Чувствовать себя нормально

Иногда мальчишки бывают раздражающими. И глупыми. Джулия окончательно убедилась в этом, стоило ей вновь вернуться на лето в залитый солнцем Порто-Россо. Казалось бы, её лучший друг и недавно обретённый брат были рядом с ней — о чём ещё можно было мечтать? Кажется, только о том, чтоб эти самые друг и брат хотя бы иногда брали её с собой на поиски приключений и исследования. И пусть она уже сто раз была в той соседней деревне, куда пешком решили отправиться Альберто и Лука; она могла бы стать для них прекрасным экскурсоводом. Но нет, до неё им не было совершенно никакого дела. О ней просто забыли. — Джульетта, они же лучшие друзья, — мягко возражал Массимо, когда в один из очередных вечеров, вновь проведённых только вдвоём, дочка удручённо упомянула о том, что Альберто и Лука на неё не обращают совершенно никакого внимания. — Альберто я знаю очень хорошо: его едва ли заставишь делать то, что ему не нравится. Я мог бы с ним об этом поговорить, но не думаю, что это поможет. Может, тебе следует подружиться с кем-то кроме Луки? Хоть папа и был прав, досады это не убавило. Да и кто-то другой у неё уже был. — Я же говорил, что, если что, могу подраться с ними, cara, — в который раз слышала она от Эрколе, в дружбу с которым до сих пор не верилось, — Тошнулия, они ж не понимают, эти idioti del mare, что это тебя расстраивает. — Даже не мечтай, — устало вздыхает Джулия, а её сердце восходит на небеса, — Ты не будешь их бить. Было прохладно. Противный ветер, вызывающий назойливый шелест листьев, окатывал ледяным потоком оголённые плечи девушки; нужно будет переодеться. Даже море, обыкновенно спокойное, сегодня агрессивными волнами буквально показывало своё недовольство. Недовольно. Сегодня в принципе был такой день. Недовольный. — Заходи вечером ко мне, — внезапно говорит Эрколе, тщетно пытаясь пригладить растрёпанные волосы и старательно отводя взгляд. — Моих до завтра не будет, а мне скучно. Вот же эгоист. Впрочем, Джулии нет до этого дела. Эрколе, кажется, никогда не изменится — как был с раннего детства идиотом, так таким и останется. Нахальным, думающим только о себе идиотом с щетиной и инфантильными усиками, которые, как верно подметил Лука, придавали ему схожести с сомом. И нет, её сердце вовсе не бьётся чаще, когда он рядом, это просто совпадение. Они приятели. Может быть, даже друзья. — Посмотрим, — уклончиво заявляет Джулия, хотя решение приняла практически сразу. — Если захочу, приду. * * * Джулии семь. Из-за того, что родители теперь почему-то не живут вместе, в Порто-Россо она приезжает только на лето. К счастью для неё, участие в соревновании за Кубок, в котором теперь она имеет полное право участвовать, традиционно проходит именно летом, в августе. Они с папой всё лето готовились: несмотря на то, что непоседе Джулии без передних зубов совершенно не даётся плавание, она просто замечательно наловчилась объезжать препятствия на подаренном папой велосипеде. Ей очень приятно, что папа, даже при всей своей занятости рыбалкой, находил время на неё. Проигрывать, оказывается, обидно. Нет, даже в свои полные семь лет Джулия понимала, что, будучи самой младшей участницей, ей ни за что не победить. Но победа не должна была доставаться… ему. Этому крысёнышу, который с самодовольной ухмылкой переглядывался с худощавым мужчиной и бледной сморщенной женщиной в толпе. — В следующий раз, может, повезёт продуть не с таким позором, bambina, — буквально суя кубок ей в лицо, паясничал тогда мальчишка, который, как выяснится позже, ещё успеет попортить ей жизнь. * * * Джулии одиннадцать. Пятая попытка, пятый провал, пятый раз насмешка от Эрколе, но только на этот раз всё куда хуже. Даже несмотря на режущую боль в горле и лёгкое головокружение, она запомнила каждую колкость из уст Эрколе, который не упустил возможности поиздеваться над её и без того удручающим положением. — Чиччо, ты что, удумал помочь Неудачнице Тошнулии? — с притворной приторностью в голосе интересовался Эрколе, — вот уж не думал, что среди моих друзей есть такие люди. Что именно хотел сделать Чиччо Джулия, если честно, даже и не поняла. Игнорируя постепенно разгорающуюся, как костёр, ярость, она неровной походкой заковыляла к финишу, стараясь не обращать внимания на насмешки Эрколе, звучавшие за её спиной. * * * Когда всё успело настолько измениться?.. Новообретённому брату было куда интереснее с Лукой, её лучшим другом. Нет, они не обижали её, но при этом чётко давали понять, что хотели бы отправиться в очередное приключение исключительно вдвоём, что постоянно вызывало у Джулии неудобные вопросы в глубине души. Почему они так поступают? Они не хотят дружить с ней? Она недостаточно много делает для их дружбы? Конечно, папа постоянно стремился убедить её в обратном, но помогало это, к сожалению, слабо. — Это наш кот, — недовольное высказывание отразилось эхом в до странного пустой голове. Её враг номер один, Император несправедливости, преспокойно сидел около фонтана, а у его худощавых ног нагло устроился Паоли, самый вредный и самый агрессивный из их выводка котят. Эти двое явно нашли друг друга. — А это мои ноги, я его сюда не звал, — столь же недовольно отозвался Эрколе, между тем как Паоли принялся тереться об него, всем своим видом требуя к себе внимания. Игнорируя пронзительный взгляд Джулии, он, нагнувшись, почесал Паоли за ушком, который, к огромному удивлению девушки, замурлыкал. Джулии пришлось неловко простоять в напряжённой обстановке около получаса, прежде чем Паоли, пушистый предатель, вдоволь наигрался с её самым заклятым врагом и наконец позволил Джулии взять себя на руки и отвести домой. Правда, в последующие дни история постоянно повторялась, из-за чего в какой-то момент количество пассивно-агрессивных колкостей и неловкости между Джулией и Эрколе постепенно стало снижаться. Медленно прошёл июль. Полчаса для Паоли постепенно превратились в два часа, а потом и целый день в прогулках по городку, в которых Джулия постепенно переставала злиться и переживать из-за Альберто и Луки. — Я хочу тебе кое-что сказать, — Эрколе в тот день говорил настолько тихо, что его слегка перекрывал шелест листьев. — Я… Понимаешь, я прекрасно осознаю, насколько мерзко и неприемлемо вёл себя с тобой в прошлом… — Не то слово, — не удержалась Джулия. Эрколе лишь закатил глаза, но как-то… Пристыженно. Он неловко вертел в руках ромашку, параллельно с интересом разглядывая свои кожаные шлёпанцы. Его шоколадного оттенка волосы, немного длиннее, чем у остальных мальчишек, будто бы плясали от несильных порывов ветра. Джулия же, стараясь игнорировать повисшую в воздухе, подобно морскому аромату, неловкость, изучала ухоженные длинные пальцы, стараясь запомнить каждую деталь. — Ну… ты права, — после продолжительной паузы наконец изрёк он. — Я изрядно портил тебе жизнь тогда. Порыв прохладного ветра заставил обоих слегка содрогнуться. Сокрытая среди деревьев от посторонних глаз скамейка, вокруг которой буйно расцветали ромашки, быстро стала своеобразным тайником для Джулии и Эрколе. Тем не менее, от ветра она спасала неважно. — Я не думаю, что у меня есть право просить у тебя прощения, — смущённо пробормотал Эрколе; ромашка выпала из его пальцев. — Но мне очень стыдно из-за того, что я делал с тобой… и с остальными. Упавшую на влажную землю ромашку Джулия подняла. От слов Эрколе, от его тихого шёпота, в её сердце поселялось странное тепло, которое она ранее уже испытывала вместе с самим Эрколе. Когда они вместе сидели в его полной света кухне, выпивая свежеприготовленный кофе. Когда гонялись на велосипедах — не для гонки, а просто так, для удовольствия. Или, когда просто сидели вдвоём, молча переживая то, что Лука и Альберто в очередной раз оставили Джулию. Её пальцы, не совсем мягкие и ухоженные, соприкоснулись с его, когда Джулия вложила ему в руки ромашку. — У тебя, может быть, найдутся когда-нибудь силы простить меня? Теперь ветер трепал уже и тяжёлые коралловые кудри. Джулии отчаянно хотелось ответить хоть что-то, но сердцем она понимала, что врать было бы ей противно. — Я не знаю, Сом, — вздохнула девушка (а она считала себя уже именно девушкой, а не девочкой, как год назад). — Я не думаю, что я смогу просто так взять и забыть всё то, что ты сделал, хоть ты и… Джулия запнулась. Нет. Не стоит пока говорить о том, что она чувствует. По крайней мере, пока она сама во всём не разберётся. — …мой друг. — нашлась с ответом девушка, сказав чистую правду. Она действительно считала Эрколе, несмотря на всё произошедшее, своим хорошим и близким другом. Судя по вспыхнувшему удивлению в его глазах и воспылавшим щекам, даже это тронуло юношу за живое. А румянец ему очень шёл. * * * — Вижу, ты захотела, — несмотря на издёвку в голосе, Эрколе выглядел неподдельно счастливым, что невольно вызвало у Джулии искреннюю улыбку. Конечно же, она пришла, по-другому и быть не могло. Папа был не против: конечно, личность её нового друга всё ещё оставалась тайной для него, но, тем не менее, он был искренне рад за дочь, которая нашла себе друга, посему и отпустил её столь спокойно. Тем более, что Лука и Альберто вновь куда-то исчезли. — Да ну тебя, Сом, я за кофе пришла, — с усмешкой возразила Джулия, приветственно обняв Эрколе. — un caffè, per favore. Кухня, как всегда, сверкала чистотой. Из широких балконных дверей лился приятный закатный свет. Джулия привычно устроилась на пёстром ковре, любуясь рассадой на небольшом балконе. Эрколе же, между тем, ставил турку на огонь, параллельно доставая остывший панини. — Твои idioti del mare опять от тебя сбежали? — Не называй их так, — машинально отозвалась Джулия, стыдливо отведя взгляд. — Значит всё-таки сбежали. — Ага. Пришлось повернуться к Эрколе: заходящее солнце начинало слепить глаза. На столе уже лежал порезанный панини и небольшая тарелка кантуччи. Сам же Эрколе внимательно наблюдал за туркой; Джулия знала, что ему очень важна чистота, поэтому он всегда чутко следил за тем, чтоб кофе не убежал. — Я вчера извинился перед ними. Интонации Эрколе изменились слишком резко. Задумываясь об этом позже, Джулия постепенно приходила к пониманию того факта, что Эрколе надеялся на то, что она придёт к нему вечером. Стоя перед плитой и наблюдая за туркой, он старательно отводил от Джулии взгляд и в целом выглядел слегка смущённым. Вообще-то он очень мило смущался… — Перед Гуидо и Чиччо, — неуверенно добавил Эрколе, разлив по чашкам дымящийся кофе. Джулия поднялась и осторожно выхватила одну из чашек, соприкоснувшись пальцами с Эрколе, что заставило её щёки запылать. — Я… Они гуляли на площади вдвоём, а я давно думал о том, чтоб поговорить с ними. — Они тебя простили? В тот же момент Эрколе впился зубами в остывший панини, скорее всего, специально. Джулия же в свою очередь отхлебнула ароматного кофе, привычно прикрыв глаза. Кофн был, как всегда, терпким и не таким горьким, как где-либо ещё. Наконец, прожевав еду, Эрколе вновь повернулся к Джулии, всё ещё избегая прямого контакта глаз. — Сом? — Ну… — было видно, что юноше было очень неловко говорить о произошедшем. — Конечно, они не простили меня. В смысле, Гуидо очень разозлился. Ты знаешь, он всегда, сколько мы общались, был очень категоричным и вспыльчивым. В голосе Эрколе зазвучала неприкрытая горечь. Они с Джулией никогда не говорили о его «дружбе» с Гуидо и Чиччо, да и Джулия в принципе не очень хорошо знала их обоих. Тем не менее, она отчасти могла понять его эмоции. — Он сказал, что я достаточно испортил им жизнь и причинил слишком много боли. Он был ужасно зол, cara. Я никогда не видел его таким. — А что насчёт Чиччо? — рука Джулии несмело сжала его дрожащие пальцы. Эрколе порывисто вздохнул. — Чиччо очень мягкий. Ему было тяжело причинять кому-то боль, когда я… Ну, когда я говорил ему делать это. — Издеваться над людьми, — саркастично подсказала Джулия, не разжав руки. — Да, в общем. — И надо мной в том числе. На это сказать Эрколе было нечего, но по его пристыженному взгляду Джулия всё поняла. В знак примирения она слегка погладила его запястье кончиками пальцев. — Что сказал Чиччо, Сом? — Ничего, — ответил Эрколе. — Он просто смотрел на меня, пока Гуидо ругался. Когда они хотели уйти, он немного подождал, знаешь, будто сказать что-то хотел. В смысле… Тошнулия, cara, я действительно мерзкий человек, но я хотел хотя бы попытаться что-то исправить, знаешь… Джулия знала. Эрколе был жалким сомом, который испортил жизнь многим детям и не только. Но сейчас, попивая вместе с этим идиотом кофе на сверкающей неестественной чистотой кухне и чувствуя разливающееся в сердце тепло, к Джулии постепенно приходило осознание того, что Эрколе уже не тот жалкий сом, каким он был когда-то раньше. — Очень красивый закат, ты только посмотри. Строго говоря, закат уже почти кончился; недавно оранжевое, как свежие апельсины, небо было окрашено в пронзительно-лиловый оттенок, постепенно переходящий в сторону ночной синевы. Кухня уже не была так ярко освещена, и даже сквозь закрытые створки балкона доносился тихий свист ветра. Джулию всегда завораживало небо, невзирая на время суток. Каждый раз, казалось бы, такое одинаковое небо знакомило девушку с невиданными ранее оттенками голубого, оранжевого и синего. Небо всегда могло помочь Джулии уложить в голове все свои мысли и вновь понять свои чувства. Почему папа сегодня слегка расстроенный? Почему Альберто и Лука забывают о ней? Почему с Эрколе так хорошо? Джулия пододвигается ближе. Лишь мгновение назад она отпустила его руку только лишь потому, что их ладони стали мокрыми и скользкими от пота. Их взгляды встретились: глаза Эрколе, этого сома, были полны такой нежной грусти и лёгкой тоски, какую Джулия почти никогда у него не видела. — Я рада, что ты попытался. Это здорово. Так тихо между ними ещё не было. Джулии хоть и нравилось подобное спокойствие, но оно почему-то всё повышало и повышало температуру в её сердце, чего ей не очень-то и хотелось. А может это именно то, чего ей хотелось. — Джулия, ты очень хорошая. Джулии вдруг вспомнился случай, когда она не получила хорошую оценку за своё сочинение в школе. Сеньора Моретти не выглядела очень довольной, объявляя её оценку, поэтому Джулия в тот день решительно осталась после уроков с намерением выяснить, чем же её так работа не понравилась учительнице. — Понимаешь, Джульетта, — слегка устало поправила очки тогда сеньора Моретти, это Джулия запомнила очень хорошо. — В своих работах ты слишком часто используешь прилагательное «хороший» даже там, где его следует заменить чем-то более подходящим. Пополняй словарный запас и реже используй прилагательное «хороший». Именно поэтому Джулия и не любила это прилагательное. Но сейчас её щёки почему-то воспылали огнём. А ещё они не называли друг друга по имени. Никогда. — Мне нравится то, как ты изменился, — голос девушки понизился до едва слышного шёпота. — Ну всё, всё, я понял, ты просто напрашиваешься на автограф, милая, — что-то в привычно насмешливом тоне было новым для Джулии. Они сидели теперь уже очень близко друг к другу. Так близко друзья не сидят. — Эрколе. Произнесённое тихим шёпотом имя прозвучало громом среди ясного неба. Друзья уж точно не прикасаются к щекам с такой нежностью, как это сделала сейчас Джулия. — Джулия. — Прошу тебя, Эрколе. Они были слишком близко друг к другу, едва соприкасаясь носами. Губы Джулии дрожали, когда она несмело прижалась к Эрколе, из-за чего тот прерывисто вздохнул. Сухие руки девушки со всей её нежностью погладили его щёки, покрытые едва заметной щетиной. Казалось, будто бы весь огонь, заточённый в её крепко запертом сердце, с поцелуем вдруг вырвался наружу, грозясь спалить всё вокруг. Приноровившись, Джулия осторожно покрывала едва ощутимыми поцелуями влажные губы Эрколе, который очень несмело, но отвечал ей, лишь усиливая дрожь в губах и пожар в её теле. Наконец, с тихим причмокиванием, поцелуй разорвался, а Джулия и Эрколе шокировано уставились друг на друга. — Джулия, я… — Эрколе… В Джулии бушевала целая гамма неописуемых эмоций. Губы Эрколе никогда не были настолько красными, опухшими и столь притягательными. Слегка оглушённая произошедшим, Джулия спустила руки ему на плечи Эрколе; она с лёгкостью могла бы упасть на юношу, если бы захотела. Солнце за окном уже почти полностью село, уступив место иссиня-чёрной ночи, из-за чего очертания Эрколе были едва различимы. Второй поцелуй был чуть смелее. Джулии казалось, будто бы окружающий мир вдруг сузился до двух стульев, на которых они и сидели. Сквозь одновременно нежный и в то же время слегка жадный поцелуй Джулия уловила едва заметное прикосновения к коралловым кудрям у её лица, из-за чего всепоглощающее смущение и нежность перешли всевозможные границы. Каждый день, каждая минута, которую Лука и Альберто проводили без неё, растворялась в нарастающем между Джулией и Эрколе тепле, и она была готова не видеться с братом и лучшим другом вообще никогда, лишь бы иметь возможность целовать горячие губы ещё вечность. Ещё минуту. Ещё мгновение. Они разорвали поцелуй только тогда, когда дыхания им стало не хватать. Не говоря друг другу ни слова, они включили свет и молча стали убирать со стола, избегая смотреть друг на друга. Эрколе рассеянно мыл тарелки и пустые чашки, пока Джулия рассеянно вытирала их и привычно ставила на полку. Слишком много произошло. — Увидимся, Тошнулия, — Эрколе постарался сказать это как можно невозмутимее, но его волнение слишком сильно выдавали трясущиеся руки и неестественно яркие губы. Джулия не могла заставить себя открыть дверь. — Эрколе… — Пожалуйста, не надо. Джулия была слишком смущена, чтобы расстраиваться по поводу такой безэмоциональной реакции её друга. Дома она наверняка задумается, не совершила ли она ошибку, осмелившись поцеловать Эрколе и полностью проигнорировав то, что ему только-только исполнилось семнадцать. Это всё будет потом. Когда у тебя случился первый поцелуй, не чувствовать себя нормально вполне себе нормально. Ни Эрколе, ни Джулия не чувствовали себя нормально.