Цель визита

      Нет, Деймона вовсе не пугает предполагаемый возраст Элайджи или его сила. Всё дело в манере Элайджи держаться: в идеально прямых широких плечах, изящных движениях рук и сдержанной полуулыбке, не сходящей с холёного лица. Впрочем, по-настоящему Деймона сводит с ума его взгляд. Элайджа смотрит с чётким пониманием своей власти: по-странному прямо, сдержанно и слегка умилённо.       Словно Деймон — щеночек, которого так и хочется потрепать между ушками.       Вампир оборачивается к столу, усиленно отгоняя весёленькие мысленные образы. До финальной части операции остаётся один шаг, и Деймон молится всем богам на удачу. Он чувствует себя оголённым нервом, смачивая кончик клинка в шуршащем сером пепле. Впрочем, стой он сейчас перед Элайджей совсем без одежды, это всё равно вряд ли разрядило бы обстановку.       Именно на этой мысли Деймон замечает, что чужая рука уже пару секунд деликатно сжимает его плечо.       Ну вот, приехали, скажем: «пока-пока, Деймон», потому что Элайджа сейчас его убьёт.       — Ну, попытаться же стоило, — удручённо говорит Деймон, готовясь к удару кинжалом в живот. Кажется, ссылаться на соглашение Элайджи с Еленой дальше не получится.       — Конечно, — соглашается Древний, совсем не меняясь в голосе.       Деймон вздрагивает, когда он накрывает его руку своей, и покорно разжимает пальцы, отдавая их единственное оружие против Элайджи, как приговорённый к смертной казни — топор своему палачу. Ради приличия он всё-таки дёргается, но хватка на плече предсказуемо оказывается железной. Неудивительно, но грустно.       Вдруг Элайджа притягивает его к себе, зажимая рот рукой, и Деймон протестующе мычит, тут же получая предупреждающий тычок под рёбра.       — Дверь, — строго говорит Элайджа, обдавая шею Деймона тёплым дыханием.       Становится понятно, насколько близко на самом деле стоит вампир. Деймон чувствует, как его спина плотно соприкасается с грудью Элайджи, тонкая ткань прекрасно передаёт жар чужого мёртвого тела, а рука Древнего по какой-то причине сползает с плеча Деймона на его живот.       Сосредоточиться на смысле послания выходит не сразу.       Перебирая варианты использования слова «дверь» в предложении, Деймон всё же затыкается, и тогда вдруг слышит чьи-то неторопливые шаги в коридоре.       Первой мыслью Деймона становится возможность спасения его отсюда Алариком. Второй — угрозы, предупреждения и даже просьбы его не беспокоить, высказанные этому самому Аларику буквально пару минут назад. А с третьей мыслью к Деймону приходит страх. Ему несказанно повезло, что его друг-охотник защищён волшебным воскрешающим кольцом, но не все люди, оказавшиеся сегодня у него дома, обладают таким подарком судьбы.       Дженна и Энди умрут, зайдя в эту комнату, и этого уже никто не исправит.       С каждым вздохом по коже с новой силой начинает течь пот. Чёрные волосы быстро намокают у корней, и изумлённый вздох Деймона тонет в чужой ладони. Шаги затихают, оставляя его в ловушке.       Элайджа толкает его к стойке так резко, что чуть не сбивает с ног. Смахнутые бутылки оглушительно разбиваются, когда он складывает Деймона пополам и давит ему на спину, заставляя лечь на столешницу грудью. Элайджа закрепляет его в абсолютно беззащитной позиции, убирая руку с затылка только для того, чтобы вдавить запястья вампира в стол над его головой. Деймон впадает уже в серьёзную панику: у него не получается сдвинуться ни на миллиметр. Он ругается вполголоса и шипит сквозь сжатые зубы, заставляя Элайджу позабавлено хмыкнуть. Холодные пальцы обводят его кадык и вздёргивают голову, едва не выбивая челюсть. Деймон матерится. Элайджа слегка улыбается, любуясь взглядом своей жертвы.       Резко потемневшие, тонко очерченные глаза распирает гнев, и это кажется Древнему очень забавным. Деймон тихо рычит, когда пальцы зарываются в его отросшие волосы и тянут. Больно. Его заломленные брови кажутся Элайдже удивительно личным зрелищем: Деймону идёт растерянность, открытая беззащитность. Мальчишка больше не язвит, и Элайджа отвлекается на эту искреннюю красоту, забывая истинную цель своего поступка.       На мгновение.       Когда Элайджа резко убирает руки, Деймон сразу понимает, что это не к добру. А в следующую секунду — взвывает от режущей боли в правой ладони. Кинжал, разумеется. Просто не в живот. Теперь у него из руки торчит рукоятка, и, чёрт, это больно. Не так мучительно, как если бы он был человеком, но всё равно не приятно. Крови натекает ужасно много. Она бьёт из раны вспыльчиво и неукротимо, и вскоре за глянцевой тёмной гладью перестаёт просматриваться столешница.       Деймон дёргает рукой, и будто бы снова испытывает на себе всю ярость Элайджи: кинжал вбит так глубоко, что не только протыкает ладонь, но и застревает в столешнице. Деймон чертыхается. Пальцы немеют, рана уже почти нестерпимо болит.       Тем временем Древний отламывает одну из деревянных ножек стула и оборачивается к Деймону, а тот цепенеет, смотря в ответ с настоящим страхом. И опоминается: одним рывком выдирает кинжал из руки, ахая от острой боли. Однако сбежать ему не удаётся. Элайджа вгоняет получившийся кол в ручку двери, тем самым блокируя её, и грубо вжимает вампира обратно в стол.       — Теперь нам не помешают.       Плечи Деймона судорожно вздымаются, силясь вернуть в лёгкие воздух. Несмотря на то, что вампир мёртв, он дышит: в тишине комнаты Элайдже отчётливо слышно, как бьётся чужое сердце — бешено, по-животному быстро качая кровь.       Древний тихо хмыкает, впервые задумываясь о том, какова на вкус кровь другого вампира.       Он не сомневается долго: сразу отклоняет голову Деймона, открывая себе доступ к соблазнительной шее. Ему требуется пара по-медицински скупых нажатий, чтобы нащупать крупную вену, бьющуюся в одном ритме с сердцем. Так сладко.       Когда Элайджа аккуратно вводит клыки под кожу, Деймон изумлённо замирает. И тихо мычит от боли. Из ранок на шее рвётся тёплая кровь.       Элайджа и сам подавляет довольный стон, когда в нос ударяет спелый, глубокий запах плоти. Деймон на вкус сладко-солёный и пряный, обжигающий, будто кровь по венам гоняет живое человеческое сердце. Жидкость оседает в желудке сытой тяжестью. Элайджа отстраняется, сделав всего пару глубоких глотков. Кровь остаётся во рту, когда он скользит языком по рваным краям, раздразнивая рану. Напоследок. Заставляя новую красную струйку стечь по многострадальной шее.       Когда Древний убирает фиксирующие пальцы с его подбородка, Деймон покачивается и бессильно роняет голову на руки, — благо, что не на стойку, — и очень старается держать глаза открытыми. Ему теперь вряд ли что-то поможет, но отрубаться при Элайдже всё равно желания нет никакого.       Древний задумчиво касается взглядом трепещущих ресниц и истерзанной шеи, открытой перед ним. Невинно и при этом так порочно! Кажется, именно кровь, всё ещё фантомно обжигающая язык, подталкивает Элайджу к неожиданным мыслям и действиям.       Измученный Деймон вздрагивает, когда холодные пальцы с нажимом оглаживают его спину — от затылка вниз, — обводя бугорки позвонков и вызывая дрожь в теле молодого вампира.       — Элайджа.       Древний замирает. Голос Деймона звучит устало, безнадежно, и он отдёргивает руку от чужого тела, вдруг слегка сожалея о содеянном. Несмотря на свою жестокость, травмировать вампира Элайджа не хотел.       Пусть его уже не держат, Деймон не спешит вырываться. Тяжёлый взгляд ощущается физически, и вампир равнодушно следит за тем, как его сознание утекает сквозь пальцы. Он пробует встать, и… Элайджа успевает подхватить его за талию, когда у вампира предательски подкашиваются ноги. Деймон стонет. Сейчас его удерживают только чужие руки.       Древний удивлённо смотрит на распластавшегося под ним вампира. Оказывается, тело Деймона должно потерять совсем мало крови, чтобы ослабеть.       Элайдже самое время уходить: сказать охотнику и тем женщинам, что Деймона скрутило из-за алкоголя, и покинуть дом. Мальчишка получил достаточное наказание за дерзость, а охотник вполне сможет помочь ему восполнить потерю крови. Деймон не умрёт.       Цепкий взгляд Элайджи проходится по узкой талии и выгнутой спине.       Кожа Деймона ужасно горячая под тонкой тканью рубашки. Элайджа чувствует, как хрупко сдвигаются рёбра под его руками с каждым новым вздохом. Деймон больше не трепыхается, и это позволяет Элайдже поближе рассмотреть своего наглого пленника. По-вампирски складный Деймон гибок и силён одновременно, и Древний ловит себя на разглядывании глянцевой капли чужой крови. С желанием, далёким от обычной вампирской жажды.       Заметив его заминку, Деймон чуть ёрзает, пытаясь вывернуться из сильных рук: Древний ведёт себя странно даже в сравнении с обычным собой, а это не предвещает ничего хорошего. Особенно для Деймона, с его-то везением.       Пытаясь отогнать непрошеные мысли, Элайджа вздыхает, накрывая спину неугомонного вампира рукой. Деймон сжимается. Прерывать тишину жутко, но чужое молчание напрягает всё сильнее. Видимо, убивать его никто не собирается, но это не сильно успокаивает.       — Элайджа? — уже во второй раз за вечер зовёт Деймон, не найдя лучших слов, чтобы выразить своё недоумение.       Древний не отвечает. Он вдруг широко проводит ладонью по его спине и задирает лёгкую рубашку до самых лопаток. Белая кожа мгновенно покрывается мурашками. Деймон томится в ожидании несколько долгих секунд и вдруг дёргается, шумно выдыхая. Открытой кожи касаются холодные губы.       Элайджа целует точно между напряжённых лопаток, на контрасте грубо сминая талию Деймона руками. Его близость на пару с резким выбросом адреналина действуют неожиданно: Деймон чувствует, как возбуждение сворачивается тяжёлым липким узлом в низу живота, и в который раз проклинает себя за недальновидность.       Он, конечно, предполагал, что из-за тотального недотраха у него может встать на кого угодно, но не до такой же степени!       Когда нежную кожу задевают клыки, Деймон бессильно стонет и пытается уйти от прикосновения, скользя руками по поверхности стола и не находя, за что зацепиться. Тело его предаёт. Под рубашкой становится жарко, а в брюках — отвратительно тесно. Деймон чувствует, что ещё немного, и сознание его покинет.       — Элайджа!       Да уж, бог любит троицу. Получается вовсе не так угрожающе, как хотелось бы Деймону. Скорее жалобно. Очень. Он слышит шумный выдох Древнего за своей спиной.       Нервы сдают окончательно, и отвращение захлёстывает Деймона с головой. Он бессилен перед Элайджей, сам Древний пугающе долго молчит, а Деймон устаёт бороться с собственным мучительным возбуждением. Вампир замирает, позволяя себе чуть более громкий выдох, чем обычно.       — Стой. Пожалуйста, — Деймон просит Элайджу отрывистым хриплым шёпотом, без угроз и ругательств. Сальваторе непроизвольно дрожит всем телом, и Древний видит, как на тонкой коже проступают светло-красные следы его рук. — Не надо.       Деймон прячет лицо в сгибе локтя, до боли впившись в столешницу пальцами другой руки. Элайджа вдруг понимает, что вампир впервые показывает слабость своему врагу. Всплеск эмоций слишком резко сменился апатией, и теперь Деймона конкретно штырит.       Элайджа приходит в себя на тихом «пожалуйста», которое он не расслышал бы, будь человеком. Деймон кажется таким бессильным с дрожащими плечами и побелевшими костяшками, что Элайджа чувствует, как дрожь вампира передаётся и ему. Деймон жмурит глаза и стискивает зубы, напрягает мышцы до невозможности. Он раздавлен и боится, и в этом полная заслуга Элайджи. Вина.       Он напугал мальчишку достаточно. Смысл был в этом, и теперь ему стоит уйти.       Убирайся!       Убрать руки от Деймона так тяжело, словно ладони приклеены к коже. Когда Элайджа наконец отстраняется, он снова замечает резкие отметины: отпечатки его пальцев, разбросанные по чужой пояснице, и болезненный синяк на шее с двумя чёрно-красными точками от клыков.       Если бы не запёкшаяся корочкой кровь, облепившая тело Деймона до лопаток, его состояние можно было бы списать на недавний половой акт.       Элайджа с трудом сбрасывает наваждение и мягко обхватывает затылок Деймона, придерживая его шею со здоровой стороны другой рукой.       — Можешь не беспокоиться. Я тебя не обижу, — Элайджа склоняется к самому уху вампира, чувствуя, как тот вздрагивает в его руках, а его сердцебиение преодолевает человеческую норму.       Трахнуть Деймона хочется просто до одури, но происходящее походит на банальное насилие. Вампир бесит его до чёрной пелены перед глазами, и Элайджа может позволить себе душить мальчишку, протыкать ему шею различными пишущими принадлежностями и вбивать молодое тело в стены до трещин в бетоне, но наносить Деймону психологическую травму Элайджа не имеет право. Этот вампир ещё слишком молод. Деймон Сальваторе — мальчишка, которого убили и обратили против его воли. Древнему до смешного хорошо знаком такой сюжет.       За тысячу лет жестокости, интриг и разврата никто из его семьи не скатился до сексуального насилия. И эту границу — пожалуй, единственную — Элайджа не пересечёт никогда.       Древний запускает пальцы в чужие волосы, почти нежно обводя затылок, и полностью убирает руки с чужого тела.       Он почти уходит. Вот только…       — Да пошёл ты, — выплёвывает Деймон, чувствуя, как один за другим слетают предохранители, и внезапно подаётся назад, вжимаясь задницей в пах старшего вампира. Неожиданно даже для себя он прогибает поясницу, желая снова почувствовать руки Древнего на своём теле.       Элайджа еле сдерживает пару несложных ругательств. Красивый, податливый и такой не по-вампирски горячий Деймон стыдливо прячет лицо в сгибе локтя и при этом вполне уверенно прижимается к нему, давая полную свободу действий. Мальчишке, конечно, хочется врезать за нерасторопность, но мысли Элайджи мигом возвращаются к трогательным ямочкам на пояснице, широким плечам и подтянутому животу. Деймону хочется простить всё.       — Последний шанс отказаться, — вампир чувствует щекой прохладную гладь столешницы, а шеей — горячее дыхание Элайджи.       Он пренебрежительно фыркает. Ловит чужую руку и заводит её себе за живот, прижимая к члену, пошло натянувшему грубую джинсу. Элайджа несдержанно вздыхает, убеждаясь в желании Деймона не только на словах. С одной стороны это нагло и неуважительно, а с другой — у него пунктик на прямолинейных.       Терпение, главная прерогатива древнего вампира, исчезает в мгновение ока. Элайджа сминает чужие бока так, как давно хотелось, и проводит руками до груди вампира, оставляя на нежной коже быстро розовеющие полосы от ногтей. Деймон довольно мычит и приподнимается, позволяя Элайдже полностью стянуть рубашку с его тела. Он резко вставляет колено между бёдрами Деймона и, когда тот послушно расставляет ноги, уже привычно давит ему на поясницу, вынуждая прогнуться, открываясь для него без остатка.       Элайджа не хочет больше держать себя в руках. Он не пытается расстегнуть чужую пряжку — просто вырывает её, позволяя затеряться где-то под столом. Деймон удивлённо моргает. К его горлу внезапно подкатывает веселье. Слегка истерическое, пьяное. Искреннее.       Древний замирает, чувствуя, как грудь вампира трясётся под его рукой, а сам Деймон сдавленно хихикает, не находя в себе сил успокоиться. Элайджа хмыкает. Его удивляет собственная легкомысленность, но его партнёр слишком… живой, чтобы пускаться в самоанализ. Не отрывая взгляда от Деймона, он быстро расстёгивает пуговицы собственного пиджака и аккуратно вешает его на спинку пафосного стула. Элайджа ослабляет галстук и подворачивает белоснежные рукава, подаётся вперёд и мягко целует любовника в мокрое солёное плечо, невольно пробуя уже остывшую кровь. Одно движение — и узкие брюки Деймона валятся бесформенной кучей ему в ноги.       Элайджа пропускает пальцы под резинку чёрных боксеров и гладит ложбинку между ягодиц, влажную от пота. Спустя секунду бельё скатывается по ногам Деймона.       Когда Элайджа сминает в ладонях упругие крепкие ягодицы, смех сменяется тихим сладким вздохом. Древний шагает вплотную, вжимаясь в его задницу пахом, и Деймон охает довольно, поводя бёдрами, бесстыже притираясь и чувствуя восхитительно-твёрдый стояк сквозь мягкую, дорогую ткань. Когда Элайджа коротко толкается между его ягодиц, пальцами оглаживая губы, Деймон мгновенно понимает, что от него требуется. Он беззлобно фыркает. Элайджа совсем не ожидает этого, когда к запястью прижимаются пухлые губы, целуя прямо в скопление вен. Жаркое дыхание тает на коже. Рот оказывается тёплым и нежным, и Элайджа вдруг думает, что этот поцелуй слишком чувственный. Они друг другу никто, но Деймон всё равно ласкает его и напрашивается на ответную нежность.       Культура случайного секса всегда привлекала Элайджу именно тем, что ему не приходилось размениваться на чувства. Однако сейчас ему хочется именно этого. Сильно. А отвлекает его от крамольных мыслей именно Деймон: он аккуратно касается среднего пальца Элайджи, поглаживая нежную кожу около кольца.       — Я, конечно, за любые извращения, но почувствовать эту штуку в себе не хотелось бы.       На этот раз смеётся уже Элайджа. Он кладёт руку на шею Деймона, мягко касаясь загривка, а тот подставляется, как игривый молодой щенок. И замирает, ощутив на одном из пальцев непривычный вес металла. Несколько мгновений Деймон тупо пялится: рука Элайджи теперь пустует, а на его собственной красуются сразу два кольца.       — Если оно упадёт со стола, мне придётся здесь задержаться.       Это даже слишком красноречиво.       Элайджа дёргается от неожиданности, когда Деймон проводит языком по его раскрытой ладони, заканчивая кончиками пальцев. Мокро и скользко, с нажимом. Он завороженно смотрит за своим любовником, отмечая, что даже в такой вынуждено-безучастной роли Деймон умудряется быть чертовски горячим. Элайджа проводит по нижней губе вампира, и тот впускает пальцы внутрь, облепляя их шелковистым жаром своего рта. Полость изнутри восхитительно гладкая. Деймон плотнее смыкает губы, дразняще прикусывая пальцы у ногтей, и тут же проскальзывает кончиком языка по чувствительной ладони.       Надолго Элайджу не хватает.       Спустя пару секунд Деймон уже упирается лбом в руки, пытаясь расслабиться, пока Древний мажет скользкими пальцами от его мошонки до копчика, ощупывая узкое кольцо мышц. Деймон поджимает с непривычки живот: последний раз он развлекался однополым сексом лет сто назад. На удивление, прохладные пальцы спускаются ниже, проходясь вдоль увеличившегося в объёме члена и оплетая горячую плоть кольцом пальцев: Деймон со свистом выдыхает и вцепляется в край стойки. Жар наполняет низ его живота, как капли холодной воды приземляются на темечко — остро, неумолимо, чуть болезненно. Внутренности спирает. Между сведёнными лопатками щекотно скапливается влага, а начавшая было заживать кожа на шее рвётся от напряжения, пуская несколько свежих дорожек крови вниз по дрожащей спине. Элайджа обводит подушечкой пальца нежную головку и легко потирает чувствительную дырочку уретры, остальными пальцами сдавливая влажную от выделившейся смазки горячую плоть.       — Боже, — Деймон чуть не стонет, жадно вбирая ускользающий воздух раскрытым ртом.       Он не выдерживает и толкается бёдрами навстречу ласкающей руке, за что тут же получает предупреждение: Элайджа ловко пережимает член любовника у основания, и Деймон охает от лёгкой боли. И прикусывает свою руку, чтобы удержаться от движений.       — Когда был последний раз? — спрашивает Элайджа.       У Деймона внутри что-то ёкает. Ему стыдно, конечно, да и настолько доверять врагу точно не стоило бы, но когда Элайджа укладывает руку ему на плечо — без надобности, без какого-либо эротического подтекста, — Деймон почему-то поддаётся:       — Давно, — коротко и хрипло отвечает он, убирая с глаз взмокшую чёлку.       Элайджа понятливо угукает, и расслабляет хватку на его члене, снова соскальзывая до лоснящейся головки — умело, жарко, восхитительно-приятно, — и месит тяжёлые налившиеся яички. Массирует нежную плоть так, что Деймон несдержанно ноет себе же в руку.       На то, чтобы подготовить его, слюны уже не хватает, и Элайджа тянется к только что раскрывшейся ране на шее, обильно смачивая пальцы в прохладной липкой крови.       — Расслабься, — уверенно говорит Элайджа, и Деймон чувствует мокрые пальцы между своих ягодиц, надавливающие на вход, ослабляющие тугие мышцы круговыми движениями.       В момент, когда Элайджа въезжает внутрь возбуждённого тела одним пальцем, он проводит вдоль мошонки Деймона — резко, щекотно, ошеломляюще. Тот от неожиданности ахает, забывая контролировать свои мышцы, и Элайджа легко раздвигает нежные стеночки и вторым пальцем. Удивительно, но Деймон почти не чувствует дискомфорта — лишь непривычную наполненность в анальном проходе и слегка болезненную тяжесть в возбуждённом до предела члене. А потом Элайджа нащупывает простату, и Деймон мигом вспоминает, за что ему нравился секс с другими мужчинами. Он вскидывается, впиваясь в столешницу так, что дерево слегка проминается под сильными пальцами. Так странно. Сквозь постепенно таяющую вспышку удовольствия Деймон вдруг осознаёт свою предельную… открытость перед Элайджей. Уязвимость. Ощущение бьёт по нервам, но почему-то не вызывает волну стыда или гнева.       Секунду спустя Элайджа припадает к его шее, но не кусает — вылизывает обновлённую, девственную кожу на месте раны. Старательно и жадно, ужасно приятно. Отвлекая его от дискомфорта внизу, Элайджа беспрепятственно вводит третий палец в уже слегка размятый, пульсирующий анус, который, к удивлению Деймона, охотно поддаётся инородному вторжению. Прямо-таки всасывает, обволакивая палец шелковистой жаркой негой.       Вампиру кажется, что сейчас он сделает всё, что потребует Древний, лишь бы он продолжал касаться его изнутри.       Когда Элайджа — некоторое время спустя — утыкается горячей мокрой головкой между его ягодиц, Деймон наконец вспоминает, что должно последовать за растяжкой. И всхлипывает, прогибаясь в пояснице и мучительно желая, чтобы ему наконец засадили.       Когда Элайджа входит в него одним плавным толчком, Деймон почти не чувствует боли — слава вампирской регенерации! — но Элайджа всё равно ласкает его рукой, чтобы отвлечь. Анус пока чертовски узкий. Древний выходит из него тяжело, с оттяжкой, размазывая смазку по тут же стянувшемуся кольцу мышц, и медленно толкается обратно внутрь, а Деймон стонет протяжно и низко, чувствуя, как глубоко в его тело проходит чужой член. Где-то там он упирается. Вжимается в чувствительную, обычно недосягаемую плоть так, что чувствительный тоннель будто прокалывает острыми спазмами. Но, боги, как же это хорошо! Как скользит и разрабатывает, расширяет его прямую кишку крепкий неумолимый ствол. Постепенно Элайджа начинает по-настоящему его трахать. Толкаться в узкую жадную задницу сквозь уже легче поддающиеся, расходящиеся под напором мышцы. Деймон фокусируется на громком и мокром, неприличном чмоканье — кажется, с таким звуком член Элайджи проникает во внутренний сфинктер его ануса, — думая, что сейчас он может кончить от одних только мощных толчков в зад. Жадных, собственнических, беспощадных…       В какой-то момент Элайджа властно тянет его на себя за основание шеи, заставляя повернуть голову. Губы Элайджи сминают его собственные в тяжёлом, требовательном поцелуе, а сам Древний слегка выходит из приятно ноющей, хорошо разработанной полости, и начинает толкаться ровно в простату — расширенную, жадную, — почти бить в возбуждённое скопление нервов, заставляя Деймона проезжаться членом по краю столешницы (он благодарит всех богов за то, что дерево отполировано и не натирает). Сальваторе упирается дрожащими руками, силясь удержаться в таком положении, а Элайджа вдруг снова врывается глубже, так, что Деймон скулит. Крепкие бёдра нещадно шлёпают о его ягодицы и влажную от пота промежность, внутри всё горит, а язык Элайджи настойчиво лезет ему в горло, и Деймон не может больше сдерживаться. Он глухо стонет Древнему в рот, жалобно заламывая брови, жмурясь, мучительно желая кончить, и Элайджа разнимает их губы с мокрым чмоком, позволяя любовнику упасть грудью обратно на стойку. Он вбивается резко и грубо, до самых яиц, ощутимо вдавливая шею Деймона в твёрдую поверхность, а тот впервые стонет в голос — отчаянно громко, протяжно, умоляюще, — и Элайджа зажимает ему рот, позволяя лишь спёрто скулить в горячую ладонь. Чувствуя, как толчки становятся всё быстрее и несдержаннее, а сердце Элайджи сбивается с размеренного ритма, Деймон почти отключается: ему слишком хорошо. Практически чересчур.       На последней секунде Элайджа вгрызается ему в шею, заставляя заорать в плотно зажимающую рот ладонь, и одновременно двигает рукой по скользкому члену, доводя любовника до оргазма парой мощных движений. У Деймона темнеет в глазах. Он выгибается в руках Элайджи, выплёскиваясь долго и обильно, подрагивая от долгожданного облегчения и по инерции толкаясь в чужую ласкающую ладонь. Древний догоняет его парой особенно жёстких толчков, под завязку наполняя разнеженное, обмякшее тело горячей спермой.       Из послеоргазменной неги Деймона выводят чужие пальцы, ласкающие его поясницу. Из разъёбанного ануса белёсыми нитями струится густое остывшее семя, и Деймон морщится, упираясь ладонями в скользкий от крови и спермы стол. Гул в голове постепенно затихает.       Долго его ноги не выдерживают: едва обернувшись, Деймон сползает по ножке стола вниз.       — Пожалуй, я сочту это комплиментом.       На лице Элайджи знакомое снисходительное, почти холодное выражение. Он безупречен, уже облачённый в пиджак и заправивший член обратно в брюки. Ничто в нём не указывает на минувший крышесносный секс, и Деймон раздражённо убирает абсолютно мокрую чёлку с лица, тщетно пытаясь восстановить дыхание и — ах да! — сдвинуть красноречиво разъезжающиеся ноги.       — Ага, — бездумно, как болванчик, кивает он, принимая от Древнего чистейший носовой платок: его он прикладывает к ране на шее. — Джентельмен.       Погладив взглядом между раздвинутых бёдер Деймона, Элайджа вдруг ухмыляется, выдавая себя с потрохами. Одной лишь улыбкой показывая другого себя — приятного собеседника (впрочем, в разгаре соития судить можно было лишь по коротким фразам и рваным выдохам) и опытного, умелого, страстного любовника. В общем, человека крайне привлекательного для Деймона. Пусть и с недавних пор.       А сам Элайджа… что ж. Обычно он не целуется — уж точно не со случайными людьми, греющими его постель, — однако сейчас решительно склоняется к лицу Деймона и неспешно накрывает его губы своими. Поцелуй получается удовлетворённым и даже нежным, и Деймон прикрывает глаза, наслаждаясь идеальным послесловием.

* * *

      Наконец-то выпроводив обескураженного Аларика за дверь, Деймон — распаренный, набравшийся сил — стоит перед зеркалом в одном полотенце на бёдрах и хмурится, разглядывая так и не затянувшуюся рану на шее, теперь подозрительно напоминающую засос.       На его руке до сих пор красуются два кольца, и Деймон придирчиво разглядывает её, прикидывая, на каком пальце чужая бирюлька будет смотреться выгоднее всего.       «И всё-таки стоит хранить смазку поближе к барной стойке», — лениво думает он.       И действительно: кто знает, какой окажется цель визита Элайджи в следующий раз.