колечко

      Сынмин теребит кольцо из бисера на безымянном пальце. Очередная пара по философии не вызывает у парня достаточное количество интереса, чтобы оторваться от излюбленного занятия. Колечко в виде зеленой жабки подозрительно сильно напоминало своего хозяина, что заставляло Сынмина в очередной раз усмехаться. Проведя большим пальцем левой руки по каждой бисеринке, парень представлял в своей голове образ взбалмошного художника с факультета дизайна интерьера, который с особым трепетом стягивал каждый узелок на колечке, вспоминая о том, кто его получит.       Хван Хенджин был одержим плетением из бисера. В его половине комнаты в общежитии были разбросаны миллионы видов проволоки, бусинок и брелков на любой вкус и цвет, бисеринок и прочей лабуды, которую Сынмин искренне не понимал. Но в помощи не отказывал. Всегда держал проволоку так, как нужно, был моделью для украшений Хенджина (в прочем, в итоге именно он получал все эти разноцветные колечки, браслеты и подвески). Сынмина забавляло усердие Хенджина, находившего референсы в пинтересте и повторявшего их раз за разом (и чаще всего не с первой попытки), однако его и восхищала преданность Хенджина своему хобби и несомненный талант — все его работы получались восхитительными, а иногда и лучше, чем были в отозвавшемся в сердце Хенджина примере.       Однако особенно сильно Сынмин был влюблен в кольцо в виде жабки. Довольно простенькое, без сложных и замысловатых узоров и разнообразия цветов. Ровно так, как любит Сынмин. Это была первая работа Хенджина на бисерном поприще, Сынмин чувствовал даже некую гордость, нося это кольцо. Но особенно Сынмин любил вспоминать, как Хенджин подарил ему это кольцо.       Это был обычный апрельский день. Небо озаряло яркое солнце, на деревьях распустились белые и розовые цветы, оповещая о расцвете весны, а недавно прошедший дождь скрылся, не оставив и следа своего присутствия. Сынмин двигался в направлении своего общежития с послеобеденной (и слава богу последней) пары с пакетом еды из ближайшей булочной. Он хотел обрадовать своего соседа по комнате и по совместительству хорошего друга (читать как: краша) пончиками и любимым до одурения сладким латте.       Зайдя в свою комнату, Сынмин ожидал все, что угодно, но не разбросанные по полу кусочки прозрачной лески, блестящего зеленого бисера и сидящего на кровати Хенджина, тихо матерящегося над чем-то зеленым (Сынмин предположил, что это «что-то» определенно из бисера), с телефоном на коленке (видимо там было видео из тиктока, которое Хенджин пытался повторить). Сынмин тихо кашлянул, привлекая к себе внимание соседа. Хенджин в панике поднял взгляд на парня, суетливо пряча кольцо:       — А я тут новое хобби себе придумал, ээ… — Сынмин прямо-таки слышал, как шестеренки в голове Хенджина пытались двигаться и сварить в его головушке хоть какой-то план действий (чем пользовался он с незавидной редкостью), — я не думал, что ты придешь так рано, — продолжил парень, натянуто улыбаясь и нервно бегая глазами по лицу соседа.       — У меня сегодня нет вечерней пары, — спокойно произнес Сынмин, опуская пакет со сладостями на кровать собеседника и ложась на собственную койку, — я принес тебе пончики и твой любимый латте, ешь, пока не остыло.       Хенджин перевел взгляд на пакет, и его глаза наполнились сердечками. Он готов был расплакаться от того, что этот софтовый и милый Сынмин позаботился о нем, но воздержался. Парень давно был влюблен в своего соседа. Он не помнит, когда точно начал питать к нему недружеские чувства, однако достаточно долго отрицал и игнорировал. Они с Сынмином были соседями по комнате ещё с первого курса, тогда и подружились (по инициативе Сынмина, так как тот посчитал это достаточно рациональным, а Хенджин уже тогда считал младшего милым). Сейчас, учась на третьем курсе, каждый день наблюдая за «другом», Хенджин страдает изо дня в день от своей нерешительности. Сынмин до одурения милый, носит мягкие кардиганы в пастельных оттенках, очки, когда сидит за ноутбуком (потому что боится испортить зрение), пишет аккуратные конспекты, но безбожно матерится, когда жалуется на профессора социологии, фонтанирует сарказмом и не моет за собой посуду, когда опаздывает на утренние пары (потому что хороший сон — залог здоровья). Сынмин милый и мягкий, но острый на язык (во всех смыслах), неугомонный мальчишка, когда он со своими друзьями с огромным количеством идей и очередным подъёбом для «любимого» Минхо-хёна (он и вправду любимый, но тот никогда в этом не признается добровольно). Хенджина ведет от этой двойственности, ведет и от милого, и от дерзкого Сынмина. А ещё Сынмин похож на недовольную жабку, такую милую и кругленькую, зеленую жабку. И Хенджин сдается. Он больше не может держать чувства в себе.       Хенджин ещё давно увлекся бисером, но попробовать решил именно сегодня и именно для этого. Для первой работы парень выбрал именно колечко-жабку, ведь будущего счастливого обладателя украшения Хенджин определил еще давно. Признаться Сынмину в чувствах парень хотел оригинально и мило, как точно никто не делал (Хенджин, конечно, свечку не ставил, но в кино такого не показывали). В случае неудачи парень заранее договорился о смене комнаты со старостой этажа. Чан тогда лишь загадочно улыбнулся и кивнул Хенджину.       — Минни? — неуверенно позвал Хенджин друга.       — Да? — сердце Сынмина сделало сальто-мортале от милого обращения, но он предпочел не обращать на это внимания (в меру своих возможностей).       — Ты можешь ненадолго выйти из комнаты и сходить, не знаю, к Чонину, я просто хотел закончить кое-что, но мне надо быть в одиночестве, — выпалил парень, с надеждой смотря в глаза соседа.       — Конечно, занимайся, — опять же спокойно отозвался Сынмин, одолевая бурю любопытства и, возможно, разочарования (он не уверен), и направился к двери, поспешно скрывшись за ней и побежав в конец коридора в комнату своего лучшего друга. Из комнаты Хенджина и Сынмина послышался обреченный стон первого.       Постучав в дверь, Сынмин отворил ее, не дожидаясь ответа. Картина, которую он застал была крайне интересной (отвратительной). Его лучшего друга целовал засасывал староста этажа.       — Фу, боже, как это развидеть, — нарочито громко произнес Сынмин, привлекая к себе внимания тех двух.       — Сынмин, ради сохранности своей же психики, стучись в двери! — возмутился Чонин, кидая в лучшего друга подушку.       — Милый, он постучался, — погладил по голове младшего Чан. Сынмин выгнул бровь, смотря на Чонина.       — Ты должен быть за меня! — возмутился младшенький, на что Чан только усмехнулся и чмокнул парня в макушку. Чонин остался недовольно пыхтеть, но поумерил свой пыл. Сынмин оскалился (на самом деле он умильно улыбался внутри, но он никогда этого не признает, а особенно тот факт, что он хочет также).       В Хенджина Сынмин влюбился, как тому подобает в дешевых бульварных романах, с первого взгляда. Весь такой аристократичный Хенджин, будто нарисованный акварелью влюблённой художницей, привлекал внимание любителей прекрасного, коим и был Сынмин. Но окончательно Сынмин убедился в своих чувствах, когда узнал своего новоиспеченного соседа по-настоящему. Аристократичная внешность шла вразрез с поведением настоящей драмы-квин (хотя квин, наверно, может считаться представителем буржуазии) и бесконечной энергией. В первый же день он обклеил стены со своей стороны фотографиями себя, своей семьи и друзей (Сынмин надеялся оказаться среди них однажды), рисунков и эскизов своих работ и плакатов женских кей-поп групп. Хенджин ужасно любил сладкое (Сынмин был удивлен, откуда у этого ходячего мешка шоколадных крошек нет кариеса), киновселенную Марвел и танцевать под Твайс. А ещё он любил искусство. Сынмин не раз был натурщиком Хенджина, позируя для очередного произведения искусства. И каждый раз парень изумлялся таланту своего соседа. Казалось, тот умел практически все: идеально пел партии Венди из Red Velvet, даже мусорные баки фотографировал так, будто они экспонаты выставки искусств, танцевал до беспамятства, наслаждаясь каждой секундой. Он был прекрасен, соткан из позитива и любви. Сынмин не просто был влюблен, он по-настоящему любил, бесповоротно и отчаянно. Но даже мысли о признании в его голове не проносилось: знал, что получит отказ, а потому старался сохранить то небольшое, что у них есть — дружба. Ведь он, Сынмин, такой несуразный, улыбку свою закрывает воротником свитера, всё, за что берется, у него не выходит, поэтому зубрит каждый предмет, предпочитая конспектировать каждое слово преподавателя.       Единственное, чем он гордился — это голос. Потому и учился Сынмин на вокальном, ведь музыку считал поистине своей жизнью. Ещё в далеком детстве его отдали на уроки фортепиано и не прогадали (что бывает крайне редко). Однако увлекся парень не инструментом, а пением, связав с ним свою жизнь.       — Я посижу у вас недолго, меня Хендж выгнал, чем-то там занимается, — спокойно, как и всегда, произнес Сынмин и лег на кровать лучшего друга.       — Ага, спасибо большое, — саркастично бросил Чонин, скучая по недавнему занятию, на что Чан лишь снисходительно улыбался. Он посмотрел на Сынмина как-то загадочно и перевел взгляд обратно на своего парня. До младшего быстро дошло, что этот взгляд означает.       — Конечно, сиди, Сынмин-и, думаю он скоро освободится, и ты сможешь вернуться в свою кровать без клопов, — попытался в юмор Чан и пошёл заваривать чай.       Лёжа на «клопастой» кровати друга, Сынмин задумался о Хенджине. Как долго получится скрывать свои чувства? А получится ли? Сынмин уже давно думает о том, что ему становится тяжело от мыслей о Хенджине в его голове изо дня в день. Сомнения грызут его, для Сынмина всё недостаточно. Он сам для себя недостаточен. Он хочет взаимной любви, а если и нет, то хотя бы свежей головы и спокойствия. Вся его жизнь была пассивной и его это устраивало. Он был в отношениях лишь однажды в старшей школе и получил плачевный опыт. Ему разбили сердце, растоптали и разорвали, подарили миллионы комплексов, а потом бросили, как ненужного щенка на улицу под проливной августовский дождь. И спустя месяц появился Хенджин, весь такой комфортный и идеальный в своей неидеальности, принимающий Сынмина и дарящий режущих по сердцу бабочек в животе. Если он, по словам своего бывшего, недостоин и того куска дерьма, то достоин ли он такого распрекрасного Хенджина. Сынмин уверен, что нет. Парня отвлекает от собственных мыслей настойчивый любимый голос:       — Сынмини-и! — повторяет нежно Хенджин, сидя на корточках и гладя Сынмина по голени, стараясь привлечь внимание последнего.       — О, прости, Хенджин, ты что-то хотел? — подлетел парень, касаясь горящей от прикосновений ноги.       — Да, я уже закончил, но… не мог бы ты выйти со мной, я хочу сказать тебе кое-что, — нервно кусая губы, сказал Хенджин что-то сжимая в руке до побелевших костяшек.       — Ох, конечно, — согласился Сынмин, готовясь к худшему. А вдруг узнал..?       Они прошли обратно в комнату. Уже было убрано, а кофе (наверняка остывший) и пончики лежали на столе и были готовы к тому, чтобы быть съеденными. Сынмин сел за стол, доставая шоколадный пончик и беря свой классический капучино, в то время как Хенджин метался взглядом по комнате, подбирая слова.       — Сынмин, мне нужно сказать тебе кое-что очень важное… вернее признаться! — заявил Хенджин и, пока Сынмин не успел ничего сказать, предупредил его, — только дослушай меня до конца!       Он подошел к столу и поднял парня на ноги. Он взял его руки в свои и выдохнул.       — Я давно хотел это сделать, но решился только сейчас. Сынмин, ты самый милый, красивый, прекрасный парень на свете. Мне нравится в тебе всё, от макушки до пят, я готов повторять это изо дня в день до конца своей жизни, потому что ты лучший парень, которого я встречал за всю свою жизнь. Ты мне нравишься, и я надеюсь, что ты примешь этот маленький подарочек. Пожалуйста, дай мне шанс и будь моим, — выпалил Хенджин, смотря глаза в глаза предмету собственного воздыхания. В его руках было маленькое зеленое колечко из бисера в виде жабки.       — Это лягушка? — спросил спокойно Сынмин (одолевая преграду в виде кома в горле).       — Эм, это жабка, она похожа на тебя, — Хенджин старался сдержать слёзы, которые так и норовили выйти. Он игнорирует признание? Видимо всё невзаимно, он только что всё испортил, что ж, с Чаном он уже договорился.       — Да, — внезапно чуть ли не выкрикивает Сынмин, чем вводит собеседника в ступор.       — Что «да»? — спросил парень, чувствуя, как мокрые дорожки всё-таки прокладывают свой путь по щекам старшего. А потом он чувствует прикосновение чужих пальцев к ним. Сынмин вытирал слёзы Хенджина с особой нежностью и трепетом.       — Я согласен быть твоим. Ты мне тоже нравишься, — сказал Сынмин, уже неспокойно, со сбитым дыханием, смотря в глаза человеку, который только что развеял все сомнения о невзаимности, который сейчас плачет от чувств, и Сынмин клянется, что сам готов разреветься прямо здесь. Но вместо этого его распирает улыбка, которую он спешно закрывает воротом бежевого свитера. Но секунду спустя он чувствует прикосновение Хенджина к своему лицу и то, как он снимает воротник с лица Мина.       — Никогда не закрывай эту улыбку, ты прекрасен, — сказал Хенджин и аккуратно прижался губами к губам Сынмина. Парень будто просил разрешения, а Мин с удовольствием давал его, прижимаясь к Хенджину ближе, как к Солнцу в дождливый день. Только сейчас Сынмин почувствовал, как весна всё-таки пробралась в его душу и распустилась бутонами сиреней, бабочки больше не режут сердце, а лишь трепетно дотрагиваются крылышками, даря чувство свободы и искреннего счастья. Хенджин прерывает поцелуй и берет правую руку Сынмина, надевая на безымянный палец колечко-жабку.       — Это кольцо будет здесь, пока я не заменю его обручальным, — улыбнулся Хенджин и чмокнул теперь уже своего парня в нос, закрепляя признание греющими объятиями. — А теперь давай уже съедим эти пончики и выпьем кофе, я ужасно хочу есть!       Прошло уже больше года после начала их отношений. Конечно, не обошлось без трудностей, но как бывшие друзья и соседи, проблемы взглядов и быта их не преследовали, однако борьба с комплексами и Мина, и Джина, была тяжёлым испытанием. И они по сей день борются, но вместе, против общих демонов сомнений и призраков прошлого. Хенджин готов раскромсать лицо тому придурку, что разбил сердце прекрасному Сынмину, а Мин же, в свою очередь, благодарен, но, будучи пацифистом, каждый раз берет с Хенджа обещание не совершать каких-либо преступлений. Тот тяжело соглашается только ради любви всей своей жизни.       Пара заканчивается, и Сынмин уже бежит побыстрее на выход, дабы скорее оказаться в любимых объятиях и смотреть «Легенду об Аанге» в десятый раз вместе со своим парнем, закусывая яблочными чипсами (потому что Сынмин за ЗОЖ, а Хенджин готов и потерпеть ради него, да и фруктовые чипсы не так уж и плохи).       Однако, Сынмин, не заметив порога, спотыкается и падает на пол, приземляясь лицом вниз и больно ударяясь. Но не это волнует парня, а трескающий звук и ощущение пустоты на безымянном пальце правой руки. Он в панике обращает взгляд на руку и замечает, что колечка нет. А оно лежит рассыпавшееся прямо под Сынмином. Колечко порвалось и рассыпалось, оставляя от прежней жабки только одинокие глаза. Непрошеные слёзы вырываются из Мина, и он плачет навзрыд, коря себя за неосторожность и за то, что сломал такую важную вещь — буквально подтверждение их с Хенджином отношений, символ их любви, целую историю, воспоминание. Он считает себя ужасным парнем, вновь старые комплексы накрывают его, плачущего как маленького ребенка, мальчика с остатками колечка в руке, с осколком самого дорогого для сердца воспоминания.       Хенджин заметил падение своего парня ещё когда выходил из аудитории в другом конце коридора, с предвкушением ожидая вечера аниме и поцелуев со своим любимым. Сначала он решил спокойно подойти, спросить о самочувствии и помочь ему, в случае чего. Но когда он увидел, что Сынмин начал плакать, парень сорвался на бег. Его сердце разрывалось от беспокойства и сочувствия к парню. Он начал переживать, не сломал ли его парень что. Душа заболела, когда он подбежал и увидел, как с носа Сынмина хлестала кровь, а рука что-то крепко сжимала.       — Минни, почему ты плачешь? Сильно больно ударился? Пойдем в туалет, я тебе помогу, ты можешь ходить? — Хенджин взял салфетки из рюкзака и начал вытирать кровь с лица Сынмина, стараясь остановить ее немного.       — Я порвал твое колечко, прости меня, пожалуйста, я такой ужасный парень, — признался Сынмин и кинулся в объятия к своему любимому, показывая содержимое сжатого кулака: те самые выжившие глазки жабки. Слезы стали течь ещё интенсивнее.       — Да ты что! Я тебе ещё тысячу таких сплету, — сказал Хенджин, взяв лицо младшего в ладони и стерев с его лица слезы. Улыбнулся так лучезарно, что сердце Сынмина в который раз растаяло перед этим парнем. — А теперь пойдем в туалет и смоем кровь. А потом сходим домой, все обработаем и устроим вечер аниме и твоих любимых яблочных чипсов, договорились? — заботливо поинтересовался Хенджин и поцеловал теперь непривычно пустующий безымянный палец, взяв того за руку.       Да, Сынмин определенно любил свое колечко-жабку, но ещё больше он любит того, кто надел это кольцо на его безымянный палец, безмолвно признаваясь в чистой любви.