Признание
Вот Павел Афанасьевич и прибыл
В гостиную, обставленную им.
Хоть Алексей Молчалин Сашу и обидел,
Она обрадовалась встрече с ним.
Вот и улыбка появилась на губах,
да взгляд глаз голубых переменился.
Что стоит ей теперь обнять в сердцах
того, кто в детстве за неё столь смело поручился.
И радость всё никак не угасала,
ведь получила Сашенька в ответ:
«Не гоже девке парнем притворяться
и что-то там доказывать про новый свет»
«Эх, узнаю родимый дом.
Но правда, Павел Афанасьевич, не стоит,
ведь я не притворяюсь даже чуть.
И собирая локоны хвостом
я делаю удобство как позволит»
«И всё вы за удобство прицепились.
Но ладно. Как жилось там за границей?
Как твои взгляды изменились?
Иль тебе плохо было вольной птицей?»
Такими мелкими речами,
да очень странными порой словами,
к теме женитьбы подошли.
Ох лучше б даже и не шли!
«Я повторюсь, в ученье сила.
А вы, если угодно, продолжайте думать так.
И находите связи побогаче.
Ведь в этом ваше счастье, так?»
А барина как ледяной водою окатило.
Сначала покраснев, потом уж побледнев,
он высказал, что Саше тоже
придётся выйти замуж, ведь это участь всех.
Возникло краткое молчание.
Закончилось оно улыбкою на Сашиных губах,
и сделав вдох, быть может чтобы подготовиться к признанию,
она произнесла, мгновенно вызвав тихий «Ах»:
«Я люблю девушек, вот новость.
Вы точно ожидать такого не могли.
А, знаете, я поборола робость,
так что вы можете и не молчать в ответ, но не скажу «прости».
Тут Софья к спору присоединилась.
И подойдя к отцу, что до сих пор предпочитал молчать,
она произнесла, как-будто между делом,
что Чацкая сама не понимает что болтать.
«Ну точно, что же я сглупил…
Ведь мать у ней уже с ума сходила,
наверное настал уж и её черёд,
да чёрт тут знает кого домой она уже водила.
Небось и честь уж не при ней.»
И будто девушка внезапно испарилась,
он продолжал молву об удивительных вещах,
об отношениях, о долге, и опять о чести,
не замечая вовсе Сашин страх.
«Вы переходите уж всякие границы.
Теперь достаточно, прекрасно поняла я вас.
Уйти, быть может, мне?»
«Тебе бы лучше стоило молиться!
Не заниматься баловством,
уйти от извращений!
И ты же пожалеешь о таком,
да и не требуй хоть сейчас моих ты объяснений.»
И Саша нервный издала смешок,
прекрасно понимая, что стала как пустое место,
да зная, что теперь замок
на ней поставлен повсеместно.
Или хотя бы в этом доме,
где сохранились старые порядки
да где и до сих пор не замолчал их разговор
о том, что Саше все дороги в куртизанки.
«Жаль, очень жаль, она малая с головой. И славно пишет, переводит.
Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…»
«Нельзя ли пожалеть о ком-нибудь другом?
И похвалы мне ваши досаждают.»
«Не я один, все также осуждают.»
«А судьи кто?»
«Саша…»
«Что? Я не намерена это терпеть уж точно, как вы не поймёте.
Всё Саша, Саша… И даже сдерживать меня не устаёте.
А толку то? Или хотите вы сказать, что стали как ваш батюшка?
То верно, то неверно.
А я ведь знаю, мне замену вы нашли.
Какую? Жалкий… Ай!
Или забыли, как в ночи, вы «Александра» мне шептали?
Да что уж разговоры, глупость.
Ведь я всегда любила, Софья, вас.»
«Но как же… В этот час вы прибыли…
Прошло уж столько лет.»
«А ваш ответ, конечно, нет…
Что же, я вас поняла.
Не смею время занимать я ваше боле.
Прощайте. Будь по вашей воле.»
Она уж к выходу пошла, когда вдруг за спиной
услышала столь милый и знакомый глас.
«Саша… Постой!»
«Ох, нет, прошу, Софья, оставьте. Хочу побыть наедине с собой.
А вот о чести… Право, вы не беспокойтесь.
Она при мне, невинна я, как малое дитя.
Но что до вас… Судите о себе уж сами.
Быть может бог иль совесть вам судья.»
