Хоки
Хоки Такетори заметил этих двоих странных и непонятных никому подростков еще тогда, когда они впервые зашли в учебный класс Академии в качестве учеников. Шино-сенсей тогда представил всех ребят… Боруто Узумаки, которого почему-то не было, Сарада Учиха… был даже какой-то парень из Отокагуре, кажется Мицуки… прикольный, кстати. Он даже улыбнулся Хоки, простому жителю Конохи, не относящегося к именитому клану и вообще сироте, который с воскресенья по среду жил у одной своей тети, а со среды на субботу — с другой. Сначала, естественно, прозвучали громкие имена, блеснули знаки крутых кланов, ну а потом дошел черед и до остальных ребят. Хоки представили одним из последних. Он повернулся было в сторону, где стояли взволнованные родители, долго искал глазами кого-нибудь из тетушек Такетори, но увидел только доктора Сакуру Харуно, у которой он наблюдался в связи с косоглазием с самого рождения. Та же улыбнулась и радостно помахала ему рукой. Хоки тоже улыбнулся и почувствовал себя чуточку счастливее, но в следующую секунду улыбка просто испарилась, потому что он увидел нечто. — Хако Курои, — объявил Шино-сенсей, и все затихли, но обостренный слух Хоки услышал, как и среди новоиспеченных учеников и даже их родители пошли шепотки. Поначалу он не понял, в чем дело, но потом, увидев откликнувшуюся ученицу, понял все и сразу. Это было нечто в черном. Просто нечто в черном и все. Огромный черный плащ, такая же черная накидка на голову. Хоки поначалу даже не понял, что это девочка, пока она не начала говорить, и голос у нее был удивительно тихий, спокойный, но в то же время уверенный. — Просто Хако. Курои — всего лишь прозвище. Это должно было быть зафиксировано в моих личных документах, но судя по тому, что на моем личном деле нет пятен от помета жуков, то Вы их все же не посмотрели. Хоку застыл. Вот так просто взять и пойти против общепринятых порядков, когда те, кто не имеет фамилий, получали их, согласно устоявшимся прозвищам или позывным?! Нет, он бы так точно не смог. Ну, по крайней мере, не при столь большом скоплении величественного народа. Он взглянул на бедного, покрывшегося испариной Шино-сенсея, который просто не знал, что сказать и сделать, когда вдруг в разговор вмешался стоявший поотдаль и присутствовавший здесь не только в качестве одного из учителей, но следивший за безопасностью Ибики Морино. — Если ты хочешь, чтобы твое личное дело просмотрели как следует, то сначала снимай эти тряпки, а потом уже высказывайся! — рявкнул он и шагнул в сторону Хако. Но та даже не сдвинулась с места. — Снимай, я сказал! — приказал Морино уже явно, но девочка даже не пошевелилась. — Ладно, тогда я сам… — главный дознаватель Конохи уже явно пошел по направлению к ней, засучивая рукава. И ни Хоки, ни все остальные не успели ничего понять. Всех как будто бы поймали в теневой паралич или иную обездвиживающую технику. А Ибики уже навис над девочкой, все так же стоящей неподвижно, с широко раскрытыми глазами и губами, шепчущими о том, что она никогда на это не пойдет. — Она здесь чужая. К тому же, она недавно осталась сиротой и ее некому защитить. Клан матери отказался от нее, и они лишь вдвоем вынуждены сводить концы с концами… И тут тяжелая рука Морино была перехвачена… Точнее, она ударилась о что-то тяжелое. — А ну не трогайте ее! — посмел возразить ему кто-то. — Хако — моя соседка по подъезду, и я ее в обиду не дам! Единственному нормально видящему глазу Хоки предстала шокирующая картина. Плотный мальчишка с облупленным носом грозился наброситься с кулаками на самого Ибики Морино! У Хоки упало сердце и гулко забилось где-то в пятках. «Они что, совсем страх потеряли, эти двое? Или они не понимают, кто перед ними? Чего девчонка уперлась? А парень…ну и что, что его соседка? Ему-то какая разница?» И неизвестно, что бы случилось дальше, если бы между детьми и разъяренным Морино не встал… улыбающийся одними глазами Шестой Хокаге, Хатаке Какаши. — Думаю, здесь нужно иметь немного другой подход, Морино. Давай-ка я сам в этом разберусь, — и, сделав примирительный жест рукой, Хатаке повернулся к мальчику и девочке. — Лицо открыть, чтобы все могли видеть, кто ты, не только можно, а даже нужно. Иначе тебя действительно могут не узнать, и ты это знаешь, Хако. А что до клановых имен, то тут иметь хотя бы какую-то фамилию нужно по той же причине. Это чистая формальность, ничего страшного. Зато так о тебе точно не забудут и не только в Академии. И твои будущие друзья, твоя команда, с которой тебе предстоит выполнять миссии бок о бок много лет, будут всегда помнить о Хако Курои, и знать, что одежда у тебя длинная и черная, и это нормально. Ты, — он посмотрел в глаза девочки, в которых стояли слезы, — всегда будешь частью своей будущей команды, и между вами всегда будет больше того, что вас объединяет, нежели разъединяет. — Разве это возможно? — спросила девочка, и, кивнув на притихшую и внимательно прислушивающуюся к диалогу толпу, тихо, чтобы никто не услышал, добавила, — Как это может быть, если никто здесь не в состоянии понять меня? Понять то, что клан моего отца всегда скрывал свои лица. — Понимать необязательно, — ответил ей на это Какаши, — Принимать достаточно. А ты молодец, что заступился, — обратился он к мальчику. — Хотя, наверное, и видел-то ее всего пару раз. И он похлопал плотного мальчишку по плечу. Тот смутился, замялся, а потом выпалил: — Ну, она ж моя соседка. А это почти что родня для Ренга Кокубо! Эта его фраза вызвала дружный смех у всех собравшихся, а мальчишка только взъерошился и погрозил большим кулаком. — Хватит, хватит, — начал было успокаивать людей Какаши Хатаке, но его просьбы были прерваны появлением нынешнего Хокаге и его ближайшего советника, Шикамару из клана Нара, а потом и феерическим появлением Боруто, сына Седьмого. И хотя Хокаге и его советник были поистине великие люди, и Хоки, открыв рот, наблюдал за ними, слова знаменитого Копирующего ниндзя до сих пор не выходили у него из головы. »…Ты всегда будешь частью своей команды, потому что между вами будет больше того, что вас объединяет, нежели разъединяет…» Эти слова ударили Хоки Такетори в самую душу. Вот так просто взять и погасить конфликт, который мог бы стать… даже страшно подумать, что было бы, не вмешайся в это дело Шестой! Хоки был просто поражен. Он и раньше был наслышан о мудрости Какаши Хатаке, сенсея самого знаменитого Наруто Узумаки, а также не менее крутого «теневого Каге» Конохи Саске Учихи и самого лучшего в мире шиноби ниндзя-медика Сакуры Харуно, но сегодня он смог убедиться в этом лично. «Какая легкость и простота в решении проблемы! Какая непринужденность в общении! Да я бы просто испугался даже подойти поближе, не то что возразить этому страшенному Морино! И все-таки это Шестой! А какими сильными и серьезными техниками он владел и владеет! И как же круто он выглядит!» Хоки был в полном восторге. Он даже на некоторое время забыл про свой невидящий глаз и, как он считал, вызванное этим внешнее уродство. Возвращаясь в дом своей тети после первого дня занятий, он насвистывал веселую песенку и думал о том, как же это круто, что его все-таки взяли в Академию, несмотря на легкую инвалидность по зрению. Дома Хоки уже ждали уборка и стирка — старшая тетушка Такетори была непоколебима в тех вещах, которые касались чистоты и порядка. Возможно, именно благодаря этой принципиальности его благодетельницы, а, возможно, и просто по причине природных способностей, у Хоки была так называемая фотографическая память. Поначалу он совершенно не замечал этого, но однажды, уже проучившись в Академии почти полгода, они писали очередную контрольную по ориентированию на местности. Одним из заданий контрольной работы было запоминание сложной карты и последующее построение маршрута на ней. И Хоки, к удивлению многих и даже Шино-сенсея, был одним из тех двоих, кто справился с ним. Второй, также неожиданно для класса и учителя, оказалась та странная девочка Хако, носившая теперь вместо черной накидки большой розовый бант и челку, скрывавшую большую часть ее лица. С ней по-прежнему никто не общался, и розовый плюшевый заяц, с которым она не расставалась, был ее единственным другом. После того занятия она впервые подошла к Хоки, который глупо улыбался, невольно закрывая рукой мешающий сосредоточиться на высокой оценке в дневнике косящий глаз. Подошла и, присев на свободную парту позади него, тихо сказала: — Того, что с тобой произошло, уже не изменить. Так было суждено. Если ты не можешь чего-то изменить, то просто поменяй отношение к этому. Постарайся найти свои сильные стороны и развивать их. Да, у тебя есть дефект зрения. Но это не дефект сердца. Лишь закрытое сердце делает глаза слепыми, а уши — глухими. — А что такое «закрытое сердце»? — удивленно спросил, повернувшись к ней, Хоки. — Это сердце, в котором навсегда замолчал голос совести. Хоки не заметил, как Хако встала с места и ушла. Зато, немного погодя, он увидел, как она подошла с громко спорившему с Боруто и Ивабе Ренга Кокубо. Она что-то сказала ему, и он притих, а потом даже извинился! «Ничего себе! Вот это влияние! Но получилось все равно не так круто, как у Шестого!» А дальше начался новый урок, и Хоки Такетори забыл о тех словах, что сказала ему Хако. Так незаметно пролетело несколько лет, Хоки выпустился из Академии и попал по распределению в команду 25 вместе с… Хако и Ренга Кокубо. Поначалу Такетори был обескуражен подобным, но вскоре, сообразив, что аутсайдеру место рядом с такими же аутсайдерами класса, успокоился и, приняв это как должное, объявил себя негласным капитаном команды. Сенсеем команды 25 назначили некоего неизвестного джоунина, который то болел, то приходил в себя после миссий… в общем, находилась тысяча причин, чтобы учитель не приходил на тренировки, поэтому команде приходилось нарабатывать навыки совместной работы самостоятельно. Естественно, что у молодых генинов ничего не получалось. Зато Хоки узнал кое-что о Хако Курои и Ренга Кокубо. Он узнал причину того, почему они всегда держались особняком. Однажды на тренировке у старого пруда на окраине Конохи, когда они метали в цель сюрикены и кунаи, Хоки все-таки набрался смелости и спросил у Хако, почему она использует даже для этих операций своего плюшевого зайца. — Потому что я — потомственный кукловод, наверное, поэтому, не находишь? — ответила ему Хако вопросом на вопрос. — Странно, что ты заметил это только сейчас. — И в чем преимущество использования плюшевого зайца? — уточнил Хоки. — Что-то я не вижу в этом ничего крутого! Не то, что техники других генинов. Шаринган, например… — Сравнил он… палец кукловода с обычным пальцем! Моему Усаги плевать на шаринган. — Тогда покажи, что умеет твоя кукла. Я готов поклясться, что это — всего лишь плюшевая игрушка… И тут плюшевая игрушка увеличилась в размерах, схватила Хоки, скрутила его и начала душить! Сама же Хако лишь только легко и незаметно дернула рукой. Такетори был уже на грани потери сознания, когда игрушка отпустила его и снова стала милым плюшевым зайцем. — Молодчина, Усаги! Ренга в этот момент громко хохотал над извивающимся Хоки. И лишь только его отпустили, как вдруг… Кокубо напрягся и его мощный энергетический щит вовремя схлопнулся силовым куполом над командой, защищая их от взрыва… Пуговица, которая была вместо глаза у зайца и которую в пылу схватки оторвал Хоки, на проверку оказалась миниатюрной, но очень мощной бомбой. Лишь мгновенная реакция Ренга на слова Хако «ложись!» спасла их тогда от неминуемой гибели! С тренировки они возвращались вместе, а путь к главной улице Конохи был неблизким и лежал через кладбище. Хоки Такетори не то, чтобы боялся кладбищ, но и бывать там долго не любил. В особенности в поздние сумерки, когда еще не было темноты, но его единственному глазу уже начинала мерещиться всякая хрень. В этот раз они дошли до мемориала еще засветло, поэтому можно было расслабиться и поискать только-только начинавшую поспевать землянику у изгороди. Ренга Кокубо вдруг погрустнел и, всхлипнув, открыл ворота и, коротко пробормотав что-то, вошел внутрь. К великому удивлению Хоки, Хако двинулась за ним! Такетори же, оглянувшись на запад и понимая, что до заката остается каких-то несчастных десять минут, пять из них простоял перед воротами, совершенно не зная, что делать. Вспомнив, однако, что он как капитан команды 25, просто обязан быть вместе с ними, и вспоминая бесстрашие Шестого Хокаге, юный Хоки охнул и, громко бормоча все молитвы, которые он знал, двинулся вперед, за ограду. К счастью, полоса с недавно высаженными перед мемориалом деревьями быстро кончилось, и взору Хоки Такетори открылось поле с ровными рядами могил. Но где же друзья? Единственный здоровый глаз нашел их на самой окраине кладбище, в углу. Там, среди буйно разросшейся никем не убранной травы налезали друг на друга могилы жителей других скрытых деревень, которые нашли вечный покой здесь, в Конохе. Хако стояла напротив могильного камня в форме песочных часов, на котором не было выбито не то что никаких высокопарных фраз, но и даже обычного «покойся с миром». Год рождения и год смерти. И имя, буквы которого были стерты жесткой высокой травой, склоняемой к камню, словно метелка, ветром. Хоки взглянул еще раз. Склонив голову, Хако стояла на коленях. Она не плакала и вообще ничего не говорила. Глаза ее были закрыты. Немного впереди нее, у деревянного столбика, обвязанного красной лентой, Ренга напряженно переставлял крупные и мелкие камни, сооружая некое подобие каменного надгробия. Когда же он закончил, то сел на корточки и начал негромко напевать себе под нос какую-то заунывную песню про горы. «Покойся с миром, мама» — эти слова увидел Хоки грубо нацарапанными на самом большом куске валуна, принесенном Ренга. Так Хоки Такетори невольно узнал тайну этих двоих. Отец Хако являлся выходцем из кукловодов Сунакагуре, который был тяжело ранен во время нападения Суны совместно с Орочимару на Коноху, был взят в плен, а потом, отсидев положенное время в тюрьме и не дождавшись обмена, был отпущен на свободу. Однако мужчина предпочел остаться в Конохе, где женился и обзавелся ребенком, зарабатывая на жизнь тем, что держал небольшую мастерскую по пошиву игрушек. Когда он умер, у его жены и дочери остались только долги. Мать Ренга Кокубо была родом из Скрытого Камня. Она полюбила мужчину из Конохи и сбежала сюда, чем вызвала гнев со стороны своего клана и они перестали общаться с ней. Отец Ренга, Кокубо-сан, оказался человеком легкомысленным и бесчестным. Он долгое время жил на две семьи, а когда мать Ренга узнала о том, что она — всего лишь любовница, то бедняга кинулась грудью на кунай… Мальчик же вырос в семье родителей отца, которые его терпеть не могли. Хако и Ренга долгое время были просто соседями, но Академия ниндзя по-настоящему сплотила их. Теперь и Хоки был посвящен в их невольную и негласную дружбу. Но по-настоящему команда 25 сплотилась после миссии на почте Конохи, где проявленные четкость и профессионализм трех генинов, у которых даже было сенсея, помогли сохранить жизни жителей деревни. Хоки Такетори заслужил похвалу из уст самого Шестого, копией которого он старался казаться. Казаться. Только казаться. И сам Хоки это прекрасно понимал. Однако после наставлений от Хатаке Какаши, а также после того, как он узнал от Хако трагическую историю жизни своего кумира, Хоки задумался об одном — а сможет ли он защитить своих друзей тогда, когда это будет необходимо?! Но пока было все наоборот: это Хако Курои и Ренга Кокубо защищали его и создавали опору и костяк команды. Хоки было даже стыдно, да и тетушки часто напоминали ему о том, что хорошо бы проявлять больше самостоятельности во всем, как, например, съехать уже от них и жить отдельно. Хоки подумывал о том, чтобы жить вместе с Ренга, и тот, к его крайнему удивлению, очень обрадовался, сказав, что всегда мечтал жить с по-настоящему близким человеком. «- Будешь моим братом, ведь остальные не считают меня своей родней, — сказал ему тогда Ренга, широко улыбнувшись своим щербатым ртом» Пришлось изобразить радость и согласиться, хотя Хоки и не искал особой близости с людьми в силу природной закрытости, но, увидев, как радуется Ренга, предпочел промолчать. Они звали с собой и Хако, но та не согласилась, сославшись на то, что ей нужно помогать матери. Денег в их маленькой семье катастрофически не хватало, а оплаты за миссии Хако уходили, чтобы покрывать еще отцовские долги. Хоки поинтересовался, выплачивают ли Хако пособие, но в ответ она лишь посмеялась и заявила, что у нее даже гражданства страны Огня нет, так как отец был гражданином страны Ветра, и, следовательно, никаких выплат в Конохе получать не может! — Так может, вы уедете в страну Ветра? — предложил тогда выход Хоки, на что Хако покачала головой и ответила, что их там никто не ждет, да и не привыкнет она жить в Скрытом Песке, а мать ее тем более туда не поедет. Бедняга Ренга постоянно пытался сунуть Хако свои деньги с миссий, клянясь, что у него деньги есть, но та всегда отказывалась: «брось, тебе бы на могиле матери памятник поставить, а то предыдущий уже превратился в крошево». На кладбище к родителям они ходили всегда вместе, и хотя покойные родители Хоки были захоронены там же, присоединяться к ним Такетори не спешил. У него были куда более насущные проблемы: Хоки задумал исправить свое зрение хирургическим путем, ведь иметь оба глаза, как у Какаши-сама, было куда лучше, чем иметь один здоровый и один кривой, в который невозможно будет дальше вживить… ну, даже тот же самый шаринган. Хоки снова вспомнил слова Хако о «закрытом сердце» после неудачной операции по исправлению косоглазия, которая не помогла, а, наоборот, и вовсе лишила его левый глаз способности видеть мир! И когда он пришел в себя, то первое, что он обнаружил, было совсем не то, что у него пропало хоть и кривое, но бинокулярное зрение, а то, что обожаемая им и пользующаяся бесконечным доверием как врач Сакура Харуно стояла рядом с ним и не могла сдержать слез. Чуть поотдаль, на стуле расположилась и госпожа Пятая со своей бессменной помощницей. Вердикт консилиума был неутешителен — видеть своим левым глазом Хоки не будет уже никогда. «Эх, лучше б я эти деньги отдал Хако. Ей они бы всяко дело больше помогли!» Однако в тот момент Хоки не знал, радоваться ему или огорчаться. В какой-то степени он был рад тому, что ему теперь больше не придется подстраивать угол наклона головы таким образом, чтобы оба глаза могли видеть этот мир одинаково, и из-за этого быть предметом насмешек, потому что тогда он был похож на пробирающегося сквозь заросли носорога. Но огорчение посетило его в тот момент, когда он, проходя на проверку в процедурный кабинет, увидел внутри людей не из своей деревни. — …Чтобы скрыть легкое косоглазие, можно пользоваться макияжем, — вещала Цунаде-сама, подкручивая ручки прибора со сложным названием «синоптофор», за которым сидела девочка с длинными светлыми волосами, которые едва не волочились по полу. — Главное, что падение зрения после черепно-мозговой травмы удалось остановить. И какая же гнида посмела так ударить ее по голове?! — Ее отчим, — раздался спокойный безэмоциональный голос с другой стороны двери, и Хоки вздрогнул от того, что он не почувствовал даже легкого намека на чакру говорившего. — Я примерно наказал его и забрал девочку в свой дом. — Ну, вот и все! — довольно похлопала по плечу светловолосой девчушки Цунаде. — Голова еще поболит, но зрение твое мы спасти сумели. Повезло тебе с опекуном, дорогая. Потом Пятая повернулась лицом к двери и спросила: — Вы еще долго пробудете в Конохе? — Ровно столько, сколько потребуется прежде, чем мы не убедимся, что с Йодо все в порядке. А я пока буду заниматься текущими делами взаимоотношений между деревнями, которых накопилось, по-видимому, очень много со дня моего последнего приезда. Буду рад, если Вы придете на переговоры с Хокаге сегодня вечером, Цунаде-сама. Хоки быстро ретировался в конец коридора, где продолжил наблюдать за говорившими. — Спасибо, Гаара. Когда ты стал Казекаге, с деревней Скрытого Песка стало легко работать, — дружески помахала рукой рыжеволосому мужчине, выглядевшему почти подростком, Цунаде-сама. — Я стараюсь делать все возможное для блага жителей моей деревни, — обернувшись, спокойно ответил тот, и Хоки заметил, что у мужчины нет бровей, а кожу, словно алебастр, покрывает белый песок. «Так это Казекаге?! Глава деревни Скрытого Песка? Погодите-ка, а если я напишу ему письмо и расскажу о Хако? Вдруг это поможет?! Но если и не поможет, то попытаться же стоит? Но только кто сможет передать письмо? Неужели просить Хатаке-сама… Не, я лучше сам. Все сам»Гаара
Казекаге Гаара на самом деле терпеть не мог свой официальный титул. Он казался ему какой-то короной с кучей зубцов, которая явно мешала нормально передвигаться по резиденции с низкими потолками. Особенно когда ты постоянно слышишь: «Казекаге, Господин Казекаге, Казекаге-сама, Повелитель Суны, Песчаный Повелитель…». И прочие лестные отзывы. Все тебе улыбаются, а твои верноподданные так и норовят предложить тебе свою помощь в разработке того или иного нового закона. Но чем чаще Гаара об этом задумывался, тем больше это начинало напоминать ему какую-то бессмысленную возню. Он как раз должен был утвердить законопроект, касающийся нового налога с кочевников пустыни. Денежные дела деревни шли, как всегда, плохо, хотя Гаара уже второй раз за год менял казначея и старался экономить буквально на всем. Но доходы простых шиноби падали из-за отсутствия миссий в самой Великой Пустыне — все меньше и меньше проходило по ней с товарами караванов, которые нуждались в охране. Они теперь предпочитали обходные пути, менее трудозатратные. Да и что можно было тут приобрести: там, где не было ни одного плодородного клочка земли, лишь редкие оазисы, в которых кочевники пасли свои стада овец и коз, кочуя под палящим солнцем и терпя ночной холод на огромной территории?! В городах Страны Ветра более всего ценились способности кукловодов, но их снаряжение давало половину добавочной стоимости на миссии, и поэтому правители предпочитали обращаться к регулярной армии и полиции. Гаара помнил те дни, когда его отец, Четвертый Казекаге, иногда готов был рвать на себе волосы, потому что ему нечем было платить за выполненные миссии, а под окном резиденции собирались недовольные, грозившие пальцами и призывавшие на несправедливого правителя все кары, которые они только знали! Поэтому он известным образом переживал за то, что о нем подумают другие, в том числе и после того, что он сделал, будучи джинчуурики. Однако сейчас как будто все это было уже в прошлом. Народ Суны давно принял Гаару и более-менее сносно подчинялся ему, ведь Гаара правда очень старался угодить всем. Канкуро помог ему наладить контакты с шиноби-кукловодами, и теперь Гаара был обеспечен поддержкой и этой, весьма закрытой организации. Пользователи Ветра, Песка и Полотна прислушивались к мнению верных Баки и Мацури, а Совет в целом был настроен если не благостно, то, по крайней мере, достаточно лояльно. И Гаара бы давно решил деликатный вопрос о подъеме налога на кочевой скот, если бы не происшествие с подругой его воспитанника Шинки, Йодо. В тот момент он успел вовремя — мужчина, являвшийся мужем покойной матери девочки, уже нанес ей удар по голове, и следующий мог бы быть смертельным, не вмешайся вовремя Гаара. Казекаге не мог быть уверен, что не убил его своим песком, хотя подошедшая охрана и утверждала, что тот еще дышит. И если бы не клятва Гаары, что он больше не убьет никого в деревне, не подвергнув его суду, то «песок ему в рот, дышать бы ему точно недолго». Но сейчас, когда жизнь и здоровье Йодо были вне опасности, а сама девочка спала в соседней комнате гостиницы, Гаара мог спокойно просмотреть документы и примерно прикинуть размер нового налога. Как вдруг… зазвонил звонок, предупреждающий о посетителе. Гаара поднял трубку стационарного телефона. «Голос Какаши-сана. Наверняка что-то случилось, раз он нашел меня» Какаши появился быстро, и почему-то вел себя очень странно — как будто бы куда-то спешил. Но Гаара здраво рассудил, что тот боится опоздать на предстоящее заседание. Копирующий ниндзя, легенда Конохи сухо поздоровался и, не сказав ни слова, протянул Гааре письмо со словами, что здесь содержится очень важная и секретная информация, которую он должен передать лично в руки Казекаге. Хатаке передал письмо и испарился в шуншине, оставив Гаару в глубочайшем недоумении. Почесав в рыжей, сейчас растрепанной магнетизмом, голове, Гаара, на всякий случай, приняв сильное противоядие, все же вскрыл письмо. Вскрыл и начал читать. И чем больше он читал, тем сильнее топорщились его волосы. От негодования и гнева. От понимания, что он упустил нечто важное. От осознания, что он все-таки не смог быть справедливым ко всем и не защищал всех жителей своей деревни. Он просто не знал, что в Конохе тоже живут граждане страны Ветра и уроженцы Суны! Он всегда думал, что после последнего конфиликта Суна забрала всех своих шиноби, которые находились в тюрьме Конохи. Он и подумать не мог, что кто-то из них может остаться жить в другой деревне, завести там семью и детей. И воспитать их по законам Суны. Тем более девочек. Тем более кукловодов. Это было немыслимо. Непостижимо ни уму, ни сердцу. Но врать Какаши, клан которого специализировался на истреблении шиноби страны Ветра, точно бы не стал. Схватив письмо, Гаара Песка, как был, в темной пижаме и домашних тапках, совсем забыв о техниках, рванул бегом к дому клана Нара. А перед глазами его стояла картинка из его детства. «- Ты — несправедливый человек, Раса! — кричала старуха с тыквой песка за спиной, стоя под окнами резиденции Каге Песка, прижав к себе несколько босоногих детей, и совершенно не обращая внимания на охрану, пытающуюся оттеснить ее. Молодая женщина с тугим беременным животом плакала чуть поотдаль. — Мой сын, один из лучших пользователей красного песка, погиб сегодня утром, а в обед мне сказали, что причитающиеся за смерть шиноби деньги будут только послезавтра! Как и на что мне теперь его хоронить?! По закону похоронные деньги должны выдаваться, не медля… Но ответом ей стали громко задраенные окна кабинета Казекаге. Стук закрывшихся круглых деревянных ставен. Громкий стук закрывшегося сердца правителя, который не знал и знать не хотел о проблеме. — Бессовестный! Невоспитанный! — произнесла тогда старуха страшные и неприятные слова, хуже любого ругательства режущие душу…» Гаара уже знал, что никакие налоги он повышать не будет. Как раз наоборот: он обяжет всю знать Сунакагуре платить обязательный взнос в пользу вдов, сирот, инвалидов и прочих незащищенных слоев населения. И с миссиями он тоже разберется: договорится с Даймё страны Ветра о строительстве рынков прямо в деревне, куда будут стекаться все товары Пустыни — снова пойдут торговые караваны и им нужна будет защита, а с богатых торговцев можно будет брать небольшие пошлины. Если будет спрос со стороны кукловодов, то повезут в Суну и дерево из стран Огня и Воды. Деревня не будет закрывать, а откроет еще больше мастерских, чтобы уменьшить безработицу. Какая-то часть советников, конечно, будет против, но найдутся и те, кто его поддержит: корпуса, простые шиноби, трудяги и торговцы. «Я не буду перебирать тысячу путей, которые мне предлагают, чтобы найти наилучший. Ведь наилучший путь всегда один — это путь справедливости»Куроцучи
Тсучикаге вышла на ежедневную тренировку в горы за пару часов до рассвета. Поначалу она хотела просто быстро размяться на одном из наименее обдуваемых ветром плато, но потом решила спуститься в долины. Стояла ранняя весна, и даже у самых предгорий в Великих Горах было достаточно холодно. Внезапно маленькая птичка ударилась в грудь летевшей вниз Куроцучи. Ударилась и, уцепившись маленькими острыми коготками, повисла на бордовой рубашке формы шиноби Скрытого Камня. Куроцучи узнала птичку. Она опустилась на ближайшую скалу и, отцепив пташку, сняла с ее лапки послание. Тсучикаге развернула маленький свиток и начала внимательно читать. Внезапно черные глаза ее расширились, и в них засверкала чистая ярость. Куроцучи взглянула вниз, в долину. Там, у водопада, исходящего из протекавшего выше небольшого, но бурного горного ручья, паслись молодые жеребцы. Лучшая порода, которую выводят только в Скрытом Камне. Все они были еще необъезженными, и явно бы не подпустили к себе незнакомца. А у Куроцучи еще и не было при себе свитка с запечатанными в нем сбруей и седлом. Но медлить было нельзя, ведь прочитанное настолько разбередило ей кровь, что она должна была разобраться с ситуацией здесь и сейчас! Адреналин так сильно туманил ей голову, что Каге Скрытого Камня не могла контролировать сейчас ни одно ниндзюцу. Как, как такое вообще могло произойти?! Как она могла допустить такое, ведь Куроцучи много лет лично проводила перепись населения Камня под контролем деда?! Она и подумать не могла, что в чужой деревне может жить почти что сирота из Ивакагуре! Куроцучи быстро спустилась вниз. По крутому склону. По осыпающимся и грозившим ее похоронить камням. И, сжав дедов кнут с дубовой рукоятью, направилась к пасшимся на первой траве лошадям… Открыв ворота, караульные шиноби Скрытого камня едва успели расступиться перед мчавшейся на пегом жеребце Тсучикаге. Бешеного коня даже не надо было подгонять, настолько он был зол из-за ощущения на себе седока. Куроцучи пущенной стрелой летела по только просыпающейся деревне, уже давно ставшей большим городом. Остановившись на перекрестке у открывавших лавку женщины и мужчины, она едва остановила и себя, и коня и, задыхаясь, спросила, где главный дом клана такого-то. Те, поначалу немного напугавшись ее раскрасневшегося лица и растрепанных волос, а более всего — свистевшего кнута, через которого вполне можно было пропустить чакру и тогда… пришлось сказать. Найдя нужный дом, Куроцучи не стала долго расшаркиваться, а просто махнула через забор, отопнула от себя бросившегося было пса и постучалась в богато украшенную дверь. Ей долго не отвечали. Потом послышалось робкое: «Кто там?» — Гости, — нимало не соврала Куроцучи. Дверь отворилась, и ее буквально под руки отвели в столовую. Глава клана с домочадцами как раз закончили принимать пищу. Куроцучи учтиво поздоровалась, и ее усадили на почетное место. Когда она закончила трапезу, старейшина спросил, что привело Тсучикаге в их дом. — Читайте, — Куроцучи положила записку перед стариком. Тот, надев очки, принялся читать, громко шевеля губами и потрясывая головой. — Но она же сама сбежала! — в итоге воскликнул он. — Ей надо быть благодарной, что мы не объявили ее нукенином, потому как она в общем-то и не была шиноби! Просто ушла и ушла! — Вы зачем Скрытый Камень на всю деревню Скрытого Листа ославили?! — завелась Куроцучи. — Она давно умерла, с ее сыном и Вашим внуком можно и нужно было поддерживать общение! Вы зачем мое имя по всей Конохе прокатили?! Получилось так, как будто мы бросили сироту! А вы, я смотрю, богато живете. Соль на столе, хлеб и мясо. А у него, может быть, есть нечего! Так что давайте, разбирайтесь с этим! Сегодня же! Когда Куроцучи вышла из этого дома, в котором она не хотела оставаться ни минутой дольше, у нее сильно болела голова. Она потихоньку двинулась вон из Ивы. В сторону ближайшего родника. Хотелось выкупаться в холодной воде и оставить там же все заботы этого утра. Взобравшись на уже зеленевший пригорок, за которым находилась веревочная лестница, ведущая вверх, к горному ручью, Куроцучи остановилась и снова подумала о содержании полученного сегодня утром письма. Она горько усмехнулась и вспомнила. «- Ты что за зверька привел к нам в дом, а, Ооноки?! — не унималась дражайшая половина Третьего Тсучикаге. — Котенка или зайчонка нашел?! Светловолосый бледнокожий мальчик робко прятался за спину Каге Скрытого Камня и бормотал что-то типа «дедушка, я у тебя дома убираться буду, да» Дед Ооноки и бабушка зашли в небольшие сени, где тихо, но долго ругались. Мальчик же стоял прямо перед Куроцучи и пристально смотрел на нее, сминая в руке кусок речной глины. Куроцучи теребила свою длинную черную косу и тоже ничего не говорила. И вдруг внезапно он сделал мах ногой, отбив зеленое яблоко, летевшее прямо в лоб девочки. На высоком заборе показалось несколько давних обидчиков внучки Тсучикаге, которые часто отбирали у нее новые игрушки и ленты. Они начали показывать ей языки и дразниться, но тут незнакомый, привезенный непонятно откуда с Северных гор мальчик легко вскочил на забор и набросился на обидчиков с кулаками. Услышав шум, на улицу выбежали дед с бабкой и кинулись разнимать драчунов.» — Понимаю тебя, мальчик, хотя и не знаю тебя, — прошептала Куроцучи, смотря на воду. — Дейдара не был моим братом по крови, но он стал им с первого дня нашего знакомства.Хоки
Хоки в ставшей уже родной для него черной маске на пол-лица и повязкой Конохи, закрывающей невидящий глаз, брел по улицам деревни, уже давно превратившейся в райцентр, в надежде не попасться на глаза Шестому. Он прекрасно понимал, какое наказание его ждет, если раскроется его обман. Ведь это он тогда, проследив за Казекаге до самой гостиницы, где тот остановился, приняв облик Какаши, вручил ему длинное пространное письмо, где без прикрас рассказал и о проблемах Хако, и о ее ценностях, и о достоинствах и борьбе, а также о том, как ей и Ренга тяжело чувствовать себя чужими в казалось бы родной деревне. Нет, он не просил денег. Он просил посильно помочь Хако получить гражданство Конохи и аннулировать паспорт Страны Ветра, чтобы она смогла, наконец, быть полноценным гражданином той деревни, чью повязку все-таки выбрала, несмотря на то, что до конца своих дней она останется скрывающим лицо кукловодом и будет отсчитывать время не по стрелкам. И еще он просил передать в Скрытый Камень просьбу найти родственников Ренга Кокубо, который будет рад знать, что хотя бы где-то у него есть настоящая семья. Подписав письмо как «Какаши Хатаке», Хоки Такетори искренне надеялся, что для Казекаге слова такого человека, как Шестой Хокаге, будут иметь какой-то вес и заставят действовать. Но он не учел, что письмо было написано совсем по-детски, и понять, что его писал не Какаши, было очень и очень просто. Хоки остановился около размалеванного забора с надписями: «Боруто — лох! Шикадай — ананас!», написанными некогда несмываемой черной краской, видимо, заботливой рукой обиженного на них за что-то Иноджина и решил ослабить повязку на голове, которая начала давить на глаз. Внезапно он почувствовал, как слабенькое белое пятнышко света, как солнечный зайчик, только еще неуловимее, как будто бы… Нет, это просто не могло быть! … Хако Курои и Ренга Кокубо только что получили паспорта с печатями Конохи из рук Хокаге. Торжества не было, все происходило прямо на улице, перед резиденцией. Пусть и с опозданием, не в двенадцать лет, как вся остальная молодежь, но радости от этого у них было не меньше. — И всегда помните, что Коноха была, есть и будет вашей родной деревней. Неважно, откуда ваши корни. Я, например, сам из деревни Водоворотов по матушке, — по-лисьи прищурившись, засмеялся Наруто, смущенно почесав в голове. Но тут между Хокаге и ребятами влетел взъерошенный Хоки Такетори. — Братишка Ренга! Сестрица Хако! — Хоки был очень взволнован, а, потом, увидев Наруто, просто не сдержал слез. — Седьмой, это просто невероятно! — Что? Что такое?! — наперебой начали спрашивать его все, но Хоки, тщетно пытаясь сдержать текущие сами по себе слезы, которые он, казалось, копил всю свою жизнь, с большим трудом выдавил из себя то, во что сам не мог поверить. — Мне кажется, что я этим глазом все-таки немножко вижу.