Оленёнок

Саше три года, когда его забирает из детского дома милая семья с годовалым ребенком. Он совсем не помнит, кто его настоящие родители и почему поступили с ним так. Это теплый апрельский вечер и современная трехкомнатная квартира теперь уже новой семьи. Саша стесняется, когда его ведут за руку в небольшую комнату и говорят: — Это все твое. Все эти игрушки, пышные подушки и книжки с картинками — все для него. А этот маленький омега, жмущийся к папиной груди крохотными ручками и рассматривающий Сашу большими карими глазками, с этого момента его брат. Теперь Саша гордо носит фамилию Мягков, хотя ему кажется, что она совсем не идет альфе, а больше подходит нежному Дане, который тянет ладошку к его лицу и улыбается. Принимает в семью незнакомого человека. Даня пахнет молоком, но в его аромате проявляется что-то сливочное, что-то, что похоже на ириски, которые альфе давали в детском доме после еды и которые он прятал под подушкой, чтобы съесть их вместе с чаем. В июне следующего года Дане исполняется два. Они всей семьей празднуют день рождения младшенького в парке, где через овраг проходит мост из красного кирпича и белого камня. Вокруг куча мороженого, сладкой ваты и яркий запах горячей кукурузы. Саша пробует банановое мороженое, под шумок дает немного Дане и стирает костяшками с щеки остаток сладости. Младший брат улыбается и щурится от слепящего солнца. Родители кормят уток, папа фотографирует фигуристые оранжевые здания, а отец, попадая в кадр, смеется. На следующей фотографии Саша кладет подбородок на макушку зевающего брата. Уже дома распечатанное папа бережно складывает в альбом, по которому проводит худой ладонью, и прячет его в закромах ящиков. И так каждый раз, каждую вылазку куда-то, поездку на дачу или просто какой-то праздник. А иногда папа и вовсе может посреди дня сфотографировать что-то бытовое — просмотр фильма, совместную готовку или, например, мужа с мокрыми после дождя волосами. Саше кажется, что он успел увидеть каждый альбом, но это не так: обязательно удается найти еще какой-нибудь небольшой, спрятанный среди старых документов. Вот они с Даней в том же парке спустя несколько лет съедают по рожку с мороженым. Младший брат в белой футболке и джинсовом комбинезоне. Черные волосы убраны в нелепый хвостик сверху, а подбородок испачкан пломбиром. А альфа только открывает рот, чтобы попробовать свое мороженое. А вот они сидят на корточках в траве на даче или на другой фотографии — стоят посреди берез. Сейчас перед ним, роящимся среди снимков, тот же Даня. С такими же черными волосами и большими глазами, тоже отправляющий в рот ложку с мороженым, но уже пятнадцатилетний. — Помнится мне, ты искал свой полис. И голос у него приятно-влекущий, высокий, но не такой, от которого шарахаешься. Саша цокает языком и закатывает глаза, складывая закрытые альбомы обратно в ящик, и омега самодовольно улыбается, прежде чем слезть с родительской кровати, заправленной желто-серым бельем. — Ладно, у папы спрошу потом. А мне помнится, что ты обещал оставить это мороженое к фильму, но все опять сожрал, — говорит Саша, когда Даня плетется за ним в комнату, напевая себе под нос. Даня перехватывает его на полпути, отправляя в рот мороженое, и произносит что-то вроде: «Хватит трындеть». Младший брат все еще пахнет сладкими ирисками, а не молоком, как в их первую встречу. Папин запах ассоциируется у Саши с хорошим детством, как и отцовский. А его брат — что-то, что навевает мысли о покое, комфорте и теплой постели с утра. Наверное, Мягков-старший не отказался бы ощущать чужой феромон всю свою жизнь. Он отгоняет лишние мысли и складывает руки по бокам, когда на его кровать валится чужое тело, захватив с собой ноутбук. Саша не удивляется, что для Дани это привычно. Вообще-то, они иногда спят вместе… Все еще. Не то чтобы это происходит часто, но омега с его этими плохими из-за кошмаров днями не оставляет старшему выбора. У Дани в принципе плохой сон, а еще он неугомонно ворочается, постоянно натыкаясь то локтем, то пальцами на лицо брата. Саша в такие моменты хочет скинуть его с кровати и оставить на полу без подушки и одеяла, а потом, сжалившись, все-таки вернуть легкое тело на место, покрепче закутать в то же одеяло и укрыть горячими руками. Впервые они спали вместе, когда омеге было лет семь-восемь и когда Саша узнал, что тот боится темноты после увиденного в комнате «монстра». К слову, это был всего лишь свет от машины, но ему знать необязательно. Пришлось делить одноместную кровать на двоих, ласково говорить: «Все в порядке, Олененок», целуя холодный лоб, и обнимать прижавшееся к нему тело. Родители сочувственно поджали губы, мол, происходящее с младшеньким — плохо. Но никто ни слова не сказал. А теперь Даня приходит просто так, заваливается посреди ночи в комнату, предварительно не забыв постучать — а то однажды получилось очень неловко, — и залезает под одеяло, благо у альфы кровать намного больше той, что была в детстве. В основном Даня достает засыпающего вопросами и тихонько смеется, прислоняясь носом к спине брата, когда тот посылает его на все четыре стороны и просит заткнуться. Но кошмары временами ему снятся. И в школе многим, кто знаком с кем-то из них, известно, что Даня — Сашин младший брат, даже несмотря на их несхожесть во внешности. У альфы и форма лица другая, и глаза зеленые, да и волосы совершенно иной структуры и посветлее. Однако никто не задает лишних вопросов. Саша каждый день ждет младшего в холле, занимаясь тратой времени на удобном диване в какой-нибудь игре на телефоне, пока идут уроки. У Дани восьмой класс, у Саши — десятый. И кто бы мог подумать, что собственные друзья будут высмеивать Мягкова из-за того, что он бегает за братиком верным псом везде и всегда. Саша старательно игнорирует такие слова. Но однажды игнорировать не получается. Это обычный будний день и большая обеденная перемена. Все совершенно так же, как и всегда. Даня предлагает несколько сериалов, которые нашел вчера ночью, и терпеливо ждет, когда Саша сделает выбор. Костя стоит рядом, искоса поглядывая на Сашину улыбку, возникающую после каждого слова брата, и хмыкает. — Глянем сегодня что-нибудь из этого? — Тогда выбирай ты, — альфа усмехается в ответ на обиженное «А зачем я тогда показывал?» и обещает, что они посмотрят вот этот сериал, который… Эм, про врача? Название он не помнит, но что-то точно про врача. Данины глаза, большие и будто умоляющие, смотрят на него снизу вверх. Саша вздыхает. — Ладно, давай первый. — Договорились, — он, захватив пустой обеденный контейнер, поднимается с дивана и, потрепав альфу по волосам, исчезает за поворотом на лестнице. Саша молча смотрит вслед, одним глубоким вдохом пытаясь уловить ускользающий аромат. Костя прочищает горло, обращая внимание на себя, и с каким-то не присущим ему вовсе оскалом произносит: — Знаешь, все это выглядит так, будто ты хочешь трахнуть его, а не будто вы братья. Да и этот предтечный запах — трудно не хотеть. Впервые Мягков не в шутку дерется с другом, стараясь ударить посильнее да побольнее. А после уроков они сидят у классного руководителя в кабинете и слушают нотации. Там отчитывают, предупреждают, что вызовут родителей, если подобное случится вновь, и отпускают домой. Вдогонку кричат, что они взрослые парни, которые могут решить проблемы на словах. Костя у кабинета хлопает друга по плечу. — Ладно, извини, я плохо пошутил. Да и нормально все это выглядит. И Даня твой тоже нормальный. — Да иди ты на хуй, — Саша кривится — разбитая губа болит. Но подпорченный глаз Кости вызывает приступ гордости и ощущения победы. — Не шути больше вообще. А на пороге Даня сначала хочет разозлиться на брата — они ведь всегда идут домой вместе, — но затем с открытым ртом уставляется на кривую виноватую улыбку и бежит в родительскую комнату за коробкой с лекарствами. Костя оказывается прав: пахнет слаще, чем когда-либо, пока брат берет его лицо в ладони, встревоженно разглядывая на наличие других повреждений. — Промыл хотя бы? — Нет. — Ну и дебил,  — вздыхает омега. Через пару минут среди вываленных на постель упаковок и тюбиков он находит мазь и капает на палец. — Ты с Костей так? — Саша молча кивает и подставляет нижнюю губу. — И что случилось? — Ты же знаешь нас, альф. Нам нравится драться, — он улыбается. — Это в генах заложено. — Не поделили кого-то, значит? Тогда-то старший впервые неосознанно думает, что Данины губы окажутся вкуснее всех, которые ему довелось поцеловать за последние два года. И думает, что они ужасно мягкие и горячие. Даня дергает бровью. Саша сглатывает, сфокусировав взгляд на собственных ладонях, обвивших правое колено. — Да какая разница, Дань. Было и было. Альфа уверен, что увидел в карих глазах какую-то странную эмоцию, спрятанную глубоко-глубоко. Они засыпают в одной кровати после нескольких серий сериала, но просыпается первым Саша, услышав, как приоткрылась дверь, и ощутив на лице полоску света из коридора. Папа оглядывает их по очереди и жестом просит альфу выйти за пределы комнаты. Саше приходится вылезти из-под малюсенького куска одеяла, которым он рефлекторно накрылся во сне, и перестать чувствовать тепло, исходящее от тела рядом. Он накрывает Даню частью одеяла, на которой лежал, и убирает черные волосы с расслабленного лица. Даня поудобнее подкладывает ладонь под щеку. — Что это такое? — папа хватает Мягкова за подбородок и вопросительно дергает бровью. — Юношеский максимализм, пап. — Смешно. Находясь на кухне, они молчат. Альфа прожигает испытующим взглядом напряженную спину папы и вздыхает. Закатное солнце теряется за очередной многоэтажкой. Небо темно-оранжевое. — Я же вижу, что ты хочешь сказать что-то. — Да, это связано… — С Даней, — перебивает его Саша. Омега разворачивается и упирается поясницей в подоконник. Он выглядит переживающим и уставшим, будто что-что долгое время не дает покоя мыслям в голове. Сын понимает с полуслова, если это связано с его братом. — У него скоро начнется течка. Ты взрослый и должен понимать, что это тяжело и что Дане придется несладко. — Пап, ты переживаешь, что я могу сделать что-то не так? — Нет. — Ты боишься, что я облажаюсь. Но если мне дозволено, то я постараюсь быть рядом с Даней. Как его альфа-брат. Не как альфа. — На тебя это тоже влияет. Отец занятый альфа, ему безразличны запахи течных омег, но для тебя это не так. Саша не может сказать точно, доходит ли до него смысл того, что пытается донести папа, но ему кажется, что этот человек определенно беспокоится за младшего сына. Точнее, за его невинность и за возможные нехорошие последствия. Но Мягков никогда бы не тронул Даню так, как альфы трогают своих омег в эти периоды, и никогда бы не принудил его к чему-либо. Он просто постарается дать младшему минимум того, что может: свой феромон как ощущение защиты и спокойствия, свою поддержку и свои теплые объятия. Он будет готов терпеть удушающе-сладкий запах, чтобы Даня был в безопасности и пережил это время с меньшей болью. — Пап, разве я подводил тебя хоть раз? — Саша поднимается из-за стола и подходит к мужчине, склонив голову в вопросе. В ответ на него смотрят такие же светло-карие, как у младшего брата, глаза. Смотрят они с надеждой. — Нет, но если что-то случится, я обязан об этом знать. — Хорошо, я тебя понял. Данина течка начинается в четверг следующей недели, и первым чувствует ее, конечно же, Саша. Он отходит после сна, уставившись пустым взглядом в стену напротив, и бегло выходит из комнаты, чтобы найти нужные таблетки и налить воду в стакан. Даня лежит в позе эмбриона среди подушек и судорожно дышит. Пахнет так ярко, что альфу почти сбивает с ног, но это не мешает ему присесть рядом с братом и осторожно потрясти его за плечо. — Пей-пей, — он подставляет стакан к чужим губам, а затем, когда омега выпивает все, опускает его на пол. У Дани расфокусированный взгляд, еще ничего не осознающий, но Саша знает точно: брат улавливает его запах, потому и вжимается носом куда-то в бок. Просто ему это нужно. Саша бережно гладит его мягкие волосы. — Как ты? — Живот болит, душно. Это течка, да? — Да, Дань. Твоя первая, — с сожалением — из-за плохого вида омеги, конечно — шепчет он. В ответ неудовлетворительно мычат. — Не радует. — Хочешь что-нибудь? — Тебе вставать в школу, не нужно тратить на меня время. Альфа хмурится. — Ты важнее, чем какая-то там школа. Он принимает решение побыть здесь остаток времени и ложится рядом с Даней, пригласив его в объятия. Холодный кончик носа касается сонной артерии, потому что недалеко от нее феромон намного четче. Саша свистяще выдыхает. Рассвет через пару часов. Он осознает, что не выспится и в школе будет клевать носом, но сейчас это все кажется маленькой проблемой. Главная проблема заключается в Данином состоянии. — У тебя уже был гон? — спрашивает младший тихим голосом. Пытается отвлечься разговорами, чтобы не думать о болевых спазмах. — Пару месяцев назад. Воспоминания не из приятных. Тогда альфа огрызался со всеми, злился без повода и хотел найти успокоение в нежном омежьем запахе. Особенно сильно он желал прижаться лицом к изящной бледной шее, сделать глубокий вдох и утонуть в сладости липучих ирисок. Ирисок… Да, именно так это и было. В тот момент Мягков осознал, что его не цепляет тонкий шлейф от других омег, как бы он того не хотел. И именно это было ужасно. — Я даже могу представить, когда именно он случился. — Когда я наорал на тебя из-за забытой на стиралке одежды. — Это было обидно, — тихо говорит Даня. Саша лишь улыбается, растирая ладонью горячую спину сквозь футболку. — Я был готов расплакаться, но родители мне объяснили, с чем это может быть связано. — И я извинился. Даня заглядывает ему в глаза. — Ты так остро пах, что я ощущал себя таким беззащитным рядом с тобой. Ты не чувствуешь того же? Ну, сейчас. — Я чувствую себя немного иначе, Дань. Омега не спрашивает. Вероятно, он и так все понял. Эти несколько часов тянутся мучительно в присутствии запаха уязвимого брата, спящего рядом с ним, в его объятиях. Хуже всего — очнуться после сна, в котором на простынях разбросаны черные волосы, худые запястья прижаты Сашиной рукой над головой, а мягкий голос на ухо просит его об одном: о том же, чего альфа просит себя никогда не делать, стоя под душем. Вода его отрезвляет. На кухне родители завтракают перед работой. Точнее, завтракает только отец яйцом всмятку, бутербродом и кофе, а папа утром никогда не ест, но зато вечно пьет чай. Это уже традиция. — Я дал ему твои таблетки, — говорит Саша, хватая несколько виноградин с плоской цветастой тарелки. Папа кивает. На самом деле Саше обидно, что его принадлежность к альфам будто подразумевает, что он будет действовать на одних лишь инстинктах. Он бы не тронул даже незнакомого течного омегу, если бы они случайно встретились где-то вечером. Такси до дома вызвал бы или проводил, но без разрешения делать такие вещи — нет. Он действительно, как и ожидалось, чувствует себя вяло весь день. Костя молчит, кидая в сторону Мягкова загадочные взгляды. Наверняка почувствовал феромон. Контрольная пишется с трудом, а Саша вдруг посреди урока вспоминает сегодняшний реалистичный из-за запаха сон с участием брата. Отсидев семь уроков, он старается отделаться от собственных мыслей с помощью музыки и другого пути до дома. Фотографирует распускающуюся вишню, заходит в магазин, покупая газировку с лимоном и лаймом, и неторопливо идет к нужному подъезду, огибая рабочих, которые посчитали, что конец апреля — лучшее время для смены асфальта. Ну не они, конечно, посчитали, а тот, кто стоит над всем этим. Как и над реновацией около автобусной остановки. Вокруг все черное и перекопанное. Дома папа и Даня. Мягков моет руки и умывает лицо, быстро переодевается и идет на кухню. Даня оборачивается скорее на запах, нежели на негромкие шаги по паркету, а затем прислоняется лицом к Сашиной шее и застывает так на несколько секунд. — Как ты? — Уже получше, чем ночью, — брат поднимает голову и усмехается, проводя пальцами по влажным бровям Мягкова. — Хоть бы в зеркало посмотрел, когда умылся. — Знаешь, что думаю? Омега вздергивает подбородок и ожидает продолжения, когда они сидят за столом, лениво теребя чайные пакетики в своих кружках. От чая в зеленой кружке пахнет мелиссой. Легкий ветерок дует под футболку и развевает тонкие черные волосы, выбившиеся из низкого хвоста. Альфа признает, что очарован этим видом. — Может, съездим на следующих выходных в центр? Там майские начнутся. Погода, правда, дождливая и прохладная. — А разве нас это когда-то останавливало? — Даня заговорщически улыбается. Они точно заболеют под дождем. — Я вас лечить потом не буду! — звучит из комнаты голос папы. Никто и не заметил, что он успел уйти к себе. Течка дальше проходит легко, потому что альфа привыкает к витающему в воздухе феромону и ощущает его на одежде, на собственном теле и буквально во всей квартире. Пару раз он остается в кровати омеги, когда тому становится совсем плохо, на ночь и прижимает его к себе, лишь бы Даня наконец успокоился и позволил им обоим уснуть. В общем, на этой неделе в школе Саша запоминает мало, а учителя не особо им довольны. В субботу они с Даней стараются продумать план своего путешествия и сходятся во мнении: нужно доехать до Театральной, а дальше как получится. На выходе из метро начинается моросящий дождь, Даня немного расстраивается из-за помытых волос, которые теперь приходится периодически расчесывать, иначе они выглядят растрепанными. Саша на это все машет рукой и идет дальше. А омега останавливается на каждом шагу, считая своей обязанностью сфотографировать фонтаны, Спасский и Казанский соборы, ГУМ и «Вот это что за здание?», которое Саша не знает тоже. Что-то современное, с колоннами и кучей маленьких окон. Дома они узнают, что это бизнес-центр, но сейчас альфа решает, что они оба устали и нужно где-то найти электросамокат. — Ссыкло, — улыбается он, когда Даня стоит рядом, всем своим видом показывая, что он не поедет на отдельном. — Нет, я просто забочусь о своем здоровье, так что нам придется потесниться. А потом он просит сбавить скорость и быть осторожным на поворотах и безостановочно стискивает в ладонях темно-серое худи у брата на животе. Саша говорит омеге, что они не будут тормозить каждый раз ради фотографий, когда тот увидит очередное красивое здание. Но тормозят, потому что Саша действительно щенок, послушный для своего хозяина. На набережной Даня направляет камеру на Успенский собор, а затем на альфу, запечатляя его недовольное лицо навсегда в галерее и инстаграме. И дальше они снова прекращают движение уже на другой набережной у новых фонтанов. Так альфа узнает, что в центре куча набережных и все они носят разное название. Какой-то дедушка-омега проходит мимо и бросает им вслед: — Милая пара. Мягков-старший красноречиво смотрит на Даню, застывшего с айфоном в руках. Дождь льет интенсивнее. — Мы больше не будем останавливаться. Даня молча соглашается, забираясь на самокат и накидывая сначала на брата, а затем и на себя капюшон. Они проезжают мимо музыкального колледжа и Третьяковской галереи, после едут вдоль всяких кафешек — каждый ощущает голод — и наконец слезают с самоката у Новокузнецкой, где омега снова этой своей лукавой улыбочкой намекает, что ему надо сделать последнюю фотографию фонтана, и пытается выбрать нужный ракурс. Саша считает, что любовь к фотографии передается наследственно, и ждет брата, пока дождь заливает лицо и выползшие из-под промокшего капюшона волосы. Домой они приезжают ужасно уставшие, ужиная фунчозой и добивая первую половину второго сезона сериала. В кровати Саша размышляет, почему тот омега принял их за пару. И понимает, что ему это нравится. А следом обессиленно бьется головой о подушку. Ему снова снится Даня. Когда у младшего начинается девятый класс, альфа вспоминает, что он уже в одиннадцатом. За лето в жизни изменилось не так много: он успел поцеловаться с несколькими омегами, после ощутив вину перед… Даней. Это способствует очередному экзистенциальному кризису и еще большей агрессии во время гона в августе, когда Саша ссорится с Даней так, что они перестают разговаривать на неделю и даже не смотрят друг на друга, встречаясь на кухне. Родители в шоке. Но потом он, все еще неосознанно считая себя верным псом — хотя какой там «верный», — валит омегу на кровать и обнимает его бедное тело настолько крепко, что внутри что-то определенно хрустит, причем не раз. Брат успокаивающе гладит его по голове. Саша чувствует, как на глаза накатывают слезы, и извиняется с большим упорством. — Ты идиот, но я тебя все равно прощаю, — Даня говорит ласковым тоном, от которого сжимается сердце и сильнее слезятся глаза. Альфа трется носом об омежью шею. — Ты только что размазал свои сопли по мне. — Извини. Младший театрально вздыхает, похлопывая его по плечу, и смеется. — Какой же ты придурок, Саш. Я тебя люблю. И они смотрят какую-то дораму про месть и убийства, съедая огромный контейнер мороженого. Саша считает, что заедает стресс. Даня считает, что Саша много жалеет себя. К концу декабря альфа решает взяться за ум — все-таки ему сдавать экзамены и поступать в универ. Родителей разочаровывать не хочется. Он проводит выходные за компьютером и исписанными черной ручкой тетрадями, решая логарифмические выражения. Даня просится поработать вместе с ним, но это только сбивает Сашу: он не может уткнуться в тетрадь и заниматься математикой, когда перед глазами маячат Данины бледные коленки. Левая украшена лишь родинками, а на правой глубокий шрам десятилетней давности. Чуть выше щиколотки родимое пятно в форме листика без черешка. Назвать это листиком они решили, когда омеге было восемь. Саша отводит взгляд. Об омеге не получается не думать, когда запах застревает в носу. Даня просит помочь с некоторыми заданиями, а альфа нервно пялится на его колени, испытывая желание положить на них свою большую ладонь. Но закапывает желание поглубже и помогает. Новый год они празднуют с родителями и, когда стрелка часов переваливает за полпервого, смываются на улицу, чтобы посмотреть в парке на салюты. Саша пьяный. В Даниных глазах плещутся разноцветные фейерверки. Пожалуй, Саша замирает на добрые несколько минут, понимая, что с каждым днем сильнее и сильнее хочется поцеловать пухлые губы с ранкой на уголке, говорящие ему что-то, что он, погруженный в мысли, совсем не слышит. А затем Даня толкает его в сугроб и падает следом, громко смеется. Ледяной снег неприятно отрезвляет и напоминает Саше об аморальности этих самых мыслей. И поступков, которые он почти совершает.  — Ты очень красивый. И я очень хочу тебя поцеловать. Омега смущенно переворачивается на спину и разглядывает вспышки в черном небе. Мягков ходит по тонкому льду. Младший брат растапливает лед, приближая неизбежное падение в холодную воду.  Саша не знает, как скоро это падение случится с ним и что будет потом, когда ему станет труднее, чем сейчас, но он ощущает смесь из дикой похоти, агрессии и разочарования в себе. Похоть преследует часто — Даня надевает одежду, подчеркивающую его поистине шикарную фигуру, следит за внешним видом и ведет себя как настоящий омега в период взросления. Если бы они не были братьями, все оказалось бы в миллиард раз проще. Если бы Сашу не взяли тогда из детского дома, может, они бы и не встретились ни за что в этой жизни. Или встретились, но взрослые и состоявшиеся, и альфа поцеловал бы его первого января в снегу под взрывы салютов, признавшись в чувствах. Все это плохо и неправильно. Но так тяжело бороться со своими демонами, когда они шепчут о желаниях и просят наплевать на разум. Мягков не слушает демонов, а сходится во мнении с разумом. Приходится терпеть. В марте он дает себе обещание прекратить это, как только сдаст все экзамены и выпустится из школы в студенческую жизнь. Начинает думать, как сделать это, и решает, что нужно будет найти универ и переехать в другую квартиру, чтобы больше не сходить с ума от конфетной сладости, в которой он живет с трех лет. Так станет проще. Это лучший выбор для двоих. Пусть Даня отучится оставшиеся два класса — он ведь тоже хотел получить высшее образование, — начнет учиться в другом учреждении, а потом окончит его, найдет себе хорошего альфу, который будет нежно целовать его в шею и проводить с ним течки, и наконец выйдет замуж. А Саша как-нибудь переживет это и останется просто братом, который будет нянчиться со своими племянниками. А племянники родятся с такими же большими оленьими глазками, как у папы. Звучит хорошо, но он почему-то не уверен, что этот план сработает. Скорее, Мягков не выдержит и сбросится из окна своей квартиры недалеко от универа, не справившись с демонами. Но пока он не знает точно. Пока он переживает наступившую Данину течку. Папа говорит, что нельзя пить таблетки часто, потому что они могут повлиять на здоровье. Саша бьется головой о стену, прежде чем войти в комнату брата и прижать его, скрючившегося от болезненного спазма, к себе. Утром он, конечно, принимает ледяной душ и идет в школу как ни в чем не бывало. Так происходит и в мае. Саша говорит родителям, что обязательно сдаст экзамены, чтобы поступить на бюджет, считает, что причина целеустремленности связана с желанием быть гордостью для родителей. Причина целеустремленности связана с желанием поскорее уехать из этой квартиры. Он набирает высшие баллы. Точнее, не то чтобы высшие, но их достаточно, чтобы подать документы на бюджет в универ на другом конце города. Результатов альфа ждет в сопровождении мыслей о скорейшей свободе и, когда они приходят, делится радостью с родителями. Не забывая упомянуть про переезд, он видит потускневший взгляд светло-карих глаз и не понимает, почему Даня расстроен. Их жизнь пойдет в гору при таком раскладе. Вечером они ссорятся с Даней, брат хлопает дверью и говорит, что все это несправедливо, а в самом конце августа, когда альфа торопливо собирает свои вещи, омега стискивает его в объятиях и плачет. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Мне будет без тебя плохо. Саша утирает слезы-сопли, мягко целует лицо брата и тонет в его печальных глазах. — Ну чего ты? Мы же будем видеться. Я ведь не уезжаю в другую страну. В метро Саша плачет тоже и перестает считать свое решение единственным верным. При остановке на станциях его преследует порыв выйти из вагона и поехать обратно, чтобы зацеловать Данины губы до боли и пообещать ему, что у них все будет хорошо. И, разумеется, признаться во всем, что сидит глубоко внутри и не дает покоя. Но Саша уверенно дергает лямку рюкзака и тащит за собой чемодан, выходя на нужной станции, где теперь он начнет новую жизнь, в которой не будет соблазнительного аромата, любимых глаз и мягких тонких волос. Но и не известно пока, будет ли в этой новой жизни свобода, а с счастьем дела обстоят плохо. На следующий день он распаковывает остатки своих вещей, приводит однушку в божеский вид и долго прожигает взглядом их с Даней распечатанную фотографию, сделанную в центре Москвы на набережной. Щемит сердце. Саша почти разрывает снимок на части, но вовремя успокаивается и лишь сжимает зубы. Фотография стоит в рамке на компьютерном столе. В восемнадцать Саша впервые покупает себе пачку сигарет, выкуривая ее за пару дней, и впервые трахает омегу, смутно похожего на Даню. Только глаза у него каре-зеленые и волосы каштановые, а не черные. Он видит перед собой собственного брата, пока омега задирает голову и выгибается к рукам, слышит сбивчивый Данин шепот, пока омега стонет на ухо, и понимает, что все это — полный пиздец.  А после Саша закуривает из новой пачки, прислонившись к перилам на балконе чужой двушки, и смотрит на Данины ноги в сетчатых колготках в инстаграме. В правом нижнем углу белым бегут строчки «Мне так хочется со всей силы тебя поцеловать» из песни их общего любимого исполнителя, и Мягков почти ломает телефон от злости. А потом закуривает снова. И потом опять трахает того омегу. Он просматривает каждую историю брата за полночь, каждый пост, приближая фотографии. Вот Даня стоит под расцветающей вишней и щурится от лепестков, упавших на лицо в порыве ветра. Вот Даня тискает белого котенка, сидя прямо на тротуаре. Лес, пруд, зеленый чай с мелиссой, прохожие на фоне заката, прозрачный зонт с каплями дождя… И их фотография с предпоследнего дня рождения омеги, когда Саша еще был рядом, когда подарил ему вансы за девять тысяч, на которые копил и старательно зарабатывал помаленьку, чтобы сделать брату приятно. А на фото Даня целовал его в щеку, светясь от радости. И Саша улыбался тоже, обхватывая омежьи плечи большими руками. Он думает: «Мне тоже хочется тебя поцеловать», возвратившись к истории, и действительно выкидывает телефон, но не на улицу, а на кровать. Попытка избежать этих мыслей не увенчалась успехом. За все время Даня кучу раз писал ему, что безумно скучает и что ему тоскливо без брата. Говорил, что смотреть сериалы одному ужасно скучно и мороженое уже не такое вкусное, как тогда, когда они вдвоем закрывались в комнате и наедались до тошноты. А еще рассказывает, что целовался с альфой, но ему это не очень понравилось. Саша кусает губу до крови и звонит папе. — Не говори Дане, что разговариваешь со мной, — произносит он вместо приветствия. На том конце звучит запоздалое согласие. — Я просто хотел сказать, что на самом деле устроил весь этот переезд не потому, что мне так проще доехать до универа. — Саш, я в курсе. Я все-таки не слепой. — Что ж… Ты знаешь настоящую причину? Папа вздыхает, кажется, с вселенской усталостью. Мягков начинает грызть ногти, не замечая за собой этого прежде, и поджигает последнюю сигарету, чтобы хоть как-то отвлечься. Пустая пачка летит в мусорное ведро, но приземляется на линолеум. — Догадываюсь, но хочу услышать ее от тебя. — Даня, он… Последние несколько лет мне было невыносимо с ним, потому что… — Ты не считаешь его братом, — договаривает за него папа. Саша прикрывает глаза и видит перед собой, как омега понимающе кивает и слабо улыбается. Как папа все это заметил? Почему тогда он молчал? — Это не повод для переезда, Саш. — Я не хотел, чтобы у нас все плохо кончилось. — Он каждый день спрашивает, как ты и когда ты приедешь к нам. А во время течек он уходит в твою комнату и спит там. — Зачем ты мне это говоришь, пап? — Затем, что ты думаешь о себе, но не думаешь о других. Но я тебя не виню. Просто… Реши как-нибудь, что будет для вас лучше. — Я знаю, что будет лучше для Дани, — альфа кидает окурок в пепельницу. Почему все так неудачно получается? — Да, ты знаешь, но ты еще не сделал этого, — папа молчит пару секунд, а потом шепчет: — Все, Даня идет. Мне пора. Через полчаса папа пишет ему: «Даня несколько раз спрашивал у меня твой адрес, а я отвечал, что у меня нет этой информации. Но однажды, если я увижу его в критическом состоянии, я скажу адрес. Ему правда трудно, Саш. Я знаю, что тебе тоже». Мягков понятия не имеет, что делать с этим, и пытается жить дальше. Данины истории в инстаграме он игнорирует, но все равно позже просматривает в актуальном. Трахаться с омегами хорошо — это помогает снять стресс и отвлекает от того, о чем альфа думает. Правда, отвлекает не на долгое время. Он размышляет о папиных словах, но считает себя жалким трусом. Для Саши их связь, закрепленная документами, — приговор. Но странно осознавать, что папа, который любит обоих сыновей, не имеет что-то против романтических отношений между ними. Может, он взрослый и понимает, что в этом нет ничего ужасного, понимает, что вместе им будет лучше. Мягков начинает думать о Дане. Даня — его брат. У них близкие отношения, они делятся друг с другом переживаниями. Даня смотрит на Сашу так, словно Саша единственный, кто ему нужен. Но… Это же происходит лишь потому, что омега вырос мягким и принимающим все близко к сердцу. Это не значит, что он действительно испытывает к брату иные чувства? Наверное, нет. Просто Даня привязан к нему, как к старшему брату, который готов защищать его и оберегать. — Абсурд, — Мягков рассуждает вслух и делает пятидесятое отжимание. Сначала были сигареты, потом омеги, а сейчас его новый способ отвлечься — спорт. Спорт, конечно же, совмещенный с сигаретами. Может, попробовать повстречаться с кем-то? Хотя и это глупая идея. Один омега, с которым Саша пару раз спал, сказал, что он даже сексом занимается так, словно его заставляют, а не словно он этого хочет, а об отношениях в таком случае говорить бесполезно. К концу подходит второй курс — остается пару месяцев до сессии. За эти два года альфа ни разу не увиделся с семьей, а на день рождения скидывал каждому ее члену деньги и односложное поздравление. Это мерзкое поведение. Саша бы понял, если бы у него совершенно не было свободного времени, чтобы хоть на выходных проведать родителей и брата, но этого времени вагон и маленькая тележка. Он ходит в универ, делает домашку, занимается спортом, работает и иногда вечером смотрит фильмы за бутылкой пива и первыми попавшимися в магазине чипсами. В выходные Мягков выбирается на улицу, чтобы пару часов погулять и подышать свежим воздухом, и фотографирует Москву. А Даня взрослеет и ходит на дополнительные по подготовке к экзаменам. Папа говорит, что омега нашел себе хобби и теперь вяжет одежду. Саша улыбается, глядя на фотографию серо-зеленого свитера в полоску, который сын связал папе на день рождения. А следом приходят фотографии черной панамки и ярких носков. Саше хочется, чтобы у него в шкафу тоже лежала какая-нибудь Данина одежда. Он выключает телефон и возвращается к фильму и пицце из спара. Даня прав: это очень даже скучно. Вникать в суть фильма не выходит, потому что мысли снова заняты только одним. Мягков начинает испытывать сильнейшее желание послать все к черту и поехать домой. А его мысли материализуются следующим утром. Сначала оно такое же, как и всегда: отжимания, душ, залипание в окно и сигареты. А дальше звонок в дверь. Перед ним Даня, взъерошенный и раскрасневшийся, в его, Сашином, старом болотном свитшоте. Даня, которого он не видел почти два года. Даня, который… — Ты, придурок, даже не объяснился со мной! Скидывает рюкзак на пол и врывается в квартиру, как в свою. Он так похорошел, слегка вытянувшись в росте и став стройнее, еще привлекательнее. Черный шелк блестящих волос едва касается плеч. Омега складывает руки на груди, Саша лишь поджимает губы. Почему он думает об этом так часто? — Что ты здесь делаешь? — спокойно пропуская разъяренного брата сначала в ванную, а затем на кухню, альфа устало провожает его взглядом. Запах, который он старательно выбрасывал из головы, застревает в носу и вызывает далекие воспоминания Даниных тяжелых течек. Саша ненавидит эти течки, потому что он не мог просто-напросто уйти куда-то, чтобы его не душило сливочным шлейфом, а оставался с Даней, так сильно нуждавшимся в поддержке, альфе рядом и его крепком аромате. Он оставался, обнимал ссутуленные плечи и шептал: «Все хорошо, я с тобой», называя омегу Олененком, когда тот сжимался от очередного спазма в животе и хватал его за руку. Даня был принципиален: никогда не искал себе альфу, чтобы провести с ним течку так, как подобает. Что у него в голове, Саша понятия не имеет, хотя сам такой же — он действительно проводит каждый свой гон в одиночестве. Даня пах сладко, чисто и девственно. Прямо как сейчас, когда он грозно хмурит черные брови, смотря на Сашу этим осуждающим взглядом. — Я приехал к человеку, которого не видел два года и который все эти сраные два года игнорировал меня! — И начинаешь с ссоры, да? — альфа отворачивается к навесным полкам, чтобы достать пакетик черного чая для себя и зеленого с мелиссой для брата. Мягков и сам не знает, как этот чай — противный и невкусный, к слову — оказался купленным и размещенным подальше, среди банок с солью и перцем. Может, надеялся? Ждал? Омега молчит, не находя ответа. А потом тихо прижимается щекой к его плечу, утягивая в объятия. Ладони, прохладные и нежные, ложатся на грудь и живот, и Даня становится еще ближе. Сашу захлестывает любимым запахом. Руки подрагивают. Сердце стучит неприятно быстро. — Я скучал по тебе каждый блядский день, Саш. Думаешь, мне было легко, когда ты находил отмазки, чтобы не видеться со мной, и не приехал даже на день рождения, вместо этого скинув пару тысяч на карту? — Саша почти чувствует, как дрожат его чудесные губы, потому что и голос дрожит, и ему хочется исчезнуть. Теперь душит вина. И что, сказать, мол, да я постоянно мечтал о том, что ты будешь моим? Мол, я представлял тебя, когда трахал всех, кто цеплялся за меня, и ни на секунду не переставал видеть перед глазами твое лицо? Он замирает, когда брат, сделав глубокий вдох, вдруг так буднично произносит: — Я все знаю. Все, что творится внутри тебя. И Мягков не сдерживает себя от низкого рыка: — О, нет, ты не знаешь, Дань, — он поворачивается назад, теперь смотря сверху вниз на аккуратное Данино лицо, и выражение его похоже на что-то между начинающейся истерикой и злостью. — Ты совсем ничего не знаешь. Даже и половины того, что я думаю. — Так посвяти меня. Станет ли он вот так выливать все свои эмоции, рассказывая о невыносимом возбуждении, тоске и разочаровании в себе? Когда-нибудь. Но Даня не отрывает оленьих глаз от него, склоняет голову и скользит ладошками по спине. Наверняка он успел подумать о том, что брат возмужал за это время, заимев подтянутое тело. — Просто назови меня еще раз, как всегда называл, и поцелуй не как напуганного монстрами младшего брата, а как своего любимого омегу. — Дань, перестань. — А ты никогда не думал, что чувствую я? Может, когда мы спали вместе, я хотел прижаться ближе положенного? Или получать от тебя в качестве поддержки не только слова, но и поцелуи? Саша хватает его лицо ладонями и еще раз просит: — Хватит. Это неправильно. И зачем делает так, сам не знает. Если он все это время грезил о Дане в своей постели, о его вечно больших глазах и высоком голосе, то почему трудно ответить, что Саша тоже хочет этого, что согласен хоть сейчас пойти под венец с собственным братом? Даня ему не брат и никогда им не был. Он не был братом, когда, повиснув на шее, поздравлял с результатами ЕГЭ и целовал в щеку, когда они вдвоем распивали дешевое пиво из одной бутылки дома, пока родители были на работе, и когда Саша терпеливо ждал его, чтобы пойти в школу, и делал столько комплиментов новой одежде, фигуре и красивому лицу, сколько омега в жизни не получал. Ведь нельзя в такие моменты думать о том, как хорошо было бы прижаться к его телу, зацеловать его губы до красноты и утащить его в спальню. Послушать смущенные, но такие сладкие стоны, когда Даня схватится за его плечи и прильнет носом к одному из них, прикрывая глаза. А потом сделать вид, что так всегда и было. — Это единственное, что правильно. Альфа вспоминает, что все это время работал чайник, и освобождается из рук брата. Но Даня дергает его назад, закидывает руки на шею и целует. Ему не хватает роста, чтобы это было удобнее, но вот желания и отчаяния — с лихвой. И сначала Саше хочется оттолкнуть, снова возразить и вслух отметить их «родственную» связь, но омега тянет пальцы в волосы и, привстав на носочки, лижет его губы. Саша думает: «Пусть будет так». Он прислоняет омегу к себе и подхватывает на руки, чтобы посадить на широкий подоконник окна девятого этажа. Теперь не нужно вытягивать шею и пытаться достать до губ. Саше остается лишь с напором целовать в ответ и сжимать в руках тепло тела, о котором он грезил столько лет своей жизни. Ладошки мягко гладят его грудь, сладкий аромат оседает в легких. А дальше альфа отодвигается, отпихнув Даню назад, и тот стукается об окно, недовольно застонав. — Идиот. — Извини, — он возвращается к чаю, разливая по кружкам кипяток. Будто ничего не произошло. Даня залезает на подоконник уже с ногами, подтягивая колени к себе, внимательно рассматривает брата большими глазами и забирает зеленую кружку. — С каких пор ты пьешь тот же чай, что и я? — Я не пью его, — Саша роется в шкафу со сладким — даже здесь есть то, что любит младший брат. С ума сойти. — Как и печенье твое не ем. Даня улыбается. — Но оно у тебя есть. — Но оно у меня есть, — улыбка на губах возникает сама собой — неосознанно. Мягков разглядывает брата, бедно сжавшегося на подоконнике, и приходит к выводу, что не может оторвать от него глаз. — Это мой свитшот. — Да, ты оставил его, когда уехал. Он помогал мне в… — Даня опускает взгляд. — Тяжелые периоды, но потом перестал пахнуть тобой. Мне пришлось постирать его. Я успел забыть твой запах за это время. Ох, Саша бы поделился с ним тем, как он пытался забыть этот запах, мешая его среди других, чем-то иногда похожих, а иногда — совсем иных. Почти получилось. Данины феромоны всегда маячили где-то рядом, может, заложенные в мозгах, где-то в их маленьком потайном уголке, и не давали перестать думать об омеге. Однажды Саша расскажет, каково это — испытывать вину после секса с кем-то, потому что тот, кто должен быть рядом с ним и кто засел в его голове, далеко. С другой стороны, а что запрещает им обоим просто взять и попробовать? Это родство — оно на словах и в документах, но не в крови. Это не плохо и не стыдно. Но все равно больно понимать, что Саша испытывает такие чувства к Дане. А Даня мог бы найти себе кого-то получше. Младший ставит кружку рядом и тянет руки вперед. Они касаются напряженных плеч, поглаживают, разминают, и альфа сглатывает. — Я скучал по тебе, Саш, правда, — Даня обнимает опять и вздыхает как-то слишком обреченно, будто и не надеялся, что они вновь смогут вот так побыть вдвоем, поговорить, посмотреть друг на друга. — А я пытался тебя забыть, — Саше не нужно объяснять, что это значит. Он знает, что омега понимает смысл. — И если бы ты не приехал, может быть, у меня бы получилось это. — Тебе не нужно меня забывать, Саш. Это так глупо, — в глазах блестят слезы. Старшему требуется стереть их с щек через секунду. — Ты мог просто написать мне, чтобы я приехал, и я бы приехал к тебе, бросив все. Альфа сжимает кулаки. Ладно, немного он расскажет. — Представь, что ты в десятом классе и кто-то тебе говорит, что ты смотришь на своего брата не так, как нужно, и ты начинаешь осознавать это. А потом просто понимаешь, что оно так и есть. Ты влюблен в собственного брата и хочешь его так, как не мог хотеть кого-то другого. — Так это началось в десятом? Альфа ухмыляется. — Ужасно, да? Я тогда еще Косте морду набил за эти слова, — Даня все еще хмурит черные брови и кусает губы. Саша с сожалением замечает, что у него осталась последняя сигарета. — Родителям сказал, где ты? — Ты не умеешь переводить тему. Каждый поголовно в работе, так что… Всем плевать на меня. А потом они молчат. Солнца не видно — все небо серое, спрятанное за облаками. Ветер дует в поясницу. Саша утыкается носом в Данину щеку, когда докуривает, и закрывает глаза. И вроде бы все становится в порядке, когда он снова целует Даню в губы, ощущая его сладкий аромат на языке и чувствуя тепло его тела под прохладными шершавыми ладонями. Даня отвечает с нахлынувшей на него грустью, почти не использует язык и в конце концов просто прячет лицо у шеи, дотрагиваясь до нее губами. Альфа обнимает так крепко, как только может. — Я люблю тебя. Телефонная вибрация дает время подумать. Младший брат прижимает телефон к уху. — Привет, пап. Да, я приехал. Да, у нас все… — он поднимает на старшего неуверенный взгляд, и тот лишь устало кивает. — Все в порядке. Пока не знаю, сколько буду тут, ты же понимаешь, что я все равно не смогу пойти в школу по очевидным причинам, — зубы сдирают кожицу с нижней губы — нервничает. Мягков стирает Данину кровь большим пальцем, не прекращая следить за его глазами. Кажется, он осознает, о чем речь и что папа сейчас говорит. — Если он разрешит. Я напишу позже, — омега откладывает телефон и хмуро уставляется на Сашу. — Что, даже не спросишь? — Зачем, если я чувствую твой запах. — Тоже верно. Даня осматривает темную комнату, помечая ее «слишком скучной и холостяцкой», и следом вытаскивает все, что притащил с собой, из рюкзака. Альфа начинает осознавать уверенность брата в том, что он останется здесь как минимум на ночь: коричневая футболка и шорты ложатся на Сашину одежду в шкафу, а крем и зубная щетка оказываются в ванной. А он просто молча следует за Даней, как щенок. Только тявкать и вилять хвостом не хватает, а еще прижимать уши к голове и опускать голову, когда брат говорит, что у него нет никакой еды дома. Приходится идти в магазин не только за сигаретами, но и за наггетсами с макаронами. Омега успевает прихватить с собой пиво — кажется, у них намечается просмотр фильма, как в старые добрые времена. Саша не будет против вернуть это. С горем пополам удается приготовить нечто, отдаленно напоминающее человеческую еду. Ладно, стоит признать, что наггетсы у Дани действительно получаются вкусными. И пиво, которое альфа допивает к концу фильма, тоже неплохое. Ему ужасно хочется спать, и брат рядом выглядит так, словно разделяет это желание. — Где можно взять полотенце? — В шкафу любое из двух, но я уверен, что ты возьмешь зеленое. — Проницательно. Минут через двадцать омега возвращается в комнату, тихо складывает свои вещи на стол — он не знает, куда их можно убрать — и залезает под одеяло. Саша почти засыпает, но все равно слышит нервный Данин вздох. — Знаешь, я ведь писал тебе тогда, что целовался с кем-то, но я представлял кого-то другого на его месте. Я не сказал, что это был ты, — он грустно улыбается. Саша чувствует дыхание на своем лице. — И… Когда у нас было что-то вроде интима, я просто-напросто не смог позволить чужому человеку залезть в мои штаны и глупо сбежал. А потом у меня ничего не получалось в отношениях. Я забил на это и начал заниматься собой. Альфа открывает глаза. Даня опять кусает губу. — В этой постели был кто-то кроме меня? — В этой — нет. Омега поджимает губы, Саша торопливо целует их. Кажется, ему действительно придется объяснять все. — Самое ужасное — понимать, что я вижу на их месте тебя и никак не могу бороться с этим. Я думал, что так получится выкинуть из головы эти мысли. Но никто из них не сравнился бы с тобой, пусть все похожи на тебя. Дальше Саша молчит, Даня тоже. Рассматривает старшего глазами, которые слезятся, а потом долго целует и кусается. Тело на него реагирует просто моментально, но они ничего с этим не делают. Омега прислоняется к его груди. — Я всегда ждал, что в один день ты подойдешь и скажешь, что испытываешь ко мне то же, что и я к тебе. Я даже старался показать свою симпатию, но в конце концов ты уехал, а мне показалось, что тебе это было противно и ты ничего не чувствуешь. — Я думал, что ты ничего не чувствуешь, поэтому и уехал. — Что ж, — Даня смеется, прижавшись лбом к Сашиному, и смотрит на него с самой нелепой улыбкой, которая только бывает. — Я не знаю, что сказать, но ты идиот. — И ты тоже. — И я тоже, это правда. А потом они пылко целуются, переворошив все постельное белье. Саша оглаживает ладонями теплую спину, забирается под футболку к пояснице, гладит бледные коленки, как и хотел раньше. Даня тяжело дышит ему в ухо и кусает за мочку. Но они все еще ничего не делают с этим и в итоге засыпают в объятиях друг друга. Сашу впервые не душит запах омежьего тела. Он просто хочет надышаться им до потери сознания. На рассвете он просыпается, а тепло под боком оказывается не приятным сном, а приятной реальностью. Альфа полусонно скользит взглядом по плечу младшего, по его волосам и сползшему во сне вороту футболки. Он поправляет на Дане одежду, накрывает его одеялом и идет в туалет, чтобы, возвращаясь, увидеть, как омега потягивается и ищет его глазами. — Спи, еще рано, — и Даня засыпает, не забывая повернуться к Саше лицом и обнять его левой рукой. Утром альфа разминается, отжимается на кухне, чтобы не разбудить спящего в спальне, и принимает душ. Крем и салатовая зубная щетка вписываются в его ванную, как и второе полотенце с нижним бельем и белыми длинными носками брата. Все больше не одинокое и не серое. Он вытирает голову, одевается и выходит из ванной. Даня, сложив ладони между коленок, сидит на кухне. Саша почему-то хочет горячо поцеловать его и не отказывает себе в этом желании. И как-то они снова оказываются на кровати. Альфа планирует спросить, серьезно ли они собираются сделать это, но Даня уже снимает с себя футболку и окольцовывает его шею руками. Тело мягкое и теплое после сна, а сам омега податливый для его пальцев и губ. Саша отрывается от него, чтобы прищуриться и вопросительно произнести: — Дань? А Даня ему улыбается, пока щеки розовеют. — Я не занимаюсь такими вещами под влиянием эмоций. Я правда хочу тебя сейчас. И Саша больше не останавливается. Теперь он может трогать стройные бедра, худой живот и грудь, слегка набухшую к приближающейся течке. Может любоваться всеми изгибами, неровностями и маленькими шрамами, полученными в детстве. Может слушать судорожное дыхание и видеть, как прикрываются глаза. Саша может все и не планирует винить себя за это, потому что сейчас он делает то, что и вправду хочет и что ему нужно. — Не забывай, что я не делал ничего такого. — Ты меня обижаешь, — альфа усмехается и вытаскивает презерватив из почти пустой упаковки. Даня раздвигает ноги для него и приподнимается на локтях, прикусив губу. — Не нервничай, все в порядке. — Я знаю, — он хмурится от легкой боли и смотрит прямо в глаза старшему, чтобы успокоиться и перестать переживать, хоть им обоим понятно, что переживать не из-за чего. Пахнет сладостью ирисок. Влажные волосы Саши мнутся под непослушными пальцами. Это не так, как с другими омегами. Это правильно — так, как мечтал он заниматься сексом с Даней, и так, как себе это представлял. Омега льнет к плечу, когда над ним склоняются, и беспорядочно скользит губами по коже. Саша хочет улыбаться и улыбается, прижав к себе голову младшего и погладив его по спутанным волосам. Ему ужасно хорошо сейчас. Даня доверчиво прижимается к телу и хватает его ладонями за лицо, чтобы поцеловать и прошептать, как сильно он любит Сашу. Альфа шепчет те же слова в ответ и делает несколько толчков, прежде чем довести омегу до дрожи в коленках и следом дойти до оргазма тоже. Даня обмякает в его руках, изнеженный и покрасневший. — А я тебе там яичницу сделал, — говорит омега через пару минут. Саша сначала непонимающе смотрит на него, а затем тихо смеется и утягивает в поцелуй. Он вспоминает, что на столе, за которым сидел Даня, терпеливо его ожидая, стояли две кружки, еще не залитые кипятком, и сковородка на плите. — Ты такой очаровательный, — погладив большим пальцем гладкую омежью щеку, Мягков приподнимается на локте и исследует Данино лицо так, будто ни разу не видел его до этого. Даня смущенно улыбается в ответ. — Так ты останешься здесь в течку? — Ты просто можешь отдать мне любую свою вещь, чтобы я чувствовал твой запах. — Дань, я могу отдать тебе себя. Я не выгоняю тебя, но хочу услышать твое решение, — брови скользят к переносице, создавая морщинку. Альфа не прячет взгляд. — Почему ты так говоришь? — Я не знаю, — Даня нервничает — это ощущается в дрожи пальцев на шее. Он кусает губу. — Это все очень странно. — У нас только что был секс, и он будет потом, если ты решишь остаться со мной, — остаться, очевидно, не в этот период, а в целом, и Саша уверен, что младший прекрасно понимает его. — Если ты переживаешь по поводу того, что скажут родители, то не стоит. Они знают. Данины глаза вспыхивают страхом. — Что они знают? — Что я переехал сюда из-за тебя и что все это время игнорировал тебя, чтобы мы не привязывались друг к другу в романтическом плане. Но они не осудили меня, когда я рассказал все. Они только попросили меня заботиться о тебе, если у нас что-то получится. — Почему ты не сказал мне? Саша пожимает плечами и ложится обратно. Сейчас они занимались сексом, а вчера они увиделись спустя столько времени и ужасно соскучились друг по другу, но альфу не покидает ощущение недосказанности. Как будто они не объяснились. Даня тихонько шуршит своей футболкой, расправляя ее на теле, и утыкается носом в Сашину грудь. Извиняющийся взгляд направлен на него. — Я останусь с тобой в течку, но потом все равно уеду домой. — Не хочется, чтобы ты уезжал. — Мне тоже, — расстроенно улыбается он и прижимается лбом к щеке старшего. В таком положении они лежат недолго, после Даня звонит папе и снова нервничает, когда приходится говорить, что он собирается находиться в этой квартире во время течки наедине с альфой. И им никто не помешает. И все будет зависеть от Дани — может, они займутся сексом еще не раз, и это не будет завязано на инстинктах, а может, он не сможет и попросит Сашу не делать этого. Но Саша смотрит на него с любовной теплотой, когда они едят подогретую яичницу и пьют чай, и долго целует в качестве благодарности, удерживая в ладонях мягкие щеки. Омеге кажется, что он не побоится впервые провести свою течку с альфой так, как ее нужно проводить. И она оказывается лучшей в Даниной жизни. В пятницу через две недели Саша уходит с последней пары, чтобы сделать омеге сюрприз. Приходится спросить у папы, не знает ли тот расписание уроков Дани. Без двадцати четыре Мягков уже крутится у школьных ворот, закинув на плечо рюкзак с вещами, а то дома у него наверняка ничего не осталось после переезда. За исключением, конечно, вещей, которые носит младший. Даня замечает альфу, приближаясь к воротам вместе с несколькими одноклассниками, и кидается в объятия, повиснув у него на шее, а Саша зарывается носом в мальвинку черных волос. Разумеется, Мягков-младший знал, что Саша приедет, потому что тот сказал об этом еще в последний день Дани в однушке и напоминал пару раз после, но омега явно не ожидал встретиться вот так. Но Саше нравится и его реакция, и то, как они вместе заходят в пустую квартиру, где неловко разбирают пакет с продуктами и моют руки, а затем Даня как-то слишком дико целует альфу и на ходу всеми силами пытается стянуть с него свитшот. В общем, это было очевидно. И немножко забавно. — Я так соскучился по тебе, — Сашин голос низкий и сексуальный. Он следует к кровати, не выпуская Даню из рук и целуя его сладкую шею. Феромон на языке ощущается лучше всего на свете, но альфа, если быть честным, предпочел бы Данину влагу на нем. Даня лишь улыбается, когда садится на его бедра, слабо потираясь о них задницей, и снимает футболку вслед за клетчатой рубашкой. Его кожа такая же светлая и чистая, как раньше. Саша не оставил тогда ни одной метки, но ему ужасно хочется сделать это сейчас. Сначала провести языком от кадыка до ключиц, а потом оказаться у розоватых сосков, которые он определенно прикусит по очереди ради протяжного омежьего стона. Еще бы Саша не отказался впиться зубами в плечи и после в шею, чтобы пометить омегу своим. Он цепляется за бедра и прислоняется губами к кадыку младшего, затем скользит ниже, обхватывая розоватый сосок. Тонкий аромат усиливается. Даня прижимает его голову к себе, сжав пальцами волосы, и прикрывает карие глаза. — Правда так хочешь меня? — он говорит торопливо и неверяще. Альфа останавливается, и они встречаются взглядами. Саша думает, что то, как он смотрит на омегу сейчас, объясняет все его желания. Ладонь расправляется с плетеным ремнем, и в бежевых брюках становится много места — Даня носит брюки не по размеру. — Я всегда хочу тебя так. И он позволяет себе оставить на чистом теле несколько отметин, когда они целиком избавляются от одежды и альфа проталкивает внутрь два пальца. В Дане туговато, но горячие стенки все-таки поддаются и раздвигаются, пока омега зажимает нижнюю губу между зубами и царапает Сашину грудь. Саша не может перестать думать о том, как классно будет закрыться в этой комнате на весь день, не выпускать омегу из постели и доводить его до оргазма. Неоднократно. А затем он проскальзывает внутрь членом. У него нет с собой презервативов, а Даня не высказывается против, наоборот — он сжимает альфу в себе, ищет его руки на своих бедрах и со свистом вдыхает терпкий феромон. Спина выгибается, Саша исследует жадным взглядом желанное тело и сглатывает. Он ощущает, как природная смазка стекает по Даниным бедрам, и собирает ее двумя пальцами, когда омега оказывается под ним. Пальцы касаются мягких губ, и Даня раскрывает их, пробуя себя на вкус, а затем стонет в поцелуй. — Ты очень вкусный, — Саша шепчет ему в губы и слизывает с них остатки влаги. Омега только беспорядочно кивает и просит толкнуться глубже. Это сносит крышу. Саша повинуется ему и входит на полную длину так резко, что под ним мычат от боли. — Извини, Олененок. — Все… Хорошо. Мне нравится. Альфа останавливается, разглядывая очаровательное раскрасневшееся лицо, и прижимается к вене на шее. Она пахнет слишком хорошо, и неосознанно он приоткрывает рот, чтобы коснуться кожи клыками. Но не кусает, а просто утыкается туда губами, изредка трогая кожу кончиком языка. Даня не давал своего согласия на метку, но Саша уверен, что они оба хотят этого. Даня смотрит на него возбужденно. Саша делает еще один глубокий толчок, а смазка капает на белье и громко хлюпает. Он зачесывает черные волосы, прилипающие к лицу, назад и обхватывает поясницу омеги одной рукой, а второй гуляет по лицу. — Не хочу тебя отпускать сейчас. — Я тоже по тебе соскучился. Просто ужасно, — шепчет Даня на ухо и стискивает Сашины лопатки ладонями. Руки горячие, желание Саши сделать этого сладкого омегу своим просто огромное. — Можешь кончить в меня, если хочешь. — Дань. — У меня не течка, тебе не за что переживать. И кто такой Саша, чтобы ослушаться? Он кончает внутрь, пока Данины бедра легонько потряхивает после оргазма, и входит до основания, но не разрешает сцепке произойти. Тихий стон касается слуха. Теперь вместе со смазкой из омежьего зада течет его семя. И это пиздецки красиво. У Саши раньше не было подобного опыта, потому что он всегда пользовался презервативами, боясь за свое здоровье. Но тут ему нечего бояться, Даня ведь чистый, а Саша его первый и единственный партнер. — Кажется, это был мой лучший оргазм за всю жизнь. — Перестань, — омега садится на кровати и оглядывается на него со смущенной улыбкой. Саша проводит пальцами по позвонкам и вовлекает младшего в поцелуй. Ему нравится ощущение теплой кожи под ладонями и стук Даниного сердца. И, конечно же, его уставший, помятый, но довольный вид. — Нужно кинуть это в стирку, пока папа не пришел, а то будет стыдно, — он указывает на постельное белье, испачканное их выделениями, и поднимается с кровати. Саше хочется вернуть Даню к себе, когда глаза замечают на бедрах сзади беловатые капли, и вылизать его полностью. Даня уходит в душ, забирая с собой чистую одежду и грязное белье. Альфа идет за ним, и они моются вместе, лениво целуясь и касаясь намыленными руками друг друга. Саша чувствует себя чертовски счастливым. Но на выходе из ванной он сталкивается с папой, только что вошедшим в квартиру. Глупая улыбка сама оказывается на губах. — А у меня сегодня физра была последней парой... И вот, решил помыться. Сзади Даня толкает его дверью. Папа театрально вздыхает, оглядывая сыновей, и уходит на кухню, вслед размахивая руками и причитая: — Я не такой глупый, как вы думаете, идиоты.