Для одиночества нужен простор

В очередной раз, отправляясь на очередную сессию с психотерапевтом в город Зузу, Шейн нервничал. Ему никогда не нравилась терапия, но о необходимости ее прохождения напоминала девушка-фермер, что впоследствии стала его женой. Перебирая в кармане истертой временем толстовки пару камушков янтаря, что издавали звон, когда руки были вытащены из карманов и парень шел по своим делам, Шейн явно был обеспокоен тем, что вновь поднимутся темы, о которых он говорить сегодня не хотел. Его "идеальная жизнь", что ранее казалась только фантазией, теперь воплотилась в реальность. Но чуда и магического исцеления так и не случилось - для себя он все еще оставался достаточно угрюмым и явно не лучшим человеком для такой прекрасной жены и двоих не менее прекрасных детей. У него начинало болеть сердце от того, что он не чувствовал себя "идеальным мужчиной" в глазах своей жены. Он не был как Харви или как Эллиот - не обладал отличительными чертами или острым умом, изредка мог встать пораньше и помочь на ферме, но все равно чувствовал гири изнутри. Ему хотелось стать отличным мужем и замечательным отцом (лучшей версией того, что было в его детстве), но словно не дотягивал до планки "идеала", которую, возможно, поставил для себя слишком высоко. И хотя изо дня в день слышал от своей жены о том, что она любит его таким, какой он есть, не справлялся с принятием того, что "то, что есть сейчас" уже в некоем смысле было прекрасно. Сидя перед кабинетом психотерапевта, Шейн переосмысливал все, что нужно было в очередной раз проговорить. Что дни его прошли без чудес, без наигранных скукой фокусов. Дверь отворилась, его вновь поприветствовало знакомое лицо врача, к которому он ходил уже третий год. - Здравствуйте, Шейн, - элегантный мужчина, на голову выше, в белой, выглаженной рубашке, жестом пригласил пациента войти, - проходите, располагайтесь. Вы сегодня даже пришли пораньше. Молча кивнув врачу, Шейн поднялся со скамьи ожидания и вошел в кабинет, вновь устроившись на уже до боли знакомой кушетке. Он запомнил ее текстуру (мягкая и бархатная), цвет (глубокий зеленый, почти как поздняя летняя листва) и каждую складку обивки (под шеей, прямо у обитой ручки, а так же под левым коленом, если лежать, не сгибая ноги, словно оловянный солдатик). Врач все так же устроился рядом, предварительно прикрыв окна в кабинете. Город Зузу явно не отличался тишиной - вечно было слышно то игру на футбольном стадионе, то потоки машин внизу, то чей-то радостный или грустный вздох, словно он совсем рядом. - Так, как вы, Шейн? Как прошла ваша неделя? - Удобнее взяв планшет в руки, психотерапевт неспешно, словно медитативно, начал запись, вновь регистрируя приход пациента в системе. - Знаете, - начал было пациент, но тут же затих, обдумывая ответ. Понизив голос почти до шепота, он все-таки набирается сил для ответа. - Не пытался взлететь до небес. Не стоял, качаясь над пропастью. Врач утвердительно кивнул, фиксируя запись в планшете о том, что пациент расценил свое состояние как "удовлетворительное". Затем, подняв взгляд на Шейна, чуть улыбнулся уголками губ и продолжил: - Как вы расцените свой несостоявшийся полет до небес: нужен ли он вам или пришлось отменить в плохом смысле? Очень хорошо, что вы вспомнили болезненное переживание, - врач кивает, поддерживая тем самым пациента на кушетке, - скажите, вы считаете, что прожили тот болезненный опыт? Шейн отворачивается от психотерапевта и выдыхает куда-то в сгиб кушетки, словно исчерпывая тему. Ему не хочется говорить о вымышленных взлетах и падениях, которые он привел в пример ранее. Он просто отметил факт того, что болен, и что в принципе не способен на такие действия, даже если бы очень сильно захотел. - Я просто хочу, чтобы я стал нормальным, счастливым человеком, у которого уже есть семья. - Говорит он куда-то в сторону, словно обращаясь не к психотерапевту, а ко всей вселенной одновременно. - Я не могу даже довольствоваться тем, что у меня уже есть. Что я уже фактически должен быть счастлив. Потирая переносицу, доктор пытается вывести Шейна на разговор, касаемо проблемы, что каждый раз отмечалась на их сеансах. Работая с ним уже несколько лет, врач, по совместительству близкий друг Харви, уже выучил все "заостренные" углы пациента и детские травмы изнутри, что привели к такому состоянию сейчас. Иногда, к слову, благодаря усилиям обоих, они достигали стабильного состояния не счастья, но благополучия и хорошего самочувствия на протяжении нескольких недель, а то и месяцев. - Тогда что по вашему мнению "счастье"? Город за окном кипел. Даже сквозь закрытые окна можно было услышать все "дыхание" толпы и машин снизу. На стадионе одна из команд юношеской лиги вновь забила гол, и он разразился довольными криками болельщиков. Одна машина на перекрестке врезалась в такси, образовав за собой пробку. Лежа на кушетке в кабинете психотерапевта, Шейн размышлял что такое, по его мнению, счастье. Шумно выдохнув себе под нос, ответ был однообразен и скуден, как и ранее: - Счастье, когда можно просто забыться. В очередной раз он упоминал это "забыться" как путь к тому, что когда-нибудь это темное прошлое, в котором он возрос, просто уйдет. Шейн не хотел работать с тем, что было ранее в его жизни - одни неудачи, парочка успешных выходов (которые не сравнить с тем, какой темной была полоса неудач), нестабильность, алкоголизм и попытки покончить с собой, которые не доводились до конца. Он все еще испытывал стыд перед Джас и Марни (уже в меньшей степени) за то, каким он предстал перед ними после переезда, когда напивался до беспамятства, лишь бы забыть все то, что было в прошлом. Прошлое его не отпускало. Оно создавало гири на сердце так быстро, что становилось не по себе, и некоторые бессонные ночи были посвящены именно этим гирям внутри. Даже когда у него с женой появился первый ребенок, "папа Шейн" выходил на дежурство с огромной, несоразмерной с ним гирей, повисшей где-то на сердце и тянущей его вниз. Он хотел сделать все самое лучшее для детей и своей прекрасной, дорогой жены - но был для них той самой проблемой, от которой нужно было избавиться. От таких мыслепотоков на глазах вновь появились слезы, которые Шейн быстро смахнул рукавом толстовки, прежде чем развернуться обратно к психотерапевту. - Шейн, вы же понимаете, что любой опыт, будь он даже самым темным, самым... Болезненным. Он делал вас сильнее, - доктор сочувствующе посмотрел на своего пациента, отметив, что тот пошел на контакт, несмотря на сильные переживания, что читались на его лице, - даже если сейчас вы боретесь с тем, чтобы принять его. Вы все еще тут, и забыть все это нельзя. Вы можете позволить себе не любить то время, но должны понять, что ввиду многих факторов прошлого принимали решения, исходя из своего еще более давнего опыта. Аккуратно положив ладонь на плечо пациента, так как ранее у них уже был обговорен опыт физического контакта и Шейн дал добро, психотерапевт продолжил: - И вы здесь, переосмысляя все то, что было ранее. Как не жаль, но это такая реальность. В которой вы все-таки победили большинство плохих привычек и "отрицательных" Шейнов, что вы сами видели на своих путях развития. Эти слова затронули одну из гирь, что висела в сердце Шейна. Аккуратно подобравшись к огромной гире, маленький Шейн отрезает канат, на которой она висит, и та благополучно слетает вниз, исчезая в пучинах. Он здесь, со всеми своими гирями, но по крайней мере уже в лучшей версии, что была пару лет назад, когда он впервые встретил свою дорогую жену. Слегка подняв уголок губ, пациент смотрит на доктора, что сидит напротив и все еще касается его плеча. - Возможно, я просто опять придумал проблему своей никчемности, но депрессия - это сложно. Вам ли не знать. - Легко усмехаясь, Шейн смотрит в потолок, вновь рассматривая бетонный свод над собой. Уже такой до боли знакомый. С легкой усмешкой психотерапевт убирает руку с плеча пациента и что-то записывает в планшет, проговаривая "Уж точно". Однако достаточно быстро возвращается к разговору, нащупывая ниточку уже другой гири: - Так и все-таки, ранее вы отмечали, что вам тяжело дался тот факт, что многие из версий прежнего себя словно исчезали из вашей памяти. - Что-то выискивая в планшете, врач на минуту замолкает и, находя запись, продолжает, - Отмечали прощание с ними как "без сожаления и боли проститься, для одиночества нужен простор." Скажите, вы до сих пор чувствуете это одиночество? Что оно подразумевает под собой? Шейн не сразу откликается на вопрос, все еще сосредоточенно смотря на потолок, что видит перед собой. С каждым годом он словно становится все грязнее и грязнее - неужели так оседает городская пыль? В их доме никогда не бывало такого, чтобы потолок темнел сам по себе. - Одиночество? Да, оно все еще со мной. Знаете, это как тысячи миль у меня за спиной, - он слегка хмурит брови, устало вздыхая, - как поездка, может из дома, а может домой. Я стою где-то посередине. Иногда мне кажется, что меня забросит домой, а иногда я отдаляюсь. Как сейчас, но опять стремлюсь домой. Я в полусне в ожидании рейса. Отвратительно. Доктор коротко кивает, выдыхая под нос почти неслышно, словно уставая от потоков городского шума. Не надо было ждать рейс, которого не прибудет. Его пациент уже здесь, и осталось только найти его среди всех внешних и внутренних, подсознательных факторов, которые были раскрыты на прошлой сессии. - Закройте глаза и давайте вновь попробуем погрузиться в ваш "сосуд", из которого вы состоите. Помните, мы искали камушек, из которого вы заключаетесь, на глубине вашего "океана"? Мы вернемся к этому сейчас. Просто расслабьтесь и следуйте моим инструкциям, следите за моим голосом и тембром, ни о чем не думайте...

***

Выходя из кабинета психотерапевта, в зоне ожидания Шейна встречает его жена, тут же обнимая его за плечи. Видя на лице свежие потеки от слез, фермерша прижимает к себе мужа чуть сильнее и трется носом о колючую щетину. - Я приехала ближайшим рейсом за тобой, благо Пэм заезжала обратно в Пеликан. - Она гладит его по спине так нежно, что у Шейна появляются мурашки, - Я здесь, чтобы тебя поддержать. Ты большой молодец, что не отказался от терапии. Обнимая свою жену в ответ, Шейн все еще переживает опыт терапии и шмыгает носом от пережитых ранее эмоциональных практик. - Спасибо, солнышко, - он целует девушку в макушку, - кажется, сегодня я видел себя изнутри. В огромном океане, где внизу разноцветные камни, нашел маленький камень янтаря. Это был я. Все это время.