Я – Менгск

      Валериан услышал стук в дверь, но проигнорировал его, сосредоточившись вместо этого на золотистом портвейне в дорогом хрустальном стакане, который он держал в ухоженной руке. Стук раздался снова, на этот раз более настойчиво и нетерпеливо; по этому звуку Валериан Менгск без труда определил, кто находится по ту сторону двери.       Он улыбнулся, потягивая свой спиртной напиток из стакана, этот жест неуместен на его красивом лице в этот день, да и в любой другой день в последнее время, если уж на то пошло. Валериан устроился поудобней в глубоком кожаном кресле, наслаждаясь теплом угольного камина в комнате и теплом напитка изнутри.       В последние месяцы у него абсолютно не было возможностей для приятного времяпрепровождения. Ибо это были месяцы скорби и боли. Пусть боль была не его, по крайней мере, не физическая, но было очень тяжело наблюдать за тем, как его мать страдает от изнурительной болезни, что поглотила ее плоть и покалечила разум.       Валериан уставился на свой стакан с портвейном, прекрасным купажом с богатым, насыщенным ароматом, еще долго сохраняющимся во рту и был идеальным дополнением к дичи, которую приготавливали для гостей, ожидавшим его в главном зале его дома.       Его дом.       Эти слова все еще звучали необычно. Он к ним не привык.       Валериан оторвался от своего стакана и обвел взглядом комнату, осматривая каждую изысканную деталь: красивые панели из красного дерева, которые скрывали множество сложных коммуникационных линий и в полной мере продуманные контрмеры против электронного подслушивания; шелковые гобелены на стенах; портреты, обрамленные в золотые рамы и установленные со вкусом лампы, в теплом, успокаивающем свете которых купалась комната с высоким потолком.       Но предметом гордости Валериана, являлась внушительная коллекция оружия. Ее экземпляры, вместе с вычурными архаичными украшениями, были оформлены в красивую композицию на стене. Тут был и серп с удлиненным лезвием, опирающийся на серебряные крюки и изогнутые мечи висели на рукоятях, а также множество разнообразных кинжалов и причудливого странный диск с выдвигающимися из кожаных рукояток клинками, были установлены на скрытых крюках. У стен стояли стеклянные витрины, которые хранили в себе антикварные пистолеты с деревянными ручками с золотой чеканкой и длинноствольные мушкеты, с встроенными в приклад аккумуляторными батареями.       Над потрескивающим огнем, на отделанной мрамором каминной полке, стояла голо-пластина. На ней мерцало полупрозрачное изображение женщины с задумчивым взглядом, от которого Валериан с трудом отводил глаза.       Он смотрел сквозь огонь безучастным взглядом и продолжил смаковать свой портвейн, когда дверь в комнату позади него открылась.       Только один человек мог позволить себе войти в покои Валериана Менгска без приглашения.       — Здравствуй, отец, — сказал Валериан.       Тень вошедшего легла на Валериана. Он поднял голову и увидел, что отец смотрит на него. Черты аристократа, строгий взгляд. Арктур Менгск. Валериан чувствовал исходящую от него харизму. Чаще всего отец общался с ним в голографическом виде, но никакая технология не способна передать энергетику личного присутствия.       Арктур был крупным человеком, с широкими плечами и талией. Его волосы, которые когда-то были темными и блестящими, теперь отливали серебром, а борода содержала больше седых волос, чем черных. Его облик с годами обрел еще большее величие и благородную осанку — достоинства, которыми Арктур и так был щедро одарен. Немногие мужчины в этом возрасте могли похвастаться подобным.       Черная мантия отца, аналогичная той, что носил сын, служила скорее для того, чтобы подчеркнуть власть хозяина, нежели скрыть крупные габариты: отороченные золотой вязью края, широкие бронзовые эполеты на плечах, клинок с эфесом на рукоятке, на поясе пистолет с изящной чеканкой. Однако Валериан знал, что прошло много лет с тех пор, когда у отца был повод в гневе вытащить оружие.       — Я стучал, — сказал Арктур. — Ты, что меня не слышал?       — Я слышал тебя, — ответил Валериан, кивая.       — Тогда почему не пригласил войти?       — Я не думал, что тебе нужно приглашение, отец, — ответил Валериан. — Ты император, не так ли? С каких это пор император ждет чьего-то согласия?       — Может, я и император, Валериан, но ты — мой сын.       — Да, я твой сын, — согласился Валериан. — Но только сейчас, когда тебя это устраивает.       — Ты злишься, — сказал Арктур. — И, я полагаю, это объяснимо. Вполне естественно, что люди ведут себя неразумно из-за таких вещей.       — Таких вещей? — огрызнулся Валериан, встав с кресла и бросив свой стакан портвейна в огонь. — Прояви хоть немного проклятого уважения!       Стакан разбился и алкоголь с ревом вспыхнул рубиново-красным в пламени.       — Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь к другим? — крикнул Валериан. И только после того, как слова слетели с его языка, он понял, что говорит и кому это говорит.       Валериан засмеялся.       — О чем я говорю? Конечно, ты не чувствуешь.       Во время этой вспышки гнева Валериана, Арктур оставался неподвижным и просто стоял, при этом убрав руки за спину.       — Это была пустая растрата хорошего портвейна, — сказал он. — И, насколько я могу судить, хорошего стакана. Я думал, что научил тебя не показывать свою злость. Особенно, когда это не служит никакой цели.       Валериан глубоко вздохнул и отвернувшись от отца, направился к встроенному в стену бару. Его различные солодовые напитки и портвейн скрывались там от внимания возможных отравителей зеркальным стеклом, снабженным непробиваемым энергетическим полем. Энергетический барьер был установлен по приказу его отца, поскольку любой, кто интересовался династией Менгск, знал об их пристрастии к дорогому алкоголю.       Валериан несколько секунд остановился и изучал свое отражение. Затем протянул руку и нажал на медную кнопку, чтобы отключить силовое поле. Белокурые волосы Валериана обрамляли симпатичное, почти красивое лицо на грани прекрасного. В его чертах безошибочно просматривался лик отца. Но если лицо Арктура было жестким, то чертах Валериана присутствовала мягкость, доставшаяся ему с генами матери.       Полноватые губы, глаза, цвета грозовых облаков, способные приманить птицу с дерева. Гладкая кожа фарфорового цвета и благородные черты лица. В свои двадцать один год, он был красивым молодым человеком и прекрасно знал это. Хотя делал все возможное, чтобы скрыть свои достоинства за ширмой скромности. Что, конечно, лишь способствовало разжиганию интереса у противоположного пола.       Большой палец несколько секунд удерживал кнопку в нажатом положении. Встроенный считыватель генов на ее поверхности сравнил его ДНК с ежечасно обновляемыми записями, хранящимися в базе данных сервера здания. Хотя технологии современного мира были для него обыденностью, Валериан ненавидел идею того, что функция превосходит форму.       Еле заметное колыхание в воздухе была единственным признаком отключения защитного поля. Валериан открыл стеклянную створку, чтобы налить две порции спиртного. Себе, как обычно, золотистого портвейна, отцу — рубиново марочного вина безумной стоимости.       Валериан вернулся к огню, где его отец занял второе кресло. Его клинок с эфесом на рукоятке был прислонён к подлокотнику. Арктур кивнул в знак благодарности, когда Валериан протянул ему стакан.       — Успокоился? — спросил его отец.       — Да, — сказал Валериан.       — Хорошо. Не пристало Менгску открыто демонстрировать свои мысли.       — Нет?       — Нет, — сказал Арктур. — Когда люди думают, что знают тебя, они перестают тебя бояться.       — А что, если я не хочу, чтобы меня боялись? — спросил Валериан, откидывая фалды мантии и присаживаясь напротив отца.       — Ты бы предпочел, чтобы тебя любили? — вопросом на вопрос ответил Арктур и сделал небольшой глоток портвейна.       — Разве нельзя быть и тем, и другим?       — Нет, — сказал Арктур, — И, предупреждая твой следующий вопрос, скажу сразу; лучше внушать ужас, чем быть любимым.       — Ну, это тебе лучше знать, — ответил Валериан.       Арктур засмеялся, но в этом звуке смеха не было ни капли тепла.       — Я твой отец, Валериан, и дешевые насмешки не изменят этого. Я знаю, что ты не любишь меня так, как сын должен любить отца, но это меня мало волнует. Однако, если ты хочешь сменить меня, тебе придется быть жестким.       — А если я не хочу быть твоим преемником?       — Это не обсуждается, — отрезал Арктур. — Ты Менгск. Кому еще им быть?       Валериана охватила злость.       — Даже если этот Менгск, по твоему собственному мнению, женоподобный книголюб и слабак?       Арктур небрежно взмахнул рукой.       — Это слова, скоропалительно произнесенные много лет назад, — сказал он. — Ты уже доказал, что я ошибся тогда, так что тебе нужно двигаться дальше. Подсчет моих промахов не дает тебе права на поблажки.       Чтобы скрыть недовольство, вызванное упрямством отца, Валериан пригубил портвейна. Прежде чем проглотить, он посмаковал во рту ароматическую жидкость. Краем глаза он следил за Арктуром, который, пользуясь паузой, осматривал комнату и висящее на стенах оружие. Тема оружия была одной из немногих тем, на которую отец и сын могли нормально поговорить. Без опасений услышать в ответ претензии или всплеск раздражения.       — Ты устроил тут себе прекрасный дом, — ни с того ни с сего сказал Арктур.       — Дом? — переспросил Валериан. — Я не знаю, что значит это слово.       Заметив замешательство в глазах отца, Валериан уточнил:       — Еще несколько месяцев назад дом был любым местом, где мы обитали, пока снова нам не приходилось бежать дальше. С одной растрескавшейся Умоджанской луны на другую. Или на очередную орбитальную станцию, из тех немногих, что не уничтожил ОЗД или Зерги. Ты же ведь должен знать, каково это чувство?       — Да, — признал Арктур. — Хоть я и подзабыл уже. Долгое время моим домом был «Гиперион», но потом после всего, что случилось с Джимом…       — А как же Корхал 4? — перебил Валериан, не желая выслушивать еще одну тираду о предательстве Джима Рейнора. За последние несколько лет Валериан внимательно отслеживал новости об авантюрах Рейнора и втайне восхищался этим опальным маршалом. Который, в буквальном смысле, стал занозой в заднице его отца.       Арктур покачал головой, быстро скрывая раздражение из-за того, что его перебили.       — Огромные площади планеты уже снова пригодны для жизни. Мы восстановили большую часть из того, что было разрушено. Но все равно, чтобы в короткие сроки возместить весь ущерб, причиненный Конфедерацией… это выше моих сил… — Арктур на секунду замолчал. — Корхал снова станет великим. Я не сомневаюсь. Но он никогда не будет таким, каким был прежде.       — Я полагаю, что нет, — согласился Валериан. — Хотелось бы мне взглянуть на Корхал до той атаки.       — О, да, я думаю, тебе бы там понравилось, — сказал Арктур. — Палатинский Форум, Золотая Библиотека, Марсово Поле, наша летняя вилла… да, тебе бы там понравилось.       Валериан наклонился вперед.       — Хотел бы я узнать о Корхале больше, — сказал он. — В смысле, от кого-то, кто там бывал, я имею в виду. Не сухие факты из медиа-книг и голофильмов, а что-то настоящее. От того, кто ходил по его поверхности и дышал его воздухом.       Арктур улыбнулся и кивнул, как будто ожидал подобной просьбы.       — Очень хорошо, Валериан. Я расскажу тебе о Корхале, обо всем, что я знаю, собрав по кусочкам в единое целое. Расскажу о том, о чем ты не сможешь узнать из официальных источников, — сказал Арктур, вставая и одним глотком осушил свой стакан.       — Что ты имеешь в виду? — спросил Валериан.       — История Корхала — это история твоего деда, которая рассказывает о том, что значит быть Менгском. Корхал был кузницей, в которой наша династия была выкована на кровавой наковальне истории.       Валериан почувствовал, как его сердце забилось быстрее.       — Да, это то, что я и хотел услышать.       Арктур кивнул на голографию женщины, стоящую на каминной полке.       — А еще я расскажу тебе о твоей матери.       — О мой матери? — мгновенно напрягшись, сказал Валериан.       — Да, — сказал Арктур, направляясь к двери. — Но сначала мы должны ее похоронить.