Ирифия Вестника Силы

      «Сила — это фундамент, на котором строится всё величие…»       — Как наивно. Мы, вексы, непобедимы. Луч Квазара!       Одной командой, одним взмахом руки, одним алым сиянием карты ты нагреваешь воздух самим своим присутствием, играя потоком адского пламени на клавишах судьбы. Порыв ада вырывается наружу и несёт за собой ослепительное сияние, кажущееся вечностью, бесконечным прыжком сквозь тьму, где только кроваво-красное сияние, превращающее любые убеждения противника в пепел и прах — ровно в ту секунду, когда он начинает верить, что может этому помешать. Лучшее лекарство от синдрома героя.       Белоснежный покров Хаос Бакугана обращается в пылающий костер, от которого остаются истлевшие остатки надежды.       — Я… проиграл. — прохрипел боец Хаоса, борясь со слезами. Лицо его было смертельно бледным, а глаза — полны ужаса. Руки дрожали. Он больше не был тем отважным авантюристом, который собирался исполнить роль камикадзе для служения неведомой цели, продиктованной недалёкими повстанцами.       — И теперь я забираю твоего бакугана, — усмехнулась безликая сущность в алом одеянии и стальной маске, сверкнув бирюзовым огоньком в её единственном разрезе.       «В этом мире сила — валюта. Сильнейший забирает себе всё — по праву…»       Зарево победы, покоряющее мир. Сила, способная воплотить немыслимое. Нажми на курок, и твой чёрный дракон взовьётся ввысь, окутанный багровым пламенем Разрыва, и устремится навстречу своей судьбе под гимн самому себе, претворению невозможного в жизнь. Таковым будет твоё торжество, победное шествие закона, твоего собственного закона.       «Всё было предопределено, всё подчинялось законам мироздания, их нельзя было изменить. Ты узнаешь об этом по мере того, как решишь впервые вкусить запретный плод…»       Однако институт силы далеко не сразу заявил о себе, заблаговременно определив своего потенциального диктатора. На первых порах миропорядком правили свои авторитеты, установившие свои императивы, чьи суждения были очень строги и объективированы, что делало их неуязвимыми для инакомыслия. В такой мир тяжело было вносить перемены. Даже непредвиденное появление бакуганов в мире Вестала привело лишь к декоративным потрясениям поначалу — и к созерцанию развлечений под другим углом. Словом, добрая половина населения отравленных трудоголизмом вестов так и не внимала такому внезапному пришествию, предаваясь светиле науки, заменяющей им религию. Иногда и семейные ценности. Другими словами, общество было настроено индифферентно и снисходительно.       Таким образом, мало что изменилось в поведении или образе жизни Кита Фермина после знаменательных событий вселенских масштабов. Как и прежде, он жил в тех же апартаментах: с отцом и младшей сестрой. Но без матери — по крайней мере, в этой жизни её больше ни увидеть, ни услышать. Если младшую печальная участь практически не коснулась, а старший лишь смутно помнил по малолетству, то для главы семьи её смерть оказалась неизлечимой раной. Все сожаления и боли, испытанные им в далёком прошлом, теперь жгли сердце и по сей день. Такое неизбывное горе возможно залить разными способами — выпивкой или потом от изнуряющей работы. Профессор Клэй предпочёл второе первому и не только. Даже в часы досуга он предавался своим карьерным амбициям, со временем воздвигая невидимую стену между собой и детьми, что не могло не сказаться на их отношениях. И хотя привязанности и слепой надежды в душе у младшей было с избытком, Кит уже с давних пор похолодел к отцу, в общении с которым он не выходил за рамки формальности.       Тем не менее, в повседневной деятельности Фермин старший особо не отличался от отца. Официально он подрабатывал стажёром в корпусе Клэя. Неофициально — преемником его должности и обязанностей. Это влекло за собой работу под его руководством, приправляемой внутренними собеседованиями с экзаменами по узкоспециальным вопросам. Само собой, это было утомительно и, что ещё хуже, наскучивало быстро. Хоть, с другой стороны, этот вклад делал возможным ежедневное восхождение к высшему посту в корпорации.       Пожалуй, единственным отклонением в практике стреляных воробьёв были новейшие исследовательские материалы в ипостаси данных о бакуганах. Но это были лишь цифры и статистика на табло поначалу. А потом…       «Путь амбиций может изменить жизнь и вывести её за пределы точки невозврата. Восхождение может быть отложено, но не отменено…»       День, когда всё изменится в миросозерцании Кита, начался так, как обычно: яркое утро, брызги холодной воды на лице, свежий запах кофе и ощущение, что день будет таким же, как и все остальные:       — Итак, отец, — заговорил Фермин старший, как только вошёл с отцом в лифт, ведущем на уровень его подконтрольного корпуса. — Мы закончили с отслеживанием местоположения бакуганов. Что дальше?       Прошло всего несколько дней с тех пор, как они, наконец, добились успеха в попытках проследить бакуганов до места их происхождения. После полного анализа их работы, чтобы убедиться в её точности, их следующим шагом будет завершение и составление отчета для королевской семьи. Только когда Принц Хайдрон прочитает их отчет, они смогут двигаться дальше. Это было более чем ожидаемо, учитывая, что он одновременно регулировал и финансировал курс исследовательской программы и перемещался по всем административным уровням. Но в то же время Кит испытывал некоторое чувство удушья от такого надзора и контроля, которое долгое время проходило незамеченным для него, но сейчас оно служило бельмом на глазу по мере приближения отчёта.       — Мы должны изучить исходную точку, — продекларировал профессор, вертя головой по сторонам в поисках нужного терминала посреди всего этого лабораторного хаоса в беспорядочно освещенном зале. — Наши интересы направлены на планету с твёрдой поверхностью и стабильной атмосферой, с умеренным климатом и регулярным светилом. Это необходимый минимум, с которым мы можем работать при колонизации измерения.       Он ткнул в панель консоли над столом, указывая на большой экран. Там высветилась зарисовка системы координат с установленными на ней формулами и числами.       — Другими факторами, которые необходимо взять в расчёт, является, например, пригодная для дыхания атмосфера, наличие водоёмов и, конечно же, природа бакуганов, которые всё ещё там.       На последнем пункте было поставлено особое ударение. На что Кит кивнул, мысленно переведя дух. Учитывая, что цель проекта состояла в том, чтобы найти пригодную для жизни планету для дальнейшей колонизации, параметры имели смысл. В глубине души, однако, он по неясной для него причине сокрушался невозможностью своевольно продолжать исключительно изучение природы бакуганов. Тем не менее, у него была работа.       — Что ж, приступим, — внутренне смирившись, проговорил стажёр. Все необходимые замеры уже были сделаны.       В течение последующих дней они основательно изучали точку происхождения бакугана, беря в расчёт установленные Хайдроном параметры в качестве ориентира для исследования. И даже то, что им изначально удалось обнаружить было очень многообещающим.       Мало того, что это была планета со стабильной атмосферой, способной поддерживать их вид, она больше походила на рай, чем на что-либо ещё. Вода была чище, чем в подземных озёрах Вестала. Воздух был определённо мягче, без вредоносных примесей и химии. Растительность оказалась богатой и разнообразной.       Но это были абсолютные параметры для колонизации. И непреложные потребности, и чрезвычайно удобные предметы роскоши. Именно там они обнаружили осложнения.       Бакуганы всё ещё бродили по планете в своём истинном обличье. Их гигантские формы могли сломать дома одним неверным шагом, разрушить небоскребы одной атакой и уничтожить город более сосредоточенным выпадом. Это была очевидная проблема.       Менее очевидный камень преткновения обнаружился при более глубоком анализе планеты. Она сильно отличалась от Вестала и любого другого мира, который наблюдал профессор Клей, тем, что не казалась естественно сформированной. Планета, должно быть, излучала постоянную энергию, способствуя росту планеты. В отличие от любой другой планеты, у которого было расплавленное ядро, это ядро казалось полностью состоящим из чистой энергии, не имеющей ни центра, ни периферии.       Это было обворожительно для Клэя. Его сын, однако, был очарован другим фактом: частота энергии оставалась неизменной, а не хаотично менялась, и, что заслуживает внимания, соответствовала частоте бакугана. Отсюда наиболее вероятное объяснение заключалось в том, что ядро планеты было одним невероятно мощным бакуганом.       Такое развитие событий нешуточно заинтриговало Кита. Нет, он был восхищён открытием. Впервые с тех пор, как появились бакуганы, он по-настоящему загорелся воодушевлением проследить как можно больше за всем процессом. К тому же, в его голове мгновенно возник целый список следующих потенциальных шагов.       «Решимость и непоколебимость есть двигатель силы. Борьба и попытки не будут бесплодны…»       К тому времени, когда профессор Клэй завершил свою работу по анализу экзопланеты как возможного пристанища для колонизации, что должна была пройти в ближайшие недели, индивидуальное расследование Кита увенчалось более чем однозначными результатами. Вместе с тем, поступило множество неоднозначных слухов от менее дружных с наукой журналистов.       Некогда бакуганы становились частью великой битвы, которая происходила в другом конце вселенной. Дальние родственники бакуганов Вестала были намного сильнее — одного этого факта хватало, чтобы предположить, насколько существенное влияние они оказывали на ход истории.       И в один прекрасный день один из бакуганов поднялся до настолько абсолютного уровня могущества, что слился с самим планетарным ядром, чтобы впоследствии сформировать оазис для всех остальных бакуганов.       Сам Кит считал подобные теории абсурдными. Но теперь по крайней мере некоторые из них были подтверждены. Бакуган, вероятно, сформировал эту экзопланету. Это означало, что даже способные бойцы Вестала лишь поверхностно осветили их пиковый потенциал. Если часть приданий могла быть действительно правдивой, кто сказал, что у таких сильнейших бакуганов не было своих бойцов? По крайней мере, хоть в каком-то смысле.       Собирая всё больше и больше информации по этому вопросу, Кит начал ловить себя на каком-то странном ощущении. Ощущение было гораздо глубже, чем смутное беспокойство. Больше сходило на негодование. Зависть. Оно уже, казалось, вонзилось во все клетки, словно отравленная стрела, и никак не могло оттуда выйти. Он в полной мере осознавал, что сила, необходимая для совершения подвигов в легендах, была колоссальной. Если бы хоть часть сведений была достоверной, бакуганы Вестала были бы просто муравьями по сравнению с ними.       — После того, как накопили всю эту силу, а потом фактически ничего с ней не сделали. Он создал планету и решил поселиться в Ядре, словно затворник, — вслух размышлял Кит, стоя у большого экрана, на котором было изображено звёздное небо в трёхмерной проекции. Пока он никого не видел за спиной, он мог позволить себе поглощать свой негодующий рационализм в гордом одиночестве. — Какая же эта пустая трата безграничных ресурсов.       И тут, как обухом по голове, ударила мысль, о которой он даже не думал прежде:       — А почему бы не попробовать забрать эту силу, сделать её своей? Чтобы мой собственный бакуган достиг пиковой эволюции и однажды бросил вызов сильнейшему бакугану в истории?       На мгновение его оживили свои же слова, вылетевшие из его собственных уст. Но он тут же выкинул их из головы — пока бессмысленно. Это всё равно что встать на коньки в первый раз.       Однако мысль оказалась заразительной. Он мог обрести власть благодаря неисчерпаемой силе. Подумать только, вместе с богоподобным бакуганом сокрушаешь легионы врагов практически без усилий. С таким миропорядком можно было делать что угодно.       Затем его озадаченная такими переменами рациональность догнала фантазию:       — Что за фарс, — решил он вслух, всё ещё колеблясь. — Нет, безумие! Никто не пойдёт на такую глупость, так зачем мне вообще это делать?       — Ну почему бы и нет? — про себя спросил Кит у воображения, но в ответ услышал тишину. На него повеяло одиночеством с нотками тоски — таким он чувствовал себя уже неоднократно во время перерывов между сменами. Впрочем, в такие минуты он начинает понимать весь презентеизм отца. Иначе уже не скажешь. Будучи по шею в поту от изматывающей работы, можно без проблем забыться и сбежать от реальности, забыв даже своё имя.       Без всякого сомнения, стажёр мог бы тонуть в своём забвении годами, если бы не голос реальности в образе скрипа раздвижных дверей за его спиной. Кит даже вздрогнул.       — Ки-и-т, — самозабвенный зов донёсся из двери. Он знал этот голос: бальзамный, чарующий, обволакивающий его слух. Голос сестры.       — Мира? — не поверил он, обернувшись. Сердце бешено заколотилось в груди не то от неожиданности, не то от всплеска волнения в крови, которое он не мог с ходу объяснить.       И замер, не успев опомниться — его в два приёма заключили в крепкие объятия. Кита застали врасплох, воспользовались секундной растерянностью. Но поделать он уже ничего не успел. Рыженькая уткнулась носом ему в грудь и облегчённо вздохнула. Совсем по-детски, как он иногда ловил себя на этой мысли. Кстати о самой способности мыслить — оцепенение как рукой сняло.       — Мы же вроде всего неделю не виделись, — хрипло пробормотал в её макушку, вдыхая тонкий аромат фиалок. Благовонья предательски защекотали ему нос, и он еле сдержался, чтобы не чихнуть. — И как ты сюда попала?       — Всё просто, ты опять не запер дверь, вот я и заскочила, — хихикнула сестричка, позволив юноше, что был на три года старше и практически на голову выше, наконец высвободиться из её рук. Короткие пряди рыжеватых волос были от роду послушными и нежными, чего нельзя было сказать о розовом безобразии на голове у брата. Такую генетическую несправедливость он проклинал про себя, украдкой завидуя Мире.       — Я серьёзно, откуда у тебя ключ-карта? — чуть более настойчиво повторил вопрос, стоя у голографического стола и уже окончательно позабыв про свои Наполеонские планы. Как же быстро ему голову вскружила младшая.       — Папа передал, сказал — на седьмой день могу приходить, — слегка невинно отозвалась сестрица, обводя комнату взглядом цвета неба в дымке, пожалуй, скромного напоминания об экологическом закате Вестала. Вдруг её до забавного для Кита внимательный взор наткнулся на голографическую проекцию зелёно-голубого небесного тела, возле которого день и ночь суетился Фермин старший последние дня так три.       — А вот и причина бессонных ночей, я смотрю, — протянула она задумчиво, едва заметно хмурясь, что тут же превратило её мягкие, детские черты в суровый образец опыта всей жизни. Подобные попытки подражания старшим не раз забавляли Кита.       — А, это, — опомнился он, сообразив, о чём она, и присоединился к созерцанию. — Потенциальный кандидат на сохранение будущего. Оазис в пустыне.       — Не то слово, в жизни я бы не представила себе столько ярких красок, — с чувством произнесла Мира. После чего улыбнулась в подтверждение своих слов. Эта солнечная улыбка способна была разоружить Кита, пусть ненадолго. Но в эти короткие мгновения его так и грызла вина за непозволительную слабость, объяснить которую он никак не мог. Даже не желал.       — И какое имя ему дали? — поинтересовалась она. И, не дожидаясь ответа, протянула руку в сторону голографической проекции.       — Текущий вариант настолько заковыристый, что я не рискну называть его вслух, — усмехнулся Кит, сохраняя безмятежность. — Проще уж у живности спросить, если там кто-то есть.       Если они действительно разумны.       Рыжая, тем не менее, приняла его слова к сведению, без всякой задней мысли:       — Что ж, удачи… — хихикнула в обтянутую белой перчаткой ладонь. — Любую бактерию ты точно насмерть заговоришь.       Ты даже не представляешь себе, насколько ты проницательна.       Стоило в очередной раз задуматься об этом, и уже сделалось неуютно. Хотя минутами ранее розоволосый буквально воспламенился амбициями, чего за ним прежде не водилось.       — Эй, квантовая физика, на мой взгляд, твоё чувство юмора засосало в чёрную дыру, — впрочем, предаваться рефлексии ему не дал наиболее яркий огонёк, вспыхнувший игривой досадой в её глазах. Не глядя на неё, брат согласно кивнул. Не этой реакции она хотела бы от него сейчас, потому, не колеблясь больше ни секунды, дёрнула его за предплечье. Это всегда срабатывало безотказно. — Знаешь, ты даже начинаешь меня пугать. Тебе бы не помешало встряхнуться, а то… — тут она осеклась наносным образом, отрешённо помрачнев. Затем поджала губы и расправила плечи. На такую отчуждённость было невыносимо смотреть — она так и застыла на несколько секунд, выжидая, что же последует за этой вспышкой.       — То что? — несколько настороженно спросил брат, подавшись вперёд. — Не говори, — прошептал, когда его руки легли ей на плечи, прижав сестру к себе. Его голос был так же вкрадчив, как взгляд. Что бы Мира ни намеревалась сказать, Кит немедленно почувствовал, понял её без слов.       Так они позволили тишине сгуститься, принять форму и осмыслить себя, постепенно впитавшись в окружающий мир. Кажется, мимолётное молчание, в котором они зависали, способствовало подобной лёгкости, безмятежности. Кит уткнулся в её волосы, почти не дыша, и чувствовал, насколько это его отвлекает от всего прочего, начиная с напряжения. Просто напряжения. В этой расслабленности было что-то такое, отчего легко и сладко отдавало в голову. Или, может быть, даже в сердце. Киту совершенно не хотелось портить эту идиллию разными мрачными мыслями. Не хотелось и знать ничего о том, о чём не хочется.       — Этого не будет, обещаю, — еле слышно прошептал он в самое ухо Миры, осторожно снимая с её лица выбившуюся прядь волос. Она чуть подняла взгляд, но сразу отвела его в сторону, глядя куда-то за плечо Кита, и приластилась к его ладони. В два приёма поняв её действие, он потрепал её по макушке самым братским жестом. Выглядело очень трогательно со стороны несмотря на то, что реакцией публики было лишь протяжное гудение оборудования.       Первой решила отпрянуть сестричка. Одна только лучезарная улыбка свидетельствовала об искренности дошедших до неё слов. Выскользнув из-под родной руки, она потянула Кита за рукав его лабораторного халата скорее чтобы подсознательно удостовериться в его внимании к себе. На что юноша усмехнулся про себя.       — А папа здесь? — немного тише спросила она, уже окончательно отстранившись от него. Кажется, в её голосе едва уловимо сквозила надежда.       — Его вызвали, — вздохнув, ответил Кит, безучастно поглядывая по сторонам. — Когда вернётся, не знаю.       Смиренный выдох из уст сестры был весьма ожидаемым. Долго об этом говорить было бы весьма болезненно для них обоих. Да и смысл? Не бывает так, чтобы в один миг в сердце веста вместе с болью пришла надежда и вера. Однако, должно быть, Мира являлась тем самым исключением.       — Понятно, спасибо, Кит. Я пойду, наверно, — пробормотала она отстранённо, как бы думая совсем о другом. Но Кит остановил её, как только она собиралась направиться к двери.       — Эй, а как же встряхнуться? Неужели ты забыла? — добродушно сказал он, кладя руку ей на плечо.       — Прости, я думала, ты занят, — слегка виновато ответила младшая. Не по нутру братцу была её внезапная замкнутость.       — Глупости, я уже закончил свои исследования. Можешь не беспокоиться. В ближайшей секции освободили испытательное поле. Давненько мы не сражались.       Сказанное заметно оживило Миру. Она помедлила немного у двери, видимо решая, что ей делать дальше, но, всё же, кивнула и улыбнулась брату, до которого донёсся тихий смешок.       — В этот раз карта ворот будет за мной. Лёгкий бой тебе не гарантирую, братец.       — Обижаешь. Твою сноровку я никогда не сбрасывал со счетов, Мира. — Кит ободряюще потрепал её по плечу.       В глубине души, однако, Фермину пришлось приврать насчёт перерыва — чуть-чуть недосказал, но сестре было необязательно знать про все детали, в которых стажёр сам не был уверен. Для него предстоящий поединок не был просто средством отвлечься от хмурого настроения. Это было индивидуальное исследование, испытание гипотезы на прочность, оставшейся ещё неразгаданной головоломкой. И так всегда, когда перед ним была хоть малейшая возможность заглянуть за край непознанного.       «Ключом к овладению своей силой является понимание её ограничений и способов их преодоления…»       Проверка догадки на практике вступила в решающую фазу. Потребовалось всего два раунда, чтобы она себя оправдала: оба раза Мира потерпела поражение, будучи соперником и субъектом исследования в одном лице. Казалось, на первый взгляд ничего кардинального не поменялось в стратегии Кита как бойца, кроме ментальной точки равновесия, уже найденной им самим.       — Блин, опять проиграла, — без выражения выдала Мира, поднимая сферу с пола.       Не успела она моргнуть, как её старший брат уже оказался перед ней, подбросивший свою сферу в воздух и поймавший её в середине полёта. Его глаза одухотворенно блеснули, а уголки губ чуть приподнялись.       — Не за всей игрой ты следишь, Мира, — заметил он. Озадаченный взгляд младшей метнулся к нему. — Видишь ли, ты способна прочесть ходы противника, а впоследствии загнать его в угол. Но что-то тебя удерживает от последнего, решающего удара. Я пока не понимаю, что именно. О чём ты думаешь?       — Я не знаю, — пожала плечами Мира. Её глаза опять уставились на пол. Кита позабавила эта её детская застенчивость. — Я думала над тем, как победить тебя, и…       — Спокойно, ты быстро схватываешь, кроха, — перебил он, ткнув пальцем в её лоб. Когда Мира в ответ отдёрнулась, он усмехнулся. Выражение её лица невозможно было подделать. Она застыла с приоткрытым ртом, вперив взгляд в анфас брату. Ребёнок. На такой кадр ему хотелось любоваться вечно.       А потом спохватилась и последовала за смешком, в два счёта заразив их обоих безудержным позитивом.       Слишком уж Мира была похожа на мать, хоть Кит едва помнил её черты и манеры по малолетству. Но эмоции, которые сквозили в её взгляде и в речи, показались Киту знакомыми, словно это были мамины послания.       Затем внезапное озарение ударило его прямо в сознание, совершенно вытеснив всё остальное.       «Каждая дуэль — это возможность учиться и расти, раздвигать границы того, что вы считали непреодолимым…»       Мира сдерживалась. К финальному шагу, когда нужно было бить в полную силу, она сдерживалась.       Поэтому проиграла.       — Кит? — как-то смятенно спросила она. Слишком резко брат притих. Несколько секунд они молчали. — Всё в порядке?       — А? Да, да. Просто задумался, — потёр переносицу Кит. — Мне кажется, я догадываюсь, как тебе помочь с навыками.       — Правда? И что же братец хочет мне подсказать? — с оценивающим прищуром поинтересовалась рыженькая.       — Я-я… пока не уверен. Всё пока что на стадии догадок. Думаю, к следующему разу всё прояснится. Хорошо?       «Иногда цена успеха может быть выше, чем мы могли себе представить…»       «…но мы должны быть готовы заплатить, если хотим достичь наших целей. Путь к силе вымощен жертвами…»       Из бездонной пучины мыслей, уже серьёзно осложнённых призрачными проблесками сомнений, вытянул свирепый рёв трёх голов, разносящийся по белым стенам куда громче, сильнее… и холоднее. Бакуган Даркуса стоял за ограждением и сопротивлялся электрическим разрядам, тщившимся, казалось бы, взять его движения под контроль. По сравнению с глубоким рычанием трёхглавой гидры, каждый электрод был лёгкой искрой, шорохом ветра. Бакуган бился о стёкла, ощетинившись острыми шипами — даже когда разряд стал сильнее хлестать его по конечностям.       — Да сколько можно? Вы что, не можете его успокоить? — раздражённо бросил персоналу Профессор Клэй, подбежав к провинившимся. — Увеличьте мощность!       — Делай, что хочешь, захватчик. Мы не сдадимся! — пророкотала в ярости гидра и разомкнула пасти, обнажив острые как бритва клыки кровавого оттенка.       Признаться, представленная отчаянная борьба пробрала наблюдавшего стажёра до костей. Сделав над собой усилие, он отогнал тревогу и старался не отрывать взгляда от бакугана, продолжавшего отчаянно вырываться из невидимых пут. Прежде всего, Кит сам подписывался на участие в новых страницах истории, и был твёрдо настроен не отступать перед зияющей впереди бездной. Фермин был предварительно осведомлён о наличии разума у таких исполинских существ, что ещё раз подчёркивало необходимость колонистов в порабощении. Словом, сын профессора был в курсе практически во всех подробностях.       Однако его терзала далеко не легитимность проблемы — он ни на секунду не сомневался в её фундаментальном характере.       «Никто не пойдёт на такую глупость, так зачем мне вообще это делать..?»       Внутренние протесты переросли в кровавое побоище, которое скоро достигло роковой силы. Дышать становилось всё труднее, каждый вдох превращался в два, три, пять… или десять. Мысли буквально захлёбывались в водовороте паники. Казалось, ещё немного — и сознание не выдержит и треснет.       — Нас освободят, и тогда вы все пожалеете! — продолжал отбиваться бакуган, тем самым снова вернув рассудок Кита в привычные границы.       Он мог бы мысленно поблагодарить пленника за эту титаническую помощь, если бы его не разорвало на части новой волной разрушительного помешательства. Он готов был во всё горло выкрикнуть, спросить, кто же освободит всех узников. Но ответный вопль где-то в чертогах разума оказался для Кита несколько неожиданным, но, надо сказать, вполне себе убедительным.       — Сильнейший бакуган, ну конечно, — еле слышно озвучил своё озарение Фермин. — Всё встаёт на свои места. Если он творец, он же и покровитель.       Он был и всевидящим, в этом можно было не сомневаться. Ядро планеты в прямом смысле слова прочувствовало присутствие чуждых звездолётов над его территорией. Буря его праведного гнева оставалась лишь вопросом времени.       «Ну почему бы и нет..?»       И чем больше его чувства роились вокруг этих вопросов, начиная, как казалось, обретать форму гадючьего гнезда, заполняя собой каждый его нерв, тем интенсивнее он задумывался над своим положением в иерархии. Был ли он марионеткой в руках кукловода, управляющего судьбой? Определённо нет ещё. Однако дальнейшее послушание способно предопределить его роль в структуре: слуга, сын слуги, перепост в мире слуг. Королевская семья правила железной рукой и медленно душила Вестал. Касаемо самого Фермина, они практически закрепили за ним амплуа следующего «Профессора Клэя». Если Кит не начнет действовать в ближайшее время, он останется слугой на всю оставшуюся жизнь.       Он мог быть одним из бесчисленных слуг… а мог быть полновластным хозяином. Тот, кто правил силой, кто мог сокрушить любую оппозицию.       Тот, кто мог отомстить.       — Да-а-а, да. Вот и всё решение, — прошептал стажёр, сжав кулаки. — Подчинение сделает меня ручным. Наивно, я не стану служить тому, кто лежит на совести. Я потребую столько силы, сколько смогу. Тогда я буду править.       На этом носитель фамилии Фермин усмехнулся про себя, сделав окончательную ставку. Он уже принял путь силы. Путь в ад и обратно, если того потребуют его амбиции.       «Чтобы родилось новое, старое должно умереть. Новый феникс восходит из пепла предыдущего…»