***
Иккинг буквально залетает в гостиную; кидает в одну сторону борсетку, в другую пакет с халатом; широко улыбается, чуть ли не кричит. Астрид, сидящая за компьютером, поворачивает голову в сторону внезапного шума. — Отпуск? — интересуется она. — Повышение! — восклицает он, потянув руки к возлюбленной, чтобы обнять, — По-вы-ше-ни-е! Все выбрали мою кандидатуру. — Я рада, — тихо говорит Астрид; Иккинг приобнимает её сбоку и целует в горячий висок. — Ты пила таблетки? — Угу, уже три подряд. — Я записал тебя на приём к Ландау, — чуть тише произносит юноша, — завтра в три поедем. — Иккинг, ну зачем, — кривит лицом девушка. — Это не нормально, что у тебя такое давление. Я же беспокоюсь. — Я бы сама съездила… — Ты бы сама не поехала, — чуть улыбается Иккинг, — Не бойся, я зайду с тобой. — Да не боюсь я никого, — хмурится Астрид, искоса смотрит на возлюбленного. — Хорошо, понял. — Ты купил сахар? — Представляешь, я так рад был!.. — Ясно, — Астрид хочет встать с места, — Пошли за сахаром, не хочу пить горький чай. — Хочешь прокатиться или пройтись? — Второе. — Отлично. Только переоденусь по-быстрому, — Иккинг устремляется в спальню к шифоньеру. — У тебя есть две минуты! — Так точно, капитан! В последнее время из-за проблем с гипертонией Астрид снятся очень странные сны. Настолько странные и непонятные, что даже сонники не могут помочь с расшифровкой потаённых символов. Это всё Рыбьеног: он подсадил друзей и одногруппников читать сонники; дело было на последнем курсе, когда профессор Водейло преподавала онейрологию и сомнологию. Но и сейчас, когда прошло уже больше пяти лет с момента окончания Академии Психонавтов, тяга к толкованию снов сильна и в Астрид, и в Иккинге. Только вот новые сонники никто не пишет… Сон начинается с кафетерия Академии Психонавтов. Астрид сидит за столом и кушает рыбу, напротив сидит почему-то не Иккинг, а Сморкала. Он говорит какую-то тарабарщину, будто на другом языке, в быстром темпе и раздражительной гнусавости. Но затем Йоргенсон смолкает. На лице его проецируется невообразимый испуг. Дрожащим указательным пальцем показывает куда-то за спину подруги. Люди без лиц тоже останавливаются на местах, смотрят в одну огромную точку. Это был силуэт, объятый чёрной дымкой. Астрид не может понять, что происходит. Чтобы рассмотреть это нечто, встаёт с места и идёт к этому пятну. Веет холодом. «Астрид, стой!», — вопит невесть откуда взявшийся Рыбьеног; хватает подругу за руку и оттягивает на себя. — Ты знаешь, что это? — спрашивает заплетающимся языком дева. — Есть мысль. Аномалия чьего-то сознания. — Так мы же в реальном мире. — Да, но эта аномалия вышла наружу. К нам. Из-за дымки выплывает рука, обмотанная… ремнями. В бледной ладони лежит серебристый клочок ткани с пятном крови на нём. Перед глазами всё размыто, Астрид сначала думает, что это кусочек какого-то металла. Поэтому тянется пальцами, чтобы проверить. Рыбьеног хлопает подругу по руке. Ладонь исчезает, за ней — сама аномалия. — Что там было? — Не всматривался, — признаётся Рыбьеног, — но что-то маленькое… — Аномалия исчезла, — девушка оглядывается по сторонам; безликие твари дальше бродят по кафетерию. — Ненадолго. Её надо поймать и стереть. — Как? У тебя есть устройство? — Нет, придётся договариваться. Как в старые добрые времена. — Мы в этом специалисты, — ухмыляется Астрид, — Так… Куда пойдём? — Предлагаю двинуться в общежитие. Чутьё подсказывает. — Твоей интуиции я доверяю. Сморкалу возьмём с собой? — Да, пожалуй. Пойду позову его. Затем резкое перемещение в комнату… Иккинга. Потому что его нигде не могли найти. Он мирно спал; пришлось разбудить. — Время три, а ты дрыхнешь, — недоумевает Сморкала, — Не похоже на тебя. — Башка болит. Столкнулся с одной хренью, а она взяла и долбанула меня… — Какая хрень? — Рыбьеног присаживается на кровать друга. — Типо как пятно какое-то чёрное… Руку протянула, ну я и взял там… кусочек. А потом вылезла другая рука и зарядила по лбу. Уже обпился таблеток, без толку. — Как давно ты видел эту штуку? — спрашивает Астрид, хмурясь. — Может часа два назад. — Значит у неё несколько воплощений… Ожидаемо, — заключает Рыбьеног, вставая, — Ну, отдыхай, Иккинг. Если что звони. — Угу, я прилягу. Рыбьеног со Сморкалой уходят. Астрид же наблюдает за тем, как Иккинг ложится на свою койку и укрывается серебристой простынёй с красным пятном посередине. Дева подходит ближе и целует юношу в лоб, чуть наклонившись. В зелёных глазах мелькает благодарность. «Береги себя», — шепчет Иккинг, прикрывая глаза. Вдруг пол под ногами проваливается. Астрид падает в бездонную чёрную пропасть, воздух свистит в ушах. Она кричит, но не слышит своего крика. Затем падает на что-то прозрачное; резкая боль в затылке и седалище заставляет раскрыть зажмуренные глаза. Две огромные античные колонны, ударяющие в чёрное небо. Больше ничего. Астрид лежит над бездной, на прозрачном мосту, ведущем в никуда. Пытается приподняться, но тело трясётся то ли от боли, то ли от страха, или всего сразу. Дрожащие колени не позволяют стоять ровно. Колонны уходят глубоко в низ бездны, у них нет фундамента. — Кань. Астрид резко поворачивает голову в сторону голоса. Родного голоса. Но глаз замылен. Идёт к источнику голоса, надеясь, что разглядит получше. Но чем ближе она к нему, тем больше понимает, что нашла источник аномалии. От него веет холодом. — Кто ты? Что ты? — задаёт вопросы Астрид. — Кань, — лишь повторяет существо знакомой до боли интонацией. — Неужто… Сайленс? — Кань, — будто кивает незнакомец. Дева промаргивается. Перед ней стоит Иккинг, которому на вид шестнадцать лет. На нём костюм, полностью состоящий из чёрных ремней. Даже на шее… ошейник с шипами. Цепной пёс сознания. Вместо чёрных впадин глазниц моргают два живых глаза, только серых по цвету. — Ты умеешь говорить? — Кань. — Только одно слово? — кивок, — Странное какое… Ты… — Кань! — перебивает Сайленс, улыбнувшись. Он протягивает ладонь, на которой лежит кусочек серебристой ткани. На нём не пятно крови, нет. Красный след от поцелуя… — Ты же не ударишь меня по голове, если?.. — усмехается нервно Астрид, протягивая руку. — Кань? — клонит голову существо, явно недоумевая. Поднимает ладонь выше. Дева пальчиками берёт этот клочочек и с улыбкой рассматривает в своих ладонях. Ей кажется это милым. Подносит к губам и целует этот след, чтобы свериться. После этого на ткани не остаётся поцелуя; забрала себе обратно. Существо кивает с широкой улыбкой, подтверждая: «Ты делаешь всё правильно». Сайленс тянется руками к своей груди, чтобы расстегнуть один большой ремешок на костюме. Когда он делает это, Астрид замечает, что за этим ремешком нет абсолютно ничего. Через него можно увидеть бездну. Затем расстёгивается ещё один ремешок. Ещё один. Улыбка Сайленса слабеет. Он будто пытается найти где-то в нутре себя вещь, которую нужно передать. Весточку. Но почему-то не находит, поэтому продолжает развязывать путы костюма ловким движением бледных пальцев. Но, расстегнув очередной ремешок, тело Сайленса вдруг совсем рассыпается; ремешки летят во все стороны. Астрид прикрывает ладонями лицо. Белая голова существа падает на прозрачный мост и трескается у левой щеки. Паутинка аккуратно обогнула глаз и застыла на левом виске. — Сайленс! — дева падает на колени; из ладоней её вылетает кусочек ткани, он исчезает где-то в бездне. Дрожащими руками берёт голову Сайленса и притягивает к себе, чтобы осмотреть. — Кань… — говорит спокойно голова. Моргает пару раз, и вместо серых глаз появляются чёрные белки. Ещё пару раз поморгав, начинают пропадать серые радужки глаз. Астрид чувствует, что задыхается от слёз. — Нет, — горько тянет она, прикрыв глаза. Грудь болит от злости и грусти; не чувствуется тяжесть в руках. Сайленса больше нет. — Чего плачешь? Вставай, — раздаётся грубый голос за спиной. Её голос, — Нужен он тебе сто лет. — Он часть моего… любимого, — еле шепчет Астрид, прижимая руки к груди; клонится к невидимому полу и всхлипывает. — Это лишь иллюзия. — Он был аномалией… — Враньё. Я и есть аномалия. Кто-то хватает Астрид за волосы и тянет на себя, чтобы поднять. По горлу резанул скальпель. Боль усиливается, мурашки бегут по коже. Во рту булькает кровь. В глазах стоят чёрные впадины глазниц. Но не Иккинга. Её собственные глаза. Она и есть аномалия. Астрид просыпается с воплем, резко открыв глаза. Она не встала, нет. Зато вскочил Иккинг. Сон как рукой сняло… За окном ещё темень, может второй час ночи. Девушка потихоньку приподнимается, за эти секунды пытается понять, очнулась она или нет. Руки сами потянулись к горлу. Нет, всё в порядке. Пыхнуло жаром с правой стороны: Иккинг целует её плечо, не зная, что сказать. Несколько лет назад он и сам так просыпался… с криком и слезами на глазах. Хофферсон встаёт с кровати, чтобы пройтись до кухни. «Надо попить воды, всё пройдёт», — думается ей. Пятнадцать шагов до кухни, ещё пять до раковины, одно движение руки — бокал в руках, другое, седьмое — вода тихо набирается до краёв и невольно проливается на руку, охлаждая. Астрид жадно хлещет воду, то поднимает голову, то опускает. Лицо горит адским огнём. Из пустоты выплывает тень и обнимает деву со спины; целует правый висок тёплыми губами. «Я здесь», — шепчет Иккинг еле слышно. Астрид слышит другое. Кань.***
После приёма у доктора Ландау Астрид пошла в клинику к Рыбьеногу. По настоянию Иккинга, конечно же. Доктор Ингерман по доброте душевной принял старую подругу вне очереди. — Помнишь Сайленса? — совсем тихо спрашивает Астрид у Рыбьенога. — Не забывал, — натягивает уголок губы он. — Видела его во сне сегодня… Он говорил со мной. — Ого. И что говорил? — Кань. — Кань?.. Погоди-ка, — Рыбьеног встаёт с места и тянется к полкам с сонниками, — Я его где-то… А, вот! Рыбьеног раскрывает толстую книгу страниц на восемьсот в самой середине и указывает на словарную статью со словом «кань». Собственно лексический диалектизм, уменьшительно-ласкательное слова… «котёнок». Астрид заметно смутилась, но всё равно невольно улыбнулась. То есть Сайленс всё это время… — Прости за вопрос, но… Как давно у вас с Иккингом была близость? — Может дня три назад… — То есть проблем с этим у вас нет. — Если бы были, я бы пошла к Сморкале, — Рыбьеног на это нервно хохотнул. — Понятно. Что-то ещё? — Мне перерезала горло… Я сама. — А вот это уже серьёзно, — мрачнеет Рыбьеног, — Можешь выстроить цепочку событий? Кое-как девушка вспоминает ночной кошмар и по осколкам собирает картинку. Ища аномалию, она находит Сайленса, который «отдаёт» ей поцелуй. В поисках чего-то в себе он неожиданно исчезает. И взамен приходит сама аномалия, что и убивает настоящую Астрид. — Может быть он пытался дать тебе оружие. Чтобы ты защитила себя. Он знал, что ты можешь постоять за себя… Но всё равно хотел помочь, — предполагает Рыбьеног. — Он был маленьким… В смысле когда мы ещё учились на втором курсе. — А, то есть он не был как наш Иккинг сейчас? — удивляется доктор Ингерман. — Нет, — мотает головой Астрид. — Интересно… Тогда получается, что твои воспоминания о Сайленсе наслоились на настоящие. — Всё так запутано, я вообще не вижу смысла это всё анализировать, — признаётся Хофферсон, хмурясь, — Это всё из-за болезни. — Может быть… Знаешь, практика показывает, что если тебе приснилось что-то плохое, то в жизни всё будет хорошо. В личной жизни нет проблем. Прошлое позади, — мило улыбается Рыбьеног, — Не стоит зацикливаться на одном кошмаре… Даже если он прямиком из прошлого. — Ты прав… Тогда я пойду? — Да, хорошо. А то меня ждут. Если что звони! — Обязательно, Рыбик. До встречи. Иккинг иногда замечает, просыпаясь посреди ночи, как Астрид дрожит сквозь сон. Ландау предупреждал, что побочным эффектом одного из препаратов может быть расстройство сна. Но Хэддок нашёл противодействие: брать любимую за руку и греть в своей. Тогда и дрожь проходит. И с губ Астрид слетает странное словечко… Кань.