Грязь

Про таких говорят — живет, как у Христа за пазухой. Причем ведь должно быть прописано в библии, что ширяться и затягивать жгут зубами ну, как минимум, не очень православно, но Руслану везет просто неебически. Как будто все апостолы лично ему на язык ешку кладут, иначе объяснить, почему он еще не сдох просто нельзя. Колени подгибаются, а в глазах темнеет — значит, отпускает, и Тушенцов последним рывком открывает дверь своей квартиры, наощупь проскакивая из коридора сразу в ванную. Правда силы на этом заканчиваются и приходится принять горизонтальное положение, но кафель просто нереальный. Слава богу, что Тушенцов не снял хату с подогревом полов, иначе бы лишился возможности охлаждаться всем телом. Кожа горит так, как будто если он сейчас и отлипнет от плитки, то на ней останутся выжженные следы по контуру тела. Руслан прикрывает веки. Не спит, просто долго моргает. Когда он встает и ковыляет за водичкой, на улице уже светло. Плотные шторы мало света пропускают, но и этого хватает, чтобы глаза начало резать. Телефон окончательно добивает, показывая экран блокировки на яркости сверхновой. Тушенцов щурится и открывает чат — вроде за ночь не успел написать ничего лишнего. Кашин не взрослый мужик, а маленькая сучка, потому что один раз стоило на пьяную голову ему написать что-то не то, так Руслан сразу прослыл наркоманом, пидорасом и всем списком тех слов, которые нельзя говорить на твиче. А теперь бедному и несчастному светилу русской эстрады приходится проверять каждый раз, не задел ли он чувства рыжего ненароком. «Ты где?» — пишет Даня. Заметил, значит, что в сети, отслеживает он что ли. Руслан морщится и отвечает. Дома он, жив, здоров, хоть сейчас готов на стометровку за сигами. В кармане очень вовремя находится чудом не сломавшийся шоколадный чапман, стрельнутый накануне, но идти курить в окно слишком лень. Приходится затолкнуть сижку поглубже и сесть на кухонный диван, чтоб хоть немного успокоить вертолеты перед глазами. «Приедешь?» Ну а куда он денется?

***

Пальцы с нажимом проходят по длине, оттягивая кожу, поднимаются к головке и гладят уздечку. Даню учить не надо, он не малолетняя девственница, свой член дрочить умеет, значит и с чужим управится. Он знает, когда надо зацепить зубами летучую мышь на шее, когда томно выдохнуть в ухо, а когда насадиться на член по самое горло. Этому его тоже не обучали, сам выучил. Руслан сжимает зубы до скрипа и тянет пальцами рыжие волосы, задавая свой темп. Кашин не сопротивляется, податливо принимая смену правил. Он старается только не поперхнуться и не забыть пройтись языком по нежной коже. Чужая рука на волосах не расслабляется, хотя челюсть от продолжительных движений начинает болеть. Руслан обмякает и откидывается на спинку дивана. — Вставай уже, не получится сегодня видимо, — вздыхает он. Даня отстраняется, поднимается и садится рядом, пока парень застегивает ширинку дырявых джинс. — Пиздец, сходи к врачу проверься, — едко выплевывает он, тыльной стороной ладони вытирая губы. — Второй раз за неделю уже. — Боишься, что у меня парализовало не только лицевой нерв, но и членный? Кашин хмыкает. — Нет такого нерва. Руслан не спорит. Он мельком заглядывает в телефон и поднимает глаза на партнера с самым извиняющимся видом, как кот в сапогах из мультиков про Шрэка. При виде такой мордашки Кашин всегда чувствует себя полным ослом. — Опять у меня не останешься? — понимающе кивает он. Тушенцов разводит руками. — Ребята на студии уже ждут, решили собраться пораньше. Мы хотим записать фит с парнями из Фрио, сам понимаешь, они не местные, нехорошо будет их задерживать. Он встает, суетится, собирает какие-то вещи и сетует, что даже кофе не успевает выпить. Даня поднимается только, когда Руслан уже на пороге натягивает кроссы. — Вечером вернёшься? Тушенцов быстро чмокает его на прощанье. — Обязательно. Рыжий даже сам уже не понимает, надеется ли он, что это ложь, или еще нет и реально ждёт возвращения. И в этот раз Руслан возвращается. Вмазанный, невнятный, не попадающий с первого раза по кнопочке дверного звонка, он даже стоит как Пизанская башня с наклоном и держится на честном слове. Кашин хочет ядовито сказать «ну что, записали?», но ему, честно говоря, так все равно. Он впускает и готовится ловить пропойцу, но Руслан оказывается изворотливее. Змеем-искусителем он проскальзывает в предбанник квартиры и прижимает ее хозяина к стене. Кашин чувствует влажные холодные губы, слегка кривится, потому что поцелуй отдаёт чем-то горьким. — Ты хоть раз ко мне трезвым вернёшься? — спрашивает он в ту короткую передышку, когда Тушенцов пытается восстановить равновесие и не завалиться на бок. Ответа не получает, поэтому захлопывает дверь и за плечо ведет Руслана к дивану. Тот не сопротивляется, пока не приземляется на мягкую подушку. Наверное, для него это стало каким-то сигналом, потому что он тут же утягивает рыжего за собой, грузно падая на спину, как жук, кверху пузом. Даня летит в след за ним и привстает на локтях, чтобы посмотреть в это бессовестное лицо. — Потрахаемся? — шумно выдыхает Руслан, а у Дани в голове чуть ли не алкотестер срабатывает, показывая, что допустимое значение спирта было пропито еще часов так семь назад. Чужие руки начинают недвусмысленно лезть под футболку, Кашин решает прекращать этот цирк. Он легонько шлепает этого дурака по башке и негромко говорит: «Проспись». Тушенцов пытается возмущаться, но трезвый Даня ловко скатывается на пол и семенит в ванную, чтобы смыть с лица неприятное ощущение грязи. Когда он возвращается, парень уже беспокойно спит. Даня решает больше его сегодня не трогать. Бог свидетель, как же ему это все уже надоело. Утром он слышит звон посуды, шум воды и нехотя идет на звуки из кухни. Тушенцов стоит помятый, в той же одежде, в которой он пришел к нему вчера, и кивает ему вместо пожелания доброго утра. Утро после пьянок редко бывает добрым. Кашин смотрит, как Руслан заливает кофе кипятком, и наконец предлагает: — Разойдёмся? — А может, переживём? — мгновенно реагирует Тушенцов. Он и так понимает причину, поэтому даже не уточняет. — Так как мы переживём, если ты меня заебал в край? — выдает Даня. — Руслану все хорошо, ему дали марку, и он сидит довольный, пока не очухается, а там дай бог и вторую подсунут. — Не надо считать меня наркоманом. — А кто ты блять такой? — тускло спрашивает рыжий. Из-за приглушенного утреннего света его волосы кажутся цвета ржавчины. Выглядит ужасно некрасиво. Руслан со звоном ставит кружку на столешницу. — Если ты видишь в этом проблему так и помогай ее решить, а не гноби, — почти шипит он. — Помоги лечь в рехаб, не пизди без дела. Постоянно только визжишь и ноешь. Кашин молчит, оценивает все слова, как Осирис взвешивает сердца, прежде чем вынести приговор. — Пошел нахуй из моего дома. И это универсальное заклинание изгнания срабатывает, татуированный бес правда уходит. Не ругается, просто хлопает дверью. У него тур через две недели, ему не до семейных разборок. Наступает тишина, в которую Данила Владимирович наконец-то начинает дышать, чувствуя, как внутри расправляются легкие. Руслан ещё немножко не верит, но разбираться уже некогда — куплены билеты, надо грузить аппаратуру, решать вопросы по проживанию. А его рыжая сучка как назло решила сыграть в недотрогу и записывает тупые кружочки в телеграмм и ведет стримы. И ни разу не пишет в личку. Тур пролетает за два месяца. Тушенцов еще неделю морозится и понимает, что надо бы помириться. Вызывает такси до знакомого дома, набирает код домофона и долго вникает в режущие слух механические гудки. Кашин не отвечает, зато поднимает уставшая консьержка и вежливо просит или представиться, или убраться. Руслан выбирает второе и возвращается к ещё не успевшей отъехать машине. — Уже обратно? — удивляется водитель. Парень кивает. — Да ладно, девчонки все такие. Купишь ей цветочки, извинишься, и снова миловаться будете. Руслан только отмахивается от собеседника. — Да похуй уже.