Шипы сомнения полоснули, И демоны, что вечным сном уснули, Очнулись вновь и закричали, Что в мире им клятвенно обещали, Покоя вечного в достаток, А мир с ними был предельно краток.
И что у принца льва бравада, Для одной гиены — то услада, И что то неправильным зовётся, Что то — предательством слывётся, И ставит на них печать иродов, От обоих убитых неверием народов.
Львиный сын побед достоин, И честных слов он удостоин, Что ему, льву, в едином танце только С львицей кружить стоит бойко, Что он — лев, она — не львица, За ней стоит вовсе не львов вереница.
И во всём презрения роя, Едва найти вождю и стражу покоя, Когда безликая толпа лицемеров, Вопит: «то не стоит нервов!». Когда львы рычат отпустить, Когда гиены грозятся не простить.
Когда король-отец в бой рвётся, Когда сестра всё не уймётся, Когда мать просит от беды себя уберечь, А шаман говорит, что может в дебри он себя вовлечь. Когда предки оплакивают их дождём, Когда он хочет закричать: «мы уйдём!».
Ведь тварь любая для них одно, Ведь всё между собой равно, И нет для льва кого-то родней, Одной гиены, ему ведь видней, А мир их просит отпустить, А мир их молит разойтись.