После всех недавно случившихся событий казалось, что прошла целая вечность, а день, когда я в последний раз видела Имир, словно был вчера. Я могу улыбаться, делать вид, что всё не так плохо, но во мне зияет огромная дыра, разъедающая изнутри, когда я думаю о ней. Как мне сказали, завтра будет моя коронация, которая для всех будет знаменовать спасение и зыбкую надежду на светлое будущее.
Интересно, а может ли кто-нибудь меня спасти от боли, что меня разрывает изнутри?
Я сидела в просторной, чистой комнате на большой и мягкой кровати. За окном уже темнело. Я попросила не беспокоить меня до завтрашнего утра, потому что излишнего внимания за последние месяцы ко мне было достаточно, и я стала от этого сильно уставать.
Собравшись с мыслями, я взяла толстую маленькую потрёпанную записную книжку и ручку, которые до этого были у меня спрятаны под пуховой подушкой. С треском открыв её, я то ли от трепетного волнения, то ли от переизбытка накопившихся эмоций, глубоко вздохнула, едва сдержавшись, чтобы не разреветься.
В этих страничках я храню свои мысли, чувства, и невероятную тоску по самому дорогому мне человеку, который был в моей жизни, — Имир. В сущности все эти записки являются письмами, которые так и не дошли до неё. Здесь я выражаю все свои чувства и эмоции, которые ощущаю, но
уже не
могу сказать ей. Сегодня мне особенно важно оставить здесь свои записи, потому что больше я не притронусь к ним никогда.
Слегка поджав сухие губы, я набрала в лёгкие воздуха и с шумом протяжно выдохнув, не спеша выводила буквы на оставшихся страницах книги.
Кажется, я совсем разучилась писать, но, думаю, что ты и так меня поймёшь. Ты всегда меня понимала даже без слов, по одному лишь взгляду.
Помнишь, моя дорогая Имир, те уже далёкие и редкие, как вкусный и жирный обед, беззаботные дни, проведённые в сто четвёртом кадетском корпусе? А нашу первую совместную зиму? Ты помнишь, как я сказала, что это моя самая холодная зима, когда твои большие, шершавые горячие ладони обжигали мои пальцы, моментально согревали не только конечности, но и душу. А глаза твои как обычно шаловливо, но нежно искрились, заставляя меня смущаться. Ты что-то весело щебетала, отчего тогда наш совместный утренний патруль территории корпуса мне не казался таким скучным.
Странно, но почему-то сейчас, когда за окном вовсю играет весна, мне куда холоднее на душе чем тогда. Мои руки часто холодные, да и в принципе, меня стало часто морозить, отчего я всегда стараюсь держаться ближе к источникам тепла. Я по ночам не могу уснуть, меня окатывает дрожь, хоть и сплю под несколькими пуховыми простынями и камин всегда ворчит в моих покоях. Порой я задаюсь вопросом и не понимаю от чего это. Ведь это.. Странно?
Хотя нет, это вовсе не странно, кого я обманываю…
Отчаянно желая тебя забыть, я только сильнее и безнадёжнее хочу увидеть вновь. Когда я думаю о тебе, мне хочется верить, что ты сейчас стоишь позади меня, и твоё нежное касание руки моего плеча вернёт меня из мира выдуманного в реальный, и заставишь забыть обо всём и обо всех. Как ты прижмёшь меня к своей широкой груди, и накроешь, будто готова в любой момент защитить от внезапной пули.
Только сейчас я понимаю, что мне не хватает тебя… Мой рассудок мгновенно отрезвляется от понимания, что тебя здесь нет и от этого такая тяжёлая тоска наливается холодным свинцом. Даже обычный вздох после пробуждения кажется ядом, потому что стрелой проносится мысль, что рядом нет тебя.
Не хватает твоих объятий. Не хватает того, как сухими и потрескавшимися губами ты прикасаешься к моей коже, когда меня окатывает табун мурашек в этот миг. Я скучаю по нашим долгим разговорам наедине, твоей хитрой улыбке и львиной решительности и смелости, которыми я не обладала никогда. Как не хватает жара твоего присутствия рядом со мной, как смысл жизни становится ясным, как день!
Я просто скучаю по тебе, Имир! Так сильно, что готова кричать на весь мир о том, что готова жизнь отдать лишь бы тебя увидеть вновь.
Сегодня я пишу последнее письмо к тебе. Завтра утром пройдёт моя коронация, и я стану королевой Стен. И моя жизнь навсегда изменится, окончательно и бесповоротно. Моё имя теперь не «Криста», больше никто меня не назовёт так, теперь я — «Её Величество Хистория Райсс»…
Здесь я осеклась, потому что ощутила как едва не захлебнулась от накатывающихся слёз, которые уже не могу сдерживать. Но неожиданно для самой себя я громко усмехнулась, подавив свою боль. В который раз.
И в такие моменты я про себя всегда думала: «А что подумает обо мне Имир?»
Обняв себя за плечи и слегка растирая их ладонями, я виновато взглянула на письмо. Тяжесть боли вновь вывалилась на меня, и я даже допустила мысль придать огню свои рукописи, но тут же себя осекла и уверенно взяв механическую ручку, продолжила:
Если бы я тебе об этом сказала вживую, то мне было бы очень неловко такое говорить, хотя другой бы на моём месте, скорее всего, мыслил бы иначе. Да, мне было бы очень неловко сообщать тебе, Имир, о том, что я теперь Королева Шиганшины и ко мне нужно обращаться соответствующим образом, и что вообще-то ты должна будешь мне беспрекословно подчиняться.
Но тебе было бы так всё равно.. зная тебя, ты бы посмеялась как обычно заливисто громко и даже немного грозно, мощно обняла бы меня за плечи, притянув к себе и назвала бы старым именем, игриво добавив, мою любимую от тебя фразу, которую вновь услышать сейчас является непостижимой роскошью:
«Узнаю мою Кристу! Вот коронация пройдёт — сразу же женюсь на тебе!».
А после этого ты бы демонстративно опустилась на одно колено и в качестве извинения, и не упустив такую шикарную возможность, поцеловала бы тыльную сторону моей ладони, как это полагается верным подданным перед их королевой. Но это при всех, конечно же, чтобы ни у кого не вызвать лишних подозрений. В иной ситуации я бы хотела страстно отдаться тебе полностью, а сама бы утонула и сгорела бы заживо в твоих руках. Твоя загорелая кожа и янтарные глаза, а губы, что бессовестно манят — я мучительно мечтаю, чтобы они оставили мне частичку тебя. Моей Имир, которую я даже больше не увижу.
Никогда!
Сейчас я понимаю, что уже далеко ни маленькая девочка, ни девушка, ни даже женщина, а Королева.
Но только лишь для тебя я всегда просто — милая Криста.
Как же вздрагивает моё сердце, когда я представляю, как ты вновь произносишь моё имя.
Возможно, я бы и смирилась с этой участью, если бы, как минимум знала, что ты хотя бы ещё жива в этом мире. А сейчас я не имею представления где ты, что с тобой…
Разлука с тобой — мучение, а незнание того, что с тобой и где ты— ад.
Имир!
Мне страшно! Очень страшно! Я не хочу брать ответственность! Я боюсь, мне страшно, мне очень одиноко! Я совершенно одна в этом страшном мире!
Я одна!
Одна!
Я не хочу быть Королевой!
Не хочу!
не хочу..
В какой-то момент я почувствовала, что мои руки дрожат, а по щекам скатываются огромными каплями обжигающие, и на без того моё пылающее лицо, слёзы. Закрыв одной рукой рукописи, а другой лицо, я безмолвно начала рыдать. Я ощущала душевную усталость и разрастающуюся пустоту внутри. Мне хотелось выть, кричать, стонать, но боязнь, что кто-то меня застанет в таком виде не давала вырваться чувствам. В какой-то момент слёзы настолько сильно начали меня душить, что я инстинктивно начала откашливаться. Где-то в глубине души я молилась, что сейчас задохнусь и умру. Но этого не случилось. Как-то даже разочаровавшись, я устало вытирала рукавом ночной сорочки следы слёз, задевая разбухший влажный сон. Я ощущала как покрасневшие глаза стали слипаться, картинка замылилась и прежде чем продолжить, я дала себе время прийти в себя. В это время я ни о чём не думала. Совсем.
Спустя долгих сорок минут слёз, я нашла в себе силы закончить.
Я ощущаю вину и боль за то, что так много не успела тебе сказать. Моё сердце разрывается от несправедливости этого мира, я готова отказаться от короны, отречься от всего мира лишь бы увидеть и услышать тебя вновь.
Я не знаю, как буду жить без тебя, Имир..
Я люблю тебя больше всего на свете.
Я так мечтаю, чтобы этот жестокий мир рухнул и мы с тобой вновь увидимся.
Твоя Криста навеки…
Медленно закрыв книжечку, я прижала её к груди, как самое дорогое в моей жизни, и из моих глаз снова потекли градом слёзы. Меня окатывала волнами дрожь, я понимала как мне плохо, в голове крутилось одно:
«Имир, обними меня! Обними!»
Я уткнулась лицом в подушку и начала истошно орать в неё, потому что это невыносимо больно. Настолько сильно я кричала в вакуум, что у меня аж в ушах зазвенело. Голова стала гудеть, она готова была взорваться от такого напряжения. Я не знаю сколько успела пролежать в такой скрюченной и неудобной позе, но мне было уже всё равно.
Так прошла моя половина ночи, когда во мне бушевала буря, которая месяцами копилась и вылилась наружу.
Сейчас я лежу горизонтально на кровати и смотрю в потолок, всё так же прижимая к себе сборник неотправленных писем к Имир. Я дала себе обещание, что после коронации больше никогда не напишу ей письмо.
Внутри меня этой ночью окончательно умерла Криста.
Я никогда не забуду Имир, и моя любовь к ней сохранится навсегда. Я точно знаю, что больше никого не смогу так любить, как я любила её.
— Я люблю тебя, Имир. Спасибо тебе. За всё.., — сказала я в тишину и, кажется, уже в последний раз громко и безнадёжно заплакала от разрывающихся эмоций изнутри.
И мне уже было всё равно увидят ли, услышат ли меня — это уже не имело никакого значения.
Наутро я больше ничего не ощущала и была пуста. Я была как сосуд, который был полностью готов, чтобы его заполнить. Криста, которую все знали — умерла.
Да здравствует Королева Хистория Райсс!
