Камень

— … в каком состоянии алкогольного опьянения мы с Шастом должны быть, чтоб, стоя на пляже, решить засунуть камни в трусы и сфоткаться, блять?! И выложить это. — Во-первых, я ничего не подкладывал…

***

Хитро улыбнулся Арсений вчера на концерте, и Антона пронзила мысль получше рассмотреть те кринжовые фотки из Арсовой молодости. Пронзила мысль и ещё какое-то скручивающее чувство ближе к паху. Конечно, он знал, что это за ощущение, но решил, что подумает об этом завтра. И завтра наступило. Ясным солнцем рассеиваясь сквозь молочные занавески, обещая долгожданный день ничегонеделания, и Антон сладко потянувшись и, огладив своё разнеженное сном тело, открыл в телефоне поисковик, торопливо вбивая: «арсений попов фото пляж» На первой секунде разглядывания Антону хотелось фыркнуть и закатить глаза, самому себе показывая, что это позорище. Потом хотелось закрыть эти фотографии, самому себе доказывая, что это испанский стыд и ему неловко быть знакомым с человеком, который не стремается так позировать на камеру. Потом он позволил себе ещё немного посмотреть, раз уж задался такой целью: отмечая дурацкую прическу Арса, дурацкого другана Арса — Захарьина, их дурацкие позы, извращенские игры… А потом он обнаружил себя довольно продолжительное время залипающим взглядом на черных плавках Арса, которые оттопыривали явно никакие не камни, а слегка окрепший мужской орган, натягивающий ткань так, что виднелись черные вьющиеся волосы покрывающие чуть оголенный пах. Арсений частенько в шутку подчеркивал, что у него большой, а Антон с пацанами, словно в школе насмехались, мол, «у кого, что болит, тот о том и говорит» и вообще так говорят только те, у кого наоборот. Сейчас Антону стало как-то всё равно, ведь его внезапно затапливает желание не оценивать чужие размеры, чтобы использовать их в удачный момент себе на пользу, а сгрести в ладонь этот бугорок, чтобы почувствовать его жар, чтобы ощутить округлость яиц через гладкую ткань, чтобы член увеличивался в его руке и пропитывал смазкой тугие плавки. Антону хочется провести пальцами по крепкому прессу Арса вниз, чтобы немного запутаться во влажных паховых волосках… — Бляяя… Антон хлопает себя по чуть вспотевшему лбу, ёрзая на кровати, чувствуя, как тонкое постельное бельё распаляет неожиданно чувствительную кожу. Его, кстати, подарил Арсений, выразительно поигрывая бровями и отвечая на скептический взгляд Антона, который не понимал разницы бязь, сатин, шелк…: «Постелишь мне, когда останусь ночевать у тебя.» Тогда это были шутки из старпёрского АРСенала, но сейчас почему-то возбуждало неимоверно. И Антон, сжимая свою утреннюю эрекцию, представляет, что Арс таки остался ночевать у него, а не у Серёжи. И теперь стоит без дурацкой прически, но всё в тех же черных плавках над распростершимся на постели Антоном, который откидывает одеяло и откровенно дрочит на тёмные соски, на поджарые ляжки, покрытые мягким пушком, на четкую линию пресса… Антон изнывает, воображая, как Арс поддевая большими пальцами резинку трусов, оттягивает её вниз, освобождая отяжелевший член, сжимая его ладонью, подразнивая Антона, заставляя его нутро сжиматься от томительного предвкушения. «Если хочешь — попроси.» И Антон бы попросил. Он бы сам подставился ему, вставая на четвереньки и оттопыривая задницу, как течная кошка, наверно, даже помяукал, когда теплая головка скользко проехалась от его дырки прямо до поджавшейся мошонки. И это была бы единственная нежность от Арса на сегодня. Он бы сжав потные яйца Антона, с размаху врезался бы в его горячее нутро своим крупным членом, сразу растянув его до предела, под себя. И тут же начал трахать, сразу переходя на животный темп, сношая как дорвавшийся кобель свою покорную сучку. А Антон бы и стонал как сучка, подвывая и раздвигая ноги. А Арс бы отрывисто рычал, кусая его загривок, сжимая дрожащие костлявые бедра, судорожно вихляющие под сильным телом. Антон представляет, как Арс щурится от удовольствия, глядя на свой мокрый покрасневший член быстро-быстро выскальзывающий и снова исчезающий в узкой припухшей дырке. Антон надеется, что в нём хорошо. Арсу в нем хорошо. Он бы даже, наверно, спросил на адреналине, но смущенно краснея, как девственник, которого развратил и только что посвятил в восторги плоти вот этот самодовольный блядун. — Тебе нравится? Во мне… А Арс бы слегка притормозил, словно задумавшись, а потом бы резко вогнал бешеным движением бедер себя на полную длину, грубо толкаясь, и с протяжным воем спуская в Антона теплое густое семя. Наверно, это так не ощущается, но Антон представляет, как заходится в судорогах чувствуя заполняющую его горячую влагу и завершающие хлюпающие толчки… Антон откидывает одеяло, вдыхая уплотнившийся воздух. Простыня под ним совершенно мокрая. Тело тяжелое, а руки немного дрожат. Он лезет в контакты. Голос раздаётся после первого гудка. — А я вот сидел и думал… — Арс, — голос Антона хрипит, — ты ещё в Москве? — Ага. — А у тебя есть с собой чёрные плавки? — Чего? — Не-не, ничего. Слушай, давай ко мне. Я тут типа твоё постельное обновил. Через два часа Арсений стоит на пороге. — Смотрел я тут твои фотки с камнями… — Шаст! — Арсений опускает глаза, — Как не стыдно… — Стыдно у кого видно! — Антон тыкает пальцем в Арса. — Так я и говорю, — расплывается Арсений, упираясь взглядом в ширинку Антона, — и никаких камней!