.
.
.
Пахло кровью, мертвечиной и жжёным порохом. Голова кружилась, хотелось блевать, а одежда неприятно пристала к телу. Едва он открыл глаза — их тут же защипало, как от пылевой взвеси или дыма; где-то слева был источник бледного белого света, но изучать его времени не нашлось, потому что приступ тяжёлого, липкого кашля заставил Уилбура перевернуться на бок. На щёку тут же налип мокрый пепел. Пепел лежал тут толстым, мягким слоем, и это он пах кровью, ведь Уилбур получил смертельное ранение в тот последний раз, как находился в сознании, и с него, должно быть, натекло. Кашель отпустил. Уилбур полежал несколько секунд, пока его лёгкие успокаивались, и медленно сел, опираясь на обожжённые руки. Ёбаный пафос… Обязательно же нужно было к огню тянуться, так тянуться, будто он в ответ обнимет, будто спасёт от всего этого, будто если не исправит ситуацию, так избавит от неё. Или её от него… Желать смерти было не страшно. В тот момент не было ни страха, ни стыда — безумие задушило их, чтобы терять осталось совсем нечего. Все называли его безумцем, и Уилбур не спорил, даже если где-то в глубине своего обгоревшего сердца называл то чувство отчаянием. Тогда не было боли, а теперь есть только пульсирующие ожоги на руках и немая рана от меча. Невозможно выжить после такого удара. Невольный палач не дрогнул, когда наносил его, потому что был в конце концов милосерден, и всё же Уилбур находился здесь сейчас. В кармане плаща оставались бинты, и Уилбур потратил некоторое время, чтобы хоть немного обезопасить руки, а потом обратился к ране. Дотронулся до рассечённого свитера, собирая густую тёмную кровь на пальцы. Тут же затошнило опять, но не более — только сухой спазм прошёл по телу. Никакой еды в его организме не было последние… Сколько времени прошло, кстати? А чувство голода так и не вернулось. Уилбур знал, что что-то не так. Чувство не умолкало, звенело в воздухе и ощущалось металлом во рту. Повинуясь порыву он поднял голову и увидел, что напротив, у полуразрушенной стены, сидел откинувший голову назад труп. Вот оно. Дыхание застряло в горле, Уилбур резко дёрнулся назад, не произнося ни звука; можно было бы сказать, что мёртвые глаза смотрят на него, вот только мёртвые глаза не смотрят никак. Их с живыми не перепутать. Абсолютная тишина вернулась, как только он перестал двигаться, и стала ещё неприятнее теперь. — Хэй, — поздоровался Уилбур только чтобы разбавить её, тихо так. Покойник не ответил. На нём был жёлтый свитер и футляр с гитарой. Тело выглядело почти нетронутым временем, но отчего-то складывалось впечатление, что по внешнему виду не стоит пытаться определить, сколько времени этот человек был мёртв. Этот человек, который выглядел так же, как Уилбур. Очень хотелось бы не признавать этого факта, но мёртвый парень напротив тоже был Уилбуром, если это не галлюцинация. Уилбур подполз к нему, прикрыв рот и нос забинтованной ладонью, и вгляделся в черты. Мог же обознаться. Всё же он безумец, которому не далеко до того, чтобы начать видеть галлюцинации, так ведь? Нет, без сомнения, здесь находился труп Уилбура Сута. Только не раненого и не обожжённого, просто мёртвого. В его белой ладони, наполовину утопленной в пепле, лежала респираторная маска причудливой формы с красными обзорными стёклами для глаз. — Понимаю, почему ты её снял, братишка… Хочется собой при смерти быть, без побрякушек, — вздохнул Уилбур и, посидев минуту в раздумьях, закрыл ему глаза быстрым движением ладони. Может, позже он позаботится об остальном. В последнее время у него действительно не было никакого самоуважения, но вообще-то он не хотел бы, чтобы его труп после смерти лежал вот так. — Надеюсь, ты сейчас в лучшем месте. Уилбур аккуратно вытащил маску из холодных пальцев и сложил руки покойника на животе, потому что ему показалось, что так он выглядит менее забытым. После этого он встал и уставился на стену перед собой. Итак. Почему он был жив? Был же? Что всё-таки произошло? По крайней мере, он точно чувствовал себя живее некоторых прямо сейчас. Это странно. Он был намерен прекратить себя и никогда больше не… думать. Не вести внутренний монолог, отсутствовать, так устроить, чтобы в мире больше не было такого понятия, как разум Уилбура Сута, чтобы он был не более, чем воспоминанием. Чтобы не пришлось сталкиваться с собой больше. С жизнью. Что же пошло не по плану? Уилбур протянул руку и дотронулся до стены, замазанной хаотичными сажевыми надписями и… временными отметками. Почерк был прекрасно знаком и не знаком совершенно в одно и то же время. Это казалось похожим на его собственный, но вместе с тем… — Это ты писал, брат? — спросил он, метнув вниз на мёртвого быстрый взгляд. — Сколько же ты тут провёл… Судя по количеству столбиков с перечёркнутыми палочками тут и там — очень, очень много. — Ты сдался, да?.. Как будто покойник мог ему ответить. Надписи говорили о разном — психовали, задавали вопросы, пытались проводить какие-то расследования, выстраивали музыкальные композиции; где-то даже были заметки на языках, которые Уилбур не знал. На первый взгляд это всё не имело никакого порядка, но у записей была одна общая черта — растерянность. Вопрос «Что не так с этим местом» встречался так много раз, что и сосчитать не выходило. Уилбур хотел бы осмотреть их внимательнее, но вдруг заметил обгорелую табличку. Знакомую до боли. Гимн. Который он лично сочинил. Блять… Он стоял посреди комнаты детонации. Он… Уилбур резко обернулся к той стороне, откуда бил свет, и увидел руины своей страны. Как загипнотизированный, он подошёл к краю обрыва, туда где стоял, обрекая нацию на погибель, и замер, парализованный зрелищем. Всё выглядело так же, как и в момент взрыва, только с неба мерно падал снег-пепел, а воздух казался отравленным. И тела. Уилбур был уверен, что никогда не видел столько трупов. Даже на войне. Даже глядя в сотворённый своими руками кратер после детонации. И это — его рук дело? Уилбур обернулся на мёртвого позади себя, потом снова взглянул в кратер, сглатывая. Всё выглядело так, будто местный Уилбур Сут устроил взрыв помощнее, который… убил так много людей. Всё действительно выглядело именно так. До тех пор, пока не стало понятно, что все эти мёртвые люди и есть он сам. Не было выбора, кроме как смотреть на незасыпанную братскую могилу для своей навечно незаконченной симфонии и людей, похожих с ним, как две капли воды. Трупы лежали вот так — в разной одежде, в разных позах и экипировке, забытые и брошенные, и сомнений в том, откуда взялось такое количество записей на стене, не осталось. Было сложно сделать вдох. От яда в воздухе или кома в горле. От чёртовых мыслей. От себя. Память об истории этой страны тяжёлой казалась, как свинец, в голове остались только запах динамита да удушливые погтопианские ночи кошмаров. Уилбур и не дышал. Не нужно это мёртвому. Фил убил его. Хотелось от последствий сбежать, а посмертие оказалось грёбаным Л`Манбергом, самым прекрасным, самым убогим его творением, его Великим Вдохновением, которое кончилось. С которым невозможно было жить. А без которого жить просто не имело смысла. Но главным образом — ему хотелось сбежать от себя. О, как же это, блять, иронично. Голова закружилась и загорели лёгкие, как в насмешку над его мёртвой природой, и несколько секунд прошли в странной борьбе с собой, закончившейся поражением Уилбура Сута. Он вдохнул. Закашлялся этой токсичной не-жизнью, чистилищем, лимбо, адом; закашлялся и всё равно вдохнул. Чёрт… Уилбур знал, что там, наверху (или где находится настоящий мир по отношению к блядскому аду) наверняка точно так же валяется его труп, и никому нет до этого особого дела. И правильно. Уилбур бы тоже не хотел себя хоронить. Но когда речь шла о буквально телах, которые вроде и его, но не его, было слишком больно видеть их, разбросанных повсюду, как надоевших кукол… Если ад пытался таким образом исправить его презрение к самому себе, то Уилбур находил это по-идиотски смешным. Он в последний раз взглянул на мёртвый мир под серым светом затянутых смогом небес, а после надел маску и увидел его уже из-под красных стёкол. Он не был уверен, будет ли от этого польза, но не собирался умирать тут во второй раз пока. Сначала нужно было выяснить, какого хуя здесь происходит. Сначала нужно было похоронить мёртвых. Кажется… Кажется, ему предстоит чуть больше похоронной работы, чем изначально предполагалось. . . .