***
— Что планируешь на день рождения? — Хёнджин пинает носком туфли камушек, опираясь о фонарный столб и наблюдая за тем, как подруга пытается достать сквозь прутья водостока коллекционную карточку с Хонджуном из Ateez, которая каким-то чудом туда упала. — Не знаю. Знаю только, что родаки свалят на дачу специально для того, чтобы я могла пригласить друзей и устроить небольшую тусэ, — девушка кряхтит, пытаясь просунуть сквозь прутья чуть больше, чем несколько фаланг пальцев, но костяшки больно упираются в металл. Хёнджин отталкивается от столба и подходит, присаживаясь на корточки напротив подруги и смотрит на уже безнадежно испорченную карточку. Недавно прошел дождь, в водостоке собралась вода, в которую и угодила карточка с улыбающимся мужчиной. Так страдать над ее спасением уже не было смысла. — Джисон, успокойся, ее уже не спасти, — вздыхает Хёнджин, придерживая руками юбку, чтобы не засветить белье. Подруга поднимает на ее полные решительности и бессмысленного упрямства глаза, вновь сует пальцы в решетку и тут же пищит от боли, не рассчитав силы и со всей дури ударившись костяшками. — Я за эту карточку почку продала, я обязана ее спасти! — Возмущается Джисон и принимается наклоняться в стороны, словно пытаясь рассмотреть промежуток побольше, куда она могла бы просунуть ладонь. Но, к ее великому сожалению, расстояния между прутьями были одинаковыми. — Даже если ты до нее сейчас достанешь, не факт, что вытащишь ее оттуда целой. Ты посмотри на нее, она уже вся размокла, — Хёнджин укладывает подбородок на колени, обнимая ноги руками, со скучающим видом наблюдая за страданиями подруги. Джисон грустно вздыхает, смотрит со слезами на глазах на эту карточку, словно прощается с ней, и встает, поправляя завязанный на талии темно-бежевый свитер и смявшуюся под ним серую юбку. Хёнджин тоже встает, подтягивает сползшие темно-синие гольфы и задравшуюся серую юбку, такую же, как у подруги. Джисон все еще бросает грустные взгляды на несчастный водосток, оборачиваясь чуть ли не на каждом шагу, отчего Хёнджин приходится ее время от времени одергивать, чтобы та не угодила в какой-нибудь открытый люк канализации или огромную лужу. — Хан Джисон, будь добра, смотри куда идешь! Иначе я перестану жалеть твои гетры и сегодня тебе придется их стирать! — Не выдерживает Хёнджин, в очередной раз дернув подругу за руку на себя, когда та, в очередной раз обернувшись, чуть не наступила в огромную лужу. Джисон заваливается на Хёнджин, обнимая ту за талию, чтобы не упасть к ногам подруги, и смотрит огромными глазами сначала на раздраженное лицо, потом на лужу, возле которой они стоят, и вновь на Хёнджин. — Прости, солнце, но просто… это же карточка с Хонджуном! Ты же знаешь, как я ее хотела! А она еще и с автографом! — В больших глазах Джисон собираются слезы, она прижимается лицом в груди подруги и начинает плакать. Хёнджин растерянно осматривается, ловит направленные на них удивленно-недовольные взгляды прохожих, а после возвращает взгляд к макушке подруги. Вздохнув, опускает руку на коротко стриженные медные волосы Джисон и начинает успокаивающе поглаживать, иногда легонько царапая кожу своими длинными ногтями. — Ну, хочешь, я тебе свою карточку с Сонхва отдам? Или с Саном? — Хёнджин старается говорить мягко, пытается успокоить плачущую подругу, начиная постепенно осознавать, что для Джисон это действительно была потеря потерь. Джисон отрывает лицо от ее груди, переставая мочить слезами и марать потекшей косметикой голубо-серую кофту подруги. Она смотрит на растерянное лицо Хёнджин и широко улыбается, заставляя подругу еще больше растеряться, недоуменно хлопать глазами и беспомощно открывать и закрывать рот. — Не надо, все хорошо, — Джисон отступает и вытирает лицо от слез, как-то нервно хихикая. Хёнджин же смотрит на свою одежду и тяжело вздыхает, замечая на синем галстуке в белую полосочку и на кофте мокрые пятна и разводы косметики. Запахнув темно-синий пиджак, она какое-то время просто держит его, а потом отпускает, понимая, что пятна все равно не скрыть. — Кстати, мне мама сказала, что моя сестра прилетит ко мне на день рождения! Представляешь? Я ее пять лет не видела, только по фейстайму. Ты просто обязана будешь прийти ко мне на день рождения, я хочу вас познакомить! И я не принимаю отказов! Никаких там «у моего котика сегодня плохое настроение» или «мой парень не может без меня уснуть, потому что он большой ребенок». Ты меня поняла? — Джисон тыкает в лицо ошарашенной Хёнджин пальцем с длинным розовым ногтем, состроив максимально суровое лицо. Хёнджин хлопает длинными ресницами, недоуменно смотря на подругу, пытается переварить ее тираду, свалившуюся на нее снежным комом. А после смеется, прикрыв глаза и чуть отвернувшись в сторону, пряча рот ладонью. — Хах, хорошо, я приду. И я никогда не называла своего парня «котиком», что за вульгарщина, — Хёнджин морщит нос, закидывает на плечо руку с довольно тяжелой школьной сумкой и, демонстративно вскинув подбородок, идет вперед, оставляя довольно улыбающуюся подругу позади. Джисон смеется с поведения Хёнджин и спешит за ней, выкрикивая ее имя и наиграно прося прощения, привлекая еще больше внимания прохожих. — Я уверена, вы подружитесь. Она просто очаровательна, — Джисон прикрывает глаза, вспоминая свою сестру, с которой они разговаривали последний раз неделю назад. — Но не такая очаровательная, как я! Хёнджин закатывает глаза, но не может сдержать улыбки. Она пытается хотя бы примерно представить, какой может быть сестра Джисон, но ничего не получается. Остается только дотерпеть до дня рождения подруги, стараясь не сойти с ума от ожидания и нетерпения.***
Четырнадцатое сентября наступило неожиданно. Хёнджин с головой ушла в учебу, поставив перед собой цель в виде красного диплома. Она даже не помнит, о чем разговаривала с Джисон и говорила ли с ней вообще, все время думая об уже выученном и о том, что еще было не выучено. Она старалась брать у преподавателей дополнительные задания, на что получала удивленные взгляды и фразу о том, что «еще только начало года, незачем так напрягаться». Утром четырнадцатого сентября Хёнджин была сама не своя. И дело не в предстоящей самостоятельной по физике. Сегодня она должна была познакомиться с сестрой Джисон, о которой последние пару дней подруга прожужжала ей все уши. «Ёнбок такая, Ёнбок сякая». Хёнджин уже не терпелось посмотреть на эту Ёнбок, которая почему-то звала себя Ликс. Хёнджин пыталась расспросить Джисон по этому поводу, на что получала лишь пожимание плечами и невнятное «ну, ей не нравится ее имя». В школе Джисон, как и ожидалось, не появилась. С самого утра та будет занята подготовкой к празднику, как она и говорила. Хёнджин лишь вздохнула, смотря на пустующее место Джисон. — Слышал, сегодня у Джисон вечеринка в честь дня рождения? Не знаешь, кто приглашен, а кто нет? — К Хёнджин подходит парень из параллельного класса, бесцеремонно закидывая руку ей на плечи и наклоняясь к лицу, обдавая не самым приятным запахом перегара. Хёнджин морщится и пытается отстраниться, но ее держат крепко, прижимая за шею и даже немного придушивая. Хёнджин морщится от боли в зажатых волосах, от неприятного запаха и в целом от этого типа. — Донсук, отойди от моей девушки, — угрожающе говорят со стороны. Хёнджин облегченно вздыхает и поворачивается к подошедшему Субину. Названный парень тут же отпускает Хёнджин и примирительно поднимает руки, криво улыбаясь и отступая на пару шагов. — Не заводись, дружище. Я просто поинтересовался насчет вечеринки Джисон, — пожимает плечами Донсук и вновь поворачивается к Хёнджин, что пыталась расчесать спутавшиеся темно-русые волосы, доходящие ей до лопаток. Она бросает на него испепеляющий взгляд, кривит пухлые губы и придвигается ближе к севшему рядом Субину. — Вечеринка только для самых близких. Ты, увы, таковым не являешься, так что закройся и свали в туман, — брызжет ядом Хёнджин, завязывая волосы в низкий хвост. Донсук кривится, бросает злой взгляд на Хёнджин, но уходит, встретившись взглядом с Субином. — Все хорошо? Он ничего тебе не сделал? — Субин сползает с лавочки и садится перед девушкой на корточки, заглядывая в лицо и беря за руки, переплетая пальцы. Хёнджин лишь кивает и выдавливает из себя улыбку, смотря на обеспокоенное лицо парня. — Все хорошо, не переживай, — она мягко высвобождает одну руку и зачесывает черные волосы Субина назад. Парень прикрывает глаза и ластится к руке девушки, улыбаясь. — Надеюсь, у тебя сегодня нет планов на вечер, потому что мы идем к Джисон, — Хёнджин наклоняется и оставляет легкий поцелуй на кончике носа парня, продолжая играться длинными пальцами с мягкими прядями волос. — Она и так тебя не сильно любит, а если ты не придешь, и вовсе возненавидит, — мягко смеется Хёнджин, видя появляющийся на лице Субина ужас. Он до сих пор похоже помнит первое знакомство с лучшей подругой своей девушки. Ну да, такое вряд ли кто-то забудет. Джисон тогда пришла с битой, блестящей многочисленными шурупами, гвоздями и даже обломками лезвий от канцелярского ножа. И ее совершенно не смущало, что они были на оживленной улице. Она прижала бедного парня к стене и пригрозила, что «не дай бог хоть слезинка упадет с ее ресниц, я тебя живьем закопаю». — Малыш, я может я все же… — Никаких «может», Субин. Я серьезно, если не придешь, она разочаруется в тебе и житья тебе не даст, — Хёнджин сурово смотрит на оробевшего парня, чуть сжав волосы у корней и несильно поцарапав ногтями кожу головы. Субин вздыхает, но смиренно кивает, признавая свое поражение в этом глупом недо-споре. — Вот и молодец. К шести подходи ко мне, — хихикает Хёнджин и быстро целует расстроившегося парня в губы, тут же вставая с лавочки и спеша в свой кабинет под разносящийся по коридору звонок.***
В семь вечера они уже стояли возле двери в квартиру Джисон. Субин нервно переминался с ноги на ногу, шурша пленкой, в которую был завернут довольно большой букет желтых роз. Хёнджин поглядывает на него, широко улыбается и подпихивает в бок локтем, когда дверь начинает открываться. Субин вздрагивает, выпрямляется по струнке и смотрит такими напуганными глазами, словно Джисон прямо сейчас снесет ему голову своей битой. Но ничего не происходит. Джисон стоит на пороге в черной короткой юбке с сетчатым вырезом, в котором видны шорты, черных чулках и такой же черной блузке с полупрозрачными рукавами. Она тут же лезет к Хёнджин обниматься, измазав все щеки подруги бесцветным блеском. А после поворачивается к застывшему на месте Субину, что вцепился в букет так, словно отпусти он его — умрет на месте. — А он что, в статую самому себе превратился? — Джисон делает вид, что хотела спросить это тихо, смотря сощуренными глазами на Субина. Парень отмирает, делает шаг к имениннице и протягивает букет, нелепо громко сказав: — С днем рождения! Джисон вздрагивает, но букет принимает, одаривает парня насмешливым взглядом и просит их проходить в квартиру. Субин нерешительно топчется, беспомощно смотрит на Хёнджин, взглядом пытаясь передать все свои страхи и переживания. Хёнджин подходит к нему, обнимает за талию и ведет в квартиру, успокаивающе говоря, что все хорошо, что ничего страшного не произойдет. Субин пару раз делает глубокий вдох и переступает порог квартиры. В гостиной все украшено так, словно сегодня неожиданно наступил Хэллоуин. Повсюду искусственная паутина, тыковки с рожицами, паучки и прочая похожая атрибутика. Но все это так похоже на Джисон и так ей подходит, что даже удивиться не получается. — Посиди тут хотя бы часик, а потом можешь быть свободен. Джисон быстро напьется и ей уже будет все равно, — шепчет Хёнджин и подталкивает Субина к дивану. Тот кивает и послушно садится рядом с каким-то парнем, который тут же пытается завязать с ним диалог. И, кажется, успешно, потому что Субин заметно расслабляется, отвлекшись на разговор с новым знакомым. Хёнджин наблюдает какое-то время, ловя себя на мысли, что она похожа на мамочку, следящую за своим сыном. Тряхнув головой, она направляется на кухню, где находит и Джисон и какую-то девушку с длинными, завязанными в высокий хвост, невероятно белыми волосами. — О, Хёнджин, — Джисон отряхает руки от воды и хватает подругу за запястье, подводя ближе к незнакомой девушке, которая нарезала брауни и выкладывала выпечку на тарелку. — Знакомься, это Ёнбок, моя сестра. — Но лучше зови меня Ликс, — когда незнакомка начинает говорить, Хёнджин кончается как человек. Этот хриплый бас, который совершенно не вяжется не с тем, что перед ней стоит девушка, не с ее миловидной внешностью, что Хёнджин надо пару секунд на осознание того, что голос принадлежит именно сестре Джисон. — П-приятно познакомится, — Хёнджин протягивает руку, не сводя глаз с лица девушки. Ее пленили эти бездонные карие глаза и россыпь веснушек на загорелой коже. Девушка улыбается, и Хёнджин думает о том, что это просто незаконно. Нельзя быть такой красивой и не нести за это никакой ответственности. — Хёнджин, помоги нам отнести все это в гостиную. А то рук катастрофически не хватает, — Джисон подхватывает большое блюдо с плескавшимся внутри пуншем и уходит. Ликс же возвращается к нарезанию брауни. Хёнджин смотрит на стол, на кучу одноразовых стаканчиков, искоса смотрит на спину Ликс, что пританцовывает звучащей из гостиной музыке. Тряхнув головой, Хёнджин берет стаканчики и спешит покинуть кухню. Внутри все сходит с ума. Сердце бешено бьется, словно стремится пробить грудную клетку и вывалиться наружу. Воздуха катастрофически не хватает. Руки и ноги подрагивают, приходится прилагать усилия, чтобы не свалится на пол. Хёнджин не понимает, что с ней происходит. Она никогда ничего подобного не испытывала, ей страшно. А еще ей хочется подойти к Ликс и обнять ее, прижаться и почувствовать аромат, исходящий от ее кожи. Хёнджин почему-то уверена, что девушка пахнет просто превосходно. Хочется провести по загорелой коже языком, попробовать на вкус. Хёнджин застывает на месте, не дойдя о стола, на котором уже стояло блюдо с пуншем. От собственных мыслей и желаний стало страшно. Она смотрит на свои дрожащие руки, быстро ставит стаканчики на стол и спешит в ванную, игнорируя цепляющегося за нее Субина и на возмущения какого-то парня, которого она не совсем вежливо попросила уйти с дороги. Заперевшись в ванной, Хёнджин смотрит в зеркало, смотрит на свое бледное напуганное лицо, дрожащими руками упираясь в раковину. Холод, исходящий от раковины, немного отрезвляет ее, помогает собрать мысли в кучу, но теперь их надо рассортировать, что сделать кажется просто нереально. Хёнджин вспоминает Ликс, и в груди опять происходит не пойми что. Лавина, сметающая все на своем пути, проносится по душе, по разуму Хёнджин. Девушка пошатнулась и осела на колени возле тумбы, в которую была вмонтирована раковина. Прижавшись к холодному дереву, Хёнджин обнимает себя за плечи и пытается понять, что она чувствует. Что ее заставляет чувствовать Ликс и мысли о ней. — Хёнджин, все хорошо? — За дверью слышится обеспокоенный голос Джисон, заглушающий Субина, который тоже пытается что-то сказать. Хёнджин вздрагивает и вскакивает на ноги, быстро смотрит на себя в зеркале и, убедившись, что выглядит нормально, открывает дверь, натягивая на лицо улыбку. — Хёнджин, что-то случилось? — В голос спрашивают Джисон и Субин, делая шаг к девушке и смотря напуганными глазами. За их спинами мелькает белая макушка Ликс, которая, однако, быстро исчезает в гостиной. Хёнджин чувствует болезненный укол обиды, но он такой слабый, что Хёнджин не обращает на него внимания. — Не переживайте, все хорошо, — Хёнджин улыбается, треплет Джисон по волосам и, схватив Субина за руку, тащит в гостиную, направляясь к пуншу. Она точно знает, что в этом пунше алкоголя будет больше, чем нужно, просто потому что его готовила Джисон. Хёнджин намерена напиться и расслабиться, забыть о том, что произошло пару минут назад. Это было просто потрясение от встречи. Она просто представляла сестру Джисон немного другой, и реальность оказалась намного лучше, чем фантазия. Все это просто от неожиданности. Хёнджин уверена, что это ничего не значит.***
Субин уходит через полтора часа, сказав, что ему надо сидеть с сестрой, так как мать уходит на работу в ночную смену. Хёнджин целует его на прощание и возвращается к пуншу, от которого почти ничего не осталось, только плавающие куски фруктов. Хёнджин старается особо не смотреть по сторонам, боясь увидеть белые волосы, которые так выделяются среди всеобщей мрачности. Но ее планы были нарушены. Ликс сама подошла к ней, встав напротив, загнав ее в угол и отгородив от окружающих своим телом. — Так ты и есть та самая Хёнджин, о которой без умолку трындит моя сестра, — Ликс оценивающие осматривает ее, задерживается на сжатых резинкой чулок бедрах, на груди, блузка на которой едва сошлась, на губах, блестящих от пунша и постоянного облизывания. Ликс кивает каким-то своим мыслям и улыбается немного странно. Или это из-за алкоголя Хёнджин эта улыбка показалась странной. — А ты та самая сестра, которая очень очаровательная, но не очаровательнее Джисон, — хихикает Хёнджин, вспомнив самое частое описание от Джисон. Ликс вскидывает брови, смотрит на хихикающую девушку, а потом закатывает глаза и морщится. — Она назвала меня очаровательной? Я этой чертовке язык вырву, — Ликс поворачивается к с кем-то увлеченно разговаривающей Джисон, сжимая кулаки и кривя губы в подобии оскала. Хёнджин смотрит на нее, боится моргать, чтобы не пропустить ни единого движения, чтобы запомнить все. — А где ты была все это время? — Хёнджин, сама от себя такого не ожидая, подалась вперед, ближе к девушке, чуть ли не вжимаясь в нее своим телом. Нос тут же улавливает запах тонких сигарет чапман с вишней и мятной жвачки, с горчинкой алкоголя. Ликс удивленно смотрит на нее, чуть отклонившись в сторону, не не делая шаг назад. Она хватается за плечи Хёнджин, словно в попытке не позволить ей приблизиться или в попытке предотвратить ее падение. Хёнджин не совсем понимает, но вздрагивает от прикосновения горячих ладоней сквозь тонкую ткань блузки. От этих прикосновений кожа словно плавится, тепло разливается по телу мурашками, а дыхание сбивается. Хёнджин смотрит в темные глаза Ликс, поражается длинным ресницам и любуется созвездиями веснушек. Опускать взгляд ниже боится. Она боится того, какие желания в ней могут появиться, какие мысли засядут у нее в голове. Она боится того, что чувствует. Хёнджин — убежденная натуралка. Хёнджин любит красивых парней с рельефами мышц, но не перекаченную груду мускул, где даже вместо мозга одни мышцы. Хёнджин любит ухаживающих за собой парней, умных и заботливых. Она любит казаться рядом с ними хрупкой и беззащитной, даже с учетом того, что в большинстве случаев будет выше партнера. Хёнджин любит парней, которые смогут за нее постоять при необходимости, которые с пониманием относятся к ее резким сменам настроения и не ограничивают бесконечным «ты моя девушка, ты не должна…». Хёнджин совершенно точно любит парней, и перед ней сейчас совершенно точно не парень. — В Сиднее. Родители переехали туда пять лет назад, но Джисон не захотела и осталась жить с бабушкой. Правда, они потом вернулись обратно, но на этот раз я не захотела ехать,— Ликс сжимает пальцы на чужих плечах сильнее, но все еще не пытается оттолкнуть, словно ждет чего-то. Лишь смотрит в глаза напротив, иногда опуская взгляд ниже, но тут же возвращая обратно к глазам, словно одергивая себя. Хёнджин кивает головой, показывая, что услышала и поняла, но не спешит отстраняться, продолжая наваливаться на девушку и смотреть на веснушки, все еще запрещая себе опускаться глазами ниже. Она взглядом соединяет веснушки и в какой-то момент не успевает сообразить, что все же опустила глаза ниже, чем хотела. Губы. Пухлые, алые и блестящие то ли от блеска, то ли от постоянного облизывания. Хёнджин задумывается о том, какие они на вкус. Как сигареты? Как мятная жвачка? Или как выпитый сегодня алкоголь? Хочется узнать. Х-о-ч-е-т-с-я. — Эй, заюш, у тебя парень есть. Или у тебя с ним не серьезно? — Ликс чуть встряхивает Хёнджин за плечи. Девушка вздрагивает и тут же отскакивает в сторону, вжимается в стену и смотрит такими напуганными глазами, что Ликс сама пугается. Она делает шаг к девушке, но тут же останавливает себя, поймав глаза, наполненные животным ужасом. Несколько секунд посмотрев в эти напуганные глаза, Ликс кивает каким-то своим мыслям и уходит, теряясь среди танцующих людей. Хёнджин смотрит перед собой в пустоту, а после срывается с места и спешит покинуть квартиру. Ей страшно. Ее трясет. Она не хочет никого видеть. Ей надо побыть одной и привести мысли в порядок. Наскоро попрощавшись с Джисон, она уходит, на ходу вызывает такси и бежит по лестнице вниз. Ей надо выйти на улицу. Может быть, прохладный воздух сможет привести мысли в порядок. Что это? Что она чувствует? Что это за желания? Почему она испытывает эти желание? Это же неправильно. Н-е-п-р-а-в-и-л-ь-н-о. Хёнджин спотыкается, когда выходит из подъезда. Неправильно. Неправильно. Неправильно. В голове только одно слово, оно словно церковные колокола звенит в ушах, оглушает и дезориентирует. Хёнджин ничего не понимает. Неправильно. Неправильно Н-Е-П-Р-А-В-И-Л-Ь-Н-О Хёнджин хочет позвонить Субину, но не может нажать на кнопку вызова. Она смотрит на набор цифр, смотрит на название контакта, но не может нажать. А что она ему скажет? «Прости, родной, но мне захотелось поцеловать девушку?» А только ли поцеловать она хотела? Хёнджин не позволяет себе думать о том, чего она на самом деле хотела. Она до сих пор чувствует запах сигарет и жвачки, чувствует горячие руки на своих плечах. Нет, она не будет думать о том, что хотела на самом деле. Она вообще не будет думать об этой девушке. Джисон была уверена, что они подружатся. Хёнджин тоже так считала. Но теперь она даже думать себе об Ликс запрещает. Нельзя. Неправильно. Отвратительно Хёнджин вваливается в машину и на автомате говорит адрес. Внутри нее цунами, разрушающее все, чего только коснется. Оно разрывает ее душу на куски, затапливает и заставляет захлебываться. Хёнджин всю поездку опирается локтями о колени, а руками подпирает голову, смотря себе под ноги. Она тяжело дышит и пытается успокоиться, но цунами только разошлось, оно еще даже не близко к финалу. «Какая я отвратительная.»***
Хёнджин не хочет никого видеть. Она не ходит в школу и врет родителям, что плохо себя чувствует, когда те звонят ей и спрашивают, почему учителя названивают им о ее пропусках. Она не встает с кровати и не открывает дверь ни Субину, ни Джисон, когда те приходят, волнуясь за нее. Лишь пишет сообщения каждому, где просит не переживать о ней и убеждает, что просто приболела. Никто ей конечно же не верит, Хёнджин знает это наверняка, но больше не допытываются, позволяя ей побыть одной. И Хёнджин им за это благодарна. Она смотрит в потолок в своей спальне. В голове мелькает мысль, что он такой же белый, как и волосы Ликс. Эта мысль заставляет ее вздрогнуть и напрячься всем телом. Тут же появляется мысль перекрасить потолок в любой другой цвет, но останавливает ее осознание, что лучше от этого не станет. В квартире еще куча таких же белых потолков. Хёнджин боится спать и одновременно с этим страстно жаждет этого. Во сне она видит Ликс. Видит тот момент со дня рождения Джисон, только с додуманным продолжением. Все ее рассуждения о том, какие на вкус губы Ликс и какие они на ощупь осуществляются в этих снах. Хёнджин каждый раз просыпается и не понимает, что она чувствует: отвращение или желание. Но одно она знает точно, то, что она чувствует неправильно. Настолько неправильно, что она покупает сигареты чапман ред после школы, где отхватила от неожиданно сдружившихся Джисон и Субина. По дороге домой она смотрит на пачку сигарет в своих руках и боится открыть их. Она знает, на какие мысли ее натолкнет их запах, и не знает, зачем вообще их покупала, она ведь не курит. Но, уже сидя в своей комнате прямо на полу, привалившись спиной к кровати, она все же снимает пленку и открывает пачку. В нос тут же бьет вишневый аромат, смешанный с табаком. Вытащив одну сигарету, Хёнджин прижимает ее к губам. Даже щелкает зажигалкой, но не поджигает сигарету. Боится. Отняв от пересохших губ сигарету, Хёнджин облизывается и крупно вздрагивает. От фильтра на губах остался вишневый привкус. Так вот какие на вкус ее губы. Хёнджин отшвыривает от себя пачку с зажигалкой и ломает сигарету пальцами. Она запрещает себе думать о том, что поцелуй с вишневым привкусом — это вкусно. Она пытается убедить себя в том, что желание поцеловаться с девушкой должно вызывать у нее отвращение. Она заставляет себя думать о том, что это отвратительно. Хёнджин продолжает ходить в школу и натягивать улыбку на лицо, уверяя Джисон, Субина и саму себя в том, что все хорошо. Но теперь по дороге домой она закуривает те самые сигареты, облизывая губы каждый раз. Она ненавидит себя за это, ненавидит себя за то, что именно она представляет, пока слизывает с губ вишневую сладость. — Завтра Ёнбок улетает обратно в Сидней. Съездишь со мной проводить ее? — Джисон выглядит грустно, когда говорит об этом. Хёнджин давится воздухом и закашливается, смотря удивленно на подругу. Рядом сидящий Субин похлопывает ее по спине одной рукой, пока второй ободряюще держит Джисон за запястье, поглаживая большим пальцем. Хёнджин смотрит на это и не понимает, что происходит. Но спросить не находит смелости. Лишь молча смотрит на сцепленные руки подруги и собственного парня, а сама облизывает губы, неосознанно желая почувствовать вишневый привкус. Ожидаемо его там нет, она еще не курила сегодня. — Она улетает? — Как-то сипло спрашивает Хёнджин, но пытается убедить себя в том, что это из-за того, что она подавилась. Это совершенно не связано с тем, что Ликс улетает. Ей должно быть на это абсолютно плевать, они виделись всего один раз и знакомы от силы пару часов. Ей плевать. Совершенно точно плевать. — Да. Она прилетала, чтобы отпраздновать наши восемнадцатые дни рождения. А так она собирается остаться в Австралии. Ей там нравится больше, чем здесь, — Джисон грустно вздыхает и кладет голову на плечо Субина. Хёнджин смотрит на это и не понимает, что, черт возьми, происходит. Почему ее лучшая подруга и ее парень выглядят так, словно они встречаются? И почему ей на это так абсолютно все равно? Но почему-то не все равно на то, что Ликс улетает. Почему от новости о том, что какая-то девушка, с которой они разговаривали только один раз, улетает, в груди все так болезненно сжимается? — Я съезжу с тобой, — говорит Хёнджин и поднимается с лавочки, поправляя юбку и пиджак. Она проверяет сигареты в кармане пиджака и быстро уходит, потерявшись в толпе школьников. Она не хочет, чтобы ее увидели курящей. Не хочет, чтобы Джисон и Субин увидели, какие именно сигареты она курит. Спрятавшись за углом закрытого на реставрацию корпуса школы, который закрыт вот уже несколько лет, она вдыхает никотин и прикрывает глаза, прижавшись к шершавой стене. Уже постепенно холодает и ходить в гольфах кажется плохой идеей. Хёнджин оттягивает замятую длинной кофтой юбку, она смотрит на небо и выпускает облачко дыма, облизывая губы. Сладко. Вишнево. Отвратительно. За последние несколько дней Хёнджин так часто повторяла себе это слово, что уже просто устала. Она не верит в него, не может заставить себя думать, что оно правильное. Она устала и просто смирилась с тем, что это не то слово, которое подходит для описание того, что она чувствует. Перед глазами всплывает картина Джисон и Субина, сидящих слишком близко друг к другу. Слишком близко для тех, кто недолюбливает друг друга. Даже для друзей слишком близко. Она пытается раскопать среди глухого безразличия хотя бы намек на ревность, на гнев, на отчаянное непонимание, но ничего не находит. Руки вязнут в безразличии, которое утягивает ее, словно трясина в болоте. Она ничего не чувствует по отношению к тому, что лучшая подруга, судя по всему, увела у нее парня.***
Хёнджин старается не думать о том, почему она напрашивается в гости к Джисон. Это может быть по любой другой причине, но точно не потому, что там будет Ликс. Любая другая причина, даже самая нелепая, но точно не из-за Ликс. На этот раз в квартире намного светлее. Кое-где еще виднеется искусственная паутина и оставшиеся пластиковые тыковки с рожицами, но в целом о празднике больше ничего не напоминает. Кроме сидящей на диване Ликс, длинные белые волосы которой заплетены в косу и лежат на оголенном из-за растянутой футболки плече. Ликс смотрит телевизор, усевшись по-турецки и накрыв ноги подушкой. Но даже так видно, что она в шортах и что у нее просто прекрасные ноги. Стройные, но с очертаниями мышц, словно она ходит на какой-то вид спорта или просто в спортзал. Короткие рукава футболки открывают вид на руки, на которых тоже есть мышцы. И Хёнджин теряется. Она забывает, как говорить, как двигаться и как дышать. Она может только сесть в кресло, стоящее сбоку от дивана, обхватить свои ноги и смотреть. Она не знает, зачем сюда пришла. Она отказывается верить, что ей просто хотелось посмотреть на Ликс. Неожиданно ситуацию спасает Субин, который предлагает устроить что-то вроде прощальной вечеринки. И Хёнджин ему даже благодарна, потому что придумать достойную причину своего прихода так и не смогла. Джисон веселая хлопает в ладоши и убегает на кухню, доставая из отцовской заначки бутылку коньяка. Но, поймав недовольный взгляд Хёнджин и Ликс, тащит еще и бутылку вина, ворча на то, что они просто не понимают прелести коньяка. Хёнджин на негнущихся ногах пересаживается на диван, пока Ликс пытается открыть без штопора бутылку красного полусладкого. Бокалов им не предоставили, но Ликс походу это не сильно смущает. Она первая пьет из горла, а после передает бутылку Хёнджин, которая смотрит на нее так, словно она вот-вот должна взорваться. Никто не обращает на это внимания, словно бы всем все равно. Только Ликс бросает удивленный взгляд, но надолго не задерживается, возвращаясь к разговору с Субином. Все выглядят такими дружными, что Хёнджин ловит себя на мысли, словно бы она тут лишняя. От этой мысли в груди болезненно сжимается, и Хёнджин запивает это чувство алкоголем, делая несколько больших глотков. Разговоры стихают, на нее смотрят удивленно, но ничего не говорят, пока она не отстраняется от бутылки. В голове тут же начинает плыть, горло обжигает, а желудок сокращается от желания выплюнуть только что выпитое. — Хёнджин, ты в последнее время какая-то странная. Все хорошо? — Субин смотрит своими большими обеспокоенными глазами, словно бы пытается заглянуть в душу, но не получается. Хёнджин не дает. Она натягивает маску и задергивает тяжелые шторы, чтобы уж точно никто ничего не увидел. — Все нормально. Разве что-то не так? — Она улыбается уже немного пьяно, постукивает по дивану своими длинным голубыми ногтями, иногда царапая жесткий материал. Субин обменивается с Джисон неуверенными взглядами, а у Хёнджин предпоследняя струна лопается. Еще чуть-чуть, и плотина разрушится. — Просто мы с Джисон уже неоднократно замечали, что ты… — Ах, вы с Джисон, — тянет Хёнджин, слыша в ушах звон, словно бы что-то разбилось. Или словно что-то лопнуло, порвалось. Хёнджин нетвердо встает на ноги, снимает пиджак, в котором неожиданно стало жарко, оставаясь в длинной, почти закрывающей юбку, кофте и рубашке под ней. Субин порывается поймать ее, сильно шатающуюся, но Хёнджин отступает, взмахнув свободной рукой. — А вы с Джисон, я смотрю, хорошо ладить стали. Прям не разлей вода, — продолжает растягивать слова Хёнджин, наклоняясь вперед и смотря неожиданно трезво в глаза Субину, который вмиг бледнеет. — А ты поэтому к нему так относилась? Потому что он был моим парнем, а не твоим? Ну так забирай, мне не жалко! — Хёнджин выпрямляется, осматривается и идет к двери на балкон, игнорируя попытки оправдаться. На балконе прохладно. Хёнджин дрожащими руками достает сигареты и закуривает, смотря на оранжево-красное закатное небо. Холодный воздух приводит голову в порядок, выветривает немногочисленный алкоголь. За спиной хлопает балконная дверь, а рядом кто-то встает. Хёнджин краем глаза видит белую косу. — Давно не виделись, — Ликс тоже закуривает, бросает хитрые взгляды на зажатую длинными пальцами сигарету, которая была точно такой же, как и у нее. Хёнджин мычит в ответ и затягивается, упорно смотря на небо и не позволяя себе повернуться в сторону девушки. Она по привычке продолжает говорить себе, что это отвратительно, хотя и не верит. Привычка. Такая же, как и облизывать губы после соприкосновения с фильтром сигареты. — Ты действительно как-то изменилась. На дне рождения была другая, словно бы более… яркая, — Ликс опирается боком о балконное ограждение, повернувшись всем телом к Хёнджин, и смотрит своими черными глазами. Хёнджин чувствует ее взгляд, от которого кожу припекает и мурашки вдоль позвоночника бегут. — Просто у меня случился кризис и я пытаюсь с ним справится. Такое бывает, переходный возраст, — пожимает плечами Хёнджин, докуривая сигарету и осматриваясь в поисках пепельницы, все еще стараясь не смотреть на Ликс. А та любезно ставит перед ней банку из-под какой-то консервы. В поле зрения Хёнджин попадает ее ладонь. Пальцы не очень короткие, но не такие длинные, как у Хёнджин, ногти розово-желтых оттенков были чуть длиннее подушечки. Хёнджин сглатывает и благодарно кивает, бросая в банку золотистый фильтр. — Кризис ориентации, я так полагаю, — Ликс говорит с насмешкой, но Хёнджин, возмущенно вскинувшая на нее глаза, наталкивается на серьезные глаза и полное отсутствие намека на улыбку. Ликс насмехалась только голосом, словно пыталась сделать ситуацию не такой серьезной. — Ну вот, ты на меня наконец посмотрела. Весь вечер пытаюсь поймать твой взгляд, — Ликс тушит сигарету, хоть там и была еще целая половина. Бросив ее в банку, она делает шаг к Хёнджин, заставляя ту вжаться в ограждение и смотреть непонимающе-напугано на наступающую девушку. — Скажи честно, вот без всех этих тараканов, я тебе нравлюсь, да? — Ликс ставит руки по бокам от тела Хёнджин, приближается лицом к лицу и смотрит в глаза. Хёнджин тонет в бездне напротив, захлебывается цунами внутри, совершенно ничего не понимая. Она чувствует дыхание Ликс на своем лице, она пахнет табаком и алкоголем. И ей должно быть неприятно от такого близкого контакта с девушкой. Ей должно быть противно. Это же неправильно. — Я сказала, забудь о своих тараканах. Здесь и сейчас, что ты ко мне чувствуешь? — Ликс сжимает одной рукой ее плечо, слабо встряхивает. Хёнджин жмурится, пытается разогнать тучи, которые сама же и нагнала, чтобы рассмотреть, понять свои чувства. Она боится это делать, что-то внутри нее сопротивляется, но оно бессильно против горячих прикосновений, обжигающего дыхания и такой близости чужого тела. — Нравишься. Очень, — кое-как выдавливает из себя Хёнджин и жмурится, словно ее сейчас ударят. Но удара не следует. Вместо этого горячие руки скользят по ее телу, останавливаясь на талии, обнимают и прижимают. Хёнджин утыкается лицом в изгиб шеи, в лежащие на плече волосы, и задыхается от запаха соленой карамели и крепкого кофе. Ликс гладит ее по спине, что-то тихо шепчет, что Хёнджин не может разобрать. Она слышит только голос, это хриплый, несвойственный девушкам бас. Хёнджин дрожит всем телом, но не от холода. Ее трясет от эмоций, от чувств, что все это время она старательно игнорировала, прилепив на них табличку «отвратительно» и «неправильно». Сейчас они нашли выход, превратившись в торнадо, сметающее все и вся, разрывающее в клочья. — Видишь, ничего страшного в этом нет. Все хорошо, — наконец может разобрать Хёнджин, когда буря эмоций немного утихает. Она отстраняется и смотрит на девушку полными слез глазами, вокруг которых размазалась тушь. Ликс тихо смеется и большими пальцами пытается исправить ситуацию, но делает только хуже. — Не думаю, что сейчас будет уместно предлагать тебе встречаться. Давай пока просто попробуем пообщаться? — Ликс мнет плечи Хёнджин, спускается к запястьям и сжимает дрожащие покрасневшие от холода пальцы. Хёнджин смотрит на то, как Ликс осторожно трет ее ладони, пытаясь согреть, и кивает, не найдя сил выдавить хоть звук. Наверное, это глупо — надеяться, что на расстоянии у них может что-то получиться. Но у Хёнджин это последний год, а в Сиднее наверняка есть неплохие университеты.