Эфемерно

      — Найн, за что ты меня так ненавидишь?              Парень отрывается от очередной электросхемы, чтобы поглядеть на стоящую в дверях Лизу. Та говорила тихо, потому что боялась потревожить спящего Твелва. Проще было бы вообще не заводить этот диалог, но вопрос вертелся в её голове каждое утро, когда она шла в школу, каждый день, когда помогала парням со стиркой, и каждый вечер, пытаясь сосредоточиться на сне. Вот и сейчас был один из таких вечеров, когда она хотела заснуть, но очередная ссора с Найном никак не выходила из памяти. Тот вновь не постеснялся сойти на грубость и упомянуть бесполезность девушки в их «трио».       Он мог бы нагрубить и в эту секунду и уйти от вопроса, но вместо этого Найн поднимает очки, трёт глаза и встаёт с места. Он подходит к Лизе и, взяв её под локоть, ведёт на балкон, чтобы не только продолжить диалог, но и проветрить голову.       Ночное небо купается в звёздах и на миг кажется, будто оно разрывается кислотно-зелёной вспышкой, которая позже станет лавой и растечётся по небосводу северным сиянием. Звон в ушах заставляет нахмуриться и понять, что это видение — очередная галлюцинация, которая никак не связана с настоящим.              — Найн…              — Я тебя не ненавижу, — произносит парень, стараясь прийти в себя от короткой вспышки боли. Холодный ветер хотел бы помочь ему в этом, но он лишь ласково растрепал его волосы и обжёг кожу своими слегка морозными прикосновениями. — Просто… ты не поймёшь. Ты никогда не сможешь нас понять. Ты не одна из нас.              Лиза снова поджимает губы в обиде, но сдерживает слёзы. Она могла бы заплакать и убежать, но какое-то глубинное чувство подсказывало ей остаться. Может, прямо сейчас Найн расскажет какую-то страшную тайну, которая произошла между ним и Твелвом, и потому парень так против их общения с Лизой. Секрет, который перевернул весь мир и превратил их жизнь в ад.       Но Найн не торопился говорить. Он продолжал смотреть в ночное небо, будто хотел найти ответы на свои вопросы. Зачем людям пришло в голову ставить эксперименты над детьми? Почему именно он? Почему именно они?       Файф… почему она объявилась именно сейчас? Почему она решила нарушить все их планы? Почему она не могла… подождать?              — Найн, что мне нужно сделать, чтобы стать одной из вас?              Парень ничуть не удивляется вопросу. Но отвечает на него не сразу. Ему требуется время, чтобы поправить очки, а после вновь повернуться к Лизе лицом и поглядеть на её хрупкую, дрожащую от холодного ветра фигуру.              — У тебя не получится.              — Мне нужно научиться делать бомбы? Мне нужно убить кого-то?              — Мы никого не убиваем. Да, мы виноваты, что появились жертвы, но мы преследуем другие цели.              — Просто скажи, — Лиза всё же не сдерживает слёз и потому слова её звучат особенно жалко, — чем я могу вам помочь…              Найн не подходит, чтобы успокоить её. Он не говорит утешительных слов. Он стоит и ждёт, когда девушка сама перестанет плакать, ведь ни сил, ни желания утешать её не было. В отличие от Твелва, ему было всё равно на слёзы Лизы. Ему было всё равно на все её проблемы, на то, что над ней издевались. Ему будет всё равно, даже если она умрёт.              — Зачем тебе это? — спрашивает парень, когда его собеседница приходит в себя. — Зачем тебе быть одной из нас?              Лиза глядит искрящимися глазами и боится ответить. Она знает, почему ей так хочет быть рядом с ними, почему сбежала из дома. Но она не могла выразить этот ответ вслух. Эти мысли… чувства… она не уверена, что до конца разобралась со всем этим, чтобы дать точный ответ. Она может сказать, что всё дело в Твелве, но… что именно? Она благодарна ему? Она влюблена? Или… она ошибочно думает, что раз этот мальчишка уделяет ей время, то ему с ней весело?       Лиза хотела бы ответить, но она боится, что своим ответом сделает всё только хуже.              — Так и думал, — вздыхает Найн с издёвкой и уже собирается вернуться в квартиру, как с уст девушки срывается тихое признание. — Что?              — Мне нравится Твелв… я… так думаю… и я хочу помочь ему… и тебе… даже если вы террористы.              Лиза опускает глаза в землю и ждёт, что Найн прогонит её, не забыв на прощание вновь хорошенько нагрубить, но ничего не происходит. Она стоит бесконечно долго, боясь сдвинуться с места и пошевелиться. Кажется, что проходят не долгие секунды, а томительные минуты, которые опутывают, сковывают, связывают. Лиза словно превратилась в ледяную статую, и стоит до неё дотронуться, как она растает.              — Ты знаешь что-нибудь про синдром Саванта?              Вопрос отрезвляет, как холодный ветер, что ворвался особенно сильным потоком под юбку девушки.              — Н-ничего. Звучит, как какое-то заболевание…              — Ты права, это редкое заболевание, при котором мозг работает, как единое целое, а человек, что наделён таким мозгом, имеет ряд способностей. К математике, искусству, прочим наукам, — произносит Найн и вновь поправляет очки. — Такие люди прирождённые гении, которые не могут в социум.              — Они замкнуты в себе?              — Нет. Зачастую, просто аутисты.              Лиза хлопает глазами и пытается понять, к чему весь этот рассказ. Парни не походили на людей с отклонениями в развитии. Они были обыкновенными безумцами, но никак иначе.              — К чему это…              — Человеческое любопытство так же сильно и не стоит на месте, как и наука. Кучке учёных пришло в голову создать сверхчеловека. Как думаешь, многие бы согласились на сомнительные эксперименты, чтобы с маленьким шансом, но стать гением?              — Не знаю…              — А они знали. И я практически уверен, что они рассчитывали провести эксперимент без лишних проблем. Гораздо проще издеваться над детьми, существование которых стереть легче, чем взрослого семьянина.              Лиза поднимает брови и пытается понять, что её удивило больше: слова Найна или его эмоции. Кажется, это впервые, когда он хмурится не от злости на неё, а от несправедливости этого мира.              — Кучка учёных отобрала детей и сделала их подопытными, чтобы создать из них сверхразумы. У них не осталось ни родителей, ни имён. Лишь порядковый номер. Найн, Твелв… Файф, — парень отворачивается, чтобы вновь взглянуть на небо и справиться с вновь нарастающим звоном в ушах. — К счастью большинства, «лекарство», которое им вкалывали, убило их быстрее, чем они успели пережить ад в виде бесконечных тестов и новых доз. У тех же, кому довелось выжить и прожить ещё долгое время, начались проблемы со здоровьем. Как я уже и сказал, синдром Саванта дарует тебе гениальность, но взамен забирает что-то не менее важное. Эти учёные «подарили» подопытным возможность стать сверхчеловеком, и взамен их лекарство отняло у детей то, что у них слабее всего — тело. Мигрени, звон в ушах, приступы фантомной боли… всё это стало неотъемлемой частью жизни. Жизни, которую мы не выбирали…              Найн замолкает и снова трогает очки, но на этот раз не за тем, чтобы поправить их, а чтобы снять и протереть уставшие глаза. Он вдыхает через нос холодный воздух и почти давится от того, насколько чистый кислород забивается в его лёгкие. И пусть всё это лишь метафоры, но почему-то именно сейчас всё кажется таким… волшебным.       Эфемерным.              — Ты не сможешь стать одной из нас. К тому же, в этом нет смысла. Твелва тянет к тебе как раз потому, что ты такая, какая ты есть. И это меня бесит.              Лиза снова вскидывает брови, а после сглатывает и делает осторожный шаг в сторону собеседника. Найн кидает на неё холодный взгляд, когда надевает очки, но ничего не говорит.              — Ты ревнуешь?              — В ревности, как и в любви, нет никакого смысла… но, если тебе так интересно… — парень усмехается и ещё некоторое время молчит. Он думает над тем, стоит ли доводить этот разговор до конца, и решает, что хуже от его очередного откровения не будет. — Нас можно было бы назвать братьями, ведь мы с Твелвом самые близкие друг для друга люди. Но мне кажется… что наша связь намного выше человеческих определений. Я ценю его… и пусть я уверен, что мы в любой момент можем умереть, боюсь… если увижу, как он умирает, я этого не переживу.              Найну сложно назвать их братьями, возлюбленными или платониками, но он уверен, что те чувства, которые есть между ним и Твелвом намного выше семьи, любви и страсти. Они, как отточие между основной частью и эпилогом. Как звёзды, что не видно на небе.              Как кислотно-зелёное северное сияние, что приходит вместе со звоном в ушах и растворяется, будто его никогда и не было и не будет. Оно эфемерно, как пыль на электросхемах, как Лиза и как… их загубленные жизни, которые тесно сплелись и не расплетутся ни при каких условиях до самого конца.