***
— Блять, чё за подстава, Конан? — стоило девушке вернуться в помещение, как на неё обрушился шквал недовольств, — ты сказала, что добилась разговора с главной. Пепельные волосы Хидана всколыхнулись при резком повороте головы. Он стянул неудобно тугую маску и швырнул куда-то в угол. Подкурил сигарету. Выдохнул. С новой силой начиная заводиться. — Так и было, — спокойной начала она, устало вздыхая и потирая переносицу, — встреча с Сакурой — это уже большой шаг. Был, — исправилась Конан, — Она — правая рука Цунаде, и именно к ней главная всегда прислушивается. — Меня не ебёт, кто она такая, — рявкнул Хидан. В ход пошли инструменты: он швырнул скальпель в мойку, расхаживая по каменному полу. — Неужели меня одного заебала вся эта поебень подвальная? Они скинули нас сюда, как отбросов, отдали наш корпус под что? Под ебучую лабораторию? Где сидят эти мудазвоны в белых накрахмаленных халатиках? И прислали нам такую же белоручку? Негодованию Мацураси предела не было. Он адски устал. Не сказать, что и раньше работа была проще. Но, хотя бы, были условия. Условия, в которых их было едва ли не в три раза больше. Теперь же, они с Какузу пахали, как не в себя. Через сутки, без выходных и отпуска. Элементарно, у них даже не было окна во внешний мир. А что вообще было в этом подвальном закоулке? Раздевалка с душевой метр на метр. И горы трупов в секционной, которые они не успевали принимать, не то чтобы ещё и обслуживать. Хранить некоторые из них хранить-то вовсе негде было. Он не просто устал. Он заебался. Всерьёз подумывая об увольнения. Останавливает его лишь привычный и неизменный ритм жизни. К которому он привык, а отвыкать и перестраиваться уже нет желания. Он считает, что стар, в свои то неполные тридцать три. Что ему идёт блеклость кожи и синяки под малиновыми глазами. Что чёрная форма навсегда прижилась к его телу. И что его напарник, мог бы хоть слово сказать. Заебал хранить давящее молчание. Мацураси заводился с пол оборота. А остывая, всегда курил. Много и затяжно. До помутнения в глазах, до тошноты и головокружения. С ума сойти. Прислать к ним девчонку, какую-то пигалицу. Чтобы что? Чтобы она посмотрела, сочувственно похлопала глазками и удалилась восвояси? Хидан не считал это решением. Крутанул громкость радио почти до максимума. Что-то попсовое запело с небывалым завыванием, он поморщился. Пусть будет, скорее для фона, чем для наслаждения. Лучше не слышать ничего, чтобы не накрыло волной гнева сильнее. Хотя, казалось бы, куда ещё больше? Когда часовая стрелка медленно и печально, но таки настигла цифры четыре, он выдохнул. Этот блядский день закончился. Он кивнул коллеге, мол увидимся завтра, и удалился в раздевалку. Скидывая с бешенной скоростью пропахший дерьмом, и в прямом и в переносном смысле, костюм. Прощаясь с Конан, уже привыкший получать от неё уничтожающий взгляд, подмигивает ей. Дёргая рюкзак с облезлого крючка, роняет что-то нереально белоснежное для этого места. Халат? — Твой? — поднимая вещь, вертит перед лицом. Получая отрицательный кивок, хмурится. Роется в карманах, да. И что ему за это будет? Доставая именной бейдж, чертыхается. Загребая попутно ручку, ключи, и, чтоб их, конфеты какие-то. Конечно, эта мадам покинула их скромный обитель настолько быстро, что аж одеться забыла. Довольный собой, Хидан улыбнулся. Ох, как он любил пугать столь впечатлительных персон. — Верни его, — сурово произнесла Конан, накидывая джинсовую куртку поверх бледно-лилового платья, — она наверняка ещё на работе. — А хули я? — недоумевающе щурится парень, искренне не понимая, чем подруга это аргументирует. — Потому что ты нагрубил, и не плохо было бы извиниться, — хлопая дверью с небывалой скоростью, она испарилась. Хидан вздохнул. Закинул рюкзак на плечо. Мечтая поскорее оказаться дома после сказочно бессонного дежурства, он крайне медленно реагировал. На кой чёрт вообще о чём-то спросил? От вещи приятно пахло чем-то сладким. Что-то вроде пирожного. Или леденцов. Идеально подходило своей хозяйке. Ухмыльнулся, пытаясь сложить вещь в сумку, не вложив и толику аккуратности в своё действие. Помнётся и хер с ним. Сама виновата. Выходя на улицу, вдыхая наконец свежий воздух, закурил. И выдвинулся в противоположное от дома направление.***
Конан была права. Опять. Несмотря на пятницу, и конец рабочего дня, девчонка всё ещё была на рабочем месте. Только вот назойливая секретарша, чтоб её перекосило, строила из себя дурочку. Закипая с новой силой, Мацураси, сквозь зубы, не вкладывая никакой любезности, в десятый раз пытался ей объяснить: — Да мне не нужна ОНА, — рявкнул парень, — мне просто ей отдать надо её же вещь, — он расстегнул рюкзак, уже собираясь достать белый помятый халат. — Доктор Харуно уже не принимает, — снова начинала девушка с неприятно выбеленными волосами, и ужасной морковной помадой, — приходите в понедельник. Он шлёпнул себя ладонью по лбу. Идиотка. Почему его окружают одни кретины? — Да ещё раз повторяю, вот её вещь, она ЗАБЫЛА, — не сдерживаясь, почти переходя на рык, вторил он, — заберите её сами, раз меня запускаете. — Никаких указаний по поводу доставки личных вещей не приходило, — даже не поднимая свой взгляд от бумаг, тороторила секретарша. Хидан психанул. Ну их всех к чёрту. Он застегнул рюкзак, быстрым движением разворачиваясь, и с силой дёргая ручку двери, что вела в приёмную. Не говоря больше ни слова, он сделал уверенный шаг. И поймал своей грудью удар. В него что-то, точнее кто-то, впечатался. — Оу, приношу извине… — она запнулась. Снова эта розовая макушка. Потирая ушибленный лоб, она подняла ошарашенный взгляд, — это вы. Он смотрел на неё сверху вниз. Малиновые глаза пускали искры. Если бы он мог, то наверняка ещё бы задымился. Откуда она такая неуклюжая взялась. Да ещё и на руководящей должности. Быстро смекнув, он дёрнул рюкзак, почти разрывая замок, и впихнул ей в руки ублюдский халат. Не извиняясь, отодвинул её резким движением от проёма, и быстрым шагом направился к выходу. Были слышны какие-то вопли её секретаря. Хидан не вслушивался, наверняка какие-то недовольства. Он гневно вжимал кнопку вызова лифта. Ещё чуть-чуть и он окажется на улице. Закурит. Станет легче. Вдох и выдох. Вдох и. — Извините, — кричали сзади, — постойте, — он слышал быстро приближающиеся шаги. Стук каблуков эхом разносился по пустому коридору. Терпи, Мацураси. Она нагнала его, почти врываясь следом за ним в лифт. Расправляя растрепавшиеся от бега волосы и тяжело дыша. — Я звала вас, — смотрела прямо на него, явно ожидая хоть какой-то реплики. — Не слышал, — безэмоционально ответил он. Прислоняясь спиной в прохладной стене, провёл рукой по волосам. Как же хотелось в душ. Зелёные глаза осматривали его. Внимательно блуждали по лицу. Она была ниже почти на две головы. В светлых голубых джинсах, майке и легкой персиковой рубашке. Больше похожая на школьницу сейчас. Так и не скажешь, что она большой начальник. Хидан усмехнулся. Небольшое помещение лифта наполнилось сладким приторным запахом. Вот бы формалин пах также. — Я, — начала она, прекратив наконец его осматривать, — то есть мы, думаю, мы начали не на той ноте, — стараясь придать голосу уверенности, продолжила, — я лишь хотела поговорить с вами и вашими коллегами, только и всего. — Поговорили, — нашёлся ответом Хидан, не поворачивая головы. — Да, конечно, хоть я и не Цунаде-сама, но могу помочь с решением сложившейся проблемы. Лифт остановился, преодолев семь этажей необычайно быстро. Двери распахнулись. Уверенным шагом он вышел, она следом. Они шли по пустому фойе больницы. Тишина поглощала звук шагов. Хидан мечтал поесть, помыться и уснуть. Можно даже и без первого. А она всё бормотала про ужасные условия труда. Жестикулируя руками, вздыхала и старалась нагнать, чтобы идти хотя бы отдаленно рядом. — Когда она вернётся из деловой поездки, я предоставлю ей письменный отчёт, где в подробностях опишу аварийность помещения, — она запнулась, еле удерживая равновесие, на ровном то месте, — сотрудники должны получить пригодные условия и материалы, а люди — человеческие условия, не гоже им лежать на полу. Толкая стеклянную дверь, позволяя им настигнуть таки улицу, Хидан остановился, прикуривая. Последнюю оставшуюся сигарету. Чертыхаясь, что нужно будет ещё заглянуть в магазин. — У нас есть диван, мы не лежим на полу, — спустя всю её тираду, он решился ответить Они дошли до больничных ворот. Среди пустующих скамеек и одиноко растущих в ряд деревьев. Она остановилась, успев пройти впёред на добрых два метра, пока не заметила его отсутствия. Вопросительно на него оглядываясь. — Речь идёт не о вас, а о людях, которые почему-то разложены по периметру комнаты, — сказала она, как само собой разумеющееся. — Вы о трупах? Так, так и выражайтесь, какая им разница, где лежать, — пожав плечами, он двинулся дальше. — Как какая разница? — вскинула она руки, поражаясь реплике парня, — это бесчеловечно, люди должны покоится в земле, поскольку времени на всех не хватает, это я прекрасно понимаю, им хотя бы должны выделить места в холодильных камерах. Мацураси чуть сбавил ход. Хмуря брови, смеряя её непонимающим взглядом. Только сейчас он заметил, что успокоился. Её непрекращающийся бубнеж не нервировал. На удивление. Девчонка оказалась наивной, простой, как два рубля. Он засмеялся, сам не понимая от чего. — Нет ничего смешного, — она помахала рукой перед своим лицом, разгоняя сигаретный дым, когда Хидан оказался совсем близко. — Трупам нет дела до того, где лежать, мы убираем в холодильник тех, кто более менее этого достоин, — они вышли с территории больницы, оказавшись на парковке. Она ахнула. Хидан закатил глаза. Ну что ещё? — Очередь мы соблюдаем, не парьтесь, — он подмигнул, — закинуть в холодос какого-нибудь алкаша, который упился до смерти или нарика, который ловил трип в местах и похуже, рука не поднимается. Её вот-вот стукнет удар. Хидан это видел. Девочка не снимает розовых очков, сомнения нет. Он стоял. Смотрел на неё. Пока она открывала и закрывала рот, как рыба, пытаясь поймать воздух. Сигарета тлела в руке. Странно, но после её недовольного взгляда и жеста на дым от его сигарет, он больше не затягивался. — Пожалуй, сделаю вид, что не слышала этого. Он пожал плечами. Выбор ваш. Какое ему дело? Он выкинул истлевшую сигарету в урну, возвращая свой взор на неё. Она выглядывала вглубь парковки, ища что-то глазами. Забавно, ведь он мечтал поскорее отделаться от неё, а теперь стоял. Просто стоял и смотрел. Ожидая, что же она ещё ему скажет. "Но тебе-то ей сказать точно нечего," - вторил внутренний голос. В их сторону выехала машина. Чёрная BMW. Он проследил за ней глазами, пока водитель парковался так, чтобы девушка села прямиком на переднее пассажирское. Сакура повернула голову, встречаясь с Хиданом взглядами. Её розовые локоны взметнулись вверх. Только сейчас он подметил, что они неприлично длинные. С ужасной заколкой-бантом, которая не справляется судя по всему. Пряди выбились, разлетаясь в разные стороны. — Спасибо, что вернули халат, — наконец произнесла она, стараясь изобразить на лице подобие легкой улыбки, правда было видно, что она силой заставила себя это сделать, — хороших выходных. Дверь машины открылась и она села внутрь. Мацураси ничего не ответил. Их уже не было видно, когда он осознал, что тупо пялится вдаль. Он снова провёл рукой, приглаживая пепельные волосы. Развернулся в противоположную сторону. Его ожидала увлекательная пешая прогулка. Начальству — крутую тачку, подопечным — великолепный общественный транспорт. Всё, как положено.***
Конан Хаюми была хорошим человеком. Отличным другом и коллегой. Хидан был уверен, что их работа двигалась и оставалась выполняема исключительно благодаря её умению правильно координировать его и Какузу. И она… — Заболела, — сухо сказал парень, стоя посреди раздевалки с мокрыми после душа волосами, вода с которых стекала так, словно он не знал о существовании полотенца. — То есть, как это? — тупо прозвучало от Мацураси. Он открыл рот, чтобы снова спросить как, но не успел. Так и оставаясь стоять с наполовину стянутой штаниной чёрных брюк. — Так же, как и всегда заболевают люди, — коллега был немногословен, — простудилась и слегла. Он сменил костюм, который едва не разошелся по швам на его широких плечах. Уселся на лавочку, натягивая носки. Не обращая внимания, на открытый рот Хидана и его нелепое выражение. Он так привык, что их всегда трое, что в голове произошёл диссонанс. Не могла она заболеть. Она никогда не болела. Мог наступить конец света, рухнуть метеорит, но она всё равно бы пришла. Она всегда приходила. — Надеюсь, ты выспался, — невозмутимо продолжил Какузу, — сегодня остаёшься дежурить. Конечно, новость о дежурстве его не пугала. Он не выспался бы, даже заранее зная, что нужно будет работать ночью. Они со сном давно не ладили друг с другом. Особенно учитывая последний месяц. Просто… Да ничего не просто. Он как-то стал замечать за собой странные особенности. Чаще обычного задерживался на работе, чтобы потом пройти через больничный двор перед администрацией. С удвоенным интересом поглядывал утром на чёрные машины. На все чёрные. Пока стоял перед входом в морг, получая утреннюю порцию никотина. Слишком часто стал поднимать голову, когда входная дверь отворялась, даря входящим сначала заинтересованный, а после — презрительный взгляд. Чокнулся, одни словом. А если вспомнить, что он не стирал рюкзак с того раза, как в нём полежал женский халат, и периодически, когда доставал что-то из него, задерживал дыхание, стараясь удержать запах внутри себя на подольше. Дома сидел с ним в обнимку и вдыхал приятный, уже не приторный, оказывается, аромат. Диагноз вырисовывался однозначный. «Сладкая вата», — пришёл он к выводу, тем вечером вернувшись домой и разгребая сумку. Он молчал. Не обсуждал это ни с кем. Хотя, что «это», он и сам не до конца понимал. Не было никаких признаков симпатии. Однозначно. Девчонка не подходила в категорию «его» женщин. Да и видеться они не могли. Она — на пятом, он — на минус первом. В совершенно разных зданиях. Подтвердить его догадки могла лишь встреча, которая, как по закону подлости, не происходила на протяжении вот уже целого месяца. И Конан… Она была его единственным проводником на верх. Отнести документы на подпись? Он изъявлял желание. Послушать, что было на утренней пятиминутке у главной? Мои уши в вашем распоряжении. Сходить в буфет за чем-нибудь сладким? Сиди-сиди, подруга, я тоже съел бы чего вкусного. Впрочем, девушка тоже не особо помогала ему в решении странно вырисовавшейся проблемы. Никакого упоминания о "ней" в её разговорах не было. Она лишь скудно описывала всё, что происходило в администрации, странно поглядывая на товарища, и ссылалась на большую загруженность, не забывая напомнить и ему, чтобы он возвращался к работе. Иногда, он психовал. Внутри себя. Проклинал себя самого, не стесняясь применять стопятьсот прилагательных, описывающих его безысходность. В очередной из таких разов, он мысленно прогрызал в себе дыру, расковыривая странно гнетущее чувство. Делая глубокий надрез скальпелем, он не сразу вслушался в то, что там рассказывает Какузу. — Надо бы сходить, — доносится до его ушей, когда он достает внутренности очередной бабки, что пролежала дохлой дольше положенного, — поскольку её нет, это будешь ты. Даже не вопрос. Какузу утвердил роль для Хидана. Пока тот непонимающе поднял голову. — Разбор полётов у главной, — уточнил для коллеги Какузу, — мы пропустили уже, как миниму, три. — Почему я? — удивился своей реплике Мацураси, он не использовал маты сегодня неприлично долго. Даже успел соскучиться. Эх, парень, что же происходит в твоей голове? — Могу и я, — не поднимая головы продолжил мужчина, — думал тебе захочется проветриться, — и пожал плечами. Что ещё за пожимание плечами? На что он намекает? Хотя, плевать. Он бы рад, серьёзно. Часы показывали без пяти девять. Он скинул перчатки, накинул свой единственный халат, закинул в карман пачку сигарет и зажигалку. Натянул на лицо маску и отсалютовал мужчине, оставляя того наедине с наполовину вскрытым телом. Хидан взбежал по лестнице, зайдя в большой конференц зал на третьем этаже за минуту до начала разборов. Вот же дерьмо. Слишком много незнакомых ему лиц. Белые халаты сливались в одно сплошное пятно. И различить, кто из них кто, не представлялось реальным. Он сел на самый последний ряд, где пустовали стулья, как-будто снова оказавшись на нудных парах. Что он должен тут услышать? Как выглядит бабка Цунаде, он знал. Это ведь она принимала их на работу. Поэтому, найти в толпе сначала её большой бюст, а затем и лицо, не составило труда. Она что-то вещала громким властным голосом. И все поголовно что-то писали. Кроме него. Он колесил глазами по залу, уж выцепить розовую макушку среди бледных очертаний, он явно в силах. — Привет, Мацураси, — раздалось где-то рядом с его левым ухом, он почти вздрогнул от неожиданности, но вовремя взял себя в руки, возвращая мысли в реальность. — Ебать, — шепнул он от внезапности появления именно этого человека, — салют, чё тут забыла? — У меня к тебе тот же вопрос, — она рассмеялась, довольно тихо, но он расслышал, отвечая ей легким поднятием уголков губ. — Заменяю потерю в нашем строю доблестных солдат, — пошутил парень, возвращая взгляд к центру зала, где Сенджу продолжала отчитывать кого-то. — Конан сидела в первых рядах, ты видно не в курсе, — она закинула ногу на ногу, облокачиваясь на подлокотник правым предплечьем, чтобы её можно было услышать. — Мне и отсюда прекрасно слышно её вопли, — хмыкнул Хидан. На девушке был тёмный синий костюм, штаны только немного задрались, и оттого больше походили на удлиненные бриджи. Не удивительно, что они ей коротки. Она почти одного роста с Хиданом. Под сто семьдесят. Она покачивала ногой, не известно в такт чему. И, улыбаясь, слегка склонила голову, замечая взгляд парня. — Продолжаешь ходить в зал? — бесцеремонно спросил Хидан, явно не переживая её смутить. — Живу, ради твоих комплиментов, — съязвила она, но в голосе слышалась добрая нотка. Он одобряюще улыбнулся. Вернулся к изучению зала. Поздно сообразив, что воцарилась мёртвая тишина. Большая часть собравшихся была направлена на задний ряд. Что за? — Мы не мешаем вам, молодые люди? — услышал он недовольный голос главной. Она скрестила руки на своей объёмной груди, устремив свой зор карих глаз прямиком на них. Ну естественно. — Совершенно точно нет, Цунаде-сама, — лукаво улыбаясь, отчеканил парень. Она зыркнула испепеляющим взглядом на них, продолжая свою речь. Он чуть повернул голову, натыкаясь на знакомые очертания. Вот она. Смотрит. Прямо. На. Него. Нашлась таки. Властная девушка, в светло-бежевом деловом костюме, с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Удивительно, что даже без своего противно белого и идеально на ней сидящего халата. С собранными волосами. Кажется даже, что они стали короче. Отчего так? «Если кажется Хидан, креститься надо», — ухмыляется он. И салютует ей двумя пальцами. Она слегка улыбается, и переводит взгляд на сидящую рядом девушку. И он не сразу понял, что она в этот момент ему что-то говорит. — А? — поворачивается он. — Говорю, девица эта, раздражает меня, — её лицо видимо встречается с лицом Сакуры, и они обе, не скрывая неприязни, сохраняют короткий зрительный контакт. — Чем тебе насолила милашка-заместитель? — отшучивается парень, явно заинтересованный конфликтом. Зная не идеальный характер соседки, для Хидана новость не стала шокирующей. Он и сам не всегда с ней ладил. Было время. — Коротышка отчитала меня не так давно, — вздёрнув нос, девушка выпрямила спину, — Конан слышала, кстати. К чему это знать Хидану, он не понял. Но к сведению принял. Сакура, которую парень мысленно уже давно звал по имени, периодически исчезала из поля зрения. Но когда появлялась, иногда кидала на него сомнительные быстрые взмахи пленительно зелёных глаз. А он медленно таял. Почти сползая с кресла. И всё не понимал, что выглядел в точности, как сопливый девственник. Через пол часа, которые показались ему ужасно долгими, всё закончилось. Люди быстро покидали зал. Они с белокурой девушкой остались почти самыми последними, двигаясь в сторону выхода. Ничего полезного из того собрания он не вынес. Разве что узнал, как обстоят дела в терапевтической реанимации. Их «любимые» поставщики работы. — Заглядывай как-нибудь к нам в гости из своего подземного царства, — пошутила она, — мы варим балдёжный кофе, так и быть, предложу тебе мятный сироп, — подмигнув ему, украденным у него же самого жестом, поправила светлые волосы в низком хвосте, по-свойски, словно и не было огромного разрыва в их общении, щипнула его за бедро и растворилась в толпе. Хотя, кое-что точно принесло ему удовольствие. Ещё раз оглянувшись назад, обведя глазами опустевший зал, Хидан сделал уверенный шаг. Ухмыляясь собственным мыслям. И поймал кого-то своей крепкой грудью. Снова. — Это происходит с завидной регулярностью, — нарочито медленно произнес он, не убирая улыбки с лица. Так забавно стало наблюдать за проглядывающейся на милом личике реакцией. Она смутилась. Поправляя чуть растрепавшуюся причёску. И подняла глаза. — Доброе утро, — только и смогла произнести. Выглядя застигнутой врасплох. За единственную реплику, слишком быстро слетевшую с губ, готовая была шлёпнуть себя по лицу, да по-сильнее. — Действительно, доброе, — весело проговорил парень, опираясь плечом о дверной косяк, — кто, как не властная Цунаде и её верная помощница, смогли приукрасить его. — Не ожидала вас увидеть, — пауза, — здесь, — ещё одна, — сегодня. — А я знал, что увижу вас, — спокойно продолжал он. И только идиот бы не понял, что он флиртует. Неосознанно. Но ведь, какая-то часть его сущности, от части и была слегка с ебанцой. В противном случае, он бы не в коем разе не позволил себе кокетничать при живом то начальстве посреди рабочего дня. Кстати, о последнем, телефон предательски невовремя завибрировал в кармане рабочих брюк. Долг подземного царства его звал, тянул тяжёлым грузом ответственности. Дисплей телефона мигал непрочитанными двумя сообщениями, грозившими ему кастрацией и констатацией его смерти. И не обязательно по порядку. Смерив ничего не подозревающую Сакуру прощальным и слегка тоскливым взглядом, он произнёс: — Что ж, хорошего дня. И не дожидаясь ответной реплики, удалился восвояси.***
Что стала замечать за собой Сакура в последние дни, так это крайнюю не собранность духа. Списывая подобные мысли на усталость, отсутствие полноценного сна, общения с друзьями и требовательность нынешнего положения. Скажи ей, примерно пол года назад, что она станет главным заместителем Цунаде-самы, сместив, доброжелательно уступившую ей место, Като Шизуне, она бы рассмеялась и захлопала в ладоши. От радости, разумеется. Такие выводы успокаивали её, но приблизительно лишь в первую неделю. Позже, она терялась в размышлениях по поводу и без. Накручивая себя до состояния не стояния. Как в один из очередных сборов глав отделений, на пятничной пятиминутке, которая никогда не длилась пяти минут, не найдя уставшими глазами бледное лицо всегда выражавшее до боли знакомое отражение скуки. — Подумываю отправить тебя в отпуск, — как-то раз начала женщина, вихрем влетевшая в выданный Сакуре личный кабинет в прекрасных персиковых тонах, привнося с собой гнев и негодование вся и всех. Испуганная Харуно отодвинулась от стола, сообразив что на протяжении десяти минут смотрела в распахнутое на всю окно. Одному лишь Богу известно, что она надеялась в нём разглядеть. Глаза Сенджу недобро блестели. Нервно постукивая длинным ногтем по столу аккурат напротив подопечной, она подвинула ей отчёт. — Твоих рук дело? — не унималась главная. Сакура сравнила подписи, дату, пробежав изучающе глазами по содержанию на бумаге. Действительно, её рук дело. Объемистое изложение мысли, оформленное в деловом стиле, как и положено любому документу, в точности описывающее всё, что она успела увидеть в патологоанатомическом отделении. Без приукрас. Без лжи и фальши. Признаться даже, она была собой до чёртиков довольна, когда отправляла его начальству. Предвкушая, что, возможно, исключительно её стараниями проблема не человеческих условий будет искорена и навсегда урегулирована. — Однозначно моих, Цунаде-сама, — гордо поднимая голову, ответила девушка. Если б она только знала, чем ей это обернётся. Насколько громким крик Сенджу был, описать будет сложно. Не привыкшая получать столь бурную реакцию на свою всегда идеально выполненную работу, Харуно забыла как дышать. И разговаривать. И совершенно точно, как на это реагировать. Так и оставаясь в кресле, с покрасневшими щеками, с предательски невовремя заслезившимися глазами, она получила такой нагоняй, что в голове стала оседать мысль о её нетрудоспособности. Поэтому, не покидая свой кабинет в течении дня ни на долю секунды, она не была настроена на любые встречи знакомых и не очень лиц. Спускаясь по лестнице, а не как обычно на предназначенном для этого лифте, она не ожидала столкнуться со вскинутыми в изумлении бровями пепельноволосого парня. По обыкновению, уложенные волосы обрамляли лицо не так, как в их последнюю встречу. Они заметно отросли, наверняка мешая ему в работе. Которую, Сакура клялась, что сделает лучше в самом скором времени. И поскольку он был в штатском, что не ускользнуло от её виновато опущенных глаз, это делало его весьма привлекательнее, то есть, свидетельствовало о конце рабочего дня. Она была уверена, что он хотел что-то сказать. Было заметно, как улыбка по нарастающей проявлялась на лице. И как он притормозил, заметив её шустро сбегающую по ступеням фигуру. Но вот, что она не могла себе позволить, так это посмотреть ему в малиновые глаза, и уж тем более, обмолвиться парочкой фраз с его притягательной особенностью добавлять репликам манящую интонацию. В итоге, лишь кивнула ему в знак приветствия, оставляя в гордом одиночестве на лестничном промежутке между вторым и третьим. Прилагая титанические усилия, не повернуть головы, устремляя взор в самый конец зала, где по обычаю располагался молодой человек, Сакура старалась как можно увереннее донести до присутствующих смысл последнего файла презентации. Получив одобрительный кивок от Цунаде-самы, она выдохнула. Можно расслабиться на секунду-другую. Чтобы потом по-новой заглушать собственные мысли и невесть откуда взявшийся интерес к обаятельной улыбке. Улыбке, явно предназначавшейся не ей. Не тебе, Сакура, поняла? Она пробовала проявлять чуть меньше любопытства. Сквозь зубы. Стиснув кулаки, пряча в карманах халата. Но в тишине, наступающей на минуту, как-будто специально для неё, улавливался приглушённый шепот смешанный с женским смешком. Как так можно? Они ведь все здесь находятся на работе. Им наверняка и в голову не приходило, как страшен бывает гнев Цунаде Сенджу. Ей не по-наслышке знать. Что ещё не могла терпеть в себе Сакура, так это сравнивания себя с другими. Может, будь она чуть менее самокритична и не занимай такую значительную должность, то смогла бы также сидеть на заднем ряду конференц зала и шушукаться с привлекательным человеком. Как знать? Но она сравнивала. Анализировала. И считала себя проигравшей. По всем фронтам. Нии Югито стала для неё своего рода ходячим длинноногим триггером. Несмотря на то, что не была уведомлена об этом. Каждый раз, завидя длинные блондинистые волосы всегда в неизменном ей низком хвосте, Харуно загоралась подобно спичке. Горела и сгорала, варясь в собственных мыслях и самокопаниях. Обходила корпус, где виновница работала реаниматологом с высшей категорией, едва ли не за километр. Не добавляло Сакуре уверенности и то, что разница в их возрасте составляла ни многим ни малым, а ровно целых десять лет. Двадцать семь против тридцати семи. Ей явно шли её годы. Твердость решительных движений, вот что успевала заметить девушка, когда ей всё-таки приходилось глядеть на соперницу. Каким бы противным словом это не было, оно как нельзя точно описывало отношение доктора Харуно к доктору Нии. Последним рычагом для срыва стал безобидный дружественный, опять же по интерпретации самой Сакуры, шлепок по мужскому бедру. Шестеренки в голове задвигались с небывалой скоростью. Ну, конечно. У них куда больше общих тем и скорее всего интересов, чем могло бы быть у Сакуры и… Не позволяя себе даже мысленно произнести его имени, она отвернулась, когда поняла, что увидела это чётко и ясно, бесцеремонно пялясь. Какой стыд. Нарушила собственную мантру: «Не смотреть и всё пройдет». Она раскраснелась подобно вареному раку, чем привлекла особое внимание начальницы. — Я не стану лезть не в своё дело, Сакура, — после собрания, пригласив к себе девушку, предлагая ей присесть для обсуждения рабочих вопрос, невзначай произнесла Сенджу, — но если что-то происходит в твоей жизни, — делая глоток кофе с каплей (а может и не одной) коньяка, крутанулась в кресле, переводя незамысловатый взгляд на ясное небо в окне, — прошу тебя решить это, как можно скорее. Как бы она хотела решить. Да только что решать, оставалось для неё тайной, скрытой за бетонными дверями разума.