнулся. — И куда же делся тот неугомонный весёлый бразилец Хосе Кариока? — Он хочет спать и не хочет быть застуканным врасплох, так что если ты хочешь продолжения, то давай на время забудем о Дональде и наконец закончим! Последнее прозвучало на тон выше и Хосе прикрыл клюв рукой, прислушиваясь, не проснулся ли хозяин. Но было тихо и лишь Панчито над ним с озорством покачивал хвостом. Убедившись, что его крепко держат, Пистолес опустился всем корпусом ниже. Медленно, осторожно. Но раздавшийся за спиной кряк от неожиданности заставил одну из его лап соскользнуть, за ней вторую, и он с еле сдерживаемым вскриком осел на Хосе. — ИИИК, — попугай резко зажал ему клюв. Дональд не видел их. Сонный, он плёлся на кухню. Жестом показав быть тише, на счёт три Кариока разжал клюв Пистолеса, и тот с тихим ойканьем попытался устроиться поудобнее. — Дьявол, это было больно. И глубоко. — Кажется, он нас не слышал. Лунатик. Что ж, сейчас нам это на крыло. Очень больно? Оглаживая взъерошенные красные плечи, Хосе прижался к чужой груди, потираясь о неё. — Быки больнее бодаются, — отмахнулся он и уткнулся в зелёную шею, — хотя и не туда они бодают. Сидеть я не смогу долго. Несмотря на такое болезненное падение, они решили довести дело до конца. Пусть в запале страсти, зажимая руками клювы, было очень тяжело по-петушиному пронзительно не заорать, как и не защебетать по-попугайски, но они неплохо справлялись. Странно только, что Дональд задерживался на кухне. Да они уже и думать о нём забыли, а вот он о них нет, когда, пробираясь обратно, старался не споткнуться. В свете уличных фонарей, ещё и у самого окна, на фоне соседского дома отлично вырисовывались два дрыгающихся силуэта. — Ребят, я всё понимаю, — на кряканье Дональда, не дотянув совсем чуточку, они повернулись, тяжело дыша, — романтика, девушки, но, святое дерьмо, почему в моём доме?! Ладно, знаете, ничего не говорите. Я не хочу знать, чем вы тут занимаетесь и как вы до этого дошли, просто… эх, просто приберитесь тут, когда закончите. С хлоркой! Панчито ещё сильнее уткнулся в шею Хосе, расправив хвост. Ему казалось, что это хоть как-то поможет скрыться. Впрочем, скрывать было особо нечего, как и краснеть уже некуда. Кариока, отведя глаза, взглядом искал на полу обронённую папиросу. Поднимаясь по лестнице, Дональд, не поворачиваясь, добавил: — И в следующий раз снимите себе комнату или хотя бы предупреждайте! Два любовника переглянулись и неловко улыбнулись, почёсывая затылки. Хосе, найдя свою сигару, завалившуюся на батарею, снова закурил, а Панчито задвигал бёдрами, наслаждаясь теплом чужого тела. Утром будет неловко смотреть Дональду в глаза, объясняться, постоянно неловко смеясь, жестикулируя и потирая ладони. Но в итоге они забудут об этом маленьком недоразумении. Ведь они же три кабальеро, три неразлучных друга с одного пера, и они всегда останутся такими, куда бы не завела их судьба!