Вспышки воспоминаний

      На что способен человеческий мозг?       Это самый сложный орган в организме человека и он способен на многое. Мозг имеет отличное чутье и может оценить человека или ситуацию меньше, чем за секунду. Мозг может видеть лучше, чем глаза, он следит за всей обстановкой вокруг человека и вовремя предупреждает его о чём-либо с помощью различных знаков – некоторые зовут это тем самым редким шестым чувством, но оно есть у всех. Мозг может многое. Но Сынмина уже который день раздражает, что его мозг не способен вспомнить. Он даже не знает "что" или "кого", но понимает, что обязан вспомнить, потому что он попросил не забывать. Нет уверенности в том, существовали ли в реальности те обрывки, что являются во снах. Сынмин словно посмотрел когда-то давно фильм и тот отпечатался в памяти, так и всплывает моментами иногда. И Сынмин бы в это поверил, только вот до сих пор фантомно чужие губы на себе чувствует. До сих пор помнит неловкий обмен взглядами, что потом наполнялся страстью и огоньками во тьме чужих зрачков. И руки... обычно тёплые, но с такими обжигающими касаниями. Оно всё есть, но Сынмин, до болей в голове не может никак вспомнить кому это всё принадлежало. Очередная ночь, когда Ким просыпается с бешенным стуком в груди. Солнце за окном только-только встаёт из-за горизонта, даже птицы не все проснулись. А Сынмин уже понимает, что уснуть обратно не получится. Он садится на кровати и в волосы себе зарывается, память напрягает. Это опять произошло. Очертания чужого силуэта, тепло чужих рук, тьма чужих глаз и чужой звонкий смех. Всё чужое, но такое родное. Воспоминания во сне или игра воображения? Сынмин не принимает правила этой игры, он больше чем уверен, что это всё было на самом деле. Просто он забыл. "Как" и "почему" – не понятно, ведь он точно помнит свою жизнь... за исключением пары лет в другой стране. Он тогда уезжал на учёбу в Америку. Сынмин с осознанного возраста обучался иностранному языку и стремился попасть именно в Стэнфордский университет. Факультет землеведения и изучение такой науки, как геофизика были мечтой. Сынмин жил ею. И он точно помнит свои студенческие будни, сложности поступления, радость закрытых сессий и выпускной. Каждое знание, что он впитывал в себя, осталось при нём. Однако есть всё же кое-что смущающее. Моменты вне учебных стен. Вечеринки с друзьями, прогулки, общение с кем-нибудь... это всё покрыто чёрными пятнами, словно разрывами в памяти. Словно что-то или кого-то вырезали из плёнки. — Выглядишь уставшим, — замечает коллега. Со Чанбин — обучался в том же университете и на том же направлении, что Ким. Они были друзьями с первого курса – это Сынмин точно помнит. Их первая встреча и жалобы Чанбина на то, что он тут случайно и геофизика эта ему не сдалась. Тем не менее, Чанбин был одним из лучших студентов. Он же потом вернулся в родной Сеул для работы в этой сфере. И Сынмин вместе с ним. До Кима доходят слова друга и он отвлекается от разглядывания пенки на своём кофе. Обед не резиновый и лучше так не зависать, но бессонная ночь даёт о себе знать. К счастью, они с Чанбином работают сейчас камерально, после возвращения с полевого этапа, что означает плюс-минус устойчивый график. Хотя обработка полученной информации, её анализ и прописывание выводов тоже требуют ясности ума. Сынмин этим не может похвастаться. — Плохо сплю, — отвечает Ким, делая глоток бодрящей жидкости. — Помнишь, я рассказывал об образе, который призраком существует в памяти? — Чанбин вздыхает и кивает. Эти рассказы друга о забытой, но важной детали он слышит едва ли не каждый день. — Он всё ещё появляется во снах. Каждую ночь. Но как бы я не пытался вспомнить хотя бы то, что происходило во сне – оно ни в какую. Не могу. Кадры так быстро сменяются, я даже не успеваю ничего понять и... — Сынмин произносит какой-то звук, похожий на свист ветра, и взмахивает рукой. — Он исчезает. Весь образ растворяется и уже не за что цепляться. — Это странно, — заключает Со, отпивая свой чай. — Уже год тебе снится не пойми что. — И я пытаюсь это "не пойми что" понять, но чем сильнее стараюсь, тем быстрее оно от меня ускользает, — раздосадованный Ким устало упирается локтём в стол и роняет голову на ладонь. — Не думаешь, что пора уже забить? Это просто образ из сна, прекрати за него так цепляться и двигайся дальше, — Чанбин произносит это так просто, что вот сейчас хочется взять и правда на всё наплевать. Но... как? Это невозможно. Он просил не забывать. — Это не просто сон. Я уверен в этом. Мы с ним были близки... То есть, наверное, были... — Сынмин отвлекается на свою руку, трёт пальцы друг о друга и поклясться готов, что когда-то он держался ими за другую ладонь. Ту самую. — Я должен вспомнить. Чанбин на это качает головой. Он этого рвения "вспомнить то, не знаю что" – не понимает, но и останавливать не собирается. Пусть Сынмин разбирается с этим сам. А Сынмин решает сделать генеральную уборку на днях. Ему выдаётся один выходной денёк, а после вновь садится за все расчёты, анализы и выезжать на новое место с разведкой... С каждым днём работать становится сложнее, геофизика требует максимальной концентрации, какой у Кима сейчас нет. Образ из снов... из воспоминаний всё просит его не забывать, а Сынмин чувствует себя виноватым, ведь не сдержал обещание. И не важно, что он даже не помнит кому его давал. Руки доходят до шкафа, который не разбирался достаточно давно. Всё времени не было, геофизики обычно в дальних разъездах или в офисе засиживаются до ночи. В этом графике попробуй найди место для обеда, а о свободной минутке можно только мечтать. Но Сынмин всё ещё обожает свою работу. Хотя ещё решает почаще брать выходные, потому что на него с вещей летит ужасный слой пыли. Кажется этот шкаф не убирался со времён приезда Кима в Корею. Постепенно он пустеет, а Сынмин поднимается к верхним полкам и обнаруживает там коробку. Этих коробок в шкафу было великое множество, но он более менее помнил, что в них лежит, а эта не узнавалась. Полустёртая надпись "Стэнфорд" отозвалась мурашками по коже. Сынмин и не помнил, что сохранил что-то оттуда. Опустив коробку на пол, Ким отодвинул в сторону пыльную крышку. Внутри тетрадки с лекциями, разрисованные листки, погрызанные карандаши... как хорошо, что Сынмин избавился от этой привычки. Чуть глубже лежит коробочка из-под конфет, которыми он и пытался заменить карандаш. Теперь эти конфетки всегда при нём, даже на работе. Сынмин берёт пустую коробочку в руку и ловит некую вспышку перед глазами, после которой мимо проносится знакомый момент... — Прекрати зубы портить, — строго произносит чей-то мягкий голос. — Я так думаю, отстань. — Думает он, — копошение, вперемешку с ворчанием и вот в руку Кима вкладывается эта самая коробочка. — Лучше грызи конфеты. Сынмин поднимает взгляд на человека, но перед ним вновь расплывчатое пятно. Только голос знакомым эхом скачет в голове. Пластик выпадает из руки и отрезвляет этим. Сынмин жмурится и головой машет. С ним такое впервые. Впервые он увидел образ не во сне. Тот самый образ! Значит, он реален. Такое было наяву и то, что происходит с Кимом точно не выдумки. Сынмин продолжает рыться в коробке, но там ничего особенного больше нет. Только браслет, сплетённый из чёрно-белого бисера, на самом дне привлекает внимание. Сынмин не носил и не носит украшения. Он осторожно берёт тот в руку, пальцами перебирает бисеринки, что странным порядком расположены и дыхание вновь спирает... — Сынмини! Я сплёл нам браслетики, — слова с помехами крутились в голове, но смысл разобрать можно было. — Я не ношу их, ты знаешь. — Ага, а ещё я знаю, что ты любишь вещи со смыслом, — у образа был очень бодрый голос и Сынмин ему даже завидовал. Образ взял руку Кима и нацепил на запястье браслет, а после поднёс своё. На нём безумное количество других браслетов собственного производства и теперь ещё один. — Какой смысл у браслета? — Видишь это? — взгляд цепляется за подвеску. — Компас. Он на магните, гляди, — чужое тонкое запястье приблизилось к кимовому, что позволило половинкам компаса соединиться. — Где бы мы не были, этот компас поможет нам найтись. — Это просто висюлька, ×××, — имя этого некто отозвалась сплошным шумом и набором звуков в голове. — Не просто, Сынмини, — загадочно протянул некто. — Следуй компасу, когда потеряешься. — Он ведь не настоящий... — Дурашка, не этому, — звонкий смех заполнил всё пространство вокруг. Звучал он как трель и заражал своей весёлостью. А после всё прекратилось. Стало тихо и только тощий палец уткнулся в грудь Кима, указывая на сердце. — Следуй компасу внутри себя. Слова растворились в оглушающем писке и колющей боли в виске. Сынмин схватился за голову, крепко жмурясь. Писк сменился привычным шумом через пару секунд, стало легче. Но только физически. Душевно Ким был разбит. Кого он забыл? Почему он его забыл? Эти моменты казались чем-то важным, а Сынмин важные вещи не забывает. Память натренирована за столько лет учёбы и работы, это невозможно. Он поднимает браслет и проходится по нему внимательнее. Чёрные и белые бусины были в полном беспорядке: где-то одна чёрная, а через три белых, чёрных уже две... и среди них висела маленькая половинка компаса. "Следуй компасу внутри себя" — прогремело в голове. Сынмин приложил руку к тому месту, куда упирался чужой палец. Там бьётся сердце – это и есть компас? И как же ему следовать, если сердце уже почти год, как разбито? Оно с треском отзывалось на каждый сон, на каждое воспоминание, потому что помнило то, чего нет в голове. Сынмин прикрыл глаза, глубоко вздохнул и постарался прислушаться к нему. Впервые он начал слушать сердце. Куда же заведёт его сломанный компас? — Я должен вернуться в Пало-Альто, — заявляет Ким спустя несколько дней затишья. Он с шумом приземляется на своё рабочее место и шуршит вещами, игнорируя шокированный взгляд Чанбина — Чего... — Все воспоминания обрываются там. Значит нужно вернуться в Стэнфорд и... может меня озарит, — Сынмин достаёт листок и начинает писать от руки заявление на отпуск. — Нет-нет-нет, — Чанбин забирает этот лист и с растерянностью смотрит на друга. — Ты не можешь просто так взять и бросить работу ради... чего? Это безумие, Сынмин, ты даже не знаешь зачем туда едешь! — За своими воспоминаниями, Чанбин, — грозно отвечает Ким, будучи оскорблённым таким отношением друга к нему. Раньше Сынмин жил геофизикой. Сейчас же он не может жить вообще без той самой важной части воспоминаний. А Сынмин уверен, что эта часть очень важна и он сделает всё, чтобы найти ответы.

☆ミ

      Шум больших городов остался позади. Близ города Пало-Альто, где находится Стэнфорд тихо и спокойно. Хорошо ухоженная растительность – первое, что бросается в глаза при подходе к кампусу, а после перед Сынмином открывается вид на широкую зелёную поляну с фонтаном по середине и клумбой, на которой цветами высажена буква "S". Забавно, что каждый год на этой клумбе разные изображения. В года, когда здесь учился Ким, на ней высаживали рисунок сосны и возраст университета. Браслет на руке перекатывается, Сынмин всё пальцами по бусинкам водит, проходит дальше, по пути размышляя, что же делать. Прилететь сюда – он прилетел. А какие действия предпринимать далее? Компас внутри пока молчит. — Не верю глазам! Студент Ким! — раздаётся радостно со стороны входа в первый учебный корпус. На встречу прибывшему выбегает директриса, на её лице приятное удивление и счастье. Вместе с Чанбином, одним из лучших учеников в списках был Сынмин. Эти двое – гордость для университета. — Боже, Ким, неужели это правда вы. — Здравствуйте, миссис Смит, — с улыбкой приветствует парень. Женщина на эмоциях обнимает некогда любимого студента и сжимает его плечи. Получается даже слишком радостно. — Какими судьбами? Быть может хотите поступить на магистратуру и всё-таки подумать над предложением о преподавании? — Нет, — смеясь, отказывается Ким. — У меня прекрасная работа в Корее, а здесь я... для воспоминаний. — Вот как, решили поностальгировать, — понимающе кивает та, отходя на шаг. — Именно. Миссис Смит, могу я попросить вас о кое-чём? — с осторожностью спрашивает Сынмин, чувствуя, как сердце начинает громче отбивать ритм. Компас. — Конечно, дорогой. Для вас сделаю всё. — Могу ли я посетить свою бывшую комнату в общежитии? — О, без проблем! Не поверите, сейчас она как раз не занята никем, — воодушевлёно говорит Смит и жестом просит следовать за ней. Она ведёт по скверу и дорожкам, прямо к Кротерс-холлу – жилой корпус, в котором Сынмин провёл свои студенческие годы. — За всё время, что вас не было, там жило лишь два человека и особо ничего не изменилось. Возможно вы даже сможете найти завалявшуюся резинку или колпачок от ручки, что принадлежали вам, — смеётся Смит и Сынмин это подхватывает, пока не цепляется за слова. — Резинку точно не найду. У меня же всегда были короткие волосы, миссис Смит, а девочек я к себе не водил, — по-доброму замечает Ким. — Да, она точно будет не ваша, но ваш сосед... — женщина резко замолкает и прикусывает губу. Сосед? Сынмин не помнит, чтобы жил с кем-то. Может ли быть, что соседом был тот самый образ и поэтому Сынмин его тоже не может вспомнить? — А вы случайно не помните как его звали? — Нет, дорогой, прошу прощения. Помню только, что вы были с разных факультетов. Странное дело. Она помнит его длинные волосы и что он пользовался резинками, но не помнит имени... Неужели это массовое помутнение? Кем же был тот человек? С приближением к жилому корпусу, в голове роилось целое множество вопросов, ответ на которые Сынмин вряд ли получит в ближайшее время. Консьерж не препятствует и пропускает двоих вовнутрь, но Смит дальше не идёт. Только ключи вкладывает в руку Кима и с улыбкой смотрит на него. — У меня ещё есть дела, дальше сами, — проговаривает она и сцепляет руки в замок на уровне солнечного сплетения, и в последний раз осматривает бывшего студента. Это всегда была её любимая поза и Сынмин ловит взглядом движение пальцев, что отстукивает какой-то ритм по запястью. Миссис Смит увлекалась музыкой, насколько Сынмин помнит, возможно, что и сейчас у неё в голове играет какая-то мелодия. — Спасибо вам. — Что вы! Мы очень рады, что вы вспомнили... то есть, вернулись. Как нашему почтенному студенту, я разрешаю вам переночевать в этой комнате. Консьержа предупрежу, но вы обязательно заглядывайте на чай ко мне. — О, не стоит, но спасибо. Директриса улыбается напоследок и скрывается в коридорах общежития. Сынмин прикладывает руку к сердцу и чувствует его частое биение. С каждым шагом к комнате оно не успокаивалось, а только ускорялось. Знакомые коридоры, двери и потрёпанная замочная скважина – это всё Сынмин прекрасно помнит. Даже то, как они с Чанбином пробирались ночью сквозь консьержа, потому что засиделись в библиотеке. Или же, как он пытался попасть в комнату и уже собирался звать подмогу, как пришёл хозяин той комнаты и Сынмин понял, что просто перепутал двери. А ещё, как он с друзьями разбил бутылки с выпивкой, которые предназначались для вечеринки и потом их заставили отмывать весь коридор, особенно тщательно ковры, на которые вся жидкость и пролилась. Это всё доказывает, что у Сынмина более чем отличная память. Поэтому потеря из воспоминаний конкретного человека и всё, что с ним связанно – максимально странное событие. Это не могло произойти просто так. С решимостью разобраться в своей же голове, Сынмин хватается за ручку и вздыхает, устаканивая лёгкое волнение. Внутри комната и правда не изменилась. Те же белые стены, что лишь немного посерели, те же односпальные кровати по сторонам, шкафы, столы и прочая необходимая для жизни и учёбы мебель. Что дальше? За последние дни Сынмин уже привык спрашивать это у самого себя. Ответ, правда, редко приходит, для этого стоит самому что-нибудь сделать, куда-то влезть и только тогда открывается следующая ступень. Сынмин словно в крупном квесте, где все окружающие люди – актёры, а сам он игрок. Но тогда этот квест зашёл слишком далеко, раз его создатели решили поиграться с чужими мозгами. Некоторое время уходит на обдумывание дальнейших действий прямо на одной из кроватей. Сынмин закидывает руки за голову и потягивается, осознавая небольшую усталость. К перелётам и долгим прогулкам ему не привыкать – по работе это всё может занимать куда больше времени. Но на этот раз тяжело на душе, а с прибытием в Стэнфорд внутри поселилась слабая, но изматывающая тревога. Глубоко вдыхая достаточно пыльный воздух, Сынмин взглядом скользит по потолку. На нём внимание привлекают множественные очертания звёзд, прямо над кроватью. Раздумья о том, что там было раньше затягивают в уже такое желанное воспоминание... — Это по-детски, — констатирует сынминов голос, пока руки стараются отлепить бумагу от клеющейся стороны пластиковой наклейки. Человек рядом качает головой и стул ставит ближе к нужному месту. — Почему вообще я должен лезть и клеить? Это твои наклейки, сам клей, — ворчит, но просьбе следует, залезая на сидение. — Ты видел эти стулья? Если я на него залезу – он тут же разлетится в щепки. А ты легче меня, — оправдывается мягкий голос. Он руками придерживает неустойчивое тело Кима, пока тот поднимается к потолку. — Мы одного телосложения, ×××, — помехи ворвались в голову, прямо на моменте, когда было произнесенно имя. — Да, но если ты начнёшь падать, то я тебя поймаю. А вот меня ты бы вряд ли словил, — усмешка в чужом голосе слегка раздражает. Ким вовсе не слабый. Может не такой сильный, как друзья, но и не слабый. Однако суть в том, что он бы вряд ли даже пытался поймать падающее тело соседа. — Конечно, ты же руками бы точно размахивать начал и зарядил бы по чему-нибудь, например, по моему лицу, — всё ворчит Сынмин, на секунду замолкая, потому что крепкие руки сжимаются на собственных бёдрах после этого высказывания. Он быстро клеит наклейку звезды на потолок и руку протягивает для следующей. — Они даже по цвету выбиваются... При чём тут зелёный? — Они в темноте светятся. Словно настоящий космос! — восторгается голос, вкладывая в руку наклейку с планетой похожей на Сатурн. — Почему именно космос? Ты же цветы любишь. — Люблю. Но блеск звёзд похож на тот, что в твоих глазах, — произносится уже тише и как-то не чётко. Сынмин голову опускает в сторону образа, а тот пятном стоит рядом со стулом, хотя поддерживающие руки на бёдрах всё ещё ощущаются чётко. — Днём я могу просто смотреть на тебя, а ночью на эти звёзды и думать о тебе. Остро чувствовалось, как каждое слово задевало что-то внутри Кима. Тихий и нежный голос буквально гладил сердце, даруя неимоверное спокойствие. Увы, как бы Сынмин не пытался за него зацепиться, пространство вокруг плыло, а голос стремительно затихал. Стоило разок моргнуть и всё наваждение сменилось реальностью. Всё та же комната, та же мебель и те же следы от космических наклеек. То же, но другое. В комнате душно, в душе тяжело, а в голове пусто.

☆ミ

      Сынмин решает прогуляться по территории кампуса. У него забронирован номер в городском отеле, но сегодня хочется остаться тут. Может это поможет вспомнить ещё хоть что-то. Он сообщает об этом консьержу и только потом выходит. Куча корпусов не похожих друг на друга, студенты снующие в разных направлениях, заходящее солнце, что окрашивает зелень и всё вокруг в огненные цвета. Здесь чувствуется умиротворение. Студенческое время для Сынмина – прекрасное время. Столько эмоций было прожито в этих стенах, столько моментов создано. У него это время с теплом ассоциируется, поэтому очень ранит, что он чего-то (кого-то) не помнит. Пока он размышляет об этом, глаза находят Кантор. Центр визуальных искусств, в котором вывешивают работы различных художников, творцов, студентов, организуют выставки со скульптурами. В центре целое множество залов с разной тематикой. И Сынмин помнит, что это было любимым местом. Но не его. Тот, кому нравилось проводить свободное время в Канторе вечно тащил за собой Кима, а он и не был против. Сынмин заходит туда. Вход свободен, в далеке виднеются силуэты, а слуха касаются тихие разговоры. Студенты заняты обсуждением того или иного творения. Лёгкие наполняются запахом галереи. Она пахнет чем-то родным, хотя Ким от искусства далёк. Даже сейчас он не совсем понимает зачем тут, но продолжает идти вглубь. Позади остаются несколько залов, люди, не интересующие скульптуры... Сынмин продолжает идти, словно у него есть цель. Ноги сами ведут будто бы по привычному пути. Один из последних залов встречает Кима гробовой тишиной. Здесь ни души, все остались около входа, где висят творения знаменитых людей. Здесь же – обычное искусство студентов, всё вперемешку и не разделено на жанры: портреты, пейзажи, карикатуры и прочее. По середине зала стоит кушетка, куда Ким и присаживается. Он не устал, потому что на работе обычно ходит дольше и не только. Но сейчас ему показалось, что он так часто делал. Просто сидел и наблюдал за... за кем-то? Глаза скользят по картинам и останавливаются на одной из них, она висит прямо напротив этой кушетки. Цветы. Только на этой картине изображены цветы. Нет, на других тоже есть, но там целые поля, леса. А на этой обычный букетик, красивый, но среди такого разнообразия картин вряд ли за него зацепится взгляд. Хотя у Сынмина мало того, что взгляд зацепился, так ещё и дыхание перехватило. — Они существуют? — точно кимов скептичный голос разрезал белый шум, заполнивший уши. — Хм, не знаю, — протягивая гласные, ответили ему. — Ты рисуешь то, чего не знаешь? — Почему же? — на него обращаются две бездны, настолько тёмными были эти очи и Сынмин падал в них с большим рвением. — Тебя я хорошо знаю. — При чём тут я? — При том, что это, — длинный палец указывает на холст. — Ты. Сынмин фыркает. Абсурд. То, что изображено на холсте совершенно на него не похоже. Но это лишь скромное мнение самого Кима, которое он оставил при себе. Ведь этот некто знал лучше, о чём говорит, потому что видел иначе. Он любил смотреть в душу, искать причины и анализировать, зарываясь глубоко вовнутрь. Поверхностно – это не для него. Он любил цветы. Любил дорогие краски и качественные кисти. Любил туго натянутый холст. Он любил природу, живопись, рукоделие и... — Сынмин! Парень словно из воды выныривает, а на деле всего лишь из резко возникших воспоминаний. Те настигают в последнее время очень неожиданно, а ещё мутно и приглушённо, что разобрать бывает тяжело. Но Сынмин цепляется за них так, словно они последний глоток кислорода. И сейчас он пытается осознать, что разум так старался показать. Цветы, краски, картина... взгляд впивается напротив. Возможно это зацепка. Рядом с рамкой маленькая бумажка с инициалами, которые с такого расстояния не разобрать. Рядом возникает человек, что хватает за руку в тот момент, когда Ким собирается подойти к картине. Из-за нарушевшегося плана, брови сводятся и раздражённый взгляд направляется прямо на помеху. Ей оказывается миловидный паренёк, смотрящий широкими и блестящими глазами на Кима. Это смущало, в некотором роде. — Прости, наверное, я отвлёк тебя, — парень состроил виноватое лицо и отпустил руку из захвата. — Да, так и было, — Сынмин обычно не грубит, нет. Просто говорит, как есть. Возможно он смог бы вспомнить что-то ещё, если бы поток мыслей не прервали. — Мы знакомы? — Да! Мы ведь вместе состояли в университетской газете. Я вёл колонку про спорт вместе с Чанбином. Сейчас туман рассеивается и Сынмин вспоминает, что этот паренёк действительно частенько мелькал перед глазами. А Чанбин любил рассказывать о том, какой Феликс чудесный, добрый и солнечный, а ещё частенько ворчал о том, что он не обращается к нему как положено по корейским правилам приличия. — Если бы он услышал, что ты не используешь "хён", то опять начал бы ворчать, — с улыбкой замечает Ким, а на веснушчатом лице расцветает улыбка шире прежней. — Точно! Вспомнил таки, — радуется парень. Ли Феликс – тот ещё живчик и душа всех компаний. Все ведутся на его миловидную внешность, а потом встречаются с его способностями к боевым искусствам и там уже кому как повезёт. Кто-то с ними столкнётся от лица наблюдателя, а кто-то будет участником. Феликс не терпел плохого отношения хоть к кому-то и часто выступал защитником. Ангел во плоти – так любили его называть. Это всё Сынмин начинает вспоминать без помех, абсолютно чётко. И опять дивится тому, что свою деятельность в газете помнит хуже. Он вёл колонку про погоду и атмосферу, но кто-то был рядом с ним... колонка по искусству? — Ты чего здесь делаешь, кстати? — спрашивает Ли, слишком широко раскрывая глаза, а в тех блеск любопытства и лёгкой... надежды? — Да вот, решил поностальгировать, — воодушевление в чужих глазах не понятно Киму. Разве он сказал что-то, что могло вызвать такую эмоцию? — А ты? — Я работаю здесь, — выпаливает веснушчатый, а после как-то дёргается и спешит объясниться, хотя, опять же, не понятно "зачем". — На время! То есть, меня позвали тренером в местную команду по футболу и заодно обучаю студентов тхэквондо. Вот. — Понятно, — отвечает Сынмин, косясь в сторону картины. — Слушай, а тут остались старые выпуски газеты? Ну те, которые мы выпускали? — Да, конечно! В кабинете клуба есть экземпляры всех годов. — Хорошо, спасибо за информацию... Если ты не против, я продолжу свою экскурсию, — Сынмин указал куда-то в сторону, намекая на то, что хотел бы остаться один и Феликс это понимает, чуть подскакивает на месте и неловко улыбается. — Да, точно, продолжай вспоминать, — он размахивает руками. — То есть... ностальгировать! Я прервал тебя, просто увидел издалека и захотел поздороваться. Знаешь, классно встретить знакомое лицо среди всех новых. — Да, — посмеивается Ким. — Ничего, я тоже рад, что встретил тебя. Прости, не сразу признал, работа заполнила почти всю голову, — он взмахивает рукой около головы, а Феликс следит за этим всё с тем же блеском в глазах. — Это нормально. Все мы что-то или кого-то забываем... со временем. — Да... Неловкую паузу прерывает звонок на телефон Феликса и он скорее прощается с прибывшим, увидев имя контакта. Сынмин вновь остаётся наедине со своими мыслями. С приездом в Стэнфорд происходят какие-то странные вещи. Возможно, конечно, так только кажется, но внутреннее предчувствие ещё не подводило, а сейчас оно кричало о том, что тут что-то не так. Везде. Вспомнив про разговор с Феликсом, Сынмин решил раздобыть газету. Что-то точно было связанно с ней, потому как чёрные пятна покрывали его воспоминания в тех моментах, когда он работал над своими статьями. И за все это время стало понятно, что эти чёрные дыры в памяти затянули в себя именно ту деталь, того человека, который всё не оставляет в покое сны Кима. Однако прежде, чем пойти в клубную комнату, Сынмин приблизился к рамке с нужной картиной. Цветы, совершенно не похожие на него, но вызывающие до жути смешанные чувства. Слишком знакомые изгибы лепестков, резные листья, стебли – в этом всём был характер. Правда, как бы художник не пытался полностью передать черты своей модели, либо же музы, можно было невооружённым взглядом заметить его самого. И Сынмин явно ощущает исходящее родное тепло от этой картины. В уголке холста стоят инициалы: "k.s. fr. h.h." Трудно расшифровать с ходу, но это однозначно имена. И если первое похоже на имя самого Сынмина, то ко второму расшифровку подобрать не получается. Из головы словно вылетели все имена, что существуют в мире. Оно и понятно, Ким даже не знает... точнее, не помнит какой национальности художник. Он отчего-то уверен, что знаком с ним и вероятнее всего этот некто и есть то тёмное пятно в воспоминаниях. На бумажке рядом оказывается лишь год и факультет. Ничего важного. Глубоко вздохнув, Сынмин покидает Кантор. Темнеет и закрадываются сомнения, что его допустят до клубной комнаты. Но те были совершенно напрасны. Охрана, на входе в один из корпусов, встречает абсолютно спокойно, будучи предупреждённой директрисой о бывшем студенте. Сынмин спрашивает про ключи от кабинета, но ему отвечают, что там сейчас участники клуба журналистики и позволение надо спрашивать у них. Что-ж, ещё одни личности на пути Кима. Встретит ли он там кого-нибудь из прошлого? Коридоры наполнены вечерним спокойствием и даже нагоняют немного жути из-за тусклого освещения и отдалённых звуков разного содержания. Сынмин спешит по знакомому пути, настигает нужную дверь и стучит пару раз для приличия. Её незамедлительно открывает юный парнишка. — Кого-то ищете? — спрашивает он. — Нет, я... — он опять не продумал, что говорить в оправдание. Импровизация вновь вступает в дело. — Я Ким Сынмин, учился раньше тут и состоял в этом клубе. Вот стало интересно взглянуть на экземпляры газеты с годов моего обучения. Паренёк с сомнением оглядывает Кима, не решаясь впускать. — Могу я просмотреть их? — Ладно, — всё-таки заключает студент. Он пропускает незванного гостя и любезно достаёт ему коробку со старыми изданиями. — Ты тут один? — спрашивает старший, аккуратно доставая бумажки. Прошло не так много времени с их выпуска, но осторожность не помешает. — Сейчас да. Мне надо дописать статью к завтрашнему дню, так что пришлось остаться, — парень усаживается за один из столов в кабинете, что был завален кучей бумажек, кружек и канцелярией. — Ян Чонин. — А? — Зовут меня так. Я тоже кореец. Ким понимающе промычал и они затихли. В голове крутилось это имя. Отчего-то оно ощущалось знакомым, словно уже произносилось. Вскоре помещение наполнилось щёлканьем клавиатуры и шелестом бумаг. Сынмин нашёл нужные экземпляры и стал листать, читать и вспоминать. Каждая строчка отзывалась приятной ностальгией в груди, перед глазами мелькали визуализации различных ситуаций, которые Ким сам переживал и на минуту он забылся о главной причине визита. Глаза стали бегать по колонкам, в поисках нужной тематики. Погода и атмосфера... Нашлись такие статьи в конце газет, рядом с расписанием мероприятий на ближайшую неделю. Точно не то, что он искал. Дальше страницы листались с разочарованием и огорчённостью, пока не дошли до чуть поздних выпусков. С них в колонке "погода и атмосфера" начали появляться рисунки. Каракули, зарисовки и обычные штрихи, но текст стал выглядеть приятнее и интереснее. Сынмин провёл пальцем по чернилам и глубоко вздохнул, вновь падая куда-то в подсознание... — Ну вот, теперь это выглядит лучше, — с небольшой придирчивостью произнёс голос. Всё тот же мягкий и родной. — Хочешь сказать, раньше было отвратно? — Ну, не прямо так, — заволновался он. Быстро произнеся бесвязные звуки, он прокашлялся. — Просто было скучно. Монотонный текст никто не любит, а тут теперь есть приятные картиночки. И они, кстати, отражают информацию, так ведь лучше? — голос сквозил надеждой, что Сынмин сдался сразу же и одобрительно закивал. — Спасибо. Ты продолжаешь улучшать всё в моей жизни... Некто прохихикал и заключил парня в объятия, трепля по голове. Кряхтения Кима смешались с умилительными нечленораздельными звуками. Вокруг своего тела он ощущал тепло и мягкость, всё это проникало дальше, под кожу и касалось самой души, приятно обволакивая. — Такой милашка! — воскликнули рядом с ухом, а после сильнее сжали в руках. На щеке остался тёплый след чужих губ и в тот же момент сердце заколотилось, как бешенное. Они долго смотрели друг другу в глаза и не замечали, как тонут. И разве был кто-то из них против? Нисколько. Грохот прервал мысли, заставляя резко и глубоко вздохнуть, словно всё время до этого Сынмин вовсе не дышал. Воспоминания безжалостно сжирают сознание, отключая его от реальности и с каждым разом ощущаются всё чётче. С часто бьющимся сердцем, Ким поднял взгляд на источник шума. — Сорян, мышка упала, — спешно извинился Ян, спускаясь к полу. Сынмин выдохнул и вернулся к газетам, но, как и ранее, больше ничего не происходило. Внезапно так тоскливо стало. Душа начала мёрзнуть, больше не чувствуя того тепла, что мимолётно затронуло её. Тяжелее и невыносимее становится с каждым открытым воспоминанием. Стоит ли идти дальше, понимая, что может стать только хуже? Что, если того человека надо было забыть? Что, если Сынмин сам пытался вычеркнуть его из своей жизни, памяти, сердца, несмотря на ту отчаянную фразу, что каждую ночь звенит в ушах, сохраняясь эхом на весь день. "Не забывай меня." Нет. Сынмин так не мог. Все пробудившиеся в памяти моменты были наполнены только светлыми эмоциями и чувствами. Не мог он захотеть вдруг это всё стереть. Должно найтись объяснение данного феномена и раз уж он уже зашёл настолько далеко, то нет смысла поворачивать обратно. Сынмин дойдёт до конца, во что бы то ни стало. Последняя страница газеты. Список тех, кто работал над ней. Целое множество имён, не разделённых на какие-либо категории. Палец скользит по ним, а Сынмин тихонько проговаривает себе под нос. — Джон Хоккин... Ник Джеймсон, — он вспоминает инициалы на картине: "Х.Х.", скользит по именам ниже к нужной букве. — Хью Харрис... Хао Джан, Хизер Хаксли... Хван Хёнджин..! Только после этого имени Сынмина настигает острое ощущение чего-то родного. Он точно произносил это имя. Точно слышал его раньше. Оно знакомо, очень. А в ушах уже звенит чужой голос... — Хван Хёнджин, — бодро заявляет голос, а его обладатель протягивает руку с длинными изящными пальцами в кольцах и целым множеством браслетов на запястье. — Давай будем хорошими соседями, Сынмини! На ощупь руки эти были тёплыми. Их не хотелось отпускать ни на секунду. И то же тепло в груди рождало это имя. Сынмин с великим удовольствием произносил его про себя, а после шёпотом под нос, когда скрылся от чужих глаз. Он смог найти. Всего лишь имя, но сколько оно в себе несёт. Ночь в комнате отдаёт той самой ностальгией. Чистые, хоть и не новые простыни пахнут знакомым порошком, что не сменили за прошедшие годы. Звуки сверчков проникают сквозь приоткрытое окно. Свежий ночной воздух приятно заполняет лёгкие при вдохах. Атмосфера уюта присутствует, не смотря на такую резкую смену обстановки в жизни Кима. Он лежит на той же кровати, что принадлежала его соседу, Хван Хёнджину, и смотрит прямо на потолок, где следы от наклеек - они слабо освещаются лунным светом. Но пробыли там те звёзды достаточно долго, чтобы контуры остались такими чёткими. Руки неосознанно перебирают бусинки на браслете, пока Сынмин анализирует всё произошедшее. Результат вроде есть, а вроде ничего из этого не поможет в поиске того человека. Сколько Хёнджинов в мире? И он не полицейский, чтобы вычислять адрес каждого. А с каких пор он пытается найти человека, а не воспоминания? Произошла эта смена цели очень резко, но в то же время плавно, что заметилось только недавно. Судя по всплывшим моментам, они с тем парнем были очень близки. Как и предполагал Ким. Пока сон не идёт, Сынмин поднимается с кровати и решает выглянуть в окно. Задний двор их жилого корпуса слабо освещён фонарями, а в небе сияют парочка звёзд. И лунный свет такой красивый. Даже царапины на стекле завораживающе переливаются в нём... Царапины. Сынмин пальцем проводит по ним и ловит мгновенную вспышку в голове. — Это вандализм, Хёнджин. — Да ладно, никто не заметит, — уверенно заявляет тот, а после добавляет уже тише: — Если не будет вглядываться. В своих художественных руках он держал циркуль и аккуратно царапал стекло, чтобы не получить трещину. Одна полоса, а после вторая, пересекающая первую. Это крест. — Иди сюда, Минни, — Хван поманил своей рукой, а после мягко принял тело Кима. Руки скользнули по талии, прижали поддатливое от лёгкой сонливости тело к груди. Рядом с ухом раздалось горячее дыхание, а после Хёнджин не удержался от поцелуя за ним. Сынмин таял. Он просто растворялся в этом человеке, а тот с удовольствием поглощал, но не в негативных целях. Он захватывал сердце, душу, тело, всего Сынмина полностью, чтобы спрятать и уберечь. Он просто обнимал, а ощущалось так, словно вокруг возвели неприступные стены, сквозь которые ни одна лишняя бактерия не пройдёт. И это всё ещё были самые нежные стены. — Видишь крест? — Конечно, не зря же ты его полчаса выцарапывал, — саркастично отвечает Сынмин. Кольцо рук на талии сжимается. — Это наша карта. — Карта? — Да, как карта сокровищ. Зароем нашу коробочку прямо там, — он указал на поле сквозь этот крест. Коробка. Что-то вроде капсулы времени, которую парни собирали вместе. В ней их общие физические воспоминания, наиболее ценные для них. — Уже ночь, — напоминает Ким. — Ага. — Мы пойдём рыться в земле? — Ага. — Ты сумасшедший. — Только до безумия влюблённый. Сынмин развернулся в кольце рук, обвил шею парня и мягко улыбнулся. Бездна в чужих глазах тёплая и манящая, от неё тяжело оторваться даже во время затяжных поцелуев. Поэтому-то Сынмин часто отодвигается просто чтобы ещё разок заглянуть в неё. На дне зрачков всегда таятся истинные чувства, к ним и тянется душа, а Сынмину просто до одури нравится осознавать, что смотрят так только на него. — Ну, пошли копать, безумие моё, — шепчет Сынмин, а Хёнджин на это ярко улыбается. Этого не видно чётко, но Ким уверен, что оно так и есть. Хван отходит к коробке, дабы проверить на месте ли всё, а пальцы Кима скользят по царапинам на стекле и он усмехается этому безумию, что охватило двоих сразу. Безумию, что иначе зовётся любовью. — У тебя есть лопата? — Конечно. Он потряс рукой, в которой держал две железные ложки для обуви. Совершенно не похожие на лопаты. — Давай, Сынмини. Нам нужно хоть где-то сохранить наши воспоминания... Сынмин крупно вздрагивает, возвращаясь в реальность. Приходится опереться на подоконник, чтобы унять возникшую боль в виске и учащённое сердцебиение. Организм словно сопротивляется этим воспоминаниям, всячески сигнализируя, но это всё успешно игнорируется. Спустя несколько минут взгляд снова цепляется за нацарапанный крест. Если взглянуть сквозь него, то на поле видно небольшую неровность. Между цветочными клумбами, за скамейками, где обычно отдыхают студенты. Прямо там зарыты их воспоминания. На раздумья больше не тратится ни секунды. Висящая на своём законном месте железная ложка для обуви только подталкивает к действиям. По удачному стечению обстоятельств консьержа на месте не оказывается, поэтому Сынмин без проблем выбегает на задний двор и ищет примерное место, куда указывал крест. В поисках помогает та самая неровность, которую Ким заметил ещё в комнате. Вблизи она выглядит так, словно что-то некачественно зарыли, либо недавно отрыли. Сердце пропускает удар, а руки дрожат. Коробка там. Яма не такая глубокая, но достаточная, чтобы спрятать в себе вещь. Она потрёпанная и кажется вот-вот развалится, но уверенно хранит в себе запрятанное. Сынмин быстро возвращает землю обратно, а после и сам спешит в комнату. Тут уже не верится во всё происходящее. Он действительно прилетел в другую страну "не пойми за чем" и нашёл это "не пойми что". Оно лежит на столе, прямо перед Сынмином, что стоит на расстоянии, задумчиво покусывая ноготь. "Не порти зубы" – мелькает в голове и парень быстро тянется в сумку за конфетами. За это время тело наполняется решимостью. Поэтому, когда Сынмин вновь поворачивается к коробке, он уже не медлит. Что же там внутри? Первой в глаза бросается маленькая камера. Ким стряхивает с неё землю и разглядывает. Рабочая ли? С ней никаких особых воспоминаний не связанно, абсолютно ничего не тревожит душу, пока руки держат металл и щёлкают по кнопкам. Точно ли эта коробка может помочь?.. Щёлк. Загорается экран. Значит, рабочая. Один файл. И вот тут уже сердце замирает. На обложке видео Сынмин. Тот самый, со студенческих годов. Он смотрит куда-то за кадр и губы кривит в подобии улыбки. Дрожащий палец жмёт кнопку проигрыша, Сынмин в настоящем решает присесть на кровать, чувствуя лёгкую дрожь от волнения в ногах. — Эм... — сквозь помехи прорывается электронный голос, а после звучат шуршания и картинка выравнивания, вместе с ней и звук. На экране Сынмин пару лет назад. Юный совсем, с пухленькими щёчками, с неизменно чёрными волосами и с брекетами на зубах. Он выглядит смущённо, поглядывает куда-то за камеру, а потом возвращает недоверчивый взгляд в объектив. — Ну, чего мнёшься, — кто-то посмеивается за кадром, а Сынмин в реальности замирает. Этот голос... голос из снов, из обрывков воспоминаний. От него мурашки по коже и кажется изнутри тоже. — Это странно. Я записываю обращение к будущему себе, — как нечто абсурдное произносит юный Ким. — Какое-то безумие. — У нас иначе не бывает. Давай уже снимем по-быстрому, а то опоздаем в кино. — Господи... Ладно. Привет, эм, я... то есть, Сынмин?.. — Да, ты прав, это странно, — уже во весь голос смеются за кадром, а юноша на это закатывает глаза и цокает. — Помолчи, — шикает он на смеющегося, а после возвращает внимание к камере. — В общем, если ты – Сынмин из будущего и видишь эту запись, и ничего не понимаешь, значит эксперимент идёт удачно. Хотя если ты начал вспоминать что-то, то это не очень хорошо... для них. Но для себя ты должен вспомнить всё. — Эксперимент? — вопросительно шепчет Ким из настоящего. — Эксперимент, — словно услышав его, утверждает юноша. — Это всё наверняка покажется бредом, но ты его участник. Учёные при нашем университете разработали такую технологию, которая способна... вычеркнуть определённого человека из воспоминаний. Я, то есть, ты... эм, мы являемся лучшим студентом с отличной памятью и хорошо работающим мозгом, поэтому им хочется проверить его. В эксперименте участвуем не только мы, но и другие люди и у всех разные возможности мозга... — Это так нудно, — перебивают Сынмина, на что он кидает грозный взгляд за камеру. Слышится чмок и юный Ким закатывает глаза, возвращаясь к объективу. — Наверняка ты помнишь своё рвение к изучению этого мира, так вот, изучение возможностей своего организма не менее интересно. В эксперименте ты участвуешь не один, а вон с тем клоуном, — он указывает пальцем за кадр, где слышится возмущённый восклик, а на губах Кима расцветает усмешка. Но потом она сходит и остаётся лишь тусклость на лице. — Эм, ты забудешь именно его. К сожалению, я не могу назвать имени, хоть и уверен, что ты уже вспомнил его... так ведь? — глаза юноши с надеждой смотрят в камеру. Сынмин из настоящего поджимает губы и кивает головой, словно его видят. — Мы встречаемся уже года два и он многое значит для меня. Поэтому ты должен вспомнить и найти его. Мистер Чхве и мистер Хван – кураторы эксперимента. Они сказали, что вернут все воспоминания через год после начала, если этого не сможем сделать мы, но давай-ка ты всё-таки сам, ладно? Чем меньше вмешательств в наш мозг – тем всё-таки лучше. Вновь помехи, а Сынмин из настоящего анализирует информацию. И его передёргивает только от одного факта. "...вернут все воспоминания через год после начала..." На данном видео дата приближалась к выпуску из университета, а с него прошло уже около трёх лет. Быть ведь такого не может... Либо с экспериментом что-то пошло не так, либо изначально не планировалось возвращение воспоминаний участникам. — На самом деле мы не должны записывать такое, но... знаешь, фильмы научили не верить учёным. Если что-то пойдёт не так, то ты найдёшь эту запись и она станет некой подсказкой. Самое главное, помни, ты можешь доверять на сто процентов только некоторым людям: Феликсу, Чанбину, этому некто за кадром, которого ты обязан вспомнить и Крису. Феликс и Чан работают в лаборатории, но они наши друзья, поэтому помогут в случае чего. Но надеюсь, что помощь не понадобится. Это что-то вроде испытания в наших отношениях. Здорово же? Во всяком случае, я хочу вспомнить всё сам. — Я уверен, что ты сможешь, милый, —растягивая звуки, почти мурлыча, вновь звучит знакомый голос, а в груди тепло разливается. — Хэй, Минни из будущего, я уверен, что буду любить тебя даже если пройдёт лет десять, — юноша на экране смотрел блестящими глазами поверх объектива и закусил губу вместе с Сынмином из настоящего. Эти слова тронули обоих. — Но вспомни меня поскорее, я уверен, что соскучусь по поцелуям с тобой на следующий же день, как ты забудешь. — Вот придурок... Звонкий смех перебивается сильными помехами, картинка плывёт и рвётся, а запись останавливается. Ответ получен. Он участник эксперимента вместе со своим парнем. Бывшим парнем? Неизвестность и чувство потери резко потяжелели на душе. Теперь, зная суть происходящего, сердце болело сильнее. Как он мог согласиться на такое? Да, Сынмин был достаточно азартным и любил изучать всё и всех, даже себя. Но добровольно забыть свою любовь на такой длительный срок... Хотя, учитывая слова себя из прошлого, этот срок должен был кончиться ещё пару лет назад. Что же случилось с экспериментом и где Хёнджин? Ответ получен, но его всё ещё не хватает. Может что-то ещё в коробке имеет значение? Например дневник. Страницы также потрёпаны временем, но это не мешает разобрать текст. Сынмин любил описывать свои дни, происходящие события, достижения... "Сегодня я почти смог взять ноту ля какой-то там октавы. Это удивило Хёнджина и он всё продолжал хвалить мои вокальные навыки, хотя мне мало верится, что что-то из этого выйдет. Но пока Хёнджин верит в меня, я тоже буду верить..." "...Мы почти поругались, но этот дурачок притащил коробку мелков и предложил разрисовать комнату. Ну не ребёнок ли? Нам точно влетит за это, но пока мы сидим среди ярких цветов и различных каракуль. Хёнджин очень красиво рисует, поэтому я старался не мешаться, но он... он никогда не даёт мне постоять в стороне..." Сынмин взглянул в коробку и зацепился взглядом за мелки. А стоило взять их в руки, как сзади почувствовалось тепло. — Вот так, — томно произнесли на ухо. Хёнджин прижимался к спине парня, пока сам управлял его рукой. У них схожее телосложение, но у Сынмина сразу создаётся ощущение словно он совсем крохотный. Даже сейчас, хванова ладонь кажется большой, когда держит его собственную. — Смотри, какой цветок получился. Нечто похожее на тюльпан теперь красовалось на дверце шкафа. Хёнджин отпустил чужую руку, чтобы свою уложить на талии и с чувством сжать тело в руках. Он лицом зарывался в пушистые волосы и с упоением вдыхал родной запах. — Прости меня, — разбито прошептал Хван. — Прекрати, я уже даже забыл причину этой ссоры. — Не ври, у тебя хорошая память. Сынмин рвано выдохнул и почувствовал, как содрогнулся его парень сзади. Он крепче сжимал руки на талии и лицо от волос не отрывал. Рядом с Хёнджином можно было почувствовать себя крохой, но иногда и он сам становился таким. Совсем расклееным, ранимым, он в такие моменты выглядел, как побитая собака, все его эмоции и чувства были на виду. — Солнце, всё хорошо, — ласково произнёс Ким, прикладывая свои руки поверх чужих. Те дрогнули, но разомкнулись, чтобы переплестись с сынминовыми. Это была странная поза, но никто из них не жаловался, находя её комфортной. — Память иногда подводит даже меня, так что считай, что я ничего не помню, хорошо? Ой, а чего мы тут стоим? — начал отыгрывать Сынмин, оглядываясь по сторонам. — Надо же, вот недавно я был на занятиях, а вот мы стоим перед расскрашенным мелками шкафом. Время между этим, как в тумане, ничегошеньки не помню. Такой спектакль одного актёра вызвал немного истеричный смех у Хёнджина. В бездне на этот раз прошёлся дождь, оттого она была слегка влажной, но блеск на её дне казался ещё ярче. Сынмин большими пальцами вытер капельки с ресниц Хвана, а после чмокнул того в порозовевший нос. — Давай нарисуем побольше цветов? У нас ещё пол чистый весь, надо исправлять. Под аккомпонимент смеха, они вновь поддались своему лёгкому безумию. С улыбкой на губах, Сынмин продолжил читать записи в дневнике. Они носили разное настроение, абсолютно разное содержание. Не было ни дня, что был бы похож на прошлые. Хёнджин привносил в каждый из них свои краски. "...Хёнджин сказал, что я его муза. Интересно, сколько у него их было до меня... Я не ревную, ведь люблю его, а он меня. И мы оба это знаем. В наших отношениях нет места ревности. Но мне просто интересно..." "...Хёнджин стал куда-то пропадать, и я ничего не понимаю. В общежитие приходит поздно, а уходит рано. Не каждый день, конечно, но всё же... и он всегда уставший. Мне больно видеть его таким. Это началось после каникул, когда он ездил к своей семье... Он говорит, что всё в порядке. Прости, Хёнджини, но я тебе не верю, и я должен разобраться в том, что с тобой происходит, ведь мы всегда были поддержкой друг друга, правда?" "...Я всё узнал. Меня поймали за слежкой, но всё оказалось не так страшно. Оказывается дядя Хёнджина - учёный! И они разрабатывают какую-то новую технологию для памяти. Скоро будет запущен эксперимент, в котором нам предложили поучаствовать. Почему бы нет? Это так интересно! С нами будут участвовать другие студенты. Из них я пока познакомился с Ян Чонином. Он милый и скромный, пока ещё первокурсник, сюда попал потому что знаком с Крисом – они друзья детства, а Крис один из работников лаборатории..." — Ян Чонин? — удивлённо перечитал Ким. И правда. Вот почему это имя и внешний вид того студента показались знакомыми. Они не достаточно сблизились, чтобы хорошенько запомнить друг друга, а из-за стёртых воспоминаний вовсе забылись. Записей в этом дневнике полно, можно хоть всю ночь читать. Они длятся вплоть до начала эксперимента и через текст заметно волнение того Сынмина. Его сомнения и переживания, а также неугасающая заинтересованность во всём этом. Хёнджин сначала относился ко всему скептично, но потом сдался, не смея мешать своему парню в познании самого себя. Потом всё заканчивается, поэтому Сынмин начинает листать заново. Ему очень спокойно, глядя на все эти строки, он даже забывает сначала о других вещах в коробке. Однако одна из записей заставляет вернуться в реальность. "...Хёнджин сплёл нам браслеты. Я не ношу украшения, но это собираюсь, потому что оно многое значит. Он объяснил мне первоначальный смысл, но решил умолчать о другом. Я долго думал, почему он расставил бусинки в таком порядке, а потом предположил, что это азбука Морзе. Белые – точки, чёрные – тире..." Сынмин вздрогнул. Точно. Ему ведь тоже показалось странным такое чередование. Голова была забита совершенно другим, чтобы придать этому факту больше значения. Азбука Морзе, значит. Глаза цепляют другие браслеты, что лежали в коробке. Кажется, это самые первые... но, тогда, что надето на Сынмина сейчас?.. И всё же, сначала Ким решает проверить те, что в коробке. Пальцы скользят по бусинкам, они отделены маленькими узелками, видимо, чтобы разграничить буквы. Знание азбуки Морзе пригождается в его профессии, на случаях, когда в полевых условиях не работает телефон и связываться с базой приходится с помощью таких сигналов. Сынмин прикидывает где берётся начало и принимается за чтение. "Чёрная, три белых, узелок. Белая, узелок. Две чёрных, две белых, узелок. Две белых, чёрная, узелок. Две чёрных, узелок. Две белых, узелок. Белая. Узелок. Компас." Вздрог происходит совершенно неосознанно. Стоит слову сложиться в голове, как к глазам подступает влага. Они негласно использовали это слово, чтобы характеризовать свои отношения. И если сначала это было в шутку, то после оно настолько приелось, что даже сейчас ощущалось чем-то родным... Сердце отзывалось на него, а губы продолжали шептать, наслаждаясь тихим звучанием. Эти браслеты сопровождали их с самого начала знакомства и до самого конца... Но что же за браслет на Сынмине сейчас? Он вновь принимается читать, игнорируя сжимающееся от тоски сердце и пару пророненных слёз. Ещё не время расклеиваться, впереди много дел. Палец уверенно проходится по бусинам... "Две чёрных, белая, узелок. Чёрная, две белых, узелок..." — Где ты есть... И это всё. Фраза кончается, но она явно не закончена. Так и требует продолжения, а где его искать? Быть может вторая часть у самого Хвана, но, чтобы это узнать надо его найти. А как? Фраза с браслета звучит, как уже привычный вопрос Кима, приевшийся за последние дни. Есть ли в ней смысл или это обычная безделушка? Сынмин откидывается назад, падая прямо на пол. Он устал. Глаза начинают слипаться, а мозг уже не соображает, кажется. Весь груз найденной информации ложится на плечи и её правда много для одного дня. На сегодня Ким решает закончить. Утро вечера мудренее, поэтому он быстро собирает вещи обратно в коробку и сам раздевается для сна. Кровать принимает его в свои прохладные объятия, а в груди появляется чувство неправильности. Непривычно. И нет, не просто быть здесь, а быть здесь одному. Не хватает тепла чужого тела, что обычно любило прижаться к спине, обвить руками талию, что-то напевать на ухо, пока руки бережно поглаживали то, чего касаются. Это всё начинает ощущаться почти наяву, а Сынмин уже и не различает падает он в воспоминания или в сон. Но на этот раз он знает об этом образе больше. Он всё ещё расплывчатый, в связи с тем, что внешние данные Хёнджина до сих пор загадка. Поэтому Ким и не пытается оглянуться, даже, когда плеча касается что-то мягкое. — Ты напряжён, — констатирует факт Хёнджин, мягко приобнимая. — Просто устал, — Сынмин размякает и позволяет себе облокотиться на крепкое тело позади. Вокруг них какофония из голосов людей, шумной музыки, и множества других звуков. Перед глазами уже невыносимые яркие пятна кружат, голова гудит и в горле першит. Находиться в эпицентре вечеринки в честь победы их баскетбольной команды себе дороже. Хотя многим эта обстановка привычна, вот они и наслаждаются атмосферой и ночью свободы, когда преподаватели не особо следят. Сынмин привык только к двум источникам шума: Чанбину и Хёнджину. Остальные воспринимались резко и неприятно. К счастью, его парень достаточно внимателен, чтобы вовремя заметить ухудшение состояния Кима и вывести того во двор, подальше от этой дикой обстановки. — О чём думаешь? — мурлычет Хван на ухо, цепляя то губами. Мурашки по коже пускает, хотя это может быть и от прохладного ветра, заставляющего хлюпнуть носом и съёжиться. — Скоро выпуск... — Ага. — Решил, куда пойдёшь потом? — с притворным безразличием спрашивает Сынмин. У него пока один страх – расстаться с Хёнджином. Как бы сопливо это не звучало, но без него будет совсем не то. Жизнь буквально потеряет все краски, что успела обрести за годы студенчества. Поэтому вопрос кто куда пойдёт остро отзывается в груди. Хёнджин чуть покачивается, поймав краем слуха медленную мелодию, а руки на чужой тонкой талии сжимает и чувствует, как пальчики Сынмина играются с бусинками на браслетах. Он всегда это делает, когда думает или нервничает. — Мама звала в свою мастерскую. Хочет, чтобы я продолжил дело. Семья Хван владеет своей ювелирной мастерской и небольшим салоном, где продаёт бренд. И Сынмин в курсе о том, как Хёнджин горит этим делом. Его голова полна идей по улучшению изделий, по их дизайну и их все не терпится применить в реальности. А ещё Сынмин в курсе сомнений своего парня, ведь они так схожи с его собственными. Они не хотят терять друг друга, но обстоятельства встают на пути. — А я думал податься в ближайший геологический центр, — тихо сообщает Ким. — Тогда будешь заезжать в Лос-Анджелес? — усмехается Хван в ответ. Да, из Пало-Альто он уезжает. Не так уж далеко, всего около десяти часов пути, но и они ощущаются огромной пропастью. Это пугает, но это необходимость. — Как только выдастся свободная минутка, так сразу к тебе, — Сынмин принялся также раскачиваться с ноги на ногу, увеличивая амплитуду. Парни старались превратить разговор в шутливую форму, но тяжесть реальности всё равно оседала в сердце. — В любом случае, мы живём в эру технологий, — внезапно оптимистично заявляет Сынмин, разворачивается в кольце рук, чтобы лицом к лицу оказаться. — На что нам интернет? Будем по нему общаться, а потом как-нибудь придумаем где и когда встретиться. Зато не устанем друг от друга. — Я от тебя никогда не устану, милый, даже не думай, — Хван поддаётся вперёд и легонько касается своими губами чужих. — Мой дух всегда будет с тобой на экспедициях или куда вас там по работе могут отправить. Знай, что я всегда рядом. Смех двоих тонет в шуме толпы, которая решила выйти во двор для запуска фейерверков. — Получается, где я, там и ты? — с прищуром спрашивает Сынмин, устраивая руки на плечах своего парня, а тот отвечает такой же эмоцией сперва, но после не сдерживается и чмокает в мягкую щёку, носом ведёт к шее, оставляет такие же нежные поцелуи на ней и в итоге утыкается в сгиб шеи, вдыхая любимый аромат. И совсем тихо шепчет, что слышит только Сынмин, покрываясь мурашками. — Где ты, там и я. Даже если мы будем на разных концах света, я найду тебя во всём. О, Сынмин это знал. Он был безумием Хёнджина. Потому что только ради него Хван начал изучать неподвластный ранее абстракционизм. Он избегал этот жанр, считая, что не осилит. Он любил рисовать портреты и пейзажи, но чтобы нарисовать Сынмина требовалось мыслить куда обширнее. Другим хватало того, что начертания карандаша повторяли внешность. Сынмина же обычной оболочкой не передать. Сынмин это о большем. О глубоком. Поэтому для Хёнджина он был везде. В цветах, в звёздах, в красках, в запахах, в атмосфере. Он везде умудрялся находить частичку Кима. А Хёнджин был безумием Сынмина. Потому что только ради него прилежный студент Ким был готов бросить подготовку к занятиям, просто из-за того, что там где-то в саду распустился цветок и им срочно нужно его увидеть. Только ради него Сынмин был готов сбежать с пар, потому что Хван написал, что у него резкий наплыв вдохновения. А Хёнджин был прекрасен, когда занимался любимым делом. Он бы мог посоревноваться с любым произведением искусства и точно бы выиграл. По крайней мере, для Сынмина он всегда был номером один. И как-то так случилось, что Хёнджин стал приоритетнее всего остального, чем был одержим Ким до встречи с ним. Слово "любовь" красивое, но для себя и своих отношений, эти двое решили взять другое. Безумие.

☆ミ

      На следующий день Сынмин пребывал в странном состоянии. Детали сна вновь забылись, но он усердно прокручивал всё в голове, стараясь зацепиться хоть за что-то. Медленно бредя по территории кампуса, с коробкой "воспоминаний" в руках, он старался понять, как найти Хёнджина. К большому разочарованию в администрации не помогли даже почётному бывшему студенту, заявив, что не имеют права разглашать информацию. Единственная надежда теперь была на Феликсе, которому, по словам себя же из прошлого, можно довериться. Раз он работал в лаборатории, значит должен знать больше информации. Проблема лишь в том, что найти его также сложно, как Хвана. Ни один из студентов не в курсе о таком человеке. Ли Феликс никогда не работал тренером, каким представился. Это всё немного напрягает и Сынмин даже не может поделиться новой информацией и успехами со своим лучшим другом. Чанбин не отвечает с ночи, но странным это не считается. Скорее всего он занят работой, возможно даже уехал туда, где не ловит связь. Для их работы, пропадать сутками - норма. В итоге обговорить всё не с кем и Сынмину остаётся только медленно покидать кампус, хотя мыслительный процесс ни на секунду не останавливается. Оттого он настолько уходит в свою голову, что не замечает студента, когда заворачивает за угол. — Вот это голова. Как камень, — жалуется тот и в нём узнаётся Ян Чонин. Сынмин внезапно воодушевляется. Этот паренёк ведь упоминался в записях дневника, он такой же участник эксперимента. С ним может выстроиться диалог, но Ким более чем уверен, что напрямую спросить не получится. Если Чонин всё ещё не вспомнил, то это может восприняться крайне плохо. — Мне так жаль, я совсем в мысли зарылся, — Сынмин много раз кланялся и извинялся, хоть тут так не принято, но корейское воспитание даёт свои плоды. — Хэй, всё в норме, — потирая лоб, ответил младший. — Мне правда жаль. Ты куда-то спешил? — Не особо, просто в кафетерий. — О! Я тоже собирался пообедать. Не хочешь сходить со мной, я помню тут неподалёку есть кафе, где делают очень вкусные вафли. — "У мистера Пита"? — У мистера Пита, — утвердительно кивает Ким. Это место, судя по всему, всё ещё пользуется популярностью. В свои студенческие годы, он со своей компанией обожал туда ходить на обед или в свободное время. Мягкие изнутри, но хрустящие снаружи вафли подавались с абсолютно разными добавками – от солёных, до сладких, и при этом они все были необычайно вкусными. — Вдвоём веселее. — Вам повезло, что я люблю это место и с радостью составлю вам компанию. — Отлично! И давай на ты, так комфортнее. — Ладно, — пожимает плечами Ян. — Ты платишь, — на возмущённый взгляд Кима, младший указывает на свой лоб, где уже покраснела кожа. Сынмин по-доброму усмехается, закатывает глаза и кивает. Он может понять эту студенческую наглость, когда каждый доллар на строгом счету. На самом деле, Сынмин даже забывает о начальной цели его обеда именно с Чонином. Этот малый умело затягивает в темы, скачет с одной на другую, хоть сначала и показался достаточно молчаливым и сдержанным. Сейчас Ян воодушевлёно рассказывал о преподавателях, а Сынмин с улыбкой вспоминал их и поддерживал беседу, подкрепляя её своими воспоминаниями. Кстати о них. Исходя из уже прошедшего диалога, трудновато сделать вывод, помнит ли Ян эксперимент или нет. Он ни разу не затронул хоть что-то связанное с этим, однако также он ни разу не упомянул своих друзей, а точнее одного конкретного. Опять же со слов себя из прошлого, Чонин является другом детства Криса, который в свою очередь – работник лаборатории. — Интересный браслет, — замечает Ян, когда Сынмин в очередной раз начинает его теребить. — Бусины необычно расположены. — Да, это азбука Морзе. — Правда? Классно, а что означает? — заинтересованный блеск в глазах студента вызывает умиление. Он просит руку Кима ближе, чтобы рассмотреть браслет получше. — Или это что-то особое, что нельзя знать чужим? Был бы сейчас на Киме другой браслет, с их словом, то именно так он и сказал. Может это по-детски, по-собственически или эгоистично с его стороны, но он хотел бы сохранить значение того браслета в тайне. Чтобы она была доступна только ему и Хёнджину. До сих пор иметь нечто общее, связывающее их, было до одури приятно и помогало теплить надежду. Надежду на те слова Хвана из видеообращения: "— Хэй, Минни из будущего, я уверен, что буду любить тебя даже если пройдёт лет десять." Отрицать не имеет смысла, что с возвратом воспоминаний, возвращаются чувства. Сынмин начинает вспоминать чужие прикосновения, слова, тепло и это всё отзывается давно забытыми ощущениями. Немного тревожно от этого, но Ким пока сосредотачивается на другом. — "Где ты есть". — Прямо перед тобой... — Нет, — усмехается Ким. — Фраза на браслете расшифровывается как: "Где ты есть". — А. Получается, вторая часть у другого человека? — вопрос даёт понять, что Чонину фраза тоже кажется незаконченной. — Наверное... На самом деле, я не помню была ли у этого браслета пара. — Конечно была. Тут даже компас висит... с магнитом! Ну точно же есть пара! — бодро заявляет Ян, развеивая все сомнения. Он прав. Какой смысл в одном браслете с такой подвеской, у кого-то однозначно должна быть вторая половина. И чувствует Сынмин какими-то внутренними ощущениями, что она у Хвана. Если, конечно, он ещё не выбросил это украшение. Чонин продолжает внимательно разглядывать браслет, находя всю эту историю интересной. Ну конечно, он же в газете отвечает за колонку университетских историй и сплетен. Да, такая тоже имеется. Конечно же, редакторы сначала уточняют у источников, можно ли эту историю публиковать и только потом пускают в печать, но бывали пара ситуаций, когда в свет выходило то, что не должно было. — Не хочешь найти человека с парой? — любопытствует Чонин, на что Сынмин поджимает губы. Он этим и занимается, вообще-то. — Хочу, но это кажется нереальным. Как? — В смысле? У тебя браслет с компасом, чувак. Вряд ли он тут просто так висит, — Чонин поднимает запястье Кима повыше и слегка трясёт им. — Это просто висюлька... — Хэй, мысли обширнее! Фраза "Где ты есть" и компас идеально сочетаются... Может ответ где-то на браслете? Сынмин высвободил свою руку из чужого захвата и поднёс ближе к глазам. Выглядел он скептично. В браслете просто зашифрована фраза, что ещё тут может быть? Чонин намекает на сам компас, но это действительно самая обычная подвеска. Сделана из серебра и выглядит очень аккуратно и красиво, точно также, как на браслете с их секретным словом. Если же приглядеться, то можно заметить выгравированные цветы на половинке корпуса, а вместо букв, обозначающих стороны горизонта – звёзды. Цветы и звёзды... Сердце пропустило удар, но Сынмин виду не подал. Он проморгался из-за напряжения в глазах и продолжил рассматривать изделие. На обратной стороне ничего особенного. Только какие-то цифры, словно координаты. — Быть не может... — поражённо шепчет, кидая быстрый взгляд на довольного Чонина. — Что-то нашёл? — Мне нужна карта... или... сейчас, — Сынмин схватился за телефон, как за спасательный круг и вбил эти координаты в карту. Пока шла загрузка, он, кажется, успел умереть и воскреснуть раза три уже. Стоило поиску прекратиться, а на экране показаться определённой точке на карте, то он и вовсе дышать перестал. Только Чонин помог прийти в себя, с помощью хлопков по руке. Точка в Лос-Анджелесе. Это был адрес ювелирной мастерской. Что-то знакомое прорезалось в воспоминаниях и Сынмин на этот раз напряг мозг сильнее, чем за все последние дни вместе взятые. "— Мама звала в свою мастерскую. Хочет, чтобы я продолжил дело." "— Тогда будешь заезжать в Лос-Анджелес?" Это украшение в виде компаса точно сделано в той мастерской. Мастерской семьи Хван. — Кажется, нашёл... — неверяще произносит Сынмин, глядя на компас под новым углом. Ответ всегда был рядом. Он был рядом. Довольная улыбка на лице Чонина становится только шире и её хочется отзеркалить, но понимание, что ему помог тот, кому тоже нужна помощь, заставляет чувствовать себя виноватым. — С такой дедукцией, ты бы мог найти что угодно. Или кого угодно, — начинает Сынмин, размышляя на ходу, как подступиться к нужной теме. — Вовсе нет, — мотает головой младший. Он вздыхает и ненадолго в сторону взгляд отводит. — Иногда просто нужен взгляд со стороны или небольшой толчок. Очевидные вещи не замечаются, когда на уме лишь одна навязчивая мысль и множество ответвлений от неё, — он вернул внимание на Кима. — Когда-то и мне так помогли. — Ты... Без словестного ответа, Чонин лишь многозначительно улыбается и берёт свою сумку, поднимаясь с места. — Спасибо за угощение! Обед кончается, так что я пойду, — спешно прощается Ян, а Сынмин и не пытается его остановить. Всё понятно и без всяких объяснений. — Чонин, — окликает он, когда младший отходит от стола. — Спасибо. Лёгкий поклон и парень скрывается среди толпы на улице, словно до этого был лишь миражом. Сынмин смог выдохнуть, понимая, что он ближе к своей цели. К Хёнджину. Эйфория накрыла с головой и он тут же решил купить билеты на ближайший поезд до Лос-Анджелеса. Он, правда, был только следующей ночью, но это не страшно, учитывая, что с их последней встречи прошло три года. Остаётся надеяться только, что Хван действительно решил продолжить семейное дело и находится там. ~ — Ну что? — жалобно тянет Чонин, когда встречается со строгим взглядом, завернув за угол. Феликс молча качает головой. — Я просто направил его мысль в нужную сторону. — Он же просил... — Да я ничего такого не сказал. Хотя мог прямо в лоб рассказать где Хван или вообще номер его дать, — парни двинулись в сторону кампуса. — Тем более, Сынмин сам много чего нашёл. Он, как минимум, решился вернуться сюда. — Думаешь он сможет всё вспомнить? — нервно спрашивает Феликс. Его волнует, что половина участников эксперимента не смогла вернуть воспоминания. Кто-то просто игнорировал сигналы мозга, что пытался показать моменты прошлого, кто-то сдался на середине пути, решив, что это им не нужно. — Он вспомнил Хёнджина, ты бы видел его вчера, когда он минут пять просто вдуплял в газету. И это уже огромнейший успех, особенно, после того, что с ними сделали... — К счастью, Чхве поплатился за это. — Да, и теперь нам надо поспешить к Крису. У него мыши сбежали из клетки, — сообщает Ян, переписываясь с упомянутым. — Опять? — с досадой взвывает Феликс. С людьми работать было легче.

☆ミ

      После зелёного и мирного Пало-Альто, заросшего растительностью и наполненного свежим воздухом, Лос-Анджелес встретил привычным городским шумом и высотками, что перекрывают чёткий вид на небо. Не сказать, что он излишне серый, но и пасмурная погода делает свое дело, вводя в уныние жителей. Зато радость роилась в груди одного приезжего паренька, и в месте с ней можно заметить нервозность. Крайне противоречивые чувства, но понять их можно. С одной стороны, вот-вот может состояться встреча с тем, кто вызывал невозможно тёплые и воздушные состояния. С тем, кто мурашки пускал не только по коже, но и изнутри, заставлял всё тело содрогаться от одного взгляда. С тем, кто был готов влезть в любую безумную идею, не думая о последствиях. С тем, кого Сынмин мог потерять, если бы не взял дело в свои руки и не копнул глубже те расплывчатые видения. Теперь же всё наяву и в груди трепет возникает от одной мысли вновь взглянуть в бездну чужих глаз. Но другой стороны, прошло три года. Если смотреть на это глобально, то не так уж и много, но и этого промежутка достаточно, чтобы многое могло поменяться. Даже за время, равное месяцу полевых геофизических работ, в жизни друзей Кима происходило целое множество ситуаций и изменений. И Сынмин не верит в вечность, поэтому слова Хвана о "любви, даже через десять лет" – кажутся пустышками. Но всё равно они умудряются волновать давно уснувших "бабочек" в животе. Быть может, сейчас Сынмин ничего не будет значить для него. Обычный парень из прошлого, с которым было весело скрашивать студенческие будни. Если честно, сердце сжимается от этих мыслей. Не хочет Сынмин потерять такого человека, как Хёнджин, из-за своей же глупости. Может стать очень больно, когда в бездне больше не будет того блеска, с которым смотрел только Хван. И ещё больнее станет, когда он скажет, что их отношения далеко в прошлом и абсолютно ничего не значат. Сынмин встаёт посреди тротуара, не доходя до входа в салон. Он тут, прямо перед глазами, ещё пара шагов и роковая встреча произойдёт. Конечно же, если Хёнджин действительно здесь. Ладошки вспотели и пульс взлетел так, что уже физически ощущается во всём теле. Стоило ли это всё вспоминать? Сейчас в груди невыносимо тяжело, от вернувшихся чувств. Казалось, после произошедшего они должны были утихнуть, если не исчезнуть вовсе, но всё это словно было просто закрыто в клетке, что сейчас сломалась. В данную секунду Сынмин чувствует много всего, но продолжает сохранять спокойствие. Однако есть ощущение, что стоит только увидеть Хёнджина, как всё высвободившееся из той самой клетки задушит Кима. А ещё есть один минус. Сынмин всё ещё не помнит как выглядит Хёнджин. Отдельно - да. Губы, любимая улыбка, глаза, руки. Но всё вместе рождает лишь расплывчатое пятно. На что он надеется сейчас? Только на внутренние ощущения, либо же, что в салоне будет тот, кто его знает. Глубокий вдох наполняет лёгкие слегка задымлённым воздухом. Вредно, но это сейчас необходимо для придания хотя бы капли уверенности. Будь, что будет. Выдох и шаг в сторону входа. Внутри светло и бело. Всё, как подобает ювелирному салону, чтобы подчеркнуть все прелести изделий, показать полный блеск и шик. Множество полок, витрин и шкафов, что наполнены привлекательными украшениями. И все это расставленно достаточно грамотно, позволяя гармонично вписаться в дизайн нескольким картинам. Пока девушка, которая является работницей, судя по форме и бейджику на груди, была занята клиентами, Сынмин подходит к одной из витрин и чуть склоняется над ней. Совпадение или удача, а может какая-то немыслимая сила притянула его именно сюда. Внутри красиво разложены браслеты. И всё бы ничего, но это не обычные цепочки с шармами. Это тонкие, аккуратные цепочки с нанизанными на них точками и тире – азбука Морзе, очевидно. Под каждым изделием есть бумажка с переводом фразы. Сердце пропускает удар, а рука автоматически тянется к запястью. Пальцы проходятся по бусинам и цепляют компас. — Где ты есть... — шепчет Сынмин. — Подсказать вам что-нибудь? — бодро раздаётся со стороны, отвлекая парня от мыслей и заставляя вздрогнуть. Не от неожиданности. Хотя от неё тоже, но... Голос. Знакомый до одури, тёплый, родной. Он являлся по ночам, он был в воспоминаниях, он был на видеообращении. Сынмин поворачивается к источнику и замирает. Глаза жадно цепляются за каждую деталь на человеке, потому что то самое внутреннее ощущение сработало. Это чужой человек для мозга, что не до конца всё вспомнил, но родной до безумия для сердца, что терпеливо хранило каждую секунду проведённую вместе. От такой долгой паузы, парень напротив чуть наклоняет голову в сторону, сохраняя мягкую улыбку на пухлых губах и ждёт, пока Сынмин придёт в себя. А тот, кажется, и не планирует. Застывший, словно статуя, Ким лишь убирает пальцы с компаса на браслете и неверяще смотрит прямо в глаза. Нет. Прямо в бездну. А на своих слёзы наворачиваются. Потому что в той блеск виднеется. — Ищете что-то определённое? — тихо спрашивает парень, нарушая паузу между ними. — Уже нашёл. Парень напротив улыбается шире так, что теперь над верхней губой ямочка появляется и Сынмин помнит её. Эта особенность на лице его парня была одной из любимых, сразу после родинки под глазом. — Йеджи, я буду наверху, — говорит он работнице, а после возвращает внимание на Кима. И Сынмин готов поклясться – у него сердце взорваться готово, когда руку протягивают, а на той висит единственный браслет. С чёрно-белыми бусинами и половинкой компаса, так идеально подходящей к его половинке. Они притягиваются и соединяются в единое украшение, когда Сынмин вкладывает свою дрожащую руку в другую. — Хёнджин, — не спрашивает, а утверждает Ким. Он уверен в этом на все сто процентов, но сейчас отчего-то очень захотелось произнести это имя. И тот в ответ легонько кивает, да руку сжимает. — Думаю, нам многое нужно обсудить, Сынмини. И в животе уже не порхание бабочек, а целый ураган проходится. Своё имя из этих уст звучит просто волшебно. Хван ведёт на второй этаж, прямо в свою мастерскую, не смея отпускать руку. Даже, когда он усаживает ведомого в кресло и своё ближе придвигает, руку не выпускает из своей, мягко вцепившись в неё. Сам волнуется из-за всего происходящего, но старательно сохраняет спокойный вид, потому что знает какого это – вспомнить. Садится прямо напротив и вторую руку парня берёт, чтобы хоть как-то близко к нему оказаться, хотя очень хочется наброситься с объятиями и зацеловать всего, но Хёнджин ещё не уверен, что именно удалось вспомнить Сынмину. — Для начала, — вступает Ким, приподнимая запястье Хвана, на котором был браслет. Он прокрутил его, чтобы прочесть шифр: "Там есть и я". Идеальное продолжение его собственной фразы, а полностью это отсылает к тому разговору перед выпускным, когда было множество опасений и сомнений, что же будет дальше. — Скажи ещё, что приехал сюда, чтобы просто узнать продолжение фразы, — усмехается Хван, позволяя крутить свою руку, а после млеет от того, как Сынмин переплетает с ним пальцы. Ощущения невероятные, спустя столько лет. — Ты ведь всё помнишь? Чуть с задержкой, но Хван кивает. — Почему не нашёл меня? А если бы я проигнорировал все эти непонятные сигналы? — с самого начала своего мини путешествия, Сынмин задавался этим вопросом. Что помешало найти его самого? — Я искал. И в первый раз мне удалось найти тебя и помочь всё вспомнить. — В первый раз?.. — Я правда держался сначала, но назначенный год стал подходить к концу, а ты так и не вспомнил меня, и я не выдержал, — под конец голос затих, а Хёнджин поджал губы, собираясь с силам, чтобы рассказать дальше. Сынмин почувствовал это нервное состояние парня, сжал его руки и стал мягко поглаживать большими пальцами, чтобы успокоить. — После выпуска ты устроился в местный геологический центр... — Что? — удивлённо перебил его Ким. — Нет, я же поехал в Корею сразу после... Глаза с надеждой смотрели на Хёнджина, что только покачал головой, опровергая данный факт. Но Сынмин действительно уверен, что сразу после выпуска вернулся в Корею, где они с Чанбином оказались в одной организации. Почему-то он никогда не задавался вопросом о том, что Со уже работал там, хотя выпустились они в одно время... — Не может быть. — Ты около года проработал в местном центре. Я нашёл тебя и помог вернуть воспоминания, потому что понимал – что-то идёт не так. — В каком смысле? — информация, как снег на голову, но за последние дни Сынмин с этим свыкся и просто пытался всё разложить по полочкам в голове. — Эксперимент не собирались обрывать. Они бы наблюдали за вами всё время, пока вы не начнёте вспоминать сами, а это могло занять целые годы... Обещание про возвращение воспоминаний спустя год было пустым. Крис с Феликсом, что там работали узнали об этом и постарались связаться с теми кого вы забыли, — каждое слово лилось с лёгкостью, хоть и самому вспоминать это время тяжеловато, но Хёнджин сейчас сидит с Сынмином и это просто огромное облегчение. — Но у тех учёных глаза повсюду, так они и узнали о том, что ты вспомнил всё. Это им не понравилось, из-за чего... нас с тобой поймали и провели всё во второй раз, но теперь уже и у меня забрали воспоминания. Пока Хёнджин рассказывал, Сынмин видел эти кадры перед глазами. Не отключаясь от реальности, как во все прошлые разы, он вспоминает этот момент. Двое мужчин в белом халате крепко держали Хвана, что дёргался, пытаясь освободиться, но те только сильнее начинали давить, укрепляя хватки. На своих руках Сынмин также ощущает чужие, не дающие свободно шевелить ими. А ещё он видит полный ужаса взгляд Хёнджина, он направлен прямо за спину Киму. — Нет! Вы не можете сделать это опять, это не безопасно. Дядя, ты же сам мне об этом говорил! — обращается он к мужчине, что готовит сыворотку для Сынмина. Ещё один учёный крепит какие-то провода к телу парня. С Хёнджином проделывают всё то же, пристёгивая ещё и на ремни к кушетке. — Мы отказываемся от участия в эксперименте, — подаёт голос Ким. — Отказаться уже нельзя, назад дороги нет. Мне жаль, — не смотря на слова, проговаривает это мужчина без каких-либо эмоций и также без колебаний вводит сыворотку в организм. Сынмин жмурится от неприятных ощущений, глазами ищет Хёнджина, который уже не пытается вырваться. Без толку, да и силы постепенно покидают тело. Им на виски крепят электроды и щёлкают куда-то в компьютерах, но взгляд постепенно мутнеет, из-за чего становится сложно разобрать хоть что-то. — У этого субъекта нужно стереть последний год жизни, — произносит ещё один учёный, стоящий рядом с тем, что был за компьютером. — И отправим его в Корею, им нельзя больше пересекаться. Слова превращаются в тягучие и неразборчивые звуки, сознание тонет во тьме. Сынмин успевает лишь взглянуть на Хёнджина. — Не забывай меня... Последние слова отпечатались в сердце чётче всех, хоть и скрылись за пеленой забвения. Эта информация шокирует, а свои опасения к учёным только подтверждается. Получается, прошло не три, а четыре года... Сынмин опускает голову, закусывая губу от досады, но глубоко в мысли зарыться не позволяет Хёнджин, что придвигается почти впритык и осторожно тянет руки к плечам парня. Видно, как он колеблется, поэтому Сынмин действует сам, утягивая Хвана в объятия. Тот уже набирается решимости, укрепляя хватку и прижимая к себе тело возлюбленного. Долгожданные объятия сопровождаются трепетом в груди, два сердца тянутся друг к другу словно магниты и находиться так близко друг к другу кажется правильным. Сынмин чувствует облегчённый выдох Хвана, утыкается ему лбом в плечо и сквозь лёгкую эйфорию собирает себя, чтобы продолжить диалог. Хотя хочется просто вот так, в этом положении, провести весь оставшийся день. — Где те учёные теперь? — Их осудили за незаконное проведение эксперимента над людьми, а лаборатория перешла Крису. Эта информация позволила расслабиться и вздохнуть с облегчением. Больше им ничто не угрожает. — Как ты вспомнил? — вновь спрашивает Ким. — Около года назад браслет делал и резко осенило. Вспомнил, как ты говорил, что украшения не носишь потому что они бессмысленные, — Хёнджин усмехается и рукой в пушистые волосы Сынмина зарывается, как любил это делать раньше. Ни разу не тронутые химией они сохраняли свою мягкость, блеск и густоту. — После этого каждая деталь начала напоминать тебя. Единственное, что я никак не мог понять – это почему и как я мог забыть тебя. Тогда на пороге мастерской появился Феликс, он и натолкнул на мысль, которую я начал развивать. Так и вспомнил всё несколько месяцев назад. Хотел вновь найти тебя, но... абсолютно без понятия, где ты мог быть. Геологические центры не предоставляют информацию о сотрудниках посторонним. Собирался хоть всю Корею объездить, но мама приболела и пришлось взять её дело полностью на себя. — Всё в порядке, — неосознанно Ким поддерживающе хлопает по спине. — В этом году я часто был в разъездах, так что мало вероятно, что ты бы выловил меня. — И всё же, ты смог сделать это, — с восхищением произносит Хёнджин, отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза. — Как тебе удалось вспомнить? — Всё благодаря твоему браслету, — улыбается Ким, дёргая руку с нужным украшением. Но Хёнджин загадочно улыбается, немного настораживая. — Что? — Это не мой браслет. Из моего тут только компас, но так-то его сплёл ты, — забывшись, Хёнджин проводит рукой по чужим волосам, поправляя чёлку, а после скользит по мягкой коже лица. Через секунду приходит осознание и он одёргивает себя. Данное действие оставило Кима недовольным, но больше он обратил внимание на фразу, а Хван продолжил, прокашливаясь перед этим. — Эти браслеты ты сделал нам перед выпуском, потому что мы зарыли первые... Точно. Сынмин резко дёргается к своей сумке, а после роется в ней под непонимающий взгляд. Но стоит выудить оттуда два браслета, как в тёмных омутах напротив сверкает что-то. Хёнджин тянется к вещицам и Сынмин позволяет ему забрать одно украшение. — То, что было в коробке очень помогло мне вспомнить всё. Различные мелочи, дневник, эти браслеты и камера. — Мы же записывали обращение, — сразу вспоминает Хван, кивая на слова. — Да, это было неловко... — Зато действенно. — Ты помнишь, что там было? — спрашивает Сынмин, пока глубоко в душе надеется на одну фразу оттуда. Помнит ли её Хван и сдержит ли? В ответ на вопрос Кима, тот нежно улыбается и кивает. — Каждое слово. В глазах Сынмина горит надежда и желание услышать заветную фразу. Да, они упустили много времени. Да, за весь этот промежуток их отношения могли потерять смысл, а чувства утихнуть. Могли, но не сделали. В бездне сверкает знакомый любящий блеск, когда Хёнджин смотрит на Сынмина. Он продолжает ласково касаться и тянуться к парню, что является ещё одним подтверждением. Было потеряно четыре года, всего лишь какое-то время и точно не то, что эти двое создавали друг для друга на протяжении своих отношений. Это всё до сих пор теплится в груди обоих. — Я говорил, что буду любить тебя даже через десять лет. И это правда. Как только увидел тебя сегодня, осознал, что всё ещё чувствую это и безумно скучаю, — честно признаётся Хёнджин, в конце поджимая губы. Ему тоже страшно. Хван может и любит, но Сынмин не обязан. Однако он должен хотя бы знать обо всём этом. — Безумно... Это про нас, так что, — тянет Сынмин, на секунду отводя взгляд вниз, чтобы нацепить тот самый браслет на запястье. Хёнджин отслеживает это действие с замершим сердцем. — Насколько безумно будет восстановить всё спустя столько лет? Столько всего могло поменяться в них самих за это время, но это всё ещё не отменяет факта наличия взаимного притяжения и трепета при одном взгляде друг на друга. Пусть они изменились. Пусть будет вновь сложно и утомительно думать, что же дальше. Пусть те четыре года были пропущены. Абсолютно ничего страшного Сынмин не видит в том, чтобы постепенно узнать друг друга заново и построить новые отношения. Быть может они даже обретут новые краски. Хёнджин заворожённо смотрит на Кима и вновь еле сдерживает нахлынувшие чувства, что всё норовят прорваться через грудную клетку. Сынмин всё также заставляет задыхаться от восхищения к своей персоне. Хван надевает на запястье браслет, а после переплетает свою руку с сынминовой. — В нашем стиле, — усмехается Хван, но вскоре становится серьёзным. — Ким Сынмин, станешь ли ты снова моим парнем? — Мой ответ всё тот же, Хван Хёнджин. Конечно.

☆ミ

      Прохладный ветер скользит меж зданий, на крышах которых он ощущается заметно ниже по температуре. Поверхность ощущается почти ледяной, но предусмотрительно постеленный плед спасает. Помимо этого, ещё один плед накинут на Хвана, что в свою очередь мягко прижимает к своей груди тело возлюбленного за талию. Предложение пойти посмотреть на звёзды посреди ночи воспринялось утомительным, но заманчивым, поэтому Сынмин согласился, недолго думая. И сейчас он ни капли не жалел, находясь в тёплых объятиях своего парня. Они перекидываются парой фраз, а после затихают, чтобы просто насладиться видом и атмосферой. С крыши здания, где располагается мастерская, открывается прекрасный вид на звёзды и Хёнджин слишком горел тем, чтобы показать это Киму. Почти весь свой отпуск Сынмин провёл с Хёнджином, наверстывая упущенное. Каждый день дарил новые факты и, тем самым, привносил новые краски. Однако всё имеет свойство заканчиваться, поэтому вскоре нужно возвращаться в Корею. Но это не печалит никого из них. И всё потому, что Хваны собираются открыть новый филиал своего салона именно в Корее. Хёнджин поедет туда вместе с Сынмином, без всяких сожалений. Здесь его ничего не держит, а вот Кима терять вновь абсолютно не хочется, поэтому данное предложение было сгенерировано достаточно быстро, так же, как и принято госпожой Хван. — Наша последняя ночь в Лос-Анджелесе, — тихо произносит Сынмин, откидывая голову на плечо Хёнджина и получая мгновенный поцелуй в щёку. — Ты уверен? — Абсолютно. Где ты, там и я, Сынмини. И больше я не собираюсь быть всего лишь духом, — шепчет Хван, проводя носом по шее и поднимаясь выше, чему помогал сам Сынмин, открывая больше доступа с наклоном головы. Тёплые руки оглаживают живот Кима, а тот свои поверх держит и периодически проводит пальцами по браслетам. — Звёзды тут красивые, — глаза цепляют каждую яркую точку в тёмном небе, напоминающем глаза любимого. На них же Сынмин вскоре и обращает свой взгляд. Хёнджин не теряет ни секунды, примыкает губами к чужим и мягко водит по ним. Бабочки в животах давно кружат в безумном танце, но парни продолжают терять свои головы, с каждой секундой всё больше. — Ты для меня самая красивая и ценная звёздочка, Сынмини, — шепчет прямо в губы, вновь утягивая в поцелуй. Тёмные, как бездна, глаза Хёнджина обладают тем самым блеском только потому что смотрят на Сынмина. На его личную звезду, что зажигает целое множество чувств внутри. И ничто не способно это сияние потушить. Пусть хоть ещё раз десять им сотрут воспоминания, они всегда будут помнить то, с каким безумием отдавали себя друг другу.