Эпизоды совместной жизни

      …       Вечерело.       В глаза били лучи заходящего солнца, что красило небо в оранжевые, розовые и синие цвета. Лёгкий летний ветер трепал серые волосы главного секретаря Академии, закрадывался под одежду и игрался с листьями многовековых деревьев.       Сегодня Аль-Хайтам ушёл с работы немного раньше положенного времени и теперь вышагивал по каменной дорожке домой, слушая через наушники незатейливую мелодию и наслаждаясь тёплым летним вечером.       На приветствия он сдержанно кивал и, не давая некоторым особо разговорчивым людям начать беседу, будь она хоть по работе, хоть по погоде, спешил ретироваться посредством внезапного исчезновения из их поля зрения.       Настроение у Хайтама было что ни на есть прекрасным. Отказ от давящей на него должности временно исполняющего обязанности Великого мудреца явно пошёл на пользу молодому человеку, и на устах, теперь уже снова секретаря, играла лёгкая улыбка, на которую обращали внимание все проходящие мимо него люди становясь, вероятно, новым предметом обсуждения и сплетен на ближайший вечер, настолько редко люди видели Аль-Хайтама не то, что улыбающимся, а вообще показывающего какие-либо человеческие эмоции.       В чём же причина такого хорошего настроения гения Хараватата? В сбросе груза с плеч в виде новой должности? Или же в успешном завершении плана по спасению Сумеру? А может всего лишь в хорошей погоде и закончившемся рабочем дне? Или же на него так повлиял вернувшийся из путешествия по пустыне его вечно беспокойный сосед? Скорее всего всё вместе.       Хотя насчёт последнего можно и поспорить.       Аль-Хайтам подходит к двери собственного дома и, переложив пакеты с продуктами в правую руку, вставляет в замочную скважину ключ и несколько раз проворачивает, открывая себе путь в дом.       – Я дома, – стоило входной двери захлопнуться, Хайтам оповещает на весь дом о своём приходе.       – С возвращением! – через несколько секунд слышится ответ из соседней комнаты, а затем в коридоре показывается сам обладатель радостного голоса.       На лице Кавеха играла воодушевлённая улыбка, глаза довольные как у кота, а настроение под стать хозяину дома. Волосы спутаны, на пальцах и лице следы от грифеля, домашняя (любимая!) рубашка архитектора также была перепачкана, но этот факт никоим образом не смущал молодого человека. Сейчас его разум волновало совсем другое:       – Хайтам, я закончил проект! Хочешь посмотреть?       Изумрудные глаза с огненными зрачками ловят счастливый взгляд архитектора, что с таким нетерпением жаждут показать ему плод творений их обладателя, что Аль-Хайтам просто не может им отказать:       – Конечно. Только дай мне хотя бы разуться. И отнеси эти пакеты на кухню.       – О! Ты сегодня на базаре был? – глаза светоча Кшахревара загораются ещё ярче, – Как погулял? Что мне купил?       – Открой и посмотри.       Радостно подхватив стоящие на полу пакеты, гений архитектуры отправляется на кухню, напевая себе под нос незатейливую мелодию. С появлением Кавеха дом Аль-Хайтама словно ожил: его хозяин сразу и не заметил, как стало веселее, уютнее и не так тоскливо на душе. Осознание пришло в тот момент, когда он впервые за долгое время вернулся в пустой дом, потому что Кавех уехал по каким-то своим делам в Пустыню. Даже не предупредив…       – Хайтам, я фрукты просил купить, где они?!.. А всё, нашёл. А это ещё что… вино? Сегодня… какая-то дата? – осознание приходит в светлую голову архитектора слишком поздно и Кавех переводит испуганно-виноватый взгляд в сторону идущего по коридору Аль-Хайтама.       – Будто тебе нужен какой-то повод для того, чтобы выпить, – Аль-Хайтам, ухмыляясь, заходит на кухню вслед за соседом и принимается помогать тому раскладывать продукты по своим местам.       – Эй! Всё не так!       – Да-да, – сарказму в голосе Хайтама не было предела, – Как скажешь. Но сегодня действительно есть повод, так что не прячь его далеко.       – Да ну? И какой же? – скептически выгнув бровь спрашивает архитектор.       – Сегодня меня официально сняли с должности временно исполняющего обязанности Великого мудреца.       – Оу? Уже?       – Да.       – Поздравляю?       – Ты очень красноречив, Кавех, благодарю, – управившись с продуктами, хозяин дома складывает пакет пополам четыре раза и прячет его в верхний и самый маленький ящик кухни, – Пошли уже смотреть на твоё творение, гений Кшахревара.       Вмиг воодушевившись, Кавех хватает Аль-Хайтама за руку и быстрым шагом ведёт его в свою комнату, где повсюду были разбросаны сломанные карандаши и ненужные шарики из бумаги, которые архитектор с психами вырывал из альбома с набросками по ночам, будя при этом не то что Хайтама – весь Сумеру.       – Вот, смотри! – архитектор, словно не замечая устроенный им бардак, подводит своего соседа к чертёжному столу и являет пред бывшим Великим мудрецом плод своих трудов и бессонных ночей.       На залитом солнцем столе лежал чертёж невероятной красоты особняка. По дизайну, смелым архитектурным решениям и масштабу выполненной работы в невероятно короткий срок, учтя все пожелания заказчика, можно было судить об истинном мастерстве, гениальности и любви к своему делу архитектора, который своими руками, без посторонней помощи, сотворил сие чудо.       – Нравится? – с затаившейся в душе надеждой на признание, произносит Кавех, глядя на свою работу с искренним восхищением и удовольствием от проделанной большой работы.       – У тебя ошибка, Кави.       Светоч Кшахревара с неверием и ужасом поднимает гранатовые глаза на Аль-Хайтама, у которого не дрогнул ни один мускул на вечно серьёзном лице, стараясь найти хотя бы тень насмешки на его устах, в качестве хоть какого-то доказательства того, что сосед всего лишь подшучивает над ним.       – Если ты прикалываешься надо мной, Хайтам, клянусь тебе, я проткну тебя этим самым карандашом, – голос архитектора предательски задрожал, когда глаза боялись смотреть на свой же проект, – Где?       – Вот здесь, – Главный секретарь отбирает у своего соседа карандаш из рук и устремляет его острие на едва видимую, но такую очевидную ошибку, которую уже замыленному глазу от долгой работы архитектора, было не разглядеть, – Ты в масштабе ошибся, свет мой.       – Н-не может этого быть…       – …       – БЛЯ-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-ЯТЬ!!!!!!       …       Прохладный ночной ветер украдкой прокрадывается через приоткрытое окно в общую комнату дома Главного Секретаря Академии, прогоняя не желающую уходить из гостей дневную жару.       Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а небо украсили многочисленные мерцающие звёзды и яркий белый полумесяц, заглядывающий в скромное жилище учёных.       В воздухе витал тяжёлый дым табака с фруктовым вкусом, что брал свой путь от разгоряченной чаши с углями и, пройдя через дыхательные пути молодых людей, долго выдыхался через их рты, наполняя всю комнату сладковатым запахом свежих фруктов, которые так любит светоч Кшахревара.       Раскинувшись на диванах, двое молодых людей расслабленно курили кальян, отдыхая от наконец закончившегося долгого и тяжёлого рабочего дня. Низкий стол в центре комнаты был завален всевозможными вкусностями, начиная с ароматных мясных шариков и рыбы в сливочном соусе, заканчивая пахлавой и падисаровым пудингом.       Устроившие себе праздник живота гении Хараватата и Кшахревара наслаждались минутами тишины и спокойствия, ведя незатейливые беседы на самые разные темы, плавно избегая тех, которые в перспективе могут вылиться в очередной скандал, безвозвратно разбивая, словно хрусталь, на мелкие осколки ту уютную и комфортную для них двоих атмосферу, которую учёные так долго собственноручно выстраивали.       Такими вечерами стоит дорожить. Ведь у Аль-Хайтама и Кавеха, особенно в последнее время, слишком много работы и слишком мало свободного времени, которое они могут провести наедине, как сейчас – купаясь в умиротворении и таких редких моментах взаимопонимания.       Не это ли счастье?       …       – Да не заигрывал я ни с кем, что ты пристал ко мне!!!       – Заигрывал, Кавех, и прямо перед моим носом.       – Да что ты? Скажи на милость, душа моя, а почему ты предъявляешь мне это только сейчас, по холодным следам? Раз уж «поймал с поличным» так и сказал бы мне об этом сразу, и сразу мы бы с этим разобрались!       Светоч Кшахревара сгорал от обиды и усталости от постоянных упрёков в свою сторону от Аль-Хайтама. Тонкие пальцы архитектора побелели от той силы, с которой они сжимали столешницу его рабочего стола. Яростный взгляд рубиновых глаз был в шаге от того, чтобы испепелить стоящего в дверях опасно спокойного Хайтама, непроницаемый взгляд которого не предвещал гению архитектуры ничего хорошего.       – Ты хотел, чтобы я стал выяснять отношения при посторонних? – скептически изогнув бровь, гневливо молвит Главный секретарь, – Как думаешь, почему Сайно с Тигнари спешно ретировались после твоей выходки?       – Блять, Хайтам, я просто случайно встретил бывшего заказчика и немного с ним поговорил! Что в этом такого?! Мне что уже и с людьми разговаривать нельзя?!       – И как много людей при прощании тебе руку целуют? – по интонации Аль-Хайтама было понятно, что его терпение на исходе, – «…Золотые руки архитектора, что возвели мой особняк», – зло шипит Хайтам, цитируя «подонка», что посмел прикоснуться к Кавеху.       – От посторонних людей внимания больше, чем от тебя, – зло шипит на своего соседа архитектор, – Сам-то ты меня когда в последний раз целовал?       На секунду Кавеху показалось, что в глазах секретаря мелькнуло что-то нехорошее.       – Хайтам…, – поправив висящую на спинке стула свою красную накидку, светоч Кшахревара собирает всю свою волю в кулак и начинает говорить всё, что накопилось у него на душе, стараясь сделать так, чтобы его голос не сильно дрожал, – Что с нами случилось? С какого момента всё пошло наперекосяк? Сколько бы я не искал от тебя внимания, поддержки, не просил ласки, я не получал их. Почему, Хайтам? Ответь, почему мне приходится принимать ухаживания от совершенно посторонних мне людей? Я просто хотел хоть как-то уже расшевелить тебя. Я хочу чувствовать себя нужным и желанным, вот и всё. Кавех едва сдерживает нахлынувшие на глаза слёзы. Голос всё же предательски задрожал на последних словах, а дыхание стало прерывистым и поверхностным.       – Ты можешь делать, что хочешь, – ужасающим в своём безразличии голосом строго произносит Хайтам, – Встречайся с заказчиками, бухай, принимай ухаживания и так далее. Но без меня.       Глаза архитектора в неверии округляются и устремляются в спину уходящего из его комнаты секретаря.       – Ч-что ты сказал?       – Оглох?       – Ха-х…, – бледное лицо архитектора украсила истерическая улыбка, – Так вот оно что? Охладел? Я больше тебе не нужен? Что, наскучил, и ты решил от меня избавиться таким образом, предварительно сделав побольнее? Ну спа…       – Это ТЫ мне больше не нужен?! – последняя капля упала в чашу терпения Аль-Хайтама и теперь настала его очередь выговариваться, – Кавех! Я пустил тебя в свой дом! Я оплачиваю твои счета! Дарю тебе своё время! Стал бы я делать что-то подобное человеку, к которому безразличен? А что я получаю взамен?! Провокации! Теперь ты ответь на вопрос, почему я должен ревновать тебя к каким-то уродам?! Это я себя чувствую здесь не нужным! Использованным!       – Вот только не смей упрекать меня деньгами! – взорвался вслед за Хайтамом Кавех, – Ты прекрасно знаешь моё положение! Я стараюсь делать всё от себя зависящее! Я работаю как проклятый, по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю! Как вол! Я взял на себя готовку, уборку, я плачу тебе за аренду! Но я смотрю тебе это вообще не надо! Целая тонна посуды каждый день, горы валяющихся книг, вечный бардак по всему дому после твоей работы! А убирать кому? МНЕ!.. Гхр…Хорошо, Хайтам! Ладно! Раз уж я вызываю в тебе такие негативные чувства, я съеду! Теперь доволен?!       Слёзы усталости и обиды градом покатились по раскрасневшемуся лицу архитектора. Замыленный от влаги взгляд едва успевает заметить несущегося в его сторону Аль-Хайтама, в зелёных глазах которого сверкали молнии.       Кавех в страхе отлетает к стене и оказывается зажат между своим рабочим столом справа и стоящими у большого окна растениями. Прижимаясь спиной к холодной стене комнаты, архитектор сжимается и выставляет вперёд руки в попытке защитить хотя бы своё лицо от возможного удара. Хоть Хайтам никогда и не опускался до физического насилия, какими бы большими скандалы не были, сейчас Кавех понимал – Аль-Хайтам впервые на его памяти вышел из себя.       Но ожидаемого удара не последовало.       Вместо этого, Хайтам перехватывает руки архитектора за запястья и припечатывает их к стене поверх блондинистой головы и жадно впивается в чужие, влажные от скатывающихся по щекам слёз, губы.       – Т-ты! – попытку Кавеха отстраниться нагло игнорируют, увлекая в новый страстный поцелуй.       Целовал Хайтам долго и жадно. Его собственническая натура проявила себя во всей красе, не оставляя на губах архитектора ни одного живого места. Долго Кавех не сопротивлялся. Глупо врать самому себе – он очень скучал по такому Хайтаму и ему определённо нравится, куда повернуло русло реки их первой ссоры, которая едва не привела к разрыву.       – Не нужны мне ни твои деньги, ни вымытая до блеска посуда, ни разложенные по местам книги, свет мой, – когда уже оба учёных стали задыхаться от нехватки воздуха, тяжело дыша произносит Хайтам, – Мне нужен только ты. Я правда люблю тебя, поэтому… Я прошу у тебя прощения, Кавех, за все свои выпады в твою сторону. Впредь я буду более внимателен к тебе. Я больше не причиню тебе боли.       – Я должен быть всех важнее…       – Обещаю, у тебя больше никогда не будет потребности искать внимания на стороне, – зализывая искусанные губы Кавеха произносит Аль-Хайтам.       – Никто не затмит тебя, солнце, – улыбаясь, отвечает архитектор, – И ты меня прости, Хайтам. Впредь я постараюсь лучше слышать твоё сердце.       …       Кавех проснулся от ласкающих его лицо тёплых солнечных лучей, что пробивались сквозь чуть приоткрытое разноцветное окно, разукрашивая комнату в самые разные цвета.       Светоч Кшахревара опять сидел за рабочим до поздней ночи, корпя над новыми чертежами, и, кажется уснул прямо за рабочим столом. Потому как он упрямо не помнит тот момент, когда он аккуратно раскладывает все свои принадлежности по местам и падает от усталости в раскрывшую свои уютные объятия кровать.       Но стоило немного осмотреться и повернуть голову в сторону, как всё стало кристально ясно. Он действительно уснул ночью над чертежами – об этом свидетельствовали ноющие мышцы спины и простреливающая боль в пояснице и шее. Ну а ответ на вопрос, каким образом он оказался на мягкой кровати нашёлся совсем рядом. Откуда в его комнате взялась вторая подушка долго гадать не приходится, к тому же присутствие ночью его соседа в комнате подтверждали лежащие на прикроватной тумбе звуконепроницаемые наушники, которые Аль-Хайтам обычно снимает перед сном.       Вторая половина кровати всё ещё сохраняла тепло лежащего рядом с Кавехом всю ночь Хайтама, хоть и ощущалась эта теплота едва ли не фантомно. А ещё слабо чувствовался запах самого Аль-Хайтама, который в данный момент гремел на кухне посудой.       Кавех нехотя поднимается с уютной кровати и бредёт на кухню, ведомый запахом свежезаваренного кофе и вкусного завтрака.       Впервые за долгое время утро кажется архитектору действительно добрым, несмотря на ранний час. Что может быть лучше: любимый человек стоит в лучах восходящего солнца и готовит вкусный завтрак только для них двоих.       Кавех тихо подкрадывается со спины к ничего не подозревающему секретарю и обвивает руками его талию, обнимая. Аль-Хайтам, что погрузился в свои мысли и не замечал ничего вокруг, вздрогнул от неожиданности от прикосновения к его торсу прохладных пальцев, которые легко пробрались под домашнюю майку.       – Доброе утро, солнце, – узнав в источнике сопения у него под ухом Кавеха, бодро произносит секретарь.       – Мгм, – сонно отвечает архитектор, уткнувшись лицом в основание шеи Хайтама.       – Иди умывайся, – гладя светлые волосы Кавеха свободной рукой, а другой помешивая варящийся в турке кофе, говорит Хайтам, – Я пока тут закончу.       Шумно выдохнув, растрепав попутно своим дыханием серые волосы соседа, Кавех отправляется в ванную на утренние процедуры, а когда возвращается, застаёт Хайтама сидящим за накрытым столом и читающим с самого утра свою очередную заумную книжку.       – Приятного аппетита, – чуть бодрее, чем пять минут назад, произносит архитектор, садясь напротив Хайтама. Чувствовал себя Кавех немного разбито и подавленно, но оно и немудрено. С его-то режимом сна. Сдаётся ему, что если бы не Хайтам, который то и дело время и от времени чуть ли не силком тащит его спать, аргументируя это тем, что под шум, который создаёт архитектор, невозможно уснуть, или самолично укладывает уснувшего над чертежами Кавеха в кровать, ложась всегда при этом рядом, то он бы уже давно загнулся на своей работе.       – Приятного, – откладывая книгу в сторону, Хайтам разворачивается лицом к столу, – Что-то ты рано сегодня поднялся. Я тебя разбудил?       – Нет, меня разбудило солнце. Да и на работу же скоро, ты бы всё равно скоро пришёл меня будить, – отламывая кусочек «В идеале» и отправляя его в рот, сонно бормочет Кавех.       – Сегодня выходной, свет мой.       С набитым ртом едой, удивлённое лицо Кавеха, что поднял на своего соседа потрясённые гранатовые глаза, кажется Хайтаму донельзя милым и домашним.       – Ну и наконец-то, – отойдя от шока, бормочет Кавех, потягивая ароматный кофе, – Хоть отдохну пару часов, а то я сам скоро в чертёж превращусь.       – Не превратишься.       – Превращусь.       – Тогда это будет самый красивый чертёж в мире, – не моргнув и глазом произносит Хайтам, глядя на стремительно краснеющее лицо Кавеха.       – Не хочешь переместиться в общую комнату? Я тулумбу вчера купил, вместе и отдохнём.       – Пойдём, – смущённо улыбаясь, произносит архитектор, беря в руки чашки с кофе.       Не забыв отложенную ранее в сторону книгу, Хайтам берёт припрятанные вчера вечером сладости и отправляется вслед за архитектором в соседнюю комнату.       Поставив на низкий стол блюда рядом с кофе, Аль-Хайтам укладывается рядом с раскинувшим руки для объятий Кавехом, и позволяет тому положить свою светлую голову себе на плечо, в то время как рука архитектора находит своё место у него на груди.       – Что читаешь?       – «Критика разума».       – И о чём она?       Это, как оказалось, был вопрос с подвохом.       В течение двадцати минут Хайтам пересказывает содержимое читаемой им книги. В первое время Кавех действительно старался внимать его речам, но где-то на десятой минуте, под ровный голос соседа и блуждающим в светлых волосах пальцах, массировавших его кожу головы, Кавех засыпает, пригревшись на груди Главного секретаря Академии.       Через какое-то время мерное сопение архитектора склоняет в сон и самого Аль-Хайтама, заставляя учёного зарыться лицом в светлых волосах и оставить хотя бы на короткое время чтение книг и насладиться выходным ленивым днём.       Никто в Сумеру не знал об отношениях Кавеха и Аль-Хайтама. Никто, кроме их близких друзей – Тигнари и Сайно, которые пришли позвать их посидеть в таверне под «Священный призыв семерых».       – Почему у них дверь не заперта? – недоумённо спрашивает у Сайно целитель, стоя на пороге их дома.       – А вы что, бессмертные что ли, раз двери не… А… Понятно, – войдя в жилище, кричит Сайно, привлекая к себе внимание его жителей, и застаёт своих друзей мирно спящими друг на друге.       – Пойдём, Тигнари, – по-доброму улыбаясь, произносит Генерал махаматра, – Не будем им мешать.       …       За окном даже солнце не успело проснуться и показаться перед жителями Сумеру, настолько ранним было утро.       Кавех стоит на пороге кухни, не зная, как подступиться к дорогому ему человеку.       Он знал, что этот день рано или поздно настанет. Он к нему готовился, репетировал свою речь... Он сам пережил нечто подобное, и у него должны найтись слова поддержки…       Однако сгорбившаяся над столом фигура Аль-Хайтама и полупустая бутылка их совместно любимого вина, буквально выбивала из Кавеха из колеи.       Что сказать?       Как поддержать?       Как помочь?..       – Хайтам…       Аль-Хайтам даже головы не повернул, упрямо продолжая рассматривать фотографию в своих руках.       На ней были изображены его родители, держащие в руках едва успевшего родиться ребёнка.       Да… Сегодня годовщина смерти людей, подаривших жизнь великому учёному.       Годовщина смерти родителей Аль–Хайтама.       – Хайтам, я зайду?.. – неуверенно спрашивает архитектор, в надежде, что Аль-Хайтам его не прогонит.       – Да, – следует короткое. Надтреснутый голос секретаря словно нож пронзил сердце Кавеха.       Архитектор выдыхает. Он собирает всё своё мужество в кулак и подходит вплотную к Аль–Хайтаму, забираясь к нему на колени, и обнимает за шею.       И только сейчас Кавех понимает – слова излишни. Сейчас, когда Хайтам перестал сдерживать слёзы, которые стекали по красивому лицу и впитывались в белую рубашку архитектора. Понимает, нужно всего лишь быть рядом.       Боль он себе не заберёт, хотя, если бы была такая возможность, Кавех не раздумывая бы ею воспользовался. Однако он может помочь пережить её.       Просто находясь рядом.       – Почему?..       – А?       – Почему, Кави? Почему именно мои родители…       – …Не знаю, солнце, – после недолгого молчания раздаётся голос архитектора, – Не знаю…       Так они просидели около часа, каждый в своих мыслях и воспоминаниях.       Кавех тоже потерял отца в детском возрасте, ему знакома та боль, что сейчас разъедает Аль-Хайтама изнутри.       Это страшно.       Страшно понимать, что в один момент жизнь больше никогда не будет прежней. Это невероятно больно – навсегда терять самых близких тебе людей. Ощущать потребность в их присутствии, которую ни один человек на свете не в силах удовлетворить, как бы ни старался. Когда не хочешь жить. Когда не можешь, ни дышать, ни спать, потому что сны не дают покоя, возвращая тебя в те времена, когда всё было по-другому…       – Ты на отца очень похож, – нарушает тишину архитектор, рассматривая фотографию в руках Хайтама.       – Бабушка тоже так говорит, – успокоившись, тихо отвечает секретарь.       Кавех чуть отстраняется от Аль-Хайтама и заглядывает в покрасневшие зелёные глаза.       – А глаза мамины, – даруя Хайтаму улыбку, произносит Кавех, вытирая большими пальцами скопившуюся в них влагу.       – Спасибо…       – М? За что?       – За то, что ты рядом.       …       – Твою налево, Хайтам! Ты что творишь?!       – Сам же попросил мясо нарезать.       – Хайтам, мы шаурму готовим, а не куриные шашлычки, – заигрывающе низким голосом произносит Кавех, – Переделывай!       Сегодня в Сумеру большой праздник, поэтому Академия объявила сокращённый рабочий день, и в два часа дня Аль-Хайтам был дома как штык, чем несказанно удивил своего соседа, работающего из дома.       Решив провести время вместе, двое гениальных учёных не придумали ничего лучше, чем вместе приготовить какие-нибудь блюда. Чтобы это было сытно, вкусно и быстро.       – Лаваш готов! – с удовольствием произносит архитектор, доставая из печи пресный хлеб.       Вид домашнего Кавеха, с собранными на затылке в пучок светлыми волосами, в светлой, с небольшим, на удивление, вырезом, рубашке, рукава которой были закатаны по локоть, в бесформенных штанах и мягких домашних тапочках, нравился Хайтаму больше любого самого красивого наряда архитектора. И этот след от муки возле губ архитектора, не даёт Главному секретарю Академии покоя уже долгое время.       – Хайтам? – Кавех поднимает недоумённый взгляд на пожирающего его взглядом секретаря, – Что ты смотришь на меня как на торт после шести?       –…       – Хайтам, я тебя боюсь, – улыбаясь произносит Кавех, прекрасно зная этот взгляд Хайтама, понимая к чему всё ведёт, – Ах-ах-ха, Хайтам!       Кавех срывается с места, убегая от надвигающегося на него Главного секретаря Академии, предварительно игриво бросив в него горсть муки, чтобы возыметь хоть какую-то фору в их странных догонялках.       – Из всех комнат в доме…, – нагнав пытающегося успокоить танцующее сердце, Кавеха, молвит Хайтам, – Ты решил спрятаться от меня именно в моей комнате?       Архитектор оглядывается и понимает, какую глупость совершил. Кавех как-то особо не думал куда бежит, когда в спину тебе дышит разыгравшийся тигр! Ноги сами привели, как говорится!       – О-ох, ё-ёма-аё…       – Я знал, что ты гений, Кавех, – закрывая тяжёлые двери в свою спальню низко произносит Аль-Хайтам.       …       – У тебя осталось пять минут, Кавех.       – Да какие пять?! Я не успею!       – А ведь я тебя будил, – сложив руки на груди произносит Хайтам, наблюдая, как Кавех бегает по всему дому, собираясь, – Сам виноват, что проспал.       – Я работал!       – До пяти утра? Поберёг бы себя.       – Вместо того, чтобы причитать, лучше б помог! Вот где моя рубашка?!       – На стуле висит, – кивком указывая на искомую вещь спокойно произносит Хайтам, стоя в дверях комнаты соседа.       – Да не эта! Красная!       – Четыре минуты, Кавех.       Ловя пронзительный взгляд архитектора, секретарь легко пожимает плечами, улыбаясь.       – Подарок для Сайно не забудь, – напоминает Кавех, пытаясь расчесать возле большого зеркала запутавшиеся за время сна волосы.       – Забыть в доме я могу только тебя, если не поторопишься, Кави.       – Да Архонты! – взвыл архитектор, – Ты невыносим! Отстань!       – Три минуты.       – Великая Властительница, дай мне сил…       Застегнув запонки на красивой идеально выглаженной рубашке, Кавех со скоростью света надевает широкий белый пояс, под цвет белых штанов, и под всё такой же спокойный голос секретаря, отсчитывающего последние десять секунд, полностью готовый ко Дню Рождения Сайно, которому они, вместе с Тигнари, приготовили сюрприз в таверне Ламбада, предстал перед Аль-Хайтамом. Чтобы их старания не прошли даром, они должны были прийти на место встречи немного раньше того момента, когда выпускник Амурты приведёт Генерала махаматра на устроенный в его честь праздник.       – Умница, – целуя запыхавшегося архитектора в лоб, мягко произносит Хайтам, уходя из комнаты соседа к входной двери.       – Это капец какой-то…, – шумно дыша, следует за Аль-Хайтамом Кавех, – Как я с тобой живу столько лет, Архонты помилуйте.       – И я тебя люблю, Кавех. Пошли уже.       Выйдя из уютного дома под разящие солнечные лучи, пара отправляется на встречу с друзьями, ненадолго оставляя за своими спинами уютный дом, который принадлежит только им двоим. Который видит то, что недозволенно видеть никому во всём мире и хранит в своих стенах совместную жизнь двух любящих друг друга людей.