Ветер пустыни

      У высокого окна стоял молодой человек с густыми чёрными волосами. Поверх белой рубашки и шаровар на нём был богато расшитый кафтан с узорами растений и цветастых птиц. Из окна открывался вид на Эн-Шаам, белый город. Он назывался так, потому что почти весь город был выстроен из белого песчаника. Когда-то Эн-Шаам процветал и стремительно рос, поселенцы из города добирались до отдалённых оазисов. Пока пустыня не подобралась слишком близко к стенам города. Так, по крайней мере, рассказывали. Принц Мехрад сейчас смотрел на вихри песка, которые ветер гнал на горизонте, практически полностью скрывая небо. Бури бродила вдоль стен города, сколько Мехрад себя помнил. Многие строения рядом со стенами были разрушены или безнадёжно засыпаны. Их даже не пытались восстанавливать. Мехрад обернулся со вздохом – пустыня наступала.       В полумраке у другой стены комнаты на кровати лежал его отец. Правитель уже несколько дней не вставал, но придворные лекари не могли ничего поделать. Никто не знал, в чём была причина его заболевания. Хашрин только сыну рассказал, что его укусила одна из храмовых змей, строго настрого запретив что-либо предпринимать. Змеи были священными животными Ам-Шааси, короля-змея, древнего божества, защищавшего город.       – Он уже давно никого не защищает, – Мехрад беспрекословно исполнял свою роль наследника змеиной крови в храмовых ритуалах, хотя постепенно всё меньше и меньше верил в то, что богу есть до них хоть какое-то дело. Их династия возводила свой род к потомкам Ам-Шааси. Считалось, что его покровительство спасает город от кочевников ветра – так называли песчаные бури, которые уничтожали города.       У входа в личные покои правителя ожидал стражник. Только что у стен города задержали бродягу, который пришёл из пустыни. В сопровождении солдат принц вошёл в комнату, где оставили незнакомца. Выглядел странник измотанным и уставшим.       Чёрные длинные волосы, выбиваясь из-под бежево-грязной куфии, липли на лицо, вся одежда была потрёпанной, явно давно не менялась. Но в целом он выглядел как человек, который преодолел большое расстояние по пустыне, и вовсе не походил на чудищ, какими описывали кочевников ветра. Мехрад хотел дождаться, пока незнакомец напьётся, опасаясь, что тот потеряет сознание, но тот поднял усталый взгляд на принца. Мехрад заговорил первым:       – Кто ты?       – Моё имя Шассин. И я друг, – тихо отозвался странник.       – В пустыне люди не выживают, – раздался голос одного из сопровождающих. – Что, если он кочевник? Они хотят разрушить город изнутри.       – Тихо, – Мехрад внимательно рассматривал незнакомца. – Они правы. Из пустыни не приходят друзья.       – Приближается буря, перед которой город не выстоит, – отозвался Шассин, будто не обратив внимания на слова принца. – Если не попросить о помощи Короля-Змея.       – Мы и так ему поклоняемся.       – Нет, – гость покачал головой. – Его здесь больше нет. Поэтому умирает ваш отец. Поэтому змеи его больше не защищают.       За спиной принца раздался удивлённый шёпот. Официально сообщили, что состояние правителя не было опасным, он уже шёл на поправку. Никто не знал, что он умирал, кроме Мехрада. Принц предупредительно поднял руку, пресекая разговоры.       – Что тебе известно?       Их взгляды встретились, и принц усомнился, кто на самом деле сидел перед ним. Слишком спокойным был взгляд человека, который только что преодолел смертельно опасную пустыню.       – Вы должны просить милости у Короля-Змея. Но не здесь. Там, где он услышит.       – Где?       – В стороне, где восходит солнце. В дне пути от города ещё остался один из его храмов.       – В пустыне? Невозможно!       – Мехрад-эфени, вы не можете ему верить.       Принц дождался, пока солдаты снова затихнут, молча глядя на гостя. Тот спокойно выдержал пристальный взгляд.       – Вы можете не верить. И ждать Великой Бури. Эн-Шаам будет не первым сгинувшим городом.       Хашрин-эфен согласился снарядить отряд, при условии, что жрецы получат благословение на этот поход. Мехрад нашёл странника в храме. Тот бродил по внешнему залу, наблюдая, как жрецы деловито сновали между внутренним и внешним святилищами, неся в руках свечи и сосуды с благовониями. Их движения казались Мехраду излишне суетливыми и театральными, будто начисто лишёнными какой-либо духовной силы. В храме было тихо. Вдоль стен, исписанных яркими фресками, изображавшими сцены из жизни города, поднимался тонкий дымок терпких воскурений. Змеи лежали в стенных нишах, согреваемых расставленными свечами. Они поднимали головы, когда Шассин проходил мимо, некоторые ползли следом, но в их движениях не было вражды. Мехраду на мгновение показалось, будто они что-то шептали гостю.       – Один отряд не дойдёт, – Шассин говорил тихо, не отводя взгляда от фрески, изображающей длинную праздничную процессию к храму, которая напоминала змею, тянущуюся по улочкам города. Его тон был таким, будто этот поход уже был решённым делом.       – Я пойду, – Мехрад не обсуждал это с отцом, и предполагал, что тот был бы против. Но принц полагал, что если бы кто-то мог обращаться к богу, то это должен был быть член их семьи. Он не удивился, когда жрецы сообщили, что Ам-Шааси благословил этот поход.       Отряд выдвинулся на рассвете, когда пустыня была спокойнее всего. Ночной холод уже не пронизывал насквозь, а до дневного зноя было еще далеко. Они брели по песку, никакой дороги невозможно было отыскать, но Шассин, казалось, без труда ориентировался среди барханов, которые то и дело прерывались холмами со скудной колючей растительностью. Солнце медленно, но неуклонно поднималось над горизонтом. По правую руку тянулась гряда чёрных каменистых холмов.       – Долго ещё идти?       – Кто знает, – равнодушно отозвался Шассин.       Мехрад никогда раньше не заходил так далеко в пустыню. В городе всегда говорили, что там невозможно выжить: если ты не заблудишься и не умрёшь от жары или жажды, то тебя непременно найдут кочевники ветра, те, что своим движением поднимали бури и уничтожали всё живое. Принц украдкой поглядывал на Шассина: было похоже, что того ничуть не беспокоили возможные проблемы. Он то и дело смотрел на солнце, что-то прикидывал, измеряя пальцами, и бодро шагал дальше. Казалось, на него даже не действовала постепенно усиливающая жара.       Солнце успело подняться к горизонту, и солдаты начали устало перешёптываться о необходимости тащиться дальше. Вокруг по-прежнему была голая пустыня, когда Шассин резко изменил курс, повернув к черневшим вдали холмам.       – В чём дело? – Мехрад шёл рядом. Он подозревал, что если не пообещать отряду хотя бы небольшой перерыв, то они захотят повернуть обратно.       – Надвигается буря, надо укрыться.       Холмы оказались скалами из голого почти чёрного камня. Мехрад узнал в нём отделку, которая была в самых старых частях храма и дворца. Сегодня уже никто не рисковал ходить так далеко. Гребни выглядели острыми. Путники пробирались между камнями, пока не нашли углубление, похожее на естественную пещеру.       – Не подходите близко, – Шассин тихо окликнул одного из солдат, кто с интересом выглянул из укрытия.       Буря налетела неожиданно. Снаружи резко всё почернело, как самой тёмной ночью. Завывания ветра, духота. Что-то будто скребло о камень совсем рядом. Раздавались и другие звуки, похожие на лязг оружия, вой шакалов. Шассин запретил разжигать костёр. Они сидели в полной темноте, и никто не мог сказать толком, сколько времени прошло. Мехраду казалось, что целая вечность. Могло даже случиться, что они выйдут из этой пещеры уже стариками. Если, конечно, вообще выйдут. Он воображал, что кочевники их окружили и ждут снаружи. Или на самом деле уже всех схватили, и он остался один в пещере. Никто не рисковал переговариваться. Лишь время от времени кто-то касался принца, давая понять, что всё-таки рядом были люди.       Потом звуки резко стихли, прекратился ветер, хотя по-прежнему оставалось темно. Кто-то не выдержал повисшей гнетущей тишины и поднялся с заявлением, что надо проверить обстановку. Несмотря на протесты Шассина, солдат поторопился к выходу. После раздавшегося следом крика никто больше не смел ослушаться.       Просветлело так же резко, как и стемнело. Когда они несмело выходили следом за Шассином наружу, то обнаружили, что рисунок барханов вокруг изменился, и ничьих следов не осталось на песке. Мехрад был готов поклясться, что солнце находилось в том же положении, что и когда они прятались, как если бы буря длилась целый день. Или даже больше. Шассин ничего не сказал. У входа в пещеру они нашли только оружие солдата и обрывки ткани одежды. В крови.       Дальнейший путь продолжался в тишине, никому не хотелось обсуждать произошедшее. Шассин по-прежнему выглядел невозмутимым. Солдаты начинали уставать, жара действовала угнетающе, а окончания перехода всё ещё не было видно. Через какое-то время Шассин велел ускориться и не оборачиваться. Мехрад на этот раз не послушал и увидел на горизонте чёрное облако, в котором мог едва различить тёмные фигуры.       – Кочевники?       Шассин кивнул:       – Мы уже близко.       Тьма приближалась стремительно, и Мехраду показалось, что он начинал различать искривлённые фигуры на её фоне. Едва они обогнули очередной бархан, как перед ними выросли стены некогда величественного здания храма, сейчас наполовину погруженные в песок. Если когда-то они и были раскрашены, то от рисунков не осталось следов. Дыра входа темнела на фоне белых стен. Они поспешили внутрь, где было прохладно, и не доставал ветер.       – Они не зайдут, – отозвался Шассин на обеспокоенный взгляд Мехрада, брошенный им на вход.       Помещение, куда они зашли, было пустым. Свет пробивался через окна под потолком. Мехрад оглядел стены. Храм был похож на те, что стояли у них в городе, за исключением барельефов на стенах. Вместо рисунков, которые требовали обновления, здесь история была выбита на камне.       – Шассин, это история храма? – принц огляделся, но их проводника не было. Один из солдат кивнул в сторону прохода вглубь храма. Проход, который должен был вести в освящённую часть.       Принц приказал ждать у входа и медленно пошёл вдоль стены, рассматривая рисунки. В основном они изображали известные ему ритуалы подношения змеям, и все те мероприятия, которые проводились и в городе. Он дошёл до центрального святилища, где ещё сохранился круг из алтарей и подставки для факелов. Здесь проводились все основные ритуалы поклонения. На стене с проходом во внутреннее, сокрытое святилище, принц увидел незнакомый ритуал.       Мехрад никогда раньше не слышал о нём. Действо явно проводилось не в этом зале, а следующем – тайном, прямо перед священной статуей Короля-Змея. Человек в жреческом одеянии приносил другому какой-то напиток. Дальше жрец стоял перед алтарём – большим прямоугольным камнем, на котором лежал тот другой. Ему вырезали сердце. На следующем рисунке сердце преподносили королю-змею. Мехрад остановился, смутно что-то припоминая, скорее даже какие-то детские страшилки, в которых чтобы задобрить змей, требовалось принести им кровавые жертвы. Один из предков Мехрада отменил этот ритуал.       – Здесь давно не приносили даров.       – Кого здесь убивали? – Мехнар обернулся. Шассин стоял в полумраке, рядом с проходом во внутреннее святилище, и говорил тихо и спокойно. Ни тени усталости не осталось больше на его гладком молодом лице. В жёлтых глазах с вертикальными зрачками поблёскивали отсветы факелов.       – Давно не было даров, – эхом повторил Шассин. – Потребуется много крови, чтобы заслужить прощение. Либо… – он будто задумался, – либо ценная кровь.       Шассин не ждал ответа и тихо проскользнул во внутреннее святилище, не издавая ни единого звука: ни шагов, ни шелеста одежды.       Принц вернулся к входу, где терпеливо ждал отряд. Возможно, крови их всех хватило бы для прощения бога. Может быть, после этого Ам-Шааси вернулся бы в город. Если бы принц хотел его прощения и возвращения кровавых ритуалов. Мехрад кивнул капитану:       – Уводи людей обратно в город. Без меня.       – Что? Мехрад-эфени, мы не можем оставить вас.       – Это приказ.       Солдаты попытались спорить, но Мехрад пообещал казнить любого за неподчинение приказам, и им пришлось уйти. Глядя им вслед, он только надеялся, что они не встретятся с песчаной бурей. Когда последний солдат покинул храм, Мехрад уверенно прошёл во внутреннее святилище.

***

      Хашрин-эфен стоял у окна спальни и смотрел на город и дальше, на стену, за которой раскинулась пустыня. С каждым днём ему становилось всё лучше. Бури за стенами не возвращались. Рабочим удалось очистить город, и они ремонтировали порушенные здания.       Жизнь в городе налаживалась. Как будто Мехраду удалось добиться расположения древнего бога. Вспомнив про сына, правитель нахмурился. Он всё ещё злился, что тот ушёл в пустыню без высочайшего позволения. И так и не смог добиться от отряда, сопровождавшего сына, ничего вразумительного. Они даже не смогли снова отыскать тот храм, про который рассказывали. Ни в тот день, ни в последующие. Принц больше не появлялся в городе.       Никто не видел, как Мехрад выходил из древнего храма. Как он медленно проходил мимо древних барельефов. Мимо последнего, рассказывавшего об окончании старого ритуала: как люди без сердца поднимались с алтаря и уходили в пустыню, чтобы присоединиться к кочевникам ветра, армии Ам-Шааси. Никто не видел, что одежда принца была в крови.       Перед входом его встретил отряд из призрачных людей, чьё каждое движение сопровождалось ветром, который поднимал вокруг песчаные вихри. Они преклонили колени перед принцем. Мехрад с щемящей тоской посмотрел на горизонт, где в ясном знойном воздухе можно было разглядеть очертания родного города. Но подавив этот приступ, он пошёл к кочевникам ветра. Чтобы рассказать им, что больше они не вернутся в родной город, как бы им этого не хотелось. Теперь они уходили в пустыню.