Суровый юноша и его змей

      Россия лишь взмахом руки способна сковать мир цепями.       Пожалуй, всех, кого захочет — от маленькой Андорры до самой масштабной Канады. Именно боялись страну с военным потенциалом, порой забывая, что за этим прячется хрупкая и ненадежная система политиков и буржуев. Но у всех много дел, что большинство стран выбрало свою сторону, спокойно и мирно существуя в мире (ну, или стараясь существовать, это как повезет). И если везло, то страна не гибла и не было смены воплощения, но существенная смена поколений влияет и на менталитет страны, а Россия прожила такие перемены резко.       Когда на роль утонченного аристократа с легкими офицерскими замашками, которые легко прятались под изящными перчатками и украшенным мундиром, пришел суровый работящий юноша с взглядами на равную жизнь для всех — никто не понял. Он не был похож на приемника для смены страны, помимо прочего он был другой… не прожил он и сотней лет, чтобы понимать коммунизм и социализм, не учился у предшественника премудростям страны, не был страной априори. Но воплощением стал.       Суровый юноша строит заново страну.       Суровый юноша поднял страну на уровень выше, сделав её индустриальной и не обращая на то, какое место в мире он занимал. Любил больно уж свою страну, но так вышло, что свои же политики заставили обратить внимания на другие воплощения. У него дети, народ, страна, ему нет дела до других — ни на обедневшие Великобританию или Францию, ни на разваливающуюся Германию, ни на депрессивную США. Все эти страны существуют, но пусть не трогают любящего свое население и Родину.       Так всегда и думал суровый юноша. Даже когда стал выходить в мир, общаться с другими странами и вздыхая каждый раз, стоило ему понять, что не понял он и слова из беглой речи француженки или китайца, что упорно не желали говорить на английском. Первая считала, что её язык до сих преобладает в мире, а второй просто был тупым (ну или наглым, не разобрать). На русском с ним беседовали лишь славянские страны, просто тупо не желая усложнять жизнь. Так что, когда американец начал говорить почти без акцента с ним на русском — он был покорен в самое сердце. Ему на миг почудилось, что станут они с ним друзьями.       Но у стран нет друзей, если это не страна, которую ты и сотворил. Будучи воплощением, суровый юноша знал, что в его стране гуляют американцы, свалившие с родных земель в поисках пропитания. Он был рад, когда в ноябрьский вечер, на удивление приятно холодный, они пожали руки в честь официальных дипломатических отношениях. Его новоприобретенный друг казался таким искренним и честным, что юноша хотел верить. Как лился сладкий мед в разговорах, так потом оказалось, что вся бочка была дегтем.       Неизвестно ему было, чем руководствуется склизкий друг, когда тот помогает в спасении экипажа «Челюскина» или с удовольствием подписывает взаимовыгодные бумаги. Не понимал он, почему тот, кого считал своим другом, отказывается признать Прибалтику его частью или почему по радио доносится голос с ядовитой фразой «будет выигрывать Германия — поможем ей, будет Советский Союз, то уже ему». Обиднее становится, когда первая поставка помощи прибывает вместе с улыбающейся змеей, которая будто искренне переживала о нем. Юноша плакать хотел, да выплакал всё ещё в первые дни войны, становясь поистине суровым.       Суровый мужчина, закалённый в ужасающей войне, не хотел дружить со змеем, что лично пригрелся на шее. Друг сидел рядом с ним, пьяным то ли от их близости, то ли шотландского виски, даже не раскрытого. Сидел и поглаживал ладонь через кожаную перчатку, бормоча несвязный бред и умолял. Змей умолял о невообразимом — о прощении, о принятии, о близости, обо всем, что между ними нереально. Но не о дружбе и не любви. Змей стал рассказывать про приюты, дома, о том, как в его стране живут детки и как ему грустно от смертей лишь детских. Мужчина лишь молчал, несильно сжимая чужие пальцы, казавшиеся в его руке хрупкими и почти невинными, если не знать, сколько крови пролито было. Напоминали ладони его детей, ждущих от отца письма каждый вечер — особенно его старшей доченьки, уже не ждущей ни писем, ни известий. Доченька завяла как роза зимой, от оспы загнулась малышка, от оспы. — Дочка моя ждет меня. На могиле своей, жаль, что похоронили её не в родных краях.       Змей продолжал быть рядом, окутывая собой всё свободное время. Хватало время лишь на страну, детей и на змея — утягивал за собой, как сон. Манил словно дьявол из старых книг церквушки в его деревне, что заставляли в детстве читать. Когда жену схоронил, то друг был рядом — лежал на плече, что-то пил и рассказывал, что один раз женился и тоже схоронил. Легче становилось суровому мужчине, ведь его боль от утрат разделяли и понимал. В их близости не было недопонимание или спонтанности, лишь осознанные движения. Змей затянулся на шее, начиная душить и не убивать.       Суровый мужчина женился вновь, не придавая этому огласки, его детям нужна мать, а ему нужно избавиться от змея. Жена у него чудесная и ласковая, мягкая и нежная, но ни капли не любима. Понимание этого с самого начала виделось в её глазах. Они не любили, но так проще было — её сыну появился пример мужчины, ей опора и надежная защита — как жене воплощения руководство дало лучшую работу и прислугу для дома. «Уделите время, Анастасия Ивановна, детям. Будущие воплощения, между прочим!». Их первенцем оказалась чудесная дочка, которой подарили имя матери — самую младшую все любили.       Даже змей, особенно он. — Вырастет, отдай мне её, — нянчил друг девочку, повернувшись к мужчине. Сурово взглянув на друга, ему пришлось забрать ребенка с чужих рук, пока та вертелась и пыталась понять свои же чувства. Для неё знакомый незнакомый дядя, для её матери друг мужа по работе, для её отца… близкий змей. — Тебе не будет потом больно? — на его слова тогда улыбнулись и отвели взгляд, подходя к экспонату на выставке. Американская национальная выставка на весь СССР гремела полным ходом. Приходили люди, шумели, разговаривали, восхищались и бранились. Суровому мужчине хотелось заткнуть уши и спрятаться от этого — заняться огородом, детьми и расслабиться. Но он же воплощение, так неси груз ответственности. — Стоило меня позвать на свадьбу, знал бы ты, как я Генеральному секретарю устроил помолвку его дочери, — искренним змей не бывает, так что его «мне одиноко» между строк осталось незамеченным. Разгадать получилось лишь через несколько лет, стоило им встретиться в следующий раз. Тогда по виду змея понятно было — он одинок и безумно влюблен. Мужчины не были близки так, как того сами желали, но раз даже сейчас молчат и им хорошо — не близость ли это?       Суровый мужчина боится. Боится меньше, чем во время войны, но решителен в своих действиях — если переговоры пройдут не гладко, то конец. Конец его детям, дочке, ему и змею. Змей барахтался в кубинских водах, пойманный прутиком за голову, и шипел на него, на Кубу, на себя. Он только сильнее стягивал свой хвост на шее сурового мужчины и тянул к себе — клялся забрать на тот свет с собой. Да только, всё разрешилось, прутик сломался, а змей пригрелся на плечах, уложив тяжелое тело на нем.       Не стоило им становится ближе, чем знакомые.       Жене змей не нравился, она мягко выражалась, назвав его лживым. Муж дополнил: лживая тварь. Но с языка не сорвались ещё одни слова, что не стоило знать никому — то, что необходимо унести с собой в могилу. Стоит им познать космос, как ссоры становятся регулярным фактором усталости, от чего жена лишь устало вздыхает и наливает ему чая с баранками и сгущенкой. Алкоголь они не приветствуют, незачем. — Знаешь, милый, стоит вам найти язык, как вы неожиданно ругаетесь. Прекрати с ним общаться. Тебе же больно.       Проще было послушать жену. Необходимо было послушать её, но змей тянул к себе, прижимался и склизким языком проводил по щеке. Обещал укусить, да не кусал. Он смотрел так, словно уставший мужчина был для него всем. Нежные касания и тихие вздохи служили подтверждением того, что ближе него не было никого. В легкой искренней улыбке было спрятано многое, а между пухлых губ спряталось что-то сокровенное. Что мужчина так и не понял.       И не понимал.       Не хотел.       Не думал.       Когда в стране настает новое мышление, то жизнь меняется. Жена, ещё давно, на старости лет уехала жить в Крым, ведь провести свои дни решила на теплых берегах, с тем, в кого была влюблена, и кто любил. но. Любил ли её суровый мужчина? Да, это мать его детей, близкая соратница и та, кто его поддерживал. Но любил не так, как того желали. Его детки от первого брака разъехались, уже постарели даже — сколько лет уже, а кто-то отправился с матерью, кто-то живет уже давно отдельно, а кто-то тут. Кто-то это трое воплощений, не осознавшие этого по сей день, веселятся на заднем дворе, обливая друг друга. Веселые и несчастные дети, что не знали своих судеб. Счастливый мужчина рад их видеть с улыбками.       Даже когда они идут против него, он любил и своих детей, и свою жизнь. — Ты сильно похудел, — змей сполз с его шеи, вмиг обернувшись уставшим человеком, — но улыбка всё та же, — мужчина жмется к руке, что гладила его щеку, — я так рад видеть тебя снова, — юноша пред ним плакал, прижимаясь холодным лбом к горячему. Мужчина лишь игнорирует слезы, капающие на него, и обнимает его. Он целовал его, любил и прижимал к себе, тихо прося прощения о расставании. Змей больше не был змеем, а был влюбленным и разбитым юношей, видевший смерть миллионы раз. Но пережить вторую смерть любви не смог, даже после тысячи слов про любовь, суровый мужчина не сказал ему и слова.       Россия лишь взмахом руки способна сковать мир цепями.       Пожалуй, всех, кого захочет — от маленькой Андорры до самой масштабной Канады. Боялись страну с огромным прошлым, тяжелым военным потенциалом и хрупкой душой. Забывали они о душевности России, как та нежна и мягка с теми, кто добр к ней. Как она мила и прекрасна, если увидеть в ней именно эту сторону. Но все видели лишь угрозу, помня, как Россия прожила последнее столетие.       Когда на роль сурового работящего гражданина с взглядами на жизнь по-другому, скрывающего заросшие шрамы кожаными перчатками, пришла хрупкая и нежная девушка — все всё поняли, кроме змея. Змей не понимал, как на место простого мужчины пришла запутанная девушка, готовая в любой момент убить за осквернённую память отца. Она не могла позволить себе момента на слезы.       Хрупкая девушка строила заново страну.       Змей её не понимал.