Исповедь Самурая.

"Когда закон перерождается в насущность? Когда суть становится такой желанной? Когда то, что мы должны делать, мы жаждем осуществлять вновь и вновь бессчетное количество раз, дней, лет, тысячелетий, жизней?.. Тогда, когда стирается граница, разделяющая звания, эмоции, слова, действия, жесты на высшие и низшие, сдержанные и публичные, разрешенные и запрещенные, заметные и еле различимые. Я понял это не сразу. Не сразу после того, как смог материализовывать свое тело. А только лишь тогда, когда он вернул меня, вернул, явив собой моего хозяина. Та битва, против Коги, сплотила нас как никогда, она дала мне возможность ощутить небывалую силу его, власть его и наш безукоризненный резонанс душ. Никогда ранее я не испытывал подобное, никогда ранее я не чувствовал такой жизненной энергии. Тогда я понял, что не просто подчиняюсь ему, как его духовный меч, как тот, чья это суть, а как тот, кто желает этого, до судорог, до последней капли крови, до экстаза, сметающего любые, не касающегося сего желания мысли". Запнулся и вздохнул. Луна и сегодня не отличалась оттенком теплоты, а лишь так же безучастно выпивала мои странные мысли своим серебристым светом, как обычно это случается по ночам, когда мне удается без разрешения принять свою материализованную форму. Я не хочу пятнать честь Бьякуи, выкидывая подобное при нем, иначе потеряю его уважение к себе. А это для меня все. Но в последнее время, мысли, не свойственные ранее мне, стали переполнять изнутри, требуя облачиться в понимание, требуя восприятия мной. Поэтому я решился на эту дерзкую, но, тем не менее, единственную возможность — наполнять этот сад своими мыслями в темное время суток. Мне никто не отвечал, однако было достаточно и молчаливых слушателей — цветущего сада и бесконечного неба с луной и звездами. Прошел очередной час, время, которое я научился теперь измерять, и дал мне понять, что на сегодня я не открою для себя ничего нового. Ощущая спиной просыпающуюся активность дерева, под которым сидел, я уверился, что вскоре начнет светать и мне снова придется уходить до следующей ночи. Я перевожу взгляд вниз, к земле. Маска лежит рядом на траве и ловит неясные блики света. Я не люблю ее, но она моя защита — защита от Бьякуи. Защита моего, ставшего уязвимым мира. Я знал это, но ничего не мог поделать. Тихо встав, поднимаю маску и, приложив ее холодными изгибами дерева к лицу, затягиваю сзади ленты в узел вокруг собранных в хвост волос. Привычные прорези для глаз вновь напомнили о барьере между мной и реальностью. Еще один бессчетный вздох и позволяю телу расслабиться, распадаясь вихрем в тысячи легких и смертоносных лепестков-лезвий. Мое имя — Сенбонсакура. *** Полный привычный покой в моем мире неожиданно прерывался резким, но как всегда долгожданным голосом хозяина. — Сенбонсакура, — прозвучало вместо привычного слова-активации "цвети", что отменило обычную боевую готовность. Собрав силы, я материализуюсь перед Бьякуей, отдаю поклон, и вновь выпрямляюсь. Я почти никогда не задаю вопросов хозяину, ибо все решает он сам и мое дело выполнять его волю, приказы, а не молоть языком. Но его столь пронзительный взгляд синих глаз, встретивший меня сейчас, взорвал в голове фонтан мыслей, вопросов, и некоторую долю неуверенности в себе. — Идем,— коротко бросает он и, развернувшись, легким движением, покидает главную залу своего поместья. Неукоснительно следую за ним, все еще пребывая в догадках для чего же он меня позвал. Тем не менее, я был беспредельно благодарен ему за это... Или даже рад? Только прибыв в расположение первого отряда, ощущаю, насколько серьезным может оказаться дело. Мы оказались не единственными, кого призвали. Все капитаны и лейтенанты со своими зампакто тоже присутствовали в зале собраний. — Тишины прошу, — низким, слегка скрипучем голосом начал главнокомандующий Готтей 13 и, дождавшись исполнения просьбы, продолжил. — Вы все, ну или, по крайней мере, почти все, прекрасно осведомлены для чего мы собрались здесь. И почему я отдал приказ привести свои духовные мечи в материализованной форме. Капитан первого отряда продолжал свою формальную речь, а я тем временем осторожно обвел взглядом остальных зампакто. Неужели я один не понимаю о чем здесь идет разговор? Или же мне только кажется? Краем глаза замечаю, что Хайнеко в непонимании хмурит лицо, переминаясь с ноги на ногу. Однако тут же отвожу взгляд — судить по этой кошке? Мысленно усмехаюсь и обращаю внимание на вопросительный взгляд Хьеринмару, который тот кинул на своего хозяина, что, конечно же, было дерзостью в моем понимании. Только и его замешательство не осталось для меня не замеченным. И вдруг я понимаю, что о данной ситуации знают лишь синигами, а их зампакто могли пока только догадываться о ней настороженными выражениями лиц. Словно уловив каким-то седьмым чувством мои думы, Бьякуя чуть повернул голову ко мне и молчаливым взором пресек все, о чем я сейчас пытался размышлять. Вот так раз, в одно мгновение. Мне оставалось лишь в покорности опустить голову, уставившись глазами в пол. — Слишком много и слишком странным образом потерял Готтей 13 синигами их зампакто за последние несколько дней. Однако мы не имеем никаких дополнительных сведений, кроме того, что настигнут может быть каждый из вас и рядовых, хотя пока, выше офицеров потерь нет. Как мы поняли, все происходит неожиданно, незаметно для остальных, в любое время суток, оставляя лишь следы крови и сломанные мечи, без капли реацу в них. "Что? Так вот в чем дело? Кто-то тайно вырезает синигами и зампакто. Даже уровня офицера?" — По нашим последним данным из Бюро Разработок... — Ямамото делает паузу, а в это время в двери зала влетает один из синигами. Взоры присутствующих дружно устремляются на него. — Третий офицер одиннадцатого отряда — Мадараме Иккаку! — отрапортовал тот, явно желая продолжить. — Почему вы врываетесь сюда без разрешения, когда идет собрание?! — грозно начал главнокомандующий, шире раскрывая глаза. — Позвольте, капитан Ямамото! Появилась важная информация о происходящем! — на лице офицера отразилась буря эмоций. Генрюсай нахмурился, но успокоился, понимая, что сейчас важна любые сведения, которые помогут делу. — Говори, — коротко велел он. — Нашелся свидетель, утверждающий, что якобы видел того, кто совершает убийства! — Ведите его сюда. — Но он, правда, немного не в себе от увиденного... Возможно, сейчас он вряд ли скажет что-то толковое. — Раз начали это, ведите его сюда. Посмотрим, о чем он сможет сказать. Иккаку мгновенно скрылся за дверьми. Нечто внутри меня начинало испытывать странное напряжение, словно вот-вот что-то случится. И такое же напряжение я видел на лицах всех кто здесь присутствовал. Бьякуя же оставался для меня нечитаемым в который раз. Вернувшись, офицер привел с собой синигами, сотрясающегося то ли от страха, то ли от неуверенности, то ли от того и другого вместе. Его глаза беспокойно бегали, блестели, а руки сжимались в кулаки. — Он из пятого отряда... Кинтаро Мо... — начал было Мадараме, но был прерван главным. — Говори где, когда и кого ты видел? — обращаясь к свидетелю. Рядовой на это буквально заскулил и запищал, в отрицании мотая головой, прижимая руки к груди. В его глазах плескался ужас, он понемногу пятился назад. — Говори! — Вчера!.. Возле западных границ Сейретея... Блестел клинок... — синигами не удержался на ногах и рухнул на пол, снова мотая головой, — не знаю... не помню... — Думаю, в таком состоянии он нам большего не скажет, — заключила капитан четвертого отряда Унохана. — Хм-м, — Ямамото задумчиво потер подбородок, — пока это нам ничего не дает. Приведите его в нормальное состояние, после, допросите еще. — Аа-а! — вскрикнул вдруг приведенный рядовой, широко уставившись и указывая куда-то в нашу с Бьякуей сторону. Точнее в мою. Он указал точно на меня, скривившись в новом приступе ужаса. — Он! Он! Он! — твердил без запинки синигами, смотря на меня сквозь ряды капитанов и лейтенантов. В мгновение все обернулись, расступаясь передо мной и хозяином. Я за секунды уловил в глазах Бьякуи тень полного ошеломления, но лишь за секунды. Капитан первого отряда резко поднялся со своего кресла, почти сразу оказаываясь возле нас с хозяином. Он ткнул концом своего посоха мне в нагрудник. — Он? — Да! В оцепенении я замираю на месте, не веря своим ушам, не в силах отвести полный непонимания взгляд от клевещущего на меня синигами. — Все свободны на данный момент! Капитана шестого отряда Кучики Бьякую и капитанов восьмого и тринадцатого отрядов попрошу остаться! Вокруг зашумели голоса, шепотки. Взгляды колко пронзали насквозь всего меня и Бьякую. "Какой позор я навлекаю на него! Но я не могу ничего сделать сейчас, я бессилен здесь перед ними. Однако почему обвиняют меня? Почему этот синигами указал именно на меня? Что происходит?!" — Капитан Кучики, как вы можете объяснить то, что свидетель указал на ваш зампакто? — раздался гремящий уже голос Ямамото. — Никак, — ровно ответил он, ни один мускул на его лице не дрогнул, — я сам желаю узнать, почему именно мой меч. — Сенбонсакура, отвечай, — Бьякуя обернулся ко мне, а я увидел в его глазах уязвленную гордость и… И презрение? Я впервые прочел в нем его эмоции, но какие. Он презирает меня? — Понятия не имею, о чем говорил этот рядовой. Я не при чем, — глупые слова оправдания слетали с губ, тая в воздухе. Но что я еще мог сказать, не понимая даже до конца всей ситуации? Внезапно у моего горла оказался клинок. Для Бьякуи честь — это все. Для меня тоже, но его катана, направленная в мою сторону — это глубокая рана в душу. — Бакудо номер четыре, — твердо произнес он, вскинув руку. Поздно узнаю эту технику, не успевая хоть как-то среагировать. Тело резко сковывает спиралью искрящаяся желтая молния. Поморщившись от неприятных, обжигающих ощущений, делаю усилие над удержанием собственного равновесия. "Мой хозяин! Меня? Он не доверяет мне? Как? Я не понимаю..." — Тем не менее, капитан Кучики, это не освободит вас от последствий, — завершающим тоном произнес Ямамото Генрюсай. — Знаю, но это моя обязанность. Ведь Сенбонсакура - мой зампакто, — встречаю его взгляд, в первый раз не выдерживая оного, отверачиваюсь. *** Не освобождая от бакудо, меня поместили в некое подобие тюрьмы под охранными барьерами, которые отняли у меня возможность привычно рассеивать свою материализованную форму. Бьякуя со мной не пошел, а покинул зал собраний вместе с капитанами. Я остался один. Один как никогда. На некоторое мгновение показалось, что я человек. Столько всего не свойственного себе ощутил я за эти ничтожные минуты перед клинком хозяина и сколько продолжаю испытывать сейчас. А раньше было безоговорочное подчинение, преданность, разбавленное однажды посторонним — эмоциями. Моими эмоциями. У меня появился разум, я стал существовать, говорить, служить осознанно, а не бездумно следуя негласному правилу подчинения своему синигами. Но никто об этом не узнает. Не должен. Это моя тайна. И, если будет приказано меня уничтожить, я унесу ее с собой. Время шло, утекало, утекало сквозь трещины в полу, а я все так же сидел в душной сырой камере. Заметно стало сказываться долгое нахождение в материализованном состоянии. Слабость пробирала до кончиков пальцев, мысли и образы путались неясными обрывками, картинками. А еще до боли хотелось увидеть Бьякую, хотелось, чтобы он пришел, сказал, что все разрешилось, а я теперь свободен. Хотелось знать, надеяться, что он хоть немного волнуется за меня, что я снова смогу сражаться рядом с ним. За него. Раздается звук шагов, приближающихся к моей камере. Сидя на полу, я с трудом отрываю голову от колен, фокусируя взгляд сквозь прорези в маске. Бьякуя. Чувствую, как сердце забилось с бешеной частотой, а силы взялись из неоткуда. — Хозяин, — выходит хрипло. Он смотрит, не моргая. — Если бы у моего зампакто была честь, он сознался бы в своих низких поступках. Слова — точно пощечина, отрезвляющая затуманенный разум. Кое-как поднимаюсь, опираясь о стену. — Клянусь честью своей и вашей, я не делал ничего подобного! Я всегда был рядом с вами. — Кто дал тебе позволение клясться? Клясться моей честью, которую ты запятнал! — его брови угрожающе изогнулись, сходясь на переносице, а в голосе слышалось неприкрытое презрение. — Хозяин, я никогда вас не предавал! И для меня нет хуже наказания, чем ваш ненавидящий холодный взгляд, недоверие, сомнение во мне, моей честности и преданности… Тебе... — я осекся, замолкая. Сердцебиение скакало в неровном ритме, а мысли все продолжали бушевать в голове. Бьякуя стоит на расстоянии нескольких шагов с широко распахнутыми глазами и плотно сжатыми губами, неотрывно глядя в мое лицо, скрытое маской. До меня медленно стало доходить, что же я сейчас сотворил. Я вывернул все свои чувства наизнанку, вывернул душу, выказал личное недовольство, обиду, растерянность и, самое главное, назвал его на "ты". Инстинктивно прикрыл ладонью прорезь маски в области рта, ожидая самого худшего. — Довольно. Он на пределе возможностей, — послышался мягкий женский голос, а все барьеры вмиг исчезли. Из моей груди врывается облегченный вздох, тело свободно распадается тысячами лепестков, собираясь в один клинок. Когда я оказался в своем мире, то понял, что не хочу назад, ведь там меня ждет страх, клевета, недоверие, неоправданные обвинения и суд. Но рано или поздно хозяин все равно призовет меня, и за то время, которое у меня есть, я должен придумать, что мне делать. Мгновенно родилась единственно правильная и разумная мысль — найти того, кто выдает себя за меня, наказав по праву. Однако не было варианта на ошибку, возможность только одна и та очень непрочна. Решившись, я материализовал свое тело многим позже, оказываясь в тесном, чем-то заставленном незнакомом помещении. — Уже оправился? Что-то быстро, хотя еще день как минимум должен быть в отключке, — произнес некто скрипучим голосом. Оборачиваюсь и вижу странного синигами, сидящего за столом со множеством мерцающей, светящейся аппаратуры, что издавала неприятный жужжащий звук. Мигом осмотревшись вокруг, я шагнул ближе. — Здесь нет никого кроме меня, — он повернулся к свету и я узнал в нем одного из капитанов, самого странного на мой взгляд. "Черт. Моя единственная возможность..." — Капитан Кучики видимо беспощадный хозяин... — с ехидным притворством заметил капитан двенадцатого отряда. — Не смей оскорблять его, иначе не посмотрю на то, что ты капитан. — Ой, боюсь-боюсь! Не забывай, на чьей ты территории, — с настораживающим безразличием. — Ну, так вот, к делу. Мне до безумия лень поведывать тебе ту триаду дел, что случились, пока ты был под охраной барьеров этой медички, однако скажу одно. Убийства синигами и их зампакто не прекратились. Все, конечно, считают, что тебе каким-то образом удалось их обмануть, продолжив свои проделки, но я знаю — это бред. Единственный логичный выход - это тебе самому найти деятелей всего переполоха и разобраться с ними. Нет, я тебе не помогаю. Просто на два часа я нечаянно усну, а после объявлю тревогу о твоем побеге, ты меня слышишь? Умеешь ли ты вообще говорить? — последние слова были сказаны с явным раздражением. — Да. Спасибо, — кивнул, стараясь не выдать своих эмоций. — Убирайся уже, раздражаешь, — Маюри махнул рукой, отворачиваясь к своим «техническим чудовищам». Улыбнувшись под маской в ответ, растворяюсь ворохом лепестков, тут же скрываясь в ближайшей щели, ведущей наружу. В Обществе Душ царила ночь, в этом мне повезло. Застыв в воздухе высоко над Готтей 13 и скрыв свою реацу, я сконцентрировался, разыскивая нужное, разыскивая врага. К моему счастью долго ждать не пришлось. Это стало понятным, когда в несколько сот метров южнее, улавливаю плохо контролируемую, скачкообразную духовную энергию. Срываюсь в сюнпо в нужном направлении, ощущая, как закипает злость глубоко внутри. Преодолеваю нужное расстояние, следуя по пятам неизвестного, замечаю, как передо мной открываются пустые улицы окраин Сейретея. Ни единого звука. Осматриваюсь вокруг, перемещаясь на крышу ближнего строения и успев уловить некое движение за углом слева. Секунда, пара молниеносных движений, а я застаю преследуемого мной в тупике. Он оборачивается. Передо мной точная копия меня же. Невероятно, но внутри меня не было злости, как обычно в битве. Только чувство серьезной ответственности перед Бьякуей переполняло до краев. — Кто ты? И как смеешь позорить имя моего хозяина и мою преданность ему? — непривычный тон собственного голоса показался мне таким же, как у Бьякуи, когда тот приходил ко мне в камеру. Однако неизвестному с моей внешностью, видимо, был безразличен мой вопрос, отчего я и остался без ответа, хотя особо его не ждал. Вдруг противник исчезает, метнувшись в мою сторону, дав понять, что вызов принят. В ночном воздухе яркий высверк холодного металла блестит подобно звездам. Удары, отвечают на удары, блоки на взмахи, контратаки на промахи, звон отдавался тем же звоном. Все было слишком похоже, слишком одинаково, вплоть до хватки рукояти катаны. И когда я понял, в чем дело, мой противник растаял тучей черных лепестков, спасаясь от удара. Копия. Точная копия меня, моих техник, движений, до мелочей воспроизведенная, только черная. Я замер, прислушиваясь. В голове билась все та же мысль о запятнанном имени хозяина. Я не мог. Не мог его подвести, не смотря на то, что без него моя сила неполная. Движение двойника, его выпад вдруг ловят лишь пустоту в окружении тысяч парящих розовых лепестков. Я рассыпаюсь, в мгновение ока появляясь позади него, уже зная, что наше различие в мыслях, моих мыслях, моих желаниях, моих эмоциях. Неожиданная техника кидо прерывает продуманный мною конец этой битвы. Я и мой двойник одновременно отступаем в одну сторону, оказываясь в десяти шагах друг от друга и в пятнадцати от неожиданного гостя. От Кучики Бьякуи. В горле, будто комок застревает при виде его. Сразу, припекая, хочется встать плечо к плечу, ощутить его власть, его доверие мне. Но строгий уверенный взгляд приковал меня к месту, напомнив о присутствии двойника. «Неужели уже прошло два часа?» — И настоящий лишь один, — заметил хозяин, опуская катану. — И один из вас блокирует реацу моего истинного меча. Поэтому вы сами скажете, кто из вас ошибка. Бьякуя приблизился. Но ни я, ни двойник не шевельнулись. — Сенбонсакура, сними маску, — мне показалось или я различил в его голосе тень насмешки? Я всегда опасался этой фразы, знаю почему. Оно было словно заложено в моей сущности изначально. И я прекрасно знал, что повиноваться этому приказу не смогу. Эта маска — дверь, граница, держащая меня в рамках моего назначения. Открой ее, и кто знает что будет. Поэтому я ничего не делаю, в отличие от моей глупой копии, которая послушно снимает маску, открыв взору совершенно не мое лицо. Но Бьякуя о том не знает. Хозяин выдохнул, чуть прикрывая свои глаза и сильнее сжимая ладонью рукоять меча. — Зампакто ведь всегда подчиняется воле хозяина, — произносит он, глядя на меня, и тут же появляется за спиной с подставленным лезвием к моему горлу. — Правда, если хозяин действительно этого хочет. Не прошло мгновения, как Кучики исполнил свою спланированную уловку, вонзая меч, в не ожидавшего этого действия двойника. Фальшивка вспыхнула, мигом осыпаясь серым пеплом, роняя на землю обычную катану. Сердце пропустило пару ударов и вновь забилось в привычном темпе. Мой хозяин узнал меня. Я верил в него, но и не боялся умереть от его руки также. — Ты сбежал из-под охраны двенадцатого отряда, — начал вдруг Бьякуя, не пояснив мне свое появление. Опустив голову, смиренно принимаю сказанное. — Возвращайся в меч, Сенбонсакура, пока я не решил. Мое дело подчиняться слову хозяина, если он этого хочет и, зная это, я поддаюсь ветру, позволяя развеять мою материальную форму. Проходит день, два, проходит пять. Моя реацу восстановилась давно, а Бьякуя все не звал. У меня стали роиться странные, взволнованные мысли на этот счет, хотя его духовная энергия оставалась все это время ровной и постоянной. Прошло что-то около шести дней, моя эмоциональная напряженность достигла своего пика. Мой внутренний мир душил меня, а я всем своим существом рвался на свободу, желая вдохнуть глоток так нехватающей мне свободы. Я безумно хотел бы, чтобы хозяин знал о всем моем смятении, о всех мыслях, чувствах, таких странных, чтобы отнесся ко мне ни как к оружию, а как... Вдруг меня словно утопило знобящей волной пустоты и воющего одиночества, отчего даже мир мой потерял четкие очертания. Реацу Бьякуи резко перестала резонировать с моей, она исчезла. Не раздумывая ни минуты, я в спешке материализовываюсь, приготовившись к любым действиям. И немало удивляюсь, оказаваясь на тихой веранде поместья клана Кучики. Передо мной цвел тот же сад, что и в предшествующие ночи с все той же луной, грустно глядевшей мне в глаза сквозь маску. — Прекрасное не меняется, — мой еле слышный вздох, после чего я замечаю приоткрытые рядом с собой седзи в единственно узнаваемую мной комнату. Без труда проникаю внутрь ворохом розовых лепестков, разбрасываясь по полу и тут же вновь воплощаясь телом. В десяти шагах от себя с тихим облегчением обнаруживаю, сидящего спиной ко мне Бьякую. Ни привычной формы синигами, ни капитанского хаори, ни фамильного кенсейкана на нем я не увидел, так же, как и холодной сдержанности, ему присущей. От такого его вида, у меня в груди, словно в отчаянии защемило. Небрежно сидящая на поникших плечах белая ночная юката, рассыпавшиеся по ним и не забранные черные пряди волос, тонкие ладони, прикрывшие лицо — это обнажившийся душевный мир Кучики Бьякуи. Я понял это сразу, как и то, что влез в него без приглашения. Он сидел перед алтарем, на котором в пиале догорали остатки благовоний. Мне не нужно было видеть памяти кому этот алтарь, ведь я прекрасно помнил эту женщину. Я, наверное, ощутил укол обидчивой зависти оттого, что даже после ее смерти, Бьякуя нуждается в ней больше чем во мне. Эмоции мои, путаясь, взвились в ураган, заставляя меня попятиться назад. Точно в серебристую пиалу с угольками от завядшей хризантемы упала пара лепестков, медленно становясь черными, обугливаясь. — Сенбонсакура... — непривычно тихий голос заставил меня вздрогнуть, замереть, — я не звал тебя, кажется. Печальный взгляд через плечо. "Впервые, не скрывая эмоций, хозяин". — Я... Ощутил исчезновение вашей реацу. Бьякуя ничего не ответил на это, вновь отвернувшись. — Думаю, в другом мире ей лучше, — первое, что нашелся сказать я на его молчание. — Я давно перестал тосковать о ней. Теперь это лишь небольшая традиция, не более, — так же тихо, поднимаясь, — я скрыл свою реацу. Хозяин обернулся, смерив меня взглядом, заставившим оцепенеть, ощущая странную дрожь по всему телу. — Раз вы в порядке, я могу возвращаться. — Сенбонсакура, — прервал он меня, — я хочу видеть лицо своего меча. Сними маску. Его неожиданные слова прозвенели, эхом повиснув в воздухе вокруг нас. Напряжение лишило меня возможности трезво мыслить. Синие глаза прожигали во мне дыру, точно испытывая на прочность. — Не могу, — выдыхаю я, отводя взгляд, — вам это не понравится... В ответ он слегка хмурит брови, но после подходит ближе, сокращая расстояние до двух шагов. — Я не приказал, а попросил. — Простите, — в отрицании мотаю головой, — это лишние проблемы. — Если проблемы, то наши, Сенбонсакура. С этими словами он протягивает руки по обе стороны от моей головы, развязывая ленты, крепко стянутые в узел на затылке. — Я предупреждал... — срывается с моих губ, когда его пальцы задевают мои волосы. Перед тем, как маска соскользнула с лица, со стуком упав на пол, я успеваю опустить голову, пряча ее в тени. Трудно описать, что я ощутил. Словно без ничего. Без оружия, без доспехов, без голоса, без зрения, без слуха, без кожи. Оголенное сердце на обозрении. Не знаю как у остальных зампакто, а у меня оно было. Смотря в пол, я видел свою теперь бесполезную «стену» от этого мира, криво скалившуюся мне в ответ. Маска застыла кривой ухмылкой. Вдруг прохладная ладонь касается моих глаз, закрывая их и пол лица разом, а вторая приподнимает мою голову за подбородок. Я ничего не вижу, но тело, ощущая нечто новое, приятное непроизвольно напрягается. — Хозяин, — не успеваю договорить, не успевает усилиться страх, как моих губ касаются его, прохладные и чуть дрожащие. Это был поцелуй, самый настоящий. Я слышал об этом, но не имел и малейшего понятия и каково это. А теперь, теперь я ощущал его на своих губах, полностью отдавшись во власть эмоций и чувств, кипящих во мне. И я забыл, что он синигами, и то, что, по сути, я всего лишь его оружие. Но кому это было важно? Точно не нам. Граница стерта, не только между мной и этим миром, но между мной и Бьякуей тоже. Он сам ее стер, но понял ли это? Трепет перерос в радость, а радость в дерзость, на которую я решился, ответив на его поцелуй. Ответ — это заинтересованность происходящим, иначе можно просто смолчать. И в этот момент хозяин резко отстраняется, а я ловлю ртом лишь воздух. Замечаю растерянность в нем, я чую ее в воздухе, в его слегка подрагивающей руке на моем лице, в его еле слышимом дыхании. Было поздно думать о том, что нужно сейчас сделать, дабы не испортить столь хрупкий момент, поскольку моя рука сама инстинктивно поднимается, отведя его ладонь от моих глаз, открывая ему то, чего он так хотел. Бьякуя делает судорожный резкий вдох, одергивая себя. Его синие, обычно спокойные глаза ошарашено разглядывают представшую ему картину, не веря в то, что видят. А я даже не стал гадать, каким предстало ему мое лицо потому, что знал, во мне он видит ее — Хисану. В этом вся суть моей маски, за ней мой хозяин найдет лишь то, чего так сильно жаждет его сердце. Бьякуя отвернулся, сжав кулаки. — Я же говорил. О том, что не понравится, — удивляясь какой неуверенный у меня голос. — Почему, Сенбонсакура? Почему твое лицо так схоже с её?.. — Мой хозяин увидит во мне то, что желает увидеть более всего остального. — Но как ты мог знать? — Я ваш зампакто. Думаю, это все объясняет. — Уходи, — его голос становится четким, уверенным. Я смотрю ему в спину в попытке ощутить то, что чувствует он, но не получается, словно некий барьер не дает мне сделать этого. Кажется, на сегодня мы истратили больше чем могли. Подняв маску с пола, направляюсь к выходу из комнаты в сад, откуда я пришел, но его слова, заставляют меня остановиться. — При мне ты больше не оденешь маску. Никогда. В ответ на это мои губы лишь трогает легкая улыбка. Хорошо, что он не видит ее. — Да хозяин, — делаю еще шаг, так и не узнав, кто же был моим двойником. Моя материальная форма начинает терять четкость, осыпаясь лепестками. "Когда-нибудь ты поцелуешь меня вновь, но с той разницей, что сделаешь это осознанно. Ведь я больше, чем просто зампакто. Мое имя — Сенбонсакура"