***
Первый шаг из семи. Самый сложный и самый простой. — Вместе мы будем жить, уважая друг друга. Аромат топленого масла в золотых лампадах. — Вместе достигнем ментального, физического и духовного равновесия. Яркие лепестки роз, медленно опадая, ложатся на волосы и плечи. — Будем процветать, богатеть и делиться нашими достижениями. Тепло чужих ладоней. Приятное и такое желанное. — Обретем счастье, гармонию и знания через взаимную любовь. Ласковый жар костра на кончиках пальцев. Связанные полы сари и шервани. — Вырастим сильных, добродетельных детей. Загадочные улыбки на лицах. Аура спокойствия и безграничного понимания обволакивает подобно покрывалу из невесомого шелка. — Будем верны друг другу, сдержанны и жизнестойки. Сразу три сердца, бьющиеся в унисон, и три души, навеки сплетающиеся друг с другом. — Мы будем вместе до конца. Минута единения и комфортное молчание, наполненное множеством слов. Впереди — пересечь высокую арку, пройти по дороге, усыпанной алыми цветами, и втроем, взявшись за руки, войти в новую, теперь уже семейную, жизнь.***
Впервые за долгое время вдали от всех. Вдали от посторонних, не в меру любопытных глаз. Вдали от тех, кому не полагается нарушать сформировавшуюся идиллию. Вместе. Втроем. Навсегда. Рэйтан, чтобы развеять полумрак, зажигает стоящие на полках свечи. Амала наслаждается окутавшей их тишиной. Амрит тем временем присаживается рядом с ней на одно колено. Она с удивлением следит за ним, не зная, что он задумал. Он же молча расстегивает замок серебряного браслета, который весь вечер украшал ее лодыжку, а затем тихо произносит: — Знаешь, ты первая женщина, перед которой я стою на коленях. Амала незаметно улыбается: — Но, надеюсь, последняя? Она и так знает ответ, но ей хочется услышать это от него. Краешки его губ поднимаются выше. Кажется, что сейчас он съязвит, как сделал бы раньше, но он говорит только: — Разумеется, махарани. Он поднимается, и она встречается с его неповторимыми изумрудными глазами. Бережно взяв ее ладони в свои, он медленно, одно за другим, снимает с ее пальцев сперва золотые кольца, оставляя лишь одно, которое когда-то принадлежало ему, а после аккуратно, чтобы не задеть выведенный хной мехенди, принимается за тяжелые широкие браслеты. — Все еще не верится… — Полушепот Амалы почти не слышен, но двое мужчин поняли бы ее и без слов. — Я так боялась, что все закончится иначе. — Время позабыть о тревогах, июньская лилия. — Рэйтан сбрасывает укрывающую ее голову паллу, позволяя волосам водопадом рассыпаться на острых плечах. — Теперь все позади. — Ты про свое божественное начало? — Амрит по привычке ухмыляется, пряча за нахальной улыбкой одолевающие страхи. Но сразу понимает, что шутка вышла мрачной, почти болезненной. — Амрит. Амала сжимает ладонь Рэйтана в своей, даруя нужную им обоим поддержку, и тот чувствует прилив сил — таких же, как раньше. Грань между божественным и человеческим практически стерлась, не давая уловить разницу. С укором, она напоминает: — Это наша первая ночь вместе. Может, не стоит напоминать о подобных вещах? — Я… — Он готов оправдаться, но гордость призрачной костью встает поперек горла. — Подойди сюда. — В спокойном голосе Рэйтана нет ничего, кроме просьбы, но Амрит готов воспринять ее как приказ. И его он выполняет. Он встает напротив него, с дерзостью поднимая подбородок. Но Рэйтан единственный человек на свете, который знает, что в этом жесте нет и никогда не было самой дерзости. Лишь желание доказать самому себе, как когда-то своему отцу, что он достойный преемник династии Дубеев. Семьи, выше которой нет во всей Индии. Рэйтан обхватывает ладонями челюсть Амрита и приближает его лицо к своему. Теперь они настолько близко, что способны рассмотреть каждую крапинку в глубоких и таких уставших глазах, в которых лишь недавно поселился мир. — Тебе более не следует бояться. — Рэйтан оглаживает его щеку большим пальцем. Амрит внемлет его словам — ведь это именно то, что ему необходимо услышать, пусть он сам не признается в этом. — Ни за себя, ни за Амалу, ни за Индию. Амрит вцепляется в его правое запястье. Хочет сбросить, чтобы избавиться от пытки, или сжать сильнее, чтобы уже не отпускать, — даже он сам не может ответить на этот вопрос. Или не хочет. Признаться, что он напуган, сродни позору. — И не за меня. — Рэйтан кладет другую ладонь на грудь Амрита. Под изящными пальцами, даже сквозь плотную ткань шервани, пробивается неровный стук сердца, которое от касания тут же начинает биться быстрее. Мужчины стоят неподвижно, словно высеченные из мрамора статуи. Рэйтан, как и всегда прежде, терпеливо ожидает, а Амрит не желает выдавать того, что его тяготит. Но когда Амала дотрагивается до его плеча, защитная корка изо льда окончательно трескается, а вслед за ней и он сам. — Ты прав, — выдыхает он, признав правоту, отчего сразу становится легче. А после с особым трепетом повторяет ее слова. — И сегодня действительно наша первая ночь. Амрит прикрывает веки и почти сразу ощущает нежность долгожданного поцелуя на губах, благодаря которому сердце постепенно выравнивает ритм. Рэйтан вскоре отстраняется, но губы Амрита сразу встречаются с другими, мягкими и нежными. А затем все вновь меняется. Дурман ладана, свежесть цитруса, терпкость бергамота, легкая тяжесть нот амбры — все гармонично ложится на привычную тягучую сладость, сливаясь в общую палитру, которая отныне навсегда будет сопровождать всех троих. Амрит чувствует, как кто-то не торопясь расстегивает пуговицы его шервани. Сперва верхнюю, затем следующую, затем еще одну. Столь умело и вдумчиво это способен делать лишь тот, кто делал это уже не раз. Амрит ничего не говорит, лишь сам тянется к ониксовой шелковой ткани, чтобы избавить от одежды человека — теперь человека — который когда-то давно изменил всю его жизнь. А теперь и не только его.***
Плотно задернутые бархатные портьеры. Манящий таинствами полумрак. Оседающая дымка ароматных благовоний. Тихий треск свечей. Мягкость разбросанных на коврах подушек. Размеренное дыхание — одно на троих. Долгие, тягучие поцелуи. Бесконечные и влекущие. Все это — часть таинства, в котором они главные участники и свидетели. Мужчины вдвоем помогают Амале раздеться. Освобожденная от плена рубинового сари и дорогих украшений, она наконец предстает перед ними нагой и совершенной в каждом изгибе, дозволяя любоваться собой. Рэйтан, придерживая Амалу, помогает ей опуститься вместе с ним на подушки. Он скрещивает ноги, принимая столь знакомую его прежней сущности позу лотоса, и Амала располагается у него на коленях. Его губы бережно касаются ее шеи. Она расслабляется, доверчиво прижимается к нему обнаженной спиной, ощущая исходящее тепло и желая передать ему свое. В последнее время он нуждался в этом особенно сильно. — Не уходи никогда, — просит она едва слышно. Ставшие родными ладони оглаживают ее талию. Живот. Медленно, размеренно, зная наверняка, что и как ей нравится. Спускаются ниже. — Лилия… — Его кара. Его благословение. Его Амала. Цена, которую пришлось заплатить, чтобы быть с ней, оказалась непомерно высока. Но даже если бы ему предоставили шанс повернуть время вспять, он бы оставил все так, как есть сейчас. Иной свою жизнь он уже не видит. Подушечки пальцев Рэйтана меж ее бедер. Знающие. Дразнящие. — Д-да… — Язык заплетается от того, насколько ей хорошо. Непозволительно хорошо. И ей всегда будет мало. Рэйтан на мгновение теряется в ней. Ему хочется подарить ей то, о чем она просит, но пока слишком рано. Амала и сама это понимает. Амрит смотрит на них непроницаемо, не решаясь присоединиться — в такие моменты ему неизменно начинает казаться, что их безупречная идиллия не для него, словно в ней ему нет места. Но прежде, чем отравляющая ядом мысль вонзится в сердце вновь, Рэйтан протягивает ему руку, и Амрит, помедлив в нерешительности, принимает ее. Прочитав в его глазах, чего тот хочет, он присаживается рядом с ними. Амала приоткрывает глаза, пронзая янтарем, и смотрит лукаво и по-кошачьи игриво, отчего последние одолевающие сомнения в душе Амрита испаряются без следа. Он наклоняется, трепетно целуя ее колено. Она вздрагивает от неожиданности и пробежавших по телу мурашек. Он продолжает целовать, поднимаясь выше. Бедра. Низ живота. Талия. Грудь. Он знает, что сейчас она фактически на краю пропасти, мечется меж двух огней, в каждом из которых готова сгореть дотла. И ему это нравится. Амала удобнее устраивается на груди Рэйтана, вытягивает руки, прикасается к скулам Амрита, очерчивает линию, оглаживает его шею, плечи. Холод ритуального кольца и жар ее разгоряченной кожи вынуждают его закусить губу, чтобы не поддаться власти Басу над ним — он и так отдал ей больше, чем должен был. Но все равно терпит крах — она заполучила его всего еще в Калькутте, как когда-то заполучил Рита-Шива. Рэйтан убирает ее волосы набок, целует висок, готовя к следующему шагу. Охваченная предвкушением, она обвивает шею Амрита и целует, желая почувствовать пьяняще-сладкий вкус чужих губ на своих. Связь между ними тремя вспыхивает подобно пламени костра, пробуждая страсть и влечение. Она чуть разводит ноги в стороны, тем самым заявляя, что хочет, требует, чтобы Амрит стал ближе. Он прижимается к ней, его поцелуи там же, где еще несколько минут назад были поцелуи Рэйтана. Амала чувствует его везде, но дальше он не заходит. Медлит. Дразнит, мучает как их, так и себя. В такие бесценные моменты он чувствует Амалу разительное сильнее — ее чувства становятся его собственными. А теперь, когда они втроем оказались скреплены брачными узами, к этим чувствам присоединились и ощущения Рэйтана, вознося эмоции каждого в абсолют. Голос Амрита дрожит, почти горит от нарастающего возбуждения, но он как может старается это скрыть, произнося с надеждой, о которой не догадывается: — Когда-нибудь и ты научишься ощущать нас, махарани. Она слышит в его голосе обещание, и ей хочется верить, что вскоре оно исполнится. А может, уже исполнилось — желание внутри возрастает, становясь осязаемым. Узел внизу живота затягивается туже. — Амрит, прошу тебя… — Ее мучительный стон тонет в сбивчивом дыхании и плече Рэйтана. Тот целует ее и зарывается пальцами в длинные локоны. Их с Амритом взгляды встречаются, и оба находят там согласие. Амрит наконец входит в нее, и она коротко вскрикивает, отчего Рэйтана омывает потоком горячих импульсов. Даже в человеческом облике он ощущает, как божественная энергия бурлит в Амале, подобно подземному источнику. Буйному, непокорному и полному живительной силы. Такому, к которому невыносимо хочется стремиться. Дав Амале привыкнуть к себе, Амрит начинает двигаться, и она с готовностью подается ему навстречу. Вновь и вновь. Ближе и ближе, даже когда кажется, что подобное уже невозможно. Пальцы Амалы и Рэйтана переплетаются — ей так нужно чтобы он оставался рядом. Тот обнимает ее крепче, успокаивает целительными поцелуями, купается в калейдоскопе обрушившихся эмоций. Своих, чужих — не имеет значения. С сегодняшнего дня все навсегда общее. Не помня себя, Амрит приближает свое лицо к Рэйтану, забирая себе поцелуи, которые хочет хотя бы ненадолго считать своими. Рэйтан позволяет, откликается с характерным умиротворяющим наслаждением. Втроем они продолжают двигаться вместе, синхронизируя сердцебиения. Амала упирается в грудь Амрита, горячей щекой прижимается к Рэйтану, тяжело дышит, цепляясь отголосками чувств за то счастье, что испытывает сейчас. Непостижимое. Удивительное. Безгранично обжигающее. Еще ничего не закончилось, а ей хочется повторить. Живительные мгновения физической близости растут, обволакивают всех троих незримым занавесом. Спустя время движения становятся быстрыми, рваными. Поцелуй Амрита и Рэйтана, вот-вот готовый разорваться, напротив, углубляется. Амала, находящаяся на грани, стонет все громче, чтобы вскоре задрожать под тяжестью мужского тела и обмякнуть в заботливых объятиях Рэйтана. Амрит разрывает поцелуй и последние несколько раз особенно глубоко подается бедрами вперед. Уткнувшись носом в шею Рэйтана, он прикусывает соленую кожу и замирает на несколько бесконечных мгновений, вдыхая густой аромат. Комната вновь наполняется тишиной, нарушаемой лишь биением трех сердец и учащенным дыханием. Отдышавшись, Амрит с неохотой отрывается от него. Немного придя в себя, переводит взгляд на раскрасневшееся лицо Амалы. — Не представляю, как я жил без тебя раньше. Поддавшись порыву, он ласково убирает слипшиеся пряди ее волос, стирает застывшие капельки пота и целует пульсирующую вену на шее. Она благодарно обнимает его, прижимая к себе, грозя вновь свести с ума. Но они оба находят в себе силы остановиться. Амрит разворачивается к Рэйтану, замечая, как близко тот оказался к финалу. Он усмехается про себя, обхватывает возбужденную плоть и сжимает основание настолько крепко, насколько это нужно. — Тебе необязательно… — выдыхает Рэйтан, не справившись с волной прилившего возбуждения. — Расслабься и получай удовольствие, — советует тот почти насмешливо, но в это же время плавно проводит ладонью по всей длине. Один раз, второй. Рэйтан запрокидывает голову, прикрывая веки и позволяя ему продолжать. Удовольствие лишь усиливается, когда к действиям Амрита присоединяется мягкая ладонь Амалы. Теперь их руки разминают и ласкают каждый миллиметр. Вместе. Рядом. Становится непостижимо приятно, отчего вскоре его мышцы непроизвольно сокращаются от стремительно пробежавшего по венам тока. Хватая ртом воздух, он выплескивает накопившееся удовольствие, достигнув расслабления. Он опускает голову, соприкасаясь лбом со лбом Амалы. Мир кругом замирает, расплываясь в тумане. Дыхание опаляет губы, и он сам тянется к ней для завершающего поцелуя. Они лежат втроем, крепко прижимаясь друг к другу. Уставшие, разгоряченные, безмятежные, ловящие крупицы витающей над ними свободы. Пытаются свыкнуться с мыслью, что не нужно больше прятаться, спасаться, убегать в спешке. Ведь теперь, когда они вместе, у них есть все время мира.