Тео. Империя Тысячи Солнц

Мы, жители поверхности, всегда живем в тени Тео. Город, который невозможно объять взглядом, погрузил нас в вечную тень – иронично, не правда ли? Солнце, что не дает света. Солнце, что не греет – лишь изредка, в дни Великого Солнцестояния, тени расступаются и город лучится ярким светом, разгоняя тени над нами – и в наших душах. Четыре недели в году длится вечный день – по две недели каждые полгода – после чего мы вновь погружаемся в вечный полумрак. На эти три десятка дней назначают самые яркие события в наших жизнях, придавая им особое значение. Говорят, что рожденные в этот день дети благословлены Тысячей Солнц, что пары, которые сочетаются браком, озарены их сиянием, урожай в эти дни особенно обилен, а торговые сделки приносят больший барыш; любому деянию в этот срок будет сопутствовать удача. В эти же дни затихают храмы Тысячи Солнц – в них нет нужды, когда вместе с этим сиянием верные слуги Императора приносят его Слово, спускаясь на поверхность – а через императора с людьми говорят сами Боги. Мы не знаем остального мира – вход через границы строго заказан практически всем путешественникам, а те редкие иностранные послы доставляются сразу в Тео, под строгим конвоем Солнечных Стражей. За пределы Империи же мало кто рискует выбраться – наказание за это деяние столь же тяжелое, как и за убийство. Смертная казнь ждет тех, кто попытается сбежать за ее границы – гелиохтейры, верные гончие церкви Тысячи Солнц, неизменно ловят всех беглецов. Прилюдно они заливают им в глотки расплавленное золото – олицетворение карающего Солнца, очищающего тело и помыслы преступника перед тем, как он вступит на путь за Ту Сторону. Жестокое зрелище – но оно препятствует зарождению ереси в сердцах людей. Жизнь тяжела, что олицетворяет вечна тень, в которой мы живем – и мы должны ей сопротивляться, не позволять ей проникнуть в наши сердца. И тогда, в день Великого Солнцестояния, мы будем за это вознаграждены. Подземные ходы где-то под Даркмуном       …Похвальная храбрость и невероятная уверенность, которую имеют лишь только бесконечные глупцы. Впрочем, таким обычно несказанно везет, да и всегда можно понадеяться на исключение из правил.       "Неизвестный" - а как выяснилось совсем чуть позже, когда в пение вплелось еще несколько голосов, "неизвестные" - остались позади, постепенно затихая, но монотонный гул их пения все никак не рассеивался, сколь быстро Зверь не пыталась увести Лилике прочь. Давили и нагнетали, переплетаясь с тяжелым молчанием, повисшем между девушками, эти звуки закрадывались в самую душу, в которой уже крепко поселился черный морок этого места, крепко запутавший Зверя.       Заблудились? Да. Нет. Наверное.       Идут куда-то.       Бредут в темноте, нагоняемые голосом.       Им все еще продолжали попадаться навстречу люди - и все реже морок странных и уродливых вещей пропадал, стоило отвести взгляд. Приходилось напрячься, заставить себя разглядеть истинный облик вещей, не идти на поводу у кошмарных видений.       И у голоса, взывающего к их именам.       Была у Крейтона одна привычка, раздражавшая его самого до ужаса, но избавиться от нее было невозможно - столь крепко она въелась в мужчину. В любой ситуации, когда единственной надеждой была зыбкая, подобно протекающему сквозь пальцы песку, удача, он перебирал в пальцах потертую монету, практически пробитую насквозь. Со слов бродяги, монета, забытая в нагрудном кармане, помогла ему пережить арбалетный болт.       С тех пор это стало его своеобразным талисманом.       Сейчас мужчина наверняка жалел, что когда-то отдал его Зверю - в редком порыве чувств, не иначе, зная, что она наверняка выбросит бесполезную безделушку при первой же возможности, не привыкнув полагаться ни на что, кроме себя.       Зверь остановилась. Теперь уже не имело никакой разницы - остановился ли ты в сомнениях или прёшь на пролом, усердно их отгоняя. Один хрен. Девушка глубоко вздохнула, сжав пальцами переносицу и закрыв глаза. А после витиевато, со вкусом выругалась. Что для Зверя было очень большой редкостью. Да, её речь никогда не блистала красотой и часто насыщалась откровенным хамством, но по факту нецензурщиной Суэна не пользовалась. За крайне редким исключением. Как сейчас.       Суэна, пребывая в раздумьях о последующих действиях, сунула руки в широкие карманы бесформенного плаща. Внезапно она поняла, что что-то перебирает в пальцах и едва не засмеялась в голос. Вместо этого лицо Зверя исказилось злобной насмешливой ухмылкой. Взрослый мужчина, а вёл себя как ребёнок. Носился с этой монетой как курица с яйцом. Талисман чёртов. А ведь девушка совсем забыла, что в недрах большого кармана затерялась маленькая неощутимая монетка. Иначе давно бы выбросила. Собственно, а почему не сейчас? Суэна сжала монету в кулаке и размахнулась, чтобы от всей души запустить её в тёмный проход коридора.       Остановилась Зверь, остановилась и Лилике. С удовольствием послушала ругань. Приятно встретить того, кто умеет ругаться столь витиевато. В это же время девушка с некой отрешенностью разглядывала очередное тело, попавшееся на их пути. Хотя разглядывала - это слишком громко сказано. Скорее пыталась это сделать. Света от фонаря явно не хватало на такое расстояние. И это при том, что Нагваль баловалась с огоньком делая его ярче или чуть приглушая. Это способствовало отрешению от навязчивых голосов.       От своеобразных раздумий ее отвлекло то, что Суэна что-то выбросила. Вернее, что совершила какое-то действие. Для Лике это было не важно. Гораздо важнее казалась только что пойманная мысль.       - Как думаешь, если по пути делать пометки, что мы тут были, они не пропадут? А то у меня жуткое подозрение, что мы ходим кругами. Слишком знакомое впереди тело. И никакое эхо не может так разносить звуки. Если это конечно не магия.       Одного взгляда Зверя было достаточно, что ее сейчас пошлют. Послали бы, если бы именно в это время совсем рядом, непозволительно близко для пустого тоннеля не раздался голос:       - Игнис. Атум. Игнис. Атум. Меррионхиридал. Игнис. Атум.       Суэна глухо зарычала, и так небольшое терпение окончательно дало трещину. Фонарь был чуть ли не брошен в Лилике. Действительно, может ли она считать деревенскую девчонку, торговку, достаточным напарником в возможном сражении? Нет, такого Зверь себе позволить не могла. Лилике наверняка это понимает, до сих пор голос разума в ней был достаточно адекватным.       Тени на границе света словно пляшут, тьма, что распространяется дальше пульсирует в так словам. Словам, что раздаются то слева, то спереди, то за спиной. Тоннель слишком узок, чтобы кто-то мог обойти из незаметно. Если этот кто-то конечно живой. Свет лампы словно тускнеет, позволяет теням приблизиться к ним.       Нагваль видит, как напряжена спутница. Но видит и другое – неизвестный враг смог достаточно ее ослабить. Суэна еще не поняла этого, не признала, но, если вступит в бой – проиграет. Как бы сильна не была. Это проклятое место сумело зацепить ее душу и теперь не захочет отпускать. До сих пор Лилике спасало незнание. Незнание дороги. Незнание о происходящем. Незнание мира за пределом ее деревушки. Незнание порождало крайнюю степень осторожности, что делало для всех ее слабой, беззащитной. Неопасной.       - Мы ведь достаточно глубоко под землей, чтобы глаза Тео нас не узрели?       - Что?       Совершенно непонятный для Зверя вопрос заставил оглянуться на спутницу. Девчонка успела поехать крышей? Или это уже она сходит с ума? Собралась сражаться… С кем или чем? Голоса все громче, все настойчивее взывают. Суэна даже вынуждена тряхнуть головой, чтобы прогнать их от себя, чтобы не вслушиваться. Сосредоточиться на Нагваль, действительно реальной в этом месте. Наверное. Уж слишком спокойно девчонка ставит лампу на пол, а рядом скидывает свой походный плащ. Шаг и Лилике поравнялась с Суэной, вглядываясь во что-то, что видимо видела только она на границе теней.       - Отойди и закрой глаза. И не открывай, чтобы не происходило. Откроешь – будешь виновата сама.       Жизнь в тени Тео – испытание, они не видят нормально света, освещая свою жизнь факелами, свечами, да масляными лампами. И лишь единицы замечают, что Свет приходит в мир постепенно, позволяя им адаптироваться, не ослепнуть от хлынувшего на них света Тео в дни Великого Солнцестояния. Свет от рухнувшей звезды убедил в этом Лилике.       Шаг, глубокий вдох, прикрыть глаза.       Детство. Сказки матери о звездах, о солнце и тепле, рассказанные тихим шепотом, в тайне от главы семьи. Поддержка брата, забота, обещание «Ты будешь жить в лучшем мире». Главная площадь города, казнь еретика, Рихард смотрит на нее в толпе и губы беззвучно шепчут послание только для нее – прости, я не смог сдержать обещание.       Шаг.       Безжизненное тело матери, раскрывшей на прощание тайну. Отец с новой женушкой. Его уезд с ней в Даркмун, скандал из-за лавки матери. И как единственная радость – поддержка от Тумана. Несколько лет спокойной, нудной жизни. И посылка с письмом. От брата. Рухнувшая с неба звезда, оказавшаяся вовсе даже не звездой, а человеком. Странным, загадочным. Страшным. Словно забирающим ее единственную радость – друга.       Шаг. Воздух вокруг достаточно накалился. Зверь, инстинктивно чувствующая опасность, действительно отступает к стене, закрывая глаза, для надежности прикрывая их капюшоном. На миг ее обдает горячим воздухом, словно она близко оказалась к костру. Что творит эта девчонка?       А Лилике вспоминает. Бег по лесу от чего-то. Поездка, столкновение с теми двумя, что принесли то письмо, да вместе с ними нашедшими «звезду». Решение, о способе попадания в город. Обрывок веревки да арбалетный болт, что оставили где-то за спиной Тумана и Крейтона. Бесконечный путь по тоннелям, не отпускающий их морок.       Шаг. В распахнутых глазах отражается бушующее внутри пламя. Его отблески видны и в провалах черных глаз, взирающих на девушек из теней. Морот-Ак, повелитель Тени, чье имя проклято Солнцем с любопытством следит за юной жрицей Атар-да-Арта, Всепоглощающего Пламени. Последний жрицей, ведь в Империи Тысячи Солнц не должно быть кого-то, кто может своим светом затмить Солнце и Императора.       Лике замерла на границе света, разглядывая с кем столкнула ее жизнь. Обтянутое серой кожей лицо, больше напоминающее оскалившийся череп, да глаза, заполненные тьмой – все остальное скрыто тенями. Древнюю тварь хорошо откормили. И она не чувствует опасности от жрицы, что некому было обучать. Зря.       - Тарт ма нарха.       Беззвучный шепот. Нагваль не нужны долгие призывы или ритуалы. Для благословенной, или проклятой, не нужны условности. Достаточно высказать свое пожелание. Пламя, до того незримой стеной окружавшее девушку, вспыхивает, опаляет тени, разлетаясь на многие метры по тоннелю, лишь каким-то чудом не задевая спутницу той, что призвала его. Его свет ярок настолько, что вполне мог бы соперничать с солнцем. Суэна, даже сквозь закрытые веки, прикрытые капюшоном, замечает этот свет. И вынуждена прикрыть глаза рукой, опасаясь, что он как-то отразится на зрении. Жар вокруг ненадолго опаляет и ее, неприятно касаясь кожи, но при этом словно выжигая что-то мерзкое внутри, что-то, что до сих пор она не замечала. Так и не выкинутая монета в руке чуть накаляется, словно вбирая в себя этот жар.       Все заканчивается внезапно. Нет ни жара, ни голосов, что взывали до этого. Тишина, нарушаемая тихим шагом Нагваль. Зверь еще не решалась открыть глаза, внезапно четко осознавая, что совершенно не прочь послушаться ранее сказанных слов.       - Можно открывать глаза. Надеюсь, ты сможешь вывести нас отсюда быстро. И мне уже совершенно неважно, окажемся мы в городе или в лесу, главное подальше отсюда.       Голос девушки звучит как-то опустошенно. Суэна открывает глаза и первым делом впивается взглядом в спутницу, ничуть не изменившуюся, разве что выглядящую более уставшей.       - Что ты сделала?       Требовательный вопрос срывается против воли, ведь умом Суэна понимает – она совершенно не хочет знать еще и эту тайну. Она лишь желает поскорее отделаться от этой девчонки, желательно как можно скорее. А потом найти Крейтона и хорошенько взмылить тому шею, за то, что вообще связался с этой парочкой.       - Не задавай вопросы, на которые все равно не получишь ответы. Я ведь не спрашивала, как ты взобралась по стенам колодца и узнала, что они живы.       Справедливое замечание. И оно, ну и какая-никакая благодарность, не позволяют выяснить правду привычным способом. Хотя сдержаться для Зверя оказалось сложно. Подхватив лампу и оглядевшись, девушка уверенно двинулась в нужную сторону. Места вновь стали знакомыми. Так и не выброшенная монетка вновь оказалась в кармане плаща, убранная автоматически.