Shooting Stars

      Стылый ветер, что беспрепятственно бродит по площадке Астрономической башни, ощутимым дуновением развивает две мантии – Равенкло и Слизерина. Два силуэта, чуть сгорбившись над телескопом, приглушённо перешёптываются друг с другом, не то опасаясь обнаружения, не то желая сохранить таинство ночи, что с запада на восток накрыла мир майскими сумерками.              — Великий Мерлин… Дункан снова сбил настройки искателя, вот же непутёвый нюхлер. Что ж, не критично. Сейчас проведём калибровку, настроим кратность и поле зрения. Должен предупредить, что это может занять гораздо больше времени, чем предполагалось изначально. Ты ведь… Не сильно торопишься, Лира?              — А ты всё продолжаешь поиски предлогов для того, чтобы отправить меня восвояси? – девушка прикрывает губы ладошкой, не способная сдержать улыбку от незамедлительной реакции Амита на её дружеское подтрунивание. Юноша, до этого всецело погружённый в процесс настройки телескопа, резко отпрянул и, озадаченно приподняв и без того изогнутые брови, сбивчиво пробормотал:              — Нет! Как можно?.. Я не…              Он спешно прикрывает глаза и прикусывает щёки изнутри, силясь с собственным смущением, что уже успело проявиться на лице алым румянцем. До одури невинный в своей простоте, трогательный и манящий. Всех ли юношей Равенкло можно было наградить подобными эпитетами? Нет. Исключительно Амита Таккара.              Лира, пристыжённая неуместностью выходки, виновато улыбается, но не преминает воспользоваться моментом, позволяя себе доселе невиданную вольность. Она неспешно поднимает руку и осторожным касанием убирает за ухо прядь тёмных волос. Момент затягивается и время, до того мерно текущее вслед за секундой стрелкой карманных часов юноши, смиренно замедляется – девушка опускает прядь, ведя ниже, по хрящику уха, и ещё ниже, к самой мочке. Она деликатно обводит кожу, давая ход пальцам, что бегло проносятся от зоны за ушной раковиной до бьющейся жилки на шее. На неприкрытом рубашкой участке тела теплится жизнь, отдающаяся волнующей пульсацией где-то в районе солнечного сплетения. Знаток гоббледука шумно выдыхает, обдавая лицо стоящей напротив девушки своим теплом. Лира уже было собирается убрать руку, пресекая развитие дурманящих образов в собственном сознании, как вдруг чуть вздрагивает от неожиданности и контраста температур, ощущая не по погоде горячую ладонь Таккара поверх своей, что по-прежнему покоится у основания его шеи.              Пеллерин неотрывно наблюдает за изменениями на лице юноши, примечая впадинку в уголке его губ, расплывшихся в блаженной улыбке. Густые ресницы трепещут на ветру, селя на его лице причудливые тени от опалового света ночного светила. Два юных сердца стучат оглушительно громко, эхом разносясь по своду древней башни. Студенты тянутся в объятия друг друга под иллюминацию шаловливо подмигивающих звёзд. Всё бы ничего, если бы не…              — Лира… – обращение-мольба оседает на приоткрытых губах девушки, — Профессор Шах явится с минуты на минуту и наверняка изволит справиться о наших… Успехах.              — Телескоп… Откалиброван? – девушка отчаянно ловит ароматы, что исходят от Таккара, выстраивая ассоциации: горы, влажная почва, летний ливень… Его дыхание становится ближе.              — Что?.. – непонимание и восторг немыслимой ранее тональностью отражаются в его голосе.              — Телескоп, Амит, – Лира сталкивается своим лбом со лбом юноши, позволяя своим векам опасть.              — П-почти, – глаза Таккара, поблёскивающие и отражающие свет столь любимых им звёзд, лихорадочно бегают по лицу Лиры. Заприметив проступающий румянец на высоких скулах девушки, он бессознательно проводит языком по своим губам, пребывая в тщетной попытке утаить разгорающееся пламя, что тягучей патокой разносится по телу, оседая нетерпением внизу живота, — Позволь мне закончить…              Ответная реакция не заставляет себя ждать. Пеллерин пребывает в упоительном восторге, наблюдая за происходящим сквозь припущенные веки. Она, возможно, впервые в своей жизни не находит слов и потому лишь шумно выдыхает, позволяя умоляющему стону сорваться в жизнь.              То, как он говорит и то, что он говорит… Он просит и от этой просьбы мышцы стягиваются в тугой узел, то и дело норовя порваться.              Мерлин, какой же он…              Лира безропотно кивает и… Перестаёт чувствовать тепло чужого тела.              — Диагональное зеркало установлено. Можем приступить к наблюдениям. Лира?..              Студентке Слизерина требуется несколько затянувшихся секунд, чтобы прийти в себя, возвращаясь с прогулки меж звёздами. Лира держит лицо, зацикливая в мыслях румянец, поселившийся на смуглой коже юноши, и движение кончика языка, нервно, но до безобразия соблазнительно пробежавшего по чувственным губам. Поведение, недостойное благородной леди, но кого сейчас это волнует? Околдованная близостью мужского тела, его тела, Пеллерин совсем позабыла о гордости и нравах. В конце концов, она так давно грезит возможностью беспрепятственно касаться его, что в пору уже отвести в дневнике несколько страниц исключительно под детально расписанный план очарования нерешительного звездочёта.              Мысли, мысли, так много неуместных мыслей. Ей бы сосредоточиться на поиске нужного окуляра, но всё, о чём она способна думать – лунные блики в чёрных, как южное небо, глазах.              — Дамы вперёд, – радушная улыбка и приглашающий жест рукой. Мантия Амита распахивается, и он натурально светится изнутри, продолжая источать букет волнительных ароматов: от горных вершин до бескрайнего небесного полотна. Так пахнет свобода. Так пахнет Амит.              Если бы Лира знала, чего стоят это напускное спокойствие и лёгкие ухмылки для юноши с Равенкло… Раздираемый изнутри восхищением, обожанием и целой пригоршней схожих чувств, он каждый вечер сгорает в одиночестве, подобно медленно, но верно несущейся навстречу своей гибели комете. Если бы он мог двигать звёзды, то незамедлительно собрал бы из ледяных крупиц далёкого света один единственный портрет – Её портрет. Её ясный лик нашёл бы себя среди прочих скоплений, будоража пытливые умы учёных своим великолепием.              Он бы признавался ей каждую ночь, едва солнце заходило за горизонт, уступая место россыпи ещё бледных, но уже таких ослепительных звёзд. Он бы покрывал поцелуями каждую родинку на её теле, водя по ним пальцами и соединяя в созвездия. Он бы мягко, ненавязчиво сжимал в ладонях волнительно вздымающуюся грудь, попутно расстёгивая непослушными пальцами крошечные пуговицы школьной блузы. Он бы с придыханием опускался перед ней на колени, и, неотрывно наблюдая за сменой смущения на неприкрытое вожделение, вёл ладонями вверх, дюйм за дюймом обнажая вечно скрытые под тугой тканью юбки ноги. Зубами вцепился бы в кромку утеплённых чулок, ведя губами вниз, срывая сладостные стоны, вознося к небесам. Мерлин, её бёдра пьянят похлеще нескольких стаканов сливочного пива…              Сладко. Мучительно. Необходимо.              Амит вновь проводит языком по собственным губам в надежде уловить призрачный вкус её кожи. Дьявол, ему бы стоило держать дистанцию. В противном случае одно неловкое движение и он будет раскрыт, высмеян, опозорен. Таккар пребывает в тихом ужасе, но перестать ловить образы и запахи не может, да и не хочет, говоря откровенно. Не сегодня и не завтра. Удовольствие на грани боли, что день за днём формировало в теле юноши молодого мужчину. Вселенная и та не сразу образовалась.              Звёзды меркнут на фоне красоты Лиры Пеллерин. Ничто и никто не вынудит его разуверится в этом.              Девушка, до того с энтузиазмом двигавшая механизмы телескопа и наблюдавшая за ходом светил по небосводу, замирает. Она молчит, а он решается.              Расположив ладони по обе стороны от телескопа, Амит робким зверьком склоняет голову и зарывается в изгиб шеи Лиры. Тонкие пальцы крепко сжимают прутья ограждения, ища опоры, силы и смелости. Холод кованного железа дарит ощущение реальности происходящего, и он шёпотом выдыхает:              — Поцелуй. Один поцелуй. Молю... – голос его дрожит, едва в нос ударяет запах полевых трав, исходящих от её тела, — Ты так близко, а я, кажется, схожу с ума…              Невесомое прикосновение нетерпеливых губ у линии роста волос и сердцебиение Лиры срывается в галоп, поселяя скопы мурашек на бледной коже. Она шумно выдыхает, чувствуя, как юноша, осмелев, прижимается сильнее, сгорая от смущения, но более не утаивая своего возбуждения.              Студентка Слизерина, увлажнив собственные губы, разворачивается на каблуках так стремительно, что Амит опасливо закрывает глаза, ожидая скорой пощёчины. Достойное ли поведение джентльмена из чистокровной семьи? Нет, нет и ещё раз нет. Но так хочется, что он готов рисковать вновь и вновь, ныряя в омут с головой…              Горячие пухлые губы накрывают его и мир перестаёт существовать. Лира дарит ему этот сладкий, тягуче-медленный поцелуй, искусно выводя замысловатые узоры на его губах. Мерлин, от одного только соприкосновения их языков в упоительной влажности поцелуя Амит готов отпустить желания тела, окропляя собственным семенем ткань белья и брюк. Юноша утробно стонет, едва Лира юрко вторгается языком в его рот, ведя кончиком по дёснам. Поцелуй-мечта.              Студенты исступлённо целуются, изучая тела друг друга, охотно отвечая на ласку. Они позабыли обо всём на свете, отдаваясь моменту. Казалось, мир вокруг схлопнулся до площадки Астрономической башни, ночная тишина которой разрезалась лишь томными вздохами и влажными звуками поцелуев.       — Ещё, – тихо шепчет Лира, отрываясь от припухших губ юноши.              — Что?.. – сдавленный шёпот в ответ и немигающий взгляд полуприкрытых глаз. В них натурально горит пламя.              — О чём ещё ты грезишь?              Амит на миг ловит себя на мысли, что всё происходящее – сон, игра воспалённого воображения, юношеская фантазия. Лира примечает каждую смену эмоций на его лице и участливо проводит большим пальцем по щеке Таккара, вновь приковывая к себе всё внимание. Студенту Равенкло жарко, тесно, невыносимо в собственном теле, но вместе с тем прекрасно, расковано, влюблённо.              — Родинки… Родинки на твоей шее. Я…              Горло сдавливает спазмом, более не выудить из себя и слова, ведь пальцы Лиры тянут его руки к горловине блузы, уча и показывая, как быстро расправиться с перламутровыми пуговицами. Обнажив шею целиком, Амит не останавливается и с глухим рыком припечатывает губы девушки смазанным поцелуем. Он всегда был способным учеником. Вот и на неудобные пуговицы нашлась управа. Голодный до ощеломляющих свершений – Амит Таккар.              Всасывая нижнюю губу девушки, юноша отрывается и поцелуями-укусами ползёт вниз, оставляя за собой влажные дорожки на подбородке. Лира прикрывает рот ладонью в тщетной попытке приглушить собственные стоны и сохранить подольше вкус чужих губ. Эти звуки – райская мелодия, услада для обострившегося слуха Таккара и он вовсе не желает, чтобы они прерывались и застревали где-то между её изящных пальцев. Мозг работает на триста процентов, и потому решение не заставляет себя ждать – Амит неохотно отрывается от столь вкусной шеи, перехватывая девичью ладошку. Не раскрывая глаз, он выцеловывает каждую фалангу, ощутимо прикусывая выпирающую костяшку запястья. Ведёт руку ещё ниже и укладывает поверх ткани брюк, что так предательски-томительно натянулась под давлением стоящего члена. Студенты на мгновение замирают, а после позволяют загулявшему ветру унести за собой два отчётливых стона: его – благодарный, её – вожделеющий. Таккар интуитивно толкается в раскрытую ладонь, прося ласки, а ноготки девичьих пальцев игриво проводят по ширинке, ловя моментальную реакцию в виде окончательно сбившегося дыхания и нетерпеливых подрагиваний плоти, что до сих пор отчего-то скрыта за столькими слоями формы.              Амит языком соединяет родинки на шее Лиры, опускаясь к груди. Картина убийственная, он уже давно бродит на грани.              Пеллерин молит все высшие силы лишь об одном: пусть эти прикосновения не прерываются ни на миг, пусть они расцветут раскалённым клеймом на всём теле, пусть проложат себе путь ещё ниже… Пусть его пальцы, что днём бегло проносятся по пергаменту звёздных карт, приласкают, выбьют воздух из лёгких, доведут до исступления.              «Пожалуйста».              — Ещё… – не то вопрос, не то отчаянная просьба.              — Твои ноги… Хочу видеть.              Обманщик. Разве же он ограничиться одним лицезрением стройных ног, едва ткань юбки дразняще-медленно поползёт вверх? Разумеется, нет. Он хочет вылизать ею всю, оставляя засосы на внутренней стороне бедра, упиваясь стонами, зарывшимися в волосы пальцами Лиры…              Амит грузно опадает на пол площадки, тяжело дыша. Это безумие, что накрыло их под покровом ночи, будоражит кровь и лишает рассудка... Окончательно, едва он расфокусированным взглядом замечает движение перед собой – непослушными пальцами схватившись за подол юбки, Лира поначалу нерешительно, но настойчиво тянет предмет школьной формы вверх. Юноша наблюдает неотрывно, с мученическим стоном примечая про себя тонкие щиколотки, аккуратные коленные чашечки, округлый изгиб бёдер и те несчастные сантиметры кожи между задранной тканью и краем утеплённого чулка. Нет на всём белом свете сейчас картины прекраснее и желаннее чем та, что любезно подарена Амиту его сокурсницей.              — Лира… – не своим голосом выдыхает юноша, судорожно припадая к оголённому участку тела. Он исступлённо мажет языком, посасывая, вбирая в рот, оставляя следы. Утром ему будет стыдно. Нет, даже не так. Утром он заживо сгорит со стыда, пеплом разносясь по окрестностям Хогвартса, но сейчас… Сейчас её тело так манит, а голос приятен до одури, вынуждая раз за разом сипло выстанывать её имя.              Пеллерин не выдерживает потока нахлынувших эмоций, едва ощущает влагу чужого языка на внутренней стороне бедра, и закрывает глаза, запрокидывая голову. Голос безнадёжно сорван, сил нет даже на шёпот. Всё, что ей остаётся – сладко постанывать на всё более изощрённые движения там, внизу.              — Нет. Смотри на меня, – непривычная сталь в голосе юноши поражает, не оставляя ни единого шанса на сопротивление, — Пожалуйста.              И вновь просьба. Отчётливая и искренняя. Хочется сбежать вместе с ним, укрыться от всего мира, целовать, целовать, целовать…              «Любить».              Лира шумно выдыхает и раскрывает глаза, с ходу опуская взгляд вниз, к своим ногам. Амит, стоящий на коленях, буквально пожирающий её восторженным взглядом тёмно-карих глаз, зубами приспускающий чулок… Ведущий верхней губой по проступающей сквозь тонкую кожу сеточке вен. В какой момент его руки крепкой хваткой осели на её тазовых косточках?.. Да неважно. Абсолютно неважно. Она мысленно благодарит его за находчивость и заботу, иначе и без того подкосившееся ноги вовсе не удержали бы разгорячённое лаской тело.              Они неотрывно наблюдают друг за другом, изучают и запоминают. Лира вновь вздрагивает, стоит левой руке Амита сместиться ниже и накрыть её ягодицу.              Мерлин… Откуда только он?..              Чулок бесформенной материей опадает к штаферке ботинка, а поцелуи напротив, вновь решительно ползут вверх. Лира стыдливо думает о том, как гармонично эти движения языка ощущались бы выше, ещё выше, в самой её женской сути. Леди не подобает мыслить о подобном, но также леди не подобает задирать юбку, позволяя вылизывать себя словно карамель на палочке.              Горели бы пламенем Инсендио эти условности и нормы поведения. Здесь и сейчас им нет места.              Ноготком указательного пальца Пеллерин поддевает подбородок Таккара, вынуждая того оторваться от столь желанного лакомства в виде её кожи. Амит на секунду теряется, лихорадочно мыслит о допущенных ошибках, но, встречаясь с затуманенным взглядом малахитовых глаз Лиры, расслабляется и уверенно поднимается на ноги. Едва юноша встаёт в полный рост, как губы вновь накрывает отнюдь не целомудренный поцелуй. Девушка притягивает его к себе, зарываясь пальцами в волосы, чуть оттягивая. Он шипит в поцелуй, она проводит языком по губам, извиняясь. Хватка рук Таккара на покатых бёдрах однокурсницы нисколько не ослабевает, напротив – становится требовательнее, едва собственное возбуждение с новой силой врезается меж ног девушки. Лира громко стонет в поцелуй, посылая колкие вибрации по языку Амита, а он на миг теряет возможность вдохнуть, вжимая в себя податливое тело.              Студент Равенкло чувствует, что он на грани, чувствует, что малейшее прикосновение, судорожный выдох или движение ногтей по загривку толкнут его в бездну наслаждения, позволив излить своё желание.              Лира ощущает его нетерпение, его болезненное вожделение в каждом непроизвольном толчке Амита.              Нет. Не так. Только не так.              — Как ты смотришь на то, чтобы… Отправиться со мной на поиски астрономических столов? Скажем профессору Шах о… Потенциальном открытии, скорость достижения которого напрямую зависит от количества активированных столов?       Амит не отрывает взгляда от припухших губ Лиры даже в тот момент, когда она предлагает ему подобную авантюру.              — Сегодня такая звёздная ночь… Я, разумеется, согласен.              Их губы вновь соединяются в поцелуе, но в этот раз он не о страсти, а о нежности, безграничной преданности. Поцелуй-обещание.              Той ночью Амит Таккар сделал своё первое выдающееся открытие. Той же ночью он обрёл свою путеводную звезду.