Однажды мама сказала мне, что когда ты чего-то боишься, то больше всего на свете тебе хочется сделать так, чтобы оно исчезло. Ты хочешь, чтобы всё стало как прежде, до того, как обнаружилось, что тебе есть чего бояться. Ты жаждешь отгородиться высокой стеной и жить за ней своей старой жизнью. Но ничто никогда не остаётся прежним. Это вовсе не твоя старая жизнь. Это твоя новая жизнь в окружении стен. Выбор не в том, чтобы вернуться к тому, как всё было. Выбор в том, чтобы прятаться или же копать до самой сути того, что так тебя страшит.
«Похищенные»
Величавые серые круги, окаймлённые красным кольца — всё это стремительно проносилось мимо. Свежесть их бетона соревновалась с развалинами, которые кирпичными ошмётками прятались за высокой жухлой травой возвышенности. Современное искусство удивительным образом умудрялось одновременно вписываться и не вписываться в богатый на историю ландшафт. Питер петлял от закрытой железнодорожной станции вверх по извивам дороги. До сих пор путь был по сути один, и Питер очень надеялся, что, как только он с мотоцикла слезет, его «скромная небольшая вылазка туда и обратно» не превратится в чёртов миф о Минотавре — или что похлеще. Город, монументальный, тёмно-коричневый, тщательно скрытый зеленью, облепил горы и с каждым поворотом всё больше давил на него своей древностью и мощью. Над скудно поросшими полями влачились грузные облачка, и на шлеме и кожаной куртке от свежести и быстрой езды оседали острые капли тумана. После нескольких спешных смен транспорта за день ныли все мышцы в теле и зверски хотелось жрать. Изучив Tuttocittà при пересадке в Чечине, Питер обнаружил Coop всего в паре поворотов от места, где планировал остановиться, и теперь тщательно отслеживал указатели. Зазывая программой на нескольких языках, его, несмотря на сплошную, обогнал очередной голубой автобус с туристами, от вида которого Питеру стало не по себе. В голове моментально вспыхнула ассоциация с фургончиком до жути улыбчивого мороженщика. Нарушенный покой спальных районов, холод сливочного пломбира на пальцах, приторный малиновый джем, струящийся шоколадный топпинг… Кто бы знал, как наслоятся друг на дружку его главные детские страхи! У магазина Питер скинул куртку и напялил бомбер, авиаторы и кепарик с символикой Лас-Вегас Рэнглерс. Кажется, кепку в него однажды швырнул кто-то из фанатов. Да-да, вместе с плавками, точно! После того катастрофического выступления у бассейна, косяков с пиротехникой и загоревшегося у Джинджер — храни господь её бедную душу! — прямиком на башке парика Питер зарёкся выступать на открытом воздухе. По всем законам полуденных супермаркетов из более-менее съедобной местной (читай: «для туристов») закуски нашлась одна лишь скьяччата, сомнительная нарезка из вяленого мяса да жареные каштаны. Ну и пачка чипсов, но где ж их нет! За стеной ящиков, забитых новым товаром, методично и угрюмо пиликал ТСД. Девчушка на кассе, отдалённо похожая на Шери Кэрри в лучшие годы, хлопнула огромным розовым пузырём бабл-гама, когда Питер подошёл к ней и хлеб плюхнулся на ленту, хрустя упаковкой. — Ce ne hai messo di tempo, signor puzzola, — сказала она, с профессиональной любезностью сморщив по-ангельски детское личико, размалёванное вырвиглазно взрослыми для такой мордашки голубыми тенями. Действительно. Питер мог бы даже немного посочувствовать: наверняка, подработка — то ещё неблагодарное дерьмо. Однако к голове стремительно подступала мигрень, так что он не стал говорить ничего. Не желая портить день им обоим, Питер состроил самую дружелюбную свою гримасу и поспешил добавить к покупкам таблетки, бутылку минералки и питательный батончик. «Шери Кэрри» фыркнула, горделиво сверкнув до черноты тёмно-карими глазами, и пробила ему два батончика по цене одного. Дорогу он в какой-то момент всё же напутал: промахнулся с поворотом на круговом перекрёстке — а дальше его унесло вместе с потоком легковушек и грузовиков. Всю тяжесть своей близкой к провалу ошибки он осознал, только когда увидел нагромождение пресловутых автобусов цвета неба, а вдобавок — панораму из Википедии. Её он видеть не должен был ни при каких обстоятельствах: панорама сулила скорейшие неприятности. Точнее, её непосредственная близость к главной площади. На съезде в подземный паркинг рекламировали музей пыток, на входе в город продавали сувениры. Питер не сдержался — представится ли ещё возможность? — и купил себе магнитик: пошленький такой, неказистый, с I LOVE (LOVE — обязательно сердечком). Он всегда чувствовал, будто в глаза долбится, когда видел подобное. Даже в мерче, вроде кружек с криво обрезанной собственной рожей, стиля было побольше. За последний месяц у него всякого такого «любовного» барахла накопилась дюжина. Впрочем, этот магнитик обещал стать последним. Точка, так сказать, бесповоротный конец. Tuttocittà подсказал, как подъехать к Сан Феличе. Питер развернулся. Мотоцикл пришлось бросить на крохотной парковочке у ворот. Крутая лестница, полуразрушенная часовенка — поможет мало, но в случае крайней необходимости и помолиться можно, и скатиться кубарем — что угодно, лишь бы побыстрее со всей этой чехардой и догонялками покончить. У облицованного камнем дома с синими ставнями, где он инкогнито снял себе комнату, росли в горшках кактусы, полз вверх по стенке плющ, а на верёвках пыталось сушиться бельё. Где-то этажом выше вовсю дымили соседи. В аскетичной комнатушке Питер устроился у окна и, глядя поверх крепостной стены на проделанный за день путь: горы, потемневшие возделанные поля и открывавшуюся вдалеке еле заметную полоску моря, — смёл скьяччату и мясо в один присест. Вскрыл две лунки в блистере. Кулёк с каштанами и чипсы оставил на вечер. Батончики — про запас. Очень хотелось домой. В свою собственную темноту и готичную серость вперемешку с неоновыми вывесками. С таблетками все чувства притупились, и скудный обед перетёк в кратковременный, неровный, дикий сон. Там под кожей у него ходили швейные иглы, но боль не преследовала — лишь тягучие рассуждения скептика, как он будет жить с возникшими буграми дальше. Ровно через три часа и семнадцать минут Питер вскочил под визг будильника, умыл лицо, выпотрошил рюкзак и принялся экипироваться. Увешанный под плащом, точно ёлка на Рождество, выкурил одну сигарету, другую. Фляжку оставил нетронутой: пока он держался на одной лишь тяжёлой решимости. К вечеру тучи разбежались, и под последние лучи солнца на улицы выползли погреться пенсионеры и молодёжь, заполонив столики у баров и ресторанов. По стремительно теряющему немногочисленные краски городу разбрелись редкие туристы. За местного Питер не сошёл бы при любом раскладе: лица у них в большинстве своём были по-деревенски добродушные и непуганые. Оно и неудивительно, учитывая, как пеклись о них здешние тени — интересно, те в самом деле не трогают никого или же попросту умело контролируют популяцию? Схемами там пользуются, планами; может, графики строят, составляют отчёты?.. На туриста он, впрочем, тоже походил мало: всячески игнорируя центр и путая следы, Питер вернулся к мотоциклу и проехал насквозь окраинный жилой район. Старый источник у трассы оказался глухим тупиком. Даже пить оттуда уже нельзя было. Бельё там не стирали и подавно. Да и шабаш, как гласили древние городские легенды, рядом никто не устроил, ну что за скука. Питер плюнул простукивать стенку бывшей средневековой прачечной и обогнул город с севера. Теорий у него и без этого было хоть отбавляй. Он даже проставил на карте точки. Даже соединил их дома пафосной красной верёвочкой. В фильмах, в том числе выходящих из-под его руки, такие вещи всегда собирались в пентаграммы и прочую символичную ересь. Даже Брюстер в тот первый свой раз заявился к нему из-за подобной херни. Центры притяжения, силы… Хуилы — вот что Питер имел по этому поводу сказать. Всё всегда объяснялось удобством. Комфортом. Мёртвые поразительно редко отказывали себе в прозе жизни. К воротам Фиорентины он подъехал уже в темноте. Хлебнув, наконец, для храбрости, Питер достал из коляски сумку, огляделся и шустро перемахнул через хлипкую, чисто номинальную ограду. Со стороны история выходила примитивней некуда. Веками на этом месте царствовала свалка. Захотели люди расширить футбольное поле по-соседству — наткнулись на развалины. Чего в статье не писали, так это того, как местный — криминальный — авторитет, наверняка, весь втихаря извёлся, когда очередной проход в его логово решились расковырять энтузиасты. Которых сам же и зарёкся трогать… Мда уж, сколько раз, должно быть, эта клятва выходила ему боком! В каком-то смысле, повезло, пожалуй, что тогда мир пошёл по пизде и до пятидесятых раскопки приостановили… Питер спустился в недра земли, включил фонарик, вконец осушил свои запасы и, молясь всем возможным богам, затерялся в разрушенных подземных тоннелях бывших общественных бань.***
— Мой юный Пьетро, твоя печень так плоха, что я бы даже гадать по ней не взялся, — с сожалением молвил Аро, когда обнаружил своего человечка за барной стойкой одного из многочисленных клубов на территории Хард Рока. — О Пресвятая дева Мария, опять доебаться припёрся? И вот не лень же! Очевидно, великолепный Питер Винсент был очень рад Аро видеть. — Позволь мне, мой дорогой… Аро опустил руку Питеру на плечо и потянул мужчину с высокого стула. Тот, несмотря на состояние, граничащее с безвольным, в то же мгновенье разнервничался и забился, словно птаха в клетке: — Руки убрал, живо! Аро примирительно помахал ладонью в перчатке у человека перед глазами. Тот как-то весь сразу поник, поумерив свой пыл. До острого слуха Аро же донёсся тихий смешок бармена. Пока они поднимались в лофт Питера, тот немного протрезвел. По крайней мере, смердило от его крови уже не так знатно, как раньше. Впрочем, для Аро от неё смердило всегда. Плесенью, гарью и забродившими фруктами. У вампира этот запах прочно стоял в одном ассоциативном ряду с эволюцией — правда, он в толк взять не мог, почему. С другой стороны, чтобы придумать достойный ответ, спешить причин не было: в запасе у Аро имелось всё время мира. На пороге пентхауса он Питера отпустил, и мужчина проковылял до дивана и со стоном шлёпнулся на него, раскидав ноги и руки во все стороны. Аро, стянув надоевшие перчатки и Вайфареры, молчаливо стоял теперь у входа, дожидаясь, пока Питер проспится. Чтобы хоть чем-то себя отвлечь и занять, он начал возводить в уме степенные башни. Уже несколько столетий те среди прочего помогали ему сохранить ясность мысли. Квадрат двух — четыре. Хм, когда-то Аро знавал юношу, который решил il quadrato di un quadrato al quadrato писать как Zenzizenzizenzic… Два в степени квадрат двух — шестнадцать. И обязательно было так нелепо коверкать примитивное и невинное «censo»?.. Два в степени двух в квадрате двух — шестьдесят пять тысяч пятьсот тридцать шесть. Вот знак равенства, с другой стороны, — придумка хорошая, полезная… Два в степени двух в степени двух в квадрате двух — 2003529… сколько же там знаков, так и, неровен час, собьёшься! …156736. «Нет двух более равных вещей, чем две параллельные прямые», кажется, так он это объяснял?.. Его незатейливые расчёты и пустые размышления с хрипом прервали часов через шесть на пятой тетрации от тройки: — Я алебастровых статуй в холл не заказывал. Мистер Винсент даже головы не поднимал. Поразительное чутьё. Или же просто привычка. Да, пожалуй, второе. Человек был хорош, но не настолько. — Ха-ха-ха, какое… необычное сравнение, мой мальчик. Обычно нас кличут мрамором. — Чего ж тут необычного? — Поймёшь, если надумаешь нас вдруг навестить. — Будут жертвы. Тебе не понравится. — И то верно; ты ведь знаешь, я предпочитаю счастливые развязки. Питер устало вздохнул и отвесил несколько чрезвычайно неприятных ремарок о кровососах. Оригинальностью они, впрочем, не блистали. Человек был не в настроении. Какая досада. — Долго ещё торчать там будешь? Будто тебе особое приглашение нужно, древняя ты хтонь. — Я лишь не хотел показаться грубияном, дорогой. Врываться без твоего согласия было бы низостью с моей стороны. — Чёрт, так, ты либо укатывай отсюда, либо говори прямо, чем я на сей раз вам не угодил. У тебя пять минут на то, чтобы двинуть речь и сгинуть, пока я не приду в себя. У меня святая вода с собой. Была. Где-то. Чтобы придать веса своим угрозам, Питер заворочался, отчего кожаный диван заскрипел. — Ты ведь прекрасно осведомлён, юный Винсент, что на меня это действует не страшнее, чем spiritus salis на гипс. — В этот раз я в неё для верности плюнул, — процедил Питер, и Аро восторженно рассмеялся ему в лицо, в одно мгновенье приблизившись и склонившись над несчастной угрюмой фигуркой. Долговязый, в чёрных штанах в облипку, слишком натуралистично выделявших тело, с извечной гримасой сомнения в уголке плутоватого рта, Питер Винсент был словно вотивная бронзовая статуэтка. Напоминал о закате тех, с кем Аро когда-то был одной крови и от кого остались одни лишь кости да пепел, абсолютный, вечный, не подверженный разложению прах. Человека передёрнуло, он сглотнул. Пелена тёмных волос Аро загородила ему свет камина. — Мой милый Винченцо, у меня есть для Вас дельце. Избегая его взгляда, Питер угрюмо отвернулся и невольно открыл доступ к соблазнительно прекрасной шее. Аро понимал, что тот его давно уже не страшится. Терпеть не может, справедливо опасается мощи, да, но его самого не страшится. Аро понимал это, и оттого у него всякий раз жутко сосало под ложечкой. Лютая, с малых лет взращиваемая, вполне оправданная неприязнь к вампирам отравляла кровь Питера похлеще самого крепкого алкоголя и наркотических веществ. Настолько, что Аро не способен был её пить. По крайней мере, более рационального объяснения этому феномену вампир найти не смог. Пока что. Нет, разумеется, однажды он эту кровь попробовал. В первую же личную встречу, стоило им оказаться наедине, Аро — верх неприличия с его стороны! — без прелюдий впился иллюзионисту в горло: в конце концов, тот взялся вынюхивать о его семье, представлял опасность для его рода. По щекам Питера струилась подводка, с чуть колючего подбородка сползла накладная борода, из-под длинного кудрявого парика выбились короткие прямые волоски, на побледневшем от ужаса лице проступили характерные пигментные пятнышки, а в воздухе витал классический аромат приближающейся смерти — смесь запахов крови, мочи и кала. Первые капли были прекрасны — так поэты описывали пряность горгондзолы, таким Аро помнил красное вино в матово-чёрном килике и такие чувства когда-то в нём пробуждало мясо, приготовленное на углях, — а потом его разве что не вывернуло наизнанку. Вывернуло бы, присутствуй в его желудке хоть намёк на желчь. Даже животных пить было приятнее. Это заинтриговало, и пока обычно эффектный (вампир выяснял) мистер Винсент валялся без сознания, представляя из себя откровенно неприглядное зрелище, Аро попросил вернуться Джейн: в тот вечер она вызвалась сопроводить его, но он отпустил её полакомиться в Калифорнию — впрочем, до Невады было рукой подать. Его милая девочка стала воротить нос, даже не приблизившись. — Оставьте это, господин, — обратилась она к нему тогда. — Просто уничтожьте так, чтобы никто здесь и не придал значения: размозжите голову, утопите в бассейне, отравите газом, сбросьте в окно… — Как же так, бросить такую головоломку? Да и я, знаешь ли, в последнее время не терплю бессмысленного насилия, — весело сказал ей он. Джейн неодобрительно сузила глаза, но промолчала. Его любимица всегда была горяча на голову, но, когда необходимо, умела отличаться здравомыслием. На воспитание в ней этой черты Аро потратил не одно столетие. Теперь же пресловутая головоломка измывалась над ним. Никакого почтения. — Одиннадцать возрождаются, однако должны пасть вновь. — А как-то по-человечьи можно? — Ареццо, Черветери, Тарквиния, Перуджа, Больсена, Кортона, Популония… — мягко шептал Аро. — Бывшие союзники вновь о себе заявляют, а меня и моих дорогих братьев это решительно не устраивает. — Ты разучился считать. Это точно было не одиннадцать. — Раньше нас было больше, — уклончиво ответил он. — Ну и кто все эти червихрени и кордоны? — Не кто, а что, мой птенчик. Это города. Древние, как сама Вольтерра, — Аро многозначительно поднял смоляную бровь. — Древности мне не интересны, — усмехнулся Питер. Лукавил. Внушительная коллекция всяческого раритета, по которой у Аро слюнки текли, была тому подтверждением. — А вампиры? — он ласково улыбнулся, почти дотронувшись ладонью до тёплой человеческой щеки. Питера вновь тряхнуло: — Уж тем более, — буркнул тот и под звон своих многочисленных медальонов и подвесок стремительно скатился с дивана на пол, распластавшись на ковре. — Ну и что за сомнительный евротур ты мне тут втираешь? Аро добропорядочно отпрянул и устроился в любимом кресле Питера, закинув ногу на ногу. Тот, внимательно следя за каждым его шагом, недовольно сморщил лоб. — Когда-то давно… — Четыре народа жили в мире? В далёкой-далёкой галактике? — Scusi? — Забей. — Когда-то давно — по твоим меркам, конечно! — во времена, когда живы ещё были потомки Расенны, мы заседали в совете двенадцатиградья. Высшая лига, как у вас принято говорить, сильнейшие города Этрурии, с сильнейшими властителями во главе. Сыны и дочери Тархона главенствовали в Тархне, Корити-«оградители» предводительствовали в Куртуне, Вольтури — земные представители воли Вольтумны, ну или Вельты в ту пору — стали крепкой опорой для Велатрии… Одни выбывали, тут же появлялись новые, сменялись названия, не успевали запечатлеться на страницах истории, песнь стара как мир. Питер прервал его речь, каркнув иронией: — А я-то думал, каким самодовольным индюком надо быть, чтобы в честь себя целый городище обзывать. А это, оказывается, всего-навсего с тебя и с твоих башенок песочек сыплется? — Неужели ты никогда не задумывался, сколько мне? — Аро склонил вбок голову. — Читал, тебе, мол, двадцатник. Но выглядишь на тридцать-сорок. Веков, я имею в виду, — безразлично бросил Питер, теребя заусенец на мизинце. — А я-то всю жизнь считал, что с каждой минутой смерти трупаки молодеют. Ну и какова старость на вкус? — Боюсь приближения пятидесяти, — Аро пропустил через нос воздух, имитируя жеманное беспокойство. — Раз боишься, я всегда к твоим услугам. Могу сделать так, что пятьдесят не наступят никогда. — Ты не поверишь, мой дорогой мальчик, но в своё время я соблазнился точно такими же сладкими обещаниями. — Зато в моём предложении нет подводных камней. Аро благосклонно улыбнулся: — В нашем тандеме хищник не ты, юный Винсент. — Это ты так думаешь, — на секунду плутоватый рот искривила задорная моложавая ухмылка. Какие потрясающие глупости! Вампир отгрохотал смехом и продолжил: — Пока наши союзники теряли силу и закономерно стирались с лица земли, Вольтури всегда удавалось сохранить баланс. На этом и по сей день зиждется наше могущество. Однако даже в нашей политике бывают бреши. — Это что же, дражайшие союзники расхотели погибать с концами, чем причиняют теперь неудобство твоей королевской заднице? — Верно, мой дорогой. — В чём проблема их изничтожить? — равнодушно бросил Питер, пытаясь заусенец сгрызть, однако лицо его озарил недружелюбный торжествующий оскал. — Как я сказал, в политике бывают бреши. Мы с братьями были недостаточно дальновидны тогда, проявили неуместное благородство… — Заключили какой-нибудь пакт? Небось даже выцарапали его на чём-нибудь, иначе бы ты так не парился и тут не рассиживался — что, вообще-то, очень обидно, потому что теперь кресло придётся сжечь… Союзники со временем сами закопались куда поглубже, а сейчас вот вновь объявились и решили, что больно уж хорошо вы там в одиночку устроились? Я ничего не упустил? — Твоя смекалка меня восхищает, Питер Винсент, — пропел Аро, с нежностью оглаживая подлокотник. Кресло было жалко. — Обычное дело, — пожал плечами тот. — Не вы первые, не вы последние. И… О боже, не говори мне только, что ты паришься, потому что теперь кто-то из близких вовсю капает тебе на твои дипломатичные мозги? Всё реально настолько прозаично? — Аро благоразумно промолчал, и мистер Винсент с притворным соболезнованием присвистнул. — Мда уж, нелегко, наверное, терпеть друг дружку столько лет. Сколько обид пришлось проглотить, сколько личных драм пережить, сколько крови не поделить… Но! Предлагаю решение: нет башки — нет проблем! Эффективность стопроцентная. Успех гарантирован. Можно по акции: три по цене одного… «Великий охотник на вампиров» взмахивал руками, как настоящий шоумен, строил трагикомичные рожи и даже соскакивал с американского акцента от возбуждения, но вот взгляд у него оставался острым, серьёзным и недружелюбным, даже озлобленным. — Уф, так, момент, мне отлить надо, — Питер собрал длинное тело в кучку и шатко побрёл в сторону ванной комнаты, то и дело хватаясь за голову. Похмельем несло за версту. — Боюсь, полутора минут тебе не хватит. — Мне показалось, или это ты сейчас так средневеково пошутил, старичок? Повезло тебе, что иногда я смотрю заумные передачи. Знаю даже, что говорят об Акрополе, где находится Парфенон… И да, история не ебаться какая интересная, но твоё время на исходе. Где выход, ты знаешь. Мне будет очень приятно, если я вернусь, а комната пустует. — Питер заскулил: — Последняя стопка была лишней… — Протянуть тебе руку помощи, мой дорогой? — Будешь стоять над душой и смотреть, как я отливаю, а уж тем более — обнимаюсь с унитазом, я вгоню тебе в глаз кол. У Аро зачесались руки сделать именно это, раздразнить человека до «потасовки» — в такие минуты его любимая (на ближайшие полвека) игрушка становилась особенной отрадой для глаз, — но похмелье делало Питера бирюком. А просьба сейчас была важнее, и на великодушие мистера Винсента были все его надежды. Аро одёрнул свой чёрный пиджак, прошествовал обратно в музейную залу и стал изучать рисунок с письменами на обороте старого зеркальца за стеклом. После стольких лет он нашёл, что вышел на этом зеркальце весьма, по меркам времени, сносно. Хотя стоило всё-таки снять тогда эту дурацкую жреческую шапку. В ней Аро (тогда ещё без столь явственной «о» и прочих римских замашек, разумеется) всегда выглядел глупо. Ох, лучше бы он на том симпосии пошёл играть в коттаб, а не тешил эго иллюстрированием своего положения в обществе. Да и пожелания богов, которые он прочитал в тот вечер, сулили одни лишь… — Алли-сука-луйя! — донеслось из гостиной. Аро мигом вернулся. — Я могу продолжать, дорогой мой мальчик? Питер, успевший напялить халат, взвизгнул от неожиданности и уронил на ковёр бутылку, которую держал в руках. — Сука, — рявкнул он на Аро. — Пиздец, — простонал он, глядя на растекающийся по полу зелёный ликёр. — Твою ж мать, — добавил он без энтузиазма и безвольным тюфяком упал обратно на диван, закрывая несчастное лицо руками. Аро задумчиво покружил по комнате, поглядел немного на огни небоскрёбов Парадайса и, наконец, уселся рядом. — Ёптить, ну и холодрыга, — поёжился Питер, попытавшись закутаться в свой тонкий халатик. — Где твоя футболка, моё милое дитя? — Неудачно стошнило. И милому дитятке близится сорокет. — Сорокет сорокетом, а когда тебе холодно, стоит одеваться. Я вот когда-то тоже не одевался. Потом заболел. Приятного было мало… — Когда-то, когда был загорелым, бегал босиком по полю и резал баранов, чтоб облапать их органы? — Какая похвальная точность в деталях! — Аро всплеснул руками. — Пускай «при баранах» золото загара давно уже перестало украшать мои плечи… Питер угрюмо забарахтался. Аро позволил себе на мгновенье до него дотронуться, но не успел увидеть ничего существенного — слишком глубоко было запрятано воспоминание. Вампир расплылся в улыбке: сколь прелестна стыдливость, которую породило любопытство! Питер тут же буркнул: — Просто бы, блин, спросил. Словами, блядь, через рот. Аро послушно спросил: — Как ты узнал? — Загуглил, неужели не очевидно? — Питер помолчал и пробухтел себе под нос: — За такие инфаркты тебя б, по-хорошему, за патлы — да в камин… — Он скосил на Аро взгляд. — Так что же, ты хочешь, чтобы я в одиночку понавещал твоих обновлённых старых друзей, пока вы всей своей упырской шайкой сидите на жопе ровно и прохлаждаетесь? — Я накажу, чтобы за тобой следили мои лучшие. В случае опасности они непременно вмешаются. В такой ситуации мы всегда можем сослаться на то, что ты автономен, но находишься под нашим покровительством. При выборе между ним и неясными старыми договорами наше покровительство, несомненно, превалирует. — Засунь своё покровительство себе знаешь куда? — взъярился Питер. — Откуда мне вообще знать, что это не прямая дорога к самоубийству? Аро давненько раздумывал над тем, как скажет Питеру… — Для нас ты воняешь, дорогой, — вампир опустил глаза. Прозвучало, как он и ожидал, нелестно. Возмущению мистера Винсента не было предела: — Ты в край охуел? — Когда у тебя прилив эмоций, от тебя так смердит, что даже мне порой тяжело находиться рядом с тобой и не воротить нос. — Пиздец, просто пиздец! Так, может, ты просто свинтишь и не будешь мозолить мне глаза? Тяжело ему, блядь! Выискался мученик! — Пьетро, послушай… — Нет, это ты меня послушай, Аро. Я тебе в мальчики на побегушках не нанимался. Я по любому твоему чиху вставать по струнке и плясать под твою дудку не буду. Ты меня однажды уже чуть не угробил, теперь-то мне ясно, что у тебя просто-напросто не вышло, вот ты и прицепился ко мне, как хренов репей. Ой, ты убил этих? Нехорошо, конечно, но не страшно, больше таких шумных разборок, пожалуйста, не устраивай, мой мальчик… Ой, вот к тем сунулся? Как прискорбно, что их не стало, приятное было семейство, придётся к тебе время от времени наведываться!.. Симбиоз вон придумал, давай, мол, ты устранишь этих и тех, потому что мне запрещено моим же чёртовым законом, а тебе в радость, ой, как здорово получается. Так вот, здорово получится, если я посижу дома. Придумаю свежую программу. Сдам одежду в химчистку. Позалипаю в игры. Куплю новые брюки. Посмотрю кинчик. Вышвырну кресло на помойку. Навещу Чарли и Эми. Сниму на ночь кого-нибудь. А все вы в это время благополучно перегрызёте друг другу глотки. Отвага, с которой были брошены эти дерзкие слова, придала лицу человека очаровательное выражение. Аро бы даже ненадолго влюбился, если бы помнил, каково это. — Грызня — занятие затяжное, не думаю, что ты доживёшь до финала… И ты же не считаешь, мой мальчик, что твои щедрые услуги останутся без оплаты? — Лучшей платой будет, если ты сгинешь, — выплеснул остатки яда Питер и отвернулся. — Что же, я попытался, — после некоторого обоюдного молчания изобразил вздох сожаления Аро, встал с дивана и поднял с пола пустую бутылку, тут же выбрасывая её в бак для сортировки на другом конце комнаты. Не хватало только, чтобы его человечек случайно навернулся и помер раньше, чем Аро это важное событие планировал. — И больше не приходи, — добавил строптивый Питер. А больше пока и не требовалось.***
Откусив от батончика, Питер в очередной раз замахнулся киркой. Во все стороны полетела каменная крошка и щепки. Щепки! Наконец-то, блин! Расковыряв в замурованной отсыревшей двери дырку и поправив фонарик на макушке, Питер нырнул в неё и огляделся. Колодец. Напротив — ещё одна дверь, новенькая, металлическая, с электронным замком, без оборудования хрен взломаешь. Вверх вдоль стены винтом уходили ступени. Питер перекинул в дырку сумку, пролез внутрь целиком, плюхнулся в лужу на полу и похолодел. На дне колодца пузырилась розоватая вода. К поверхности от движений то и дело подымались склизкие, почти чёрные невнятные комки. Питер вскочил и стёр со лба пот, но сделал только хуже: на лице и руке остались грязные разводы. Его затрясло, и он потянулся к фляжке, позабыв, что та давно уже опустела. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Какое же блядство, а не ситуация! К горлу подступили тошнота и икота. Вспомнив о минералке, Питер дрожащими руками достал её. По носоглотке резко ударил углекислый газ. Стало… полегче. Но не слишком. Нахлобучив огнемёт и стараясь не поскользнуться, он медленно полез по ступеням. Обмывали их, судя по всему, регулярно. Герберт Лесли Макулихи, нахера ж ты сюда только сунулся… Через несколько минут, длившихся часами, Питер уткнулся в решётку водостока. На лицо полосками упал приглушённый жёлтый свет. В левой руке непроизвольно оказался кол. За каким лядом он вообще притащил с собой колья? (Для антуража, конечно. Хотел шоу устроить — получи. Идиот.) Питер тронул решётку и понадеялся, что та не очень скрипучая. Конечно же, нет. Конечно же, она приподнялась с таким звуком, будто все скрипачи мира разом потеряли слух. С колом и огнемётом на изготовку Питер выскочил из проёма пулей, готовясь подохнуть с достоинством. Аро безучастно полулежал на подушках у подножия гротескно-пафосных — вот серьёзно? — тронов, жевал что-то в ярко-жёлтой упаковке и увлечённо читал. Ждал. Всё, сволочь, знал и ждал. Всё тело кричало: бей или беги, но вместо этого… — Детка, я дома? — Питер сам не понял, что ляпнул. Возможно, что-то подобное было в одном его схожем сценарии?.. — Не наломал по дороге дров? — столь же машинально ответил Аро — тоже со сценарием знаком, получается? — резко, но элегантно охнул и оторвался от книжки. Театр одного актёра, блин. — Пьетро, мой дорогой мальчик, ты всё же заглянул нас проведать! — Питер и глазом моргнуть не успел, как тот возник у него перед носом. — Какая честь и радость — видеть тебя в нашей скромной обители! Вампир на пару секунд впился ему в губы. Питер в этот момент, мягко говоря, охренел от жизни и успел с нею, жизнью этой, ещё раз попрощаться. Он был достаточно пьян, чтобы решиться сюда приехать, чтобы спуститься посреди ночи в замшелый гипокауст. Даже невольное купание в разбавленной крови он, скрепя сердце, перетерпел. Но вот для таких приветствий он был пьян недостаточно. Аро меж тем всё щебетал: — Джейн докладывала, что ты заходил отовариться. Жаловалась на линзы, povero tesoro mio, «словно пуговицы в глаза пихать». Столько лет, а она всё не привыкнет! — И щебетал: — Что же ты сразу не пошёл к Приорам? Я бы показал тебе лучшие места в городе! — И щебетал: — Ох, Винченцо, мальчик мой, прости мне мою неучтивость, ты, наверное, голоден? Мда, с кепкой для конспирации, пожалуй, всё же был перебор… Услышав о голоде, Питер с содроганием покосился на водосток, из которого выполз, будто чёртова черепашка-ниндзя. Аро проследил его взгляд и принюхался. Мутные красные глаза еле заметно потемнели и заблестели. Пиздец. — Неудобно как-то вышло… — бархатно прошелестело зловещее создание ночи, даже не пытаясь изобразить вину, и тут из Питера вырвался истеричный смешок, отрикошетил от стен башни и оглушил его. Как же ему было не по себе, Господи! — Ты позволишь? — Аро потянулся к его руке, с блаженством смотря на Питера в упор. — Читать меня вздумал? — Только если ты сам попросишь. Я не стану делать того, что тебе не по нраву… — Мне «не по нраву», что из-за тебя люди как мухи дохнут. На лощёной морде Вольтури прорезалась одна из этих его мерзких уебанских улыбочек: — Этого я исправить не в силах. — Зато я — да, — Питер покрепче сжал рукоять огнемёта. Глаза Аро вновь заволокло привычной дымкой, и тот оглядел себя и разочарованно протянул: — Не хотелось бы портить этот костюм. — В копеечку влетел? — Temo di sì. Давай ты попозже меня подожжёшь, когда я облачусь во что-нибудь менее презентабельное. Скажем, вечером, после ужина. Или же дело настолько не терпит отлагательств? — Вот ужинать я тебе точняк не позволю. — Ох, дорогой мой Пьетро, ужинать будешь ты. А я буду слушать, как тебе удалось раскрыть тех мнимых археологов из Кьюси… — Везде-то у тебя уши! И они, между прочим, были археологами вполне себе настоящими. Ключевое слово: «были». До пальцев Питера добрались чужие, ледяные, как Аляска, Антарктида и сердца бывших — всё вместе. Он вцепился в кол что есть мочи. (Заметка на будущее: перестать надевать беспальцевые перчатки только потому, что они более стильные, чем обычные!) Аро поднял его изгвазданную ладонь на уровень глаз, облепил своими и вдруг уткнулся в неё носом. Острие заточенной деревяшки изредка еле слышно царапало бескровное лицо, но Питер давно уже просёк, что Аро порой не в ладах с башкой. Ничего удивительного, впрочем. Лично Питер бы стал ехать крышей на году примерно двухсотом… — Vorrei tanto che questo sangue fosse tuo… Voglio sentire il tuo coraggio e la tua forza. Ammiro la tua determinazione. Che sangue meraviglioso deve essere che scorre in queste vene! Tutto è veleno, e nulla esiste senza veleno. Solo la dose fa in modo che il veleno non faccia effetto. Se tu fossi quel veleno, il dosaggio sarebbe così piccolo, è quasi ingiusto! Допустим? — Как так вышло, что дверь не стала для тебя преградой, мой мальчик? — продолжил бубнить ему в руку Аро и, так и потащив бессильного против каменной хватки Питера за собой, задумчиво поплыл в сторону своего, прости господи, трона. Теперь-то ясно, почему этот пуп земли так любил погреть зад в его кресле. И что, неужели и вправду подсматривать не стал? — Я не нарушаю своих обещаний, — добавил тот, на что Питер неверяще фыркнул: а сейчас тогда это что было? — Порою ты сам как раскрытая книга. Пожалуйста, располагайся, мой дорогой, ты проделал долгий путь. Аро предлагал ему подушки. Питер сбросил огнемёт, стянул фонарик и без лишних раздумий плюхнулся на трон. Гулять так гулять. — Очаровательно, — блеснул зубами Аро в опасной близости от его запястья. Покопался в кармане: — Будешь? На ярко-жёлтой упаковке ёжик в голубом галстуке-бабочке перечислял элементы химической таблицы. — Это что? — Гематоген. — Гематочто? — Гематоген, мой дорогой Винченцо. Порой не могу устоять и балую себя, заказывая в землях, что от нас чуть восточнее. — Он подумал: — Остался ещё с кедровым орехом, если хочешь… — Какой-то местный деликатес? — Можно сказать и так, — Аро противненько захихикал, без колебаний расстёгивая липучку на кожаной митенке. Под перчатку тоже затекло, но Питер старался об этом не думать. — А тебе разве можно человеческую еду? — удивился он, вскрывая упаковку. Аро молчаливо подождал, пока Питер откусит и распробует. Привкус был сладкий и отдавал металлом, а по консистенции чем-то напоминало чуть затвердевший рыхлый тоффи. — Мне можно кровь, — сказал Аро с гаденькой улыбочкой, и Питер поперхнулся. Он как-то предпочитал прожить эту жизнь, не зная, что в Восточной Европе торгуют кровавыми сладостями. — Не стоит кривиться, здесь всего-то альбумин из сыворотки бычьей крови. И многовато сахара. Для меня практически бессмысленно в плане питания. Как хлебец надкусить. Хотя знаю я кое-кого… — В голосе Аро промелькнула мечтательность. Тот добавил: — Ну что ты, дорогой, глотай, не стесняйся. — Я ещё не настолько пьян, чтобы глотать по твоей указке. — Даже не знаю, кто из нас для кого в этот раз больший оселок остроумия, — заметил Аро, когда Питер всё-таки откусил от странной штуки ещё дольку. — Спасибо, что хоть больше не режешь быков самолично. — О, обновил своё досье на мою скромную персону? — Аро выглядел польщённым. — Ага. Правда, теперь за точность не ручаюсь. Зато добыл на eBay кольцо какое-то прикольное, ну, типа микенское, «против духов ночи». Если вдруг глянешь, скажешь хоть, настоящее или же так, брехня?.. Аро согласно промычал и вновь безучастно уткнулся своей жуткой рожей в тыльную сторону его ладони, словно добрался до самого Папы Римского. Питер же сидел, смотрел на ёжика, на зал, на чёрную макушку и думал, сколько ж народу погибло в этой кровавой бане за века. Кровь скольки человек смешалась с водой, не успела уйти под землю и осталась сейчас на его руке? Он понял, что просто чертовски устал от всего этого цирка, и это до мандража бесило. Имела ли его борьба вообще смысл? Да, с того момента, как Брюстер его растормошил, Питер прошёлся по стольким местам, истребил столько нечисти — настоящей, вредящей людям, преследующей их в кошмарах и наяву, — а теперь оказался здесь, в буквальном гнездовье вампиризма, и даже не может проткнуть главаря, потому что почему? Потому что у этой чокнутой твари хорошие, блин, манеры? — Мне нужно выпить. — Есть твой любимый «Мидори», — сказал Аро, не поднимая головы. Питер подумал, что нисколечко не удивится, если не досчитается в своём баре пары-тройки бутылок. — Пойдёт. Аро нехотя отпустил его ладонь и выскользнул из зала. Из стремительно согревающейся руки Питера выпал кол, расстёгнутая перчатка шлёпнулась следом. Он помассировал ноющие глаза — и вдруг беззвучно заплакал от бессилия. Вот это дерьмо, а не ситуация! Хотел следовать плану — а опять всё псу под хвост! Ему на колени упала бутылка. На подушки у его ног — тело. Питер поспешил убрать руку от лица: Аро улёгся, как лежали знатные особы на пирушках с древних фресок, и, без зазрения совести посасывая пакетик четвёртой отрицательной, с интересом посетителя зоопарка не мигая за ним наблюдал. Питер без лишних слов откупорил ликёр и хлебнул. Что же, теперь весь этот абсурд хотя бы имел оправдание. План сдох в мучениях, придётся импровизировать. Хотя импровизаций Питер не выносил: они редко выходили сносными. Будто нож масло, голос Аро разрезал тишину, установившуюся между ними: — Я распорядился, чтобы тебе приготовили комнату. — Да у вас тут прям-таки Белладжо, я погляжу. — Белладжо юго-западнее, мой дорогой. — Белладжо северо-западнее. Не думал, что ты путаешь стороны света. Шутейка была настолько тупая и локальная для них обоих, что смех Аро словно зажевало, как кассетную плёнку, от восторга. Если его и вправду веселят такие долбоёбские шутки… бедный мужик. Питер выпил ещё. Это согревало. — Надеюсь, я никого тут не потеснил? Или же я удостоен чести присутствовать на открытии нового холодильника? Настроение Аро вновь стало меланхоличным: — Просто хочу, чтобы ты знал, что к твоему визиту мы готовы всегда. — Звучит паршиво. Скольких ещё вы так ежедневно ждёте на этом же самом месте? — Питер откинулся на спинку трона. — Ты же не хочешь слышать ответ. — Не хочу. Но то, что я его не слышу, не значит, что я его не получаю. С этим пакетиком Аро всё-таки выглядел нелепо… Похоже ли было на сок в сравнении со свежим фруктом?.. Нет, Питер пока не готов был спрашивать. — Так что там с дверью, мальчик мой? — Сделал дыру, — деловито заявил он. — Ты просверлил нашу новую дверь?! — примитивное возмущение хозяйственника сбило с босса кровососов всю спесь. — Я прорубил старую. — О, — Аро застыл. — О! — Лицо его опять приобрело неадекватное, радостно-возбуждённое выражение. — Детали, мне нужны детали! — упырь машинально потянулся к Питеру, но одёрнул себя. Ишь ты, выделывается тут перед ним! — Прошу, не томи. Питер призадумался, как бы объяснить: — Ну вот смотри, город у вас небольшой, но по древности посоревнуется с моей прабабкой, да ещё и в горах, значит наверняка есть сеть подземных тоннелей. Аро важно закивал. — Плюс, скажем так, я немного покопался в теме, почитал пару диссеров да статеек и выяснил, что цистерны в Орвието, Орте и здесь удивительным образом похожи на те, что в микенских цитаделях, поразительное совпадение! На секунду жуткий взгляд Аро стал очень тёплым, как у доброго дедушки. — Наверняка должен быть выход на север, поэтому я выбирал между Мандрингой, Амфитеатром и Доччьолой. Аро вдруг вскочил и с какой-то жадностью во вновь потемневших глазах молча навис над Питером, оперевшись руками на подлокотники по обе стороны от него. Питеру стало чутка ссыкотно, но алкоголь всегда делал его податливым, а «Мидори» в частности — ещё и сучливым. — Мандринга далековато, конечно, но около трассы, никто не запалит. Сгонял я проверить, вроде как пустышка, но кто ж вас, ублюдков, знает… Аро таинственно улыбнулся. — Бани за амфитеатром — вообще заебись местечко, наверное, раньше было для всех ваших тёмных делишек. До Доччьолы же я тупо не успел добраться, да и в воду лезть не больно-то хотелось на ночь глядя, но полагаю, туда и ведёт ваша «новая дверь»? — не сдержался и передразнил Питер. — Гулять по тамошним лестницам — моя многовековая слабость, — с трепетом ответил Аро. А потом его глаза опасно сузились: — Однако почему ты избрал север? О, Питер очень не хотел этого говорить! Только не здесь, не в этом зале. — Ну, не только север, конечно, на случай неудачи у меня были и другие идеи припасены, просто север мне показался логичнее всего… Тяжёлая ладонь Аро приземлилась Питеру на разгорячённый лоб. В горле резко пересохло. — Так почему же? — продолжал мягко допытываться тот. Перед глазами замелькали картинки, и Питер отчеканил: «Там кладбище? Морг? Больница? А когда-то была и психушка? Удобно, что пиздец!» Аро довольно часто и жутко не к месту смеялся, но на сей раз его хохот походил на смесь визга младенца со скрипом мела по доске. — Ты же понимаешь, «Питер Винсент, охотник на вампиров», что с такой любознательностью долго не живут? «Если бы долго не жили, меня б здесь вообще не сидело. Так, может, проблема в Вас, синьор Аро Вольтури?.. Non toccarmi… Нет, я понимаю, конечно, при виде меня любой размякнет и пустит слюни! Обидно, правда, что в последнее время ко мне неровно дышат одни лишь неприятности… Non toccarmi, Aro! Но вот пути отхода я б на вашем месте поменял на что-нибудь менее палевное. Ну и завёл бы себе техотдел и парочку камер слежения вместо рыскающих по пятам шестёрок. Togli le mani!.. Мне ведь даже особо стараться не пришлось, чтобы всё это нашарить! Пара кликов в Интернете да прогулка по округе в Гугл.Земле… Или тут должно быть la mano? Ой, да не поебать ли?! Хотя то, как в центр к вам не заедешь, — предусмотрительно, ничего не скажешь! Кстати, да, хватит меня лапать, я что, неясно выражаюсь?!» Аро убрал руку и принюхался к ней. — Какое же упущение, что ты человек и ничем иным быть пока не желаешь. Питер вновь приложился к бутылке. После вмешательств Аро в голове всегда стоял сплошной сумбур. — Придётся вам всем с этим мириться. Дверь в зал скрипнула, и по полу зацокали каблучки. Аро даже не обернулся. Питеру пришлось извернуться, чтобы глянуть ему за спину. Ба, какие нелюди! — О, мисс Вишнёвая Бомба, заруливай! — приветственно взмахнул бутылкой он. Аро с немым интересом изогнул бровь. Девочка… Джилл… или Джейн, что-то такое, кажется?.. недовольно просканировала Питера через весь зал, так что он вмиг покрылся мурашками. — Господин, — протянула Аро руку она, когда приблизилась. — Джейн, милая, у нас гость, где твои манеры? — по-отечески пожурил её тот, без промедления стискивая её ладошку и закрывая глаза. Питер усмехнулся. — Signor puzzola, — Джейн с неохотой кивнула головой в его сторону. — Джейн! Манеры! — Аро пытался выглядеть возмущённым, но, честно говоря, переигрывал. Опять. Вампирья девчонка собрала губы в улыбку. Питер невольно гоготнул: мелкая была вся в «папаню». Или всех кровососов учат так улыбаться в какой-нибудь их кровососьей школе? …Хм, а у неё все коренные или же навечно остались и молочные?.. Не то чтобы Питеру было не наплевать, разумеется… — Я могу доверить это вам, моя дорогая? — спросил Аро, так и не открывая глаз. Лицо Джейн скисло только больше. — Ну что ты, дитя моё, нет нужды так противиться. — Она окинула Питера опасным взглядом. У него разом заныли все зубы. Господи блядский боже, опять эти их ебанутые силы, что ли? — Лишь в случае крайней необходимости, но вряд ли такой момент настанет. — Как пожелаете, господин, — выплюнула она, с еле заметным рвением отбирая руку. Разговор ей был явно не по душе. Питер мог понять. — Рад, что мы пришли к согласию, — Аро поцеловал её в лоб. Зубы ныть не перестали. — Мой дорогой Винченцо, Джейн была так любезна, что вызвалась посторожить тебя сегодня. — Если юная мисс Вишнёвая Бомба так любезность проявляет, боюсь представить, что бывает, когда она в бешенстве, — скептично заметил Питер, лакая остатки «Мидори», лишь бы заглушить боль. — Ты не хочешь знать, — ласково сказал Аро. — Вы не хотите знать, — приторно протянула Джейн. Питер действительно не хотел. Вампир вновь склонился над ним, схватил его левую руку, ещё раз еле заметно обнюхал и легко приложился к ней губами. — Надеюсь встретить тебя с утра в здравии, юный Винсент, — сказал Аро и через мгновенье выпорхнул из зала. Адресовано это было явно не Питеру. — Фи, — сказала Джейн. — Согласен, детка, — сказал Питер. Девчонка молча наклонилась, чтобы подобрать огнемёт. Питер вскочил с насиженного места: — Эй, бомбочка, вышвырнешь мою игрушку — я тебя сам вышвырну, за шкирку, со склона, ногами вперёд, — холодно предупредил её он. Джейн странно на него посмотрела и, не особо сопротивляясь, отдала огнемёт, стоило Питеру приблизиться. — Здесь использовать запрещено, — поставила ультиматум она. — Боишься? Джейн молчаливо поджала губы. — Я тоже боюсь. Каждую секунду своей грёбаной жизни. Джейн так же молчаливо развернулась на каблуках и пошла прочь из зала. Питер посеменил за ней. — Что по культурной программе, детка? — спросил её он, топча грязными сапогами ковровую дорожку в коридоре. — Пытки? Истязания? Донорство? Сразу в темницу, пока не сгнию? — К сожалению, нет, — криво улыбнулась она. Чудо, а не ребёнок! — Хотя запереть Вас всё же придётся. — Беспокоишься, что я вырвусь и побегу рыскать по вашим хоромам? — В этом нет необходимости: боюсь, господин завтра сам проведёт Вас, где необходимо… — Да, твой папаша — самоуверенный выпендрёжник, каких поискать. Джейн сморщила носик, как Питеру показалось, из солидарности даже, и хмуро сказала: — Я обязана Вас запереть, а Вам не помешает закрыть окно. Не то чтобы Питер с его маленьким невинным хобби вообще привык держать окна и двери открытыми… — Вряд ли кто-то припрётся на мой запах. Аро сам сказал, я воняю. — Вы склонны верить господину, signor puzzola? — не скрыла удивления и какого-то неясного завистливого раздражения Джейн. — Выбора у меня не особо много, бомбочка. Свет автоматически зажигался, когда они проходили под лампами, и тут же потухал. Мрачняк. Они прошли ещё несколько коридоров и лестниц в молчании, пока Джейн не сказала: — Вы знаете, мы не спим… — «Бессоница наводит на подростков тоску»? — Питеру ощутимо обожгло лопатку. — Ладно-ладно, я понял, прекрати. — Кто-то многое отдаст за ночи без сна, но когда им нет конца, то хочется только спать и окунаться в сновидения, пусть даже это будет одна лишь густая чернота… Питер решил не думать, как неприятно вдобавок быть запертым в теле ребёнка вечность. Стать рабом своего не успевшего развиться тела, из-за жестокой метаморфозы приговорённым к одним лишь размышлениям, отчаянию и бесконечной жажде… Так, кажется, он на сегодня выпил достаточно. — В этом отношении из всех нас господин — самый удачливый. Или же, наоборот, самый неудачливый… Питер застыл посреди коридора. Его вновь прошиб пот. Джейн прикрыла нос, и свет погас. Аро ходил по домам и лапал спящих. Аро, как наркозависимый, три тысячи лет пробирался в чужие дома и, словно передачу по телику, смотрел людские сны… — Я закрою окно, Джейн, — сглотнул Питер и двинулся дальше. Светильник зажёгся. — Благодарю, — её улыбка впервые была настоящей. Очаровательное, чуть пухлое личико, умные красные глаза и небольшие ямочки на щёчках. Ребёнок, ревностно охраняющий благополучие своего родителя. Мигнула очередная лампочка, и перед одной из дверей нарисовался мальчишка, смутно похожий на Джейн, только повыше и волосами потемнее. — В этот раз тебя послали за человеком, а ты притащила скунса. Мельчаешь, сестрёнка, — подтрунил он. Джейн едва-едва надула губы. — Это Алек, — представила она. Питер усмехнулся: ты смотри-ка, всё-таки научилась манерам? — Питер Винсент, очень не рад знакомству, — отсалютовал он. Руку решил не протягивать: чёрт их знает, что эта вампирская кодла ещё может учудить. — Взаимно, — ответил Алек. — Я думал, Вы кудрявый и бородатый, — задумчиво сказал он. — Какой милый мальчик, смотришь мои шоу? — заворковал Питер. — Мне расписаться на твоём дневнике? Алек игнорировал его выпады: — Видел Вас однажды на Комик-Коне. Кажется, тогда вышли Ваши «Существа с Карпатов»… Отлично, кровосос-гик. — Не люблю Карпаты, — добавил Алек. Питер внёс Карпаты — нет, ну какой же избитый штамп! — в свой мысленный список для проверки на вшивость. На всякий случай. — Нам велено охранять мистера Винсента, — заявила Джейн, с удовольствием садиста наблюдая, как безмятежное лицо её — видимо, всамделишного — брата накрывает лёгкое расстройство. Питер зевнул: — Если захотите порубиться во что-то или посмотреть сериальчик, то валяйте, только чур я потом с вами. Близнецы глянули на него как на умалишённого. Вот, пожалуйста, ему и двух сотен лет не понадобилось!.. Питер толкнул дверь. До чёртиков знакомая планировка, разве что обставлено побогаче, с натюрмортом на стенке даже… Он свесился в окно: в полутьме кактусы походили на кривых гномов. На подоконнике двумя этажами ниже стояла пепельница. Точно в том же положении, как он её оставил. Питер прошёл к шкафу: внутри оказался его рюкзак. — Не, ну слушайте, это уже какая-то совсем нездоровая хуйня, как по мне, — решил высказаться он, обернувшись. Джейн стояла в дверях одна. — Вам бы всем дружно к упырскому психологу, я серьёзно… Что, Алек помчался за ноутом? Джейн упрямо не ответила, но глаза её шкодливо забегали. Наверное, покраснела бы даже, если бы не была ходячим трупом. Питер захлопнул цветастые ставни, запер окно на щеколду, сбросил с себя всё своё бессмысленное обмундирование, достал из рюкзака сменную одежду и ушёл мыться. Каменная крошка уже который час скрипела на зубах, голова чесалась от грязи и пота, ещё и кровь эта тонкой коркой засохла на пальцах и въелась под ногти… О том, что он, охотник на вампиров, стоит и принимает душ в логове клана древнейших из этих тварей, Питер старался не думать. Но он всё ещё оставался человеком (что в его положении — удивительное везение), а практически каждый человек, которого он знал, от хлещущей в лицо воды начинал думать только больше. Для Аро Вольтури не было ничего дороже безопасности его соклановцев. Цитадели, укрепления, тяжёлые громады стен, «колонизируй или уничтожь», постоянный контроль над всем — Аро был микенцем от макушки до пят. Анаксом, который задумал править вечно в окружении верных и таких же вечных подданных и которого лет через сто напуганные бессмертием люди решили поджечь, пускай и безрезультатно. Беотия, Орхоменос, Пилос, что ещё там тогда горело? А, ну да, сами Микены, конечно же… Чтобы расправиться с какими-то мелочами, вроде дюжины мелких новообразований, ему, конечно же, нафиг не сдался «Великий мистер Винсент». Нет, Аро беспокоился не из-за них… Шилом в жопе для него почему-то стал сам Питер! Питер рвано засмеялся. В его работе был печальный парадокс: его экранная персона вещала, что нечисть — это жуткая реальность, и зрители слушали каждое его слово, разинув рты, но если бы Герберт вдруг взял и ляпнул подобное, все бы сочли, что он тронулся. Ну или в лучшем бы случае корпоративный психолог посоветовал ему отпуск. Где-нибудь в Европе. Нет, Аро вряд ли даже секунду думал о том, что Питер раструбит об их существовании. Это было слишком просто. Дело было в другом. План у Аро был в другом… Когда до Питера дошло, он выключил воду. Оделся. Вышел из ванной. Джейн и Алек сидели на полу коридора, напротив двери в комнату, и тихо препирались, на какой остановились серии «Звёздного Пути». Удобно, наверное, когда ничто не затекает. Недавняя догадка его не удивила, но менять линию поведения прямо сейчас было бы палевом — да и паскудством — с его стороны. Питер снял с кровати покрывало и постелил рядом с ними. — Не застудите жопки, зайчики. Глаза Джейн опасно полыхнули алым. Алек потрепал её по плечу. — Нам не нужно, спасибо, — сказал тот. — На вашем месте я бы тоже бесился, если бы меня впрягли сидеть и несколько часов сторожить протухшую котлету. Так что комфорта мало, но хотя бы так… — Питер вернулся в комнату и махнул рукой: — Уже скучаю, пупсики! Дверь захлопнулась. Питер согнал с себя остатки неги и взялся переодеваться. Ему нужно было валить — и срочно!