Узник

Начало POV Нугзара.   Мне пришлось приложить не мало усилий, чтобы поднять тяжёлый веки. Я устало посмотрел на него: на лице как всегда усмешка и ни капли сочувствия. Он меняет маски своих эмоций, играет чувствами. Нет ни страха, ни сомнений. Его пустые глаза веют холодом, а пылкое дыхание источает ненависть и желание убивать всех без разбора, делать больно, унижать. Больше ему нравилось делать это прилюдно. Он наслаждался ужасом других, обожал, когда человек, которому не дано чувствовать боль или он не желает её показывать, в лицо ему кричит: «Делай со мной что хочешь, больной ублюдок!», а потом захлебывается собственной кровью, ощущая, как сломанный кадык не позволяет больше кричать. Ему известны все стадии человеческой боли, он заставит говорить немого, не пощадит ни женщину, ни старого человека, ни даже собственного сына. У него свои понятия словам «люблю» и «забочусь».   Меня воспитывали методом кнута и пряника, только без пряника. Он считал поощреньем то, что не избил меня до полусмерти. Это и был мой пряник. Он редко отсутствовал дома, что меня сильно напрягало. Мне казалось, что у него глаза повсюду. О маленькой провинности он узнавал тут же. Но несмотря на это, он позволял мне жить. Он, как и любой другой отец кормил меня и одевал, выделил мне комнату, и даже давал образование. Иногда он действительно давал мне пряник, но этот аттракцион неслыханной щедрости дорого мне стоил, не важно до или после бралась оплата.   Я был наследником того, чего он смог добиться, именно поэтому я ещё живой. Он мне это часто напоминал, иногда даже в самые неподходящие моменты. Когда я ем, или когда читаю что-нибудь в комнате. О, ну и стоит упомянуть, что я ношу очки, которые его сильно раздражают. Переступая порог я всегда снимал их. Они нужны лишь для чтения. Без них я могу спокойно жить, не передвигаясь по стене на ощупь как слепой котёнок. Он однажды разбил мои очки. На мне. Этот фрагмент впился в мою память так же, как и осколок в щеку. - Ты свободен. -  сладко мурлыкает он, опираясь подбородком на переплетенные между собой пальцы, играя взглядом и мимикой. Эту черту я ненавидел в нём больше всего. Думаю, объяснять почему не надо. Понятно, что этот отвратительно сладкий голос и этот взгляд говорят тебе: «готовь свой зад». Я молча встал и кивнул, вытирая рукавом нос. Щеки больно жгло. Кожа раскраснелась, как металл в печи. Я приложил к ним холодные пальцы, и ощутил приятное облегчение, словно это был глоток воды в пустыне. Это ещё не конец.. сегодня я ещё раз обожгусь о его руку, я уверен.   Я схожу с ума.. меня душит страх и паранойя. Моя комната расположена посередине между комнатой моего отца и его кабинетом. Если бы я жил в квартире, а не в частном доме, то лишь раздражённо фыркал на стуки и шорохи, на звуки или даже слышную ругань сквозь эти картонные стены, но тут, в месте, где ты, как в темнице, окружен тьмой и ненавистью, становится жутко. Я не знал и не хотел знать, почему рядом с моей кроватью я слышу стук, словно чтото тяжелое упало на стену, и как долго это будет продолжаться. Я чувствовал себя как в книге "Пиньоля", только вместо маяка была моя комната. Я затаил дыхание. Стуки повсюду. Я слышу шаги. Должно быть отец вышел из кабинета. Мне кажется, он специально сделал так, чтобы я чувствовал себя некомфортно. Натянув одеяло до носа, я укутался и закрыл глаза. Завтра день будет трудный, мне нужен отдых. Но спокойно заснуть мне не дали. Сердце бешено забилось в груди, кислород почти не поступал в мои легкие, а голова закружилась так, словно меня до тошноты раскрутили на карусели. Отец открыл мою дверь. Стук его обуви, такой ровный, отдающийся на весь дом, звон, который резал мои уши. Но больше меня испугало не это, да, отец и раньше захаживал ко мне, чтобы проверить, спит ли сынок, но после того, как дверь открывалась, проходило несколько секунд, и она закрывалась обратно. Он никогда в такое время ко мне не заходил. Я услышал, как на пол упало что-то тяжелое. Мне хотелось кричать, и что-то мне подсказывало, что скоро он мне даст такую возможность. - Сынок, ты спишь? - ласково и тихо спросил он, словно не хотел, чтобы я проснулся. Я на это не вёлся, потому что знал, что он только этого и ждет. Я игнорировал его. На самом деле, я не знаю, как должен был поступить, ведь это первый раз, когда он так делает, и готов я не был. Ему это понравилось. Я ощутил, что на губах его растянулась улыбка, обнажив ряд зубов, по которым стекала слюна, словно он смотрел на что-то аппетитное, что вызвало поток обильного слюноотделения. - Нугзарчик, сынок, я знаю, что ты меня слышишь. Неужели ты будешь обманывать своего папу? - сказал он наивным, детским голосом. Лжешь, я никогда не называл тебя папой. Видимо, игра в молчанки и полное игнорирование ему надоели. Ему не нравится, когда кто-то не замечает его. По моим волосам прошлась холодная рука, а затем, как следует сжала их. Конец POV Нугзара. Нугзар сдавлено пискнул, поднимая и опуская грудную клетку с бешеной скоростью, словно мальчик пробежал марафон. А Эдисон довольно улыбнулся. Теперь он точно уверен, что его слова были и будут услышаны, и поняты и приняты. Теплое одеяло было сдернуто и отправлено на пол. Нугзар схватился за руку отца, постанывая и то и дело задыхаясь от боли, чувствуя, что отец хочет вырвать ему волосы с корнями. Несмотря на сильное желание сделать так, как и предполагал сын, Эд всё же подавил это, и отпустил волосы ребенка. Глаза наполнились слезами, а в горле застрял словно комок шерсти. Хотелось сорваться на крик, а затем и на хриплый кашель. Начало POV Нугзара. После того, как мои волосы отмучились, взгляд отца упал на мою шею. Я понял, что он бы с удовольствием перегрыз мне сонную артерию, и своими руками сломал гортань. Но вместо этого, на нею повесили удавку, и зафиксировали так, чтобы при сопротивлении её можно было натянуть и заставить меня успокоиться. - Раздевайся. - сказал отец, сложив за спину руки, как на допросе. Я непонимающе на него посмотрел, но сдавившая моё горло верёвка заставила беспрекословно подчиниться. Моя ночная рубашка и штаны оказались там же, где и одеяло. Я постыдно опустил голову и поднял плечи, словно ожидал удара, и не прогадал. Отец что было силы дал мне по щеке. На коже вспыхнуло пламя, слеза как кислота прожигала её, делая только хуже. - Ложись. - скомандовал отец, указав на мою скомканную подушку. Я лег как на осмотр врача: прямо, ноги вместе, руки по швам, голову прямо. Отец же залез ко мне, словно кошка: плавно, мягкими движениями, он поставил ладони возле моего лица, а затем и колени не далеко от бедер. Я отвёл взгляд, отвернув голову к стене, что сильно не понравилось отцу. Удар по щеке заставил меня смотреть на него, и только на него. Рука отца прошла по моей пылающей щеке. Жар он чувствовал даже через кожаную перчатку. Затем, его длинные пальцы огладели тонкие губы, пройдясь туда-сюда пару раз, а после, вошли в рот. Я видел, как двигается его язык во внутренней стороне щёк, облизывая пальцы с таким наслаждением, словно во рту была сосательная конфета. Когда же он вынул пальцы, между ними и ртом образовалась тонкая ниточка, которая тут же порвалась. Я понял, что он хочет сделать.. нет, я не хочу этого! Запрокинув мою ногу себе на плечо, он почти поднес их к заднему проходу, но мой крик его остановил. - Отец, не надо! Я не хочу! - кричал я, отталкивая его руками. Вместо того, чтобы обозлиться, он лишь усмехнулся. Другим концом веревки он туго обмотал мои руки, и привязал их к кровати. Его пальцы снова погрузились в рот, только в мой. Я хотел их укусить. Так сильно, как только мог, но если я это сделаю, он мне зубы все до одного выбьет. - Оближи хорошо, если не хочешь, чтобы было больно. - приказал он, толкая мне их по самые гланды. Я подчинился, и так же как и отец, облизал их. Когда я уже давился слюной, он их наконец вытащил, и бесцеремонно начал пихать в меня. Это было отвратительно. Сразу оба они входили в меня, принося ужасную боль. Побои и стояние на горохе ничто по сравнению с этим. Стоило им войти до упора, как они стали раскрываться, подобно ножницам, разрывая меня изнутри. Отец сморщился, поджав губы. Ему тоже было некомфортно, мои узкие стенки сдавливали его пальцы, сопротивляясь до последнего. А когда это прелюдия ему уже наскучила, а жар в штанах усилился, он вынул их. Моё облегчение было не долгим, так как замена пальцам пришла довольно быстро. Отец прижал мои ноги к плечам, отчего дышать мне стало тяжело, но его это не волновало. Член Эдисона вошёл до упора, выдавив из меня громкий крик. Это больнее, чем казалось. Я сжимал его, чувствуя приступ то ли рвоты, то ли астмы от своего положения. Отец не пощадил меня, нарастив темп в своё удовольствие. Боль усилилась, но похоже ему было приятно. Но моих криках и мольбе о помощи ему было мало. Он хотел больше слез, больше крови, гораздой больше той, что испачкала его орган. Он припал к моему плечу, и укусил, подобно вампиру. Меня словно ударило током от нахлынувшей боли. Это удушение длилось дольше, чем моё обычное наказание, и единственное, о чем я думал, это о том, что насилие надо мной и моей психикой когда-нибудь кончится. Ни сегодня, ни завтра, ни через год, но этому придет конец. Мои мысли остановило что-то горячее, словно жидкий металл, который тек по моему нутру. Отец удовлетворенно выдохнул и вышел из меня. Освободив от оков, он молча ушёл, словно ничего и не было. Мне оставалось лишь одеться, укутаться в одеяло и начать жалеть себя, зная, что это не вечно, и что я когда-нибудь покину стены этого дома. Конец.