***
- Освальд, ты же так простудишься, - Джек засмеялся, глядя на своего друга, сидящего у кромки замерзающей воды озера. - Не простужусь, - спокойно ответил он. На них сыпал мелкий снег, ветер кружил снежинки, ерошил волосы и холодом обдавал щеки, напоминая о том, что совсем скоро мрачная осень растворится в белой зиме. - Ты упрям, - Безариус вздохнул, покачав головой. – Впрочем, я пришел не для того, чтобы читать тебе нотации. - Зачем ты искал меня? – взгляд фиолетовых глаз устремился на Джека. - Прошлый раз… ты обещал разучить со мной ту мелодию для фортепиано. Ты сказал это, чтобы я отцепился или… - Если я скажу, что только поэтому, ты разве успокоишься? – неуверенная улыбка коснулась тонких губ Баскервиля. - Конечно же, не-е-ет, - просиял Джек, хватаясь за руку друга и поднимая того с земли. – Пойдем, ну же… Мне не терпится начать. Его смех всё ещё звучал в ушах Глена. Шумно втянув воздух, глава Баскервилей растерянно моргнул, снова возвращаясь в реальность. Огромный зал, слоняющиеся по нему люди… Барма, лениво обмахивающийся веером, Зай Безариус, подпирающий колону, Шарлотта, скрывающаяся в тени поодаль. Он был бесконечно далек от всего этого. Это не его мир, не его время и место. Осколок прошлого, неожиданно оказавшийся в будущем. Глен ещё никогда не чувствовал себя так одиноко. Он был чужим в этом мире, времени и даже в теле мальчика, которое служило ему сосудом. Тот был слишком слаб, и Глен не мог отдать ему контроль. К тому же… Это всё лишь его дело. Ошибки, исправлять которые Глен должен сам. Как бы тяжело ему ни было, он должен нести ответственность за то, что совершил. Поверил Джеку и был обманут? Пожинай плоды. Это его вина и только его. За наивность и чувства всегда приходится платить. Счастье имеет свою цену. Даже ложное. За свои ошибки нельзя расплатиться чужой кровью. Если ему придется… Он убьет Джека, Лейси, Гилберта, Алису… Любого, кто встанет у него на пути. Его душа растоптана и смята, его сознание напоминало ему самому треснувшее зеркало, в котором дробятся и преломляются воспоминания, искажаясь, перетекая из одного в другое. Крики, смех, лица, голоса… Бесконечный карнавал теней. Внутри него Бездна. Наконец Глен ощущал её всем своим существом. Непроглядная тьма и пустота. Его больше нет. Освальда больше нет. Есть только Глен Баскервиль и его долг. Ворвавшиеся в зал люди Пандоры были совершенно неуместны, некстати. Они казались пришельцами из сна, нереальными. Их слова с трудом доходили до замутненного недавними воспоминаниями сознания. Они так же были обмануты Джеком, как и он сам… Как вода… Джек показал им лишь их собственное отражение. Лишь то, что они хотели видеть. Дал им ложный след, ложную надежду. - Так Джек просачивается в сердце, подобно прозрачной воде. Заставляет поверить ему. Довериться и… действовать по его воле, - он говорил тихо, обращаясь скорее к себе, чем к присутствующим, но слова разносились эхом, отражаясь от мраморных стен холла. Глена захлестнула боль и слепая, бессильная злость. Он должен был пощадить людей Пандоры… Они всего лишь люди. Наверное, следовало изгнать их. А может, хотя бы изрубить мечом самому или… В его голове раздавался гул, удары живого сердца, звучащие в ушах… Глен так отвык от этого ощущения. - Замолчи, Баскервиль! Ты лжешь! - Я… лгу? – Беззвучный шепот обжег его губы, Глен не чувствовал в руках силы поднять меч в тот миг. Его взгляд остановился на лице врага, заставив того вздрогнуть. Бармаглот… Крик Цепи рассек воздух. Свист, пыль и мраморная крошка, поднятые в воздух взмахами огромных крыльев. Крыша над холлом не выдержала силы Бармаглота и ярости, кипящей в душе призвавшего его хозяина. Он ещё успел заметить, как своевременно шмыгнул за ближайшую колонну Барма, оценив ударную мощь Цепи, прежде чем зал заполнился новым всплеском осколков белого мрамора. Когда пыль осела, на усыпанном обломками полу остались лишь тела. Нет… один всё ещё жив. - Господин Дже… Глен остановил его прежде, чем его слуха коснулся конец фразы. - Не произносите при мне… его имени… Меч вошел глубоко в плоть, навеки заставив умолкнуть пешку Пандоры. Глен не чувствовал сожаления. Только обжигающую боль, пульсирующую в висках, струящуюся по венам этого нового, непривычного, живого тела. Вот только боль была его. Краем глаза он видел, как попятилась назад Шарлотта, зажимая рот ладонью. Одного его случайного взгляда хватило, чтобы заставить её сжаться ещё больше. Похоже, это было вовсе не то, чего она ожидала от своего господина. Шарлотта, прошедшая сквозь Сабрийскую трагедию, видевшая так много… настолько впечатлилась его поступком? Неужели он так изменился? Или… Лотти ожидала увидеть кого-то другого? Освальда… Того, кем он был когда-то давно. В прошлой жизни? Тогда она ошиблась. Тот человек уже давно умер, растворился во тьме Бездны. Его искаженное сознание сохранило только память и отчаяние. Как жаль, что их Бездна не смогла растворить в своём чреве. Больно…. Так больно… Гул в голове… Всё это не важно. Нужно сделать то, что он давно решил. Глену было неприятно находиться в этом новом теле. Оно было таким чужим и слабым. И навевало совершенно излишние чувства. Бесплотным духом было не так тяжело… Бьющееся в груди сердце, горячая кровь, гудение в голове, дрожь на кончиках пальцев, дыхание… Он так отвык от этого за сотню лет. Быть живым означало чувствовать боль, от которой Глен хотел держаться подальше. Баскервиль знал, что долго не продержится в этом теле. Всё. Достаточно мыслей. Он должен сохранить трезвость рассудка. Он должен… - Избавьтесь от Оза и Гилберта, - бросил Глен Баскервилям, багровыми тенями замершим у колонны. – Проведи их к вратам Луки, Зай Безариус. План должен быть приведен в исполнение. - Герцог Барма и… Винсент, - Глен повернулся к залу спиной, направляясь к зависшему в воздухе Бармаглоту, - вы двое пойдете со мной. Пришло время понести ответственность за свои поступки. За свою доверчивость и глупость. Небо уже светлело, и холодный рассвет был близок – и в то же время бесконечно далек. Лишь белесая полоса над горизонтом говорила о том, что ночь подходит к концу. Скоро всё изменится. Этого будущего не должно быть. Глен сотрет его собственными руками. Вложив меч в ножны, Баскервиль подошел к своей Цепи, ощущая, как огромные кожистые крылья холодным ветром обдают его кожу. Уже почти конец, Джек. Осталось совсем немного – и всё станет сном. Прошлое сгорит, пеплом осыпаясь под ноги. И ничего не останется. Ни внутри, ни снаружи, в этом мире. Ни воспоминаний, ни слов, ни тоски, ни любви, ни сожалений… Только пустота. Пустота лучше, чем боль. Он исправит всё, что натворил своей беспечностью и наивностью. Прикрыв глаза, Глен положил руку на рукоять меча и вздохнул. Совсем скоро…***
- Так вот как это играть, - Джек засмеялся, повторяя движения Освальда, с точностью копируя мелодию, которую тот только что играл. Тонкие пальцы легко порхали над клавишами, он играл медленно, сбиваясь с ритма, но всё же… начинало получаться. - Да, ты почти понял, - Баскервиль устало улыбнулся кончиками губ, сложив руки на груди и наблюдая, как Джек снова и снова касается клавиш, пытаясь запомнить порядок. - Ну, я не впервые играю на фортепиано. Не совсем ведь я бездарен, - Джек озадаченно покосился на своего друга, после чего расцвел в улыбке: – И всё же… Спасибо, Освальд. В его изумрудных глазах отражалось пламя заката, догоравшего на горизонте. Алые блики наполняли комнату причудливыми узорами. Дни становились короче, а закаты – бледнее. Приближалась зима.