***
Каччан не произнес ни слова, пока они шли в общежитие (хотя после демонстрации средних пальцев, он перешел к непрерывно нарастающей серии агрессивных и непристойных жестов), а когда они вернулись, он немедленно протопал наверх, не поприветствовав никого в общей комнате. Изуку вздохнул с облегчением. Сегодня был вечер пятницы, так что у Кацуки впереди предстояли еще целые выходные, чтобы прийти в себя, прежде чем ему придется оказаться в классе и общаться с учителями. Не то, чтобы Изуку думал, что он покажет Айзаве-сенсею средний палец — не говоря уже о других жестах, но, с другой стороны, Каччан не совсем отличался самообладанием, когда он был расстроен, и… — Что случилось с Бласти? — спросила Ашидо, опираясь на плечо Изуку и хлопая ресницами. — Вы двое снова поссорились? — Что? Нет! Ничего! Ничего не произошло! — затараторил Изуку. Он знал, что Каччан не захочет, чтобы он кому-то рассказывал — особенно одноклассникам, которые непременно воспользуются этим. В любом случае, Изуку чувствовал себя в какой-то степени ответственным за все это. В конце концов, именно он потащил Каччана на рынок, и даже предложил ему попробовать чили. — Угу, конечно, — вздохнула Ашидо, ухмыльнулась и послала ему воздушный поцелуй. Но она не настаивала, и Изуку со вздохом сел на диван рядом с Иидой. Может быть, к утру все пройдет, и они смогут забыть о том, что это вообще произошло.***
К сожалению, утром стало ясно, что это не прошло, и никто никогда не забудет случившееся. Изуку спустился вниз под звуки яростных воплей и всеобщего смеха. Крики звучали очень знакомо, но только когда Изуку открыл дверь в общую комнату, он смог разобрать слова. — Это здорово! Продолжай помогать! Мне очень нравится так готовить! Радостный гогот привел его на кухню, где Каччан, с горящими от ярости глазами, махал парой кухонных палочек для готовки перед Каминари, который лучезарно улыбался ему в ответ. Серо тоже находился там, и Ашидо. Киришима топтался в дверях и изо всех сил старался не рассмеяться. — Кацу, ты всегда говоришь самые приятные вещи! — хмыкнул Каминари, хлопая ресницами. — Это потому, что никто из вас меня совсем не раздражает! — злился Каччан. — Мне бы очень хотелось, чтобы мы чаще готовили вместе! Ашидо заходилась от смеха, а Изуку прикрыл рот рукой, чтобы скрыть предательскую улыбку. Это было действительно несправедливо — это была отчасти его вина, и это определенно было не смешно. В любом случае, даже если это и было смешно, у него имелось достаточно самодисциплины, и он не собирался смеяться… Каминари украл кусок рыбы из-под носа Каччана, и тот набросился на него. — Тупица, ты мой самый любимый человек на свете! Ладно, возможно, Изуку немного посмеется.***
— Значит, его поразила причуда, да? — поджал губы Киришима. Изуку кивнул. Ему удалось отвлечь своих одноклассников от травли Каччана, и теперь они все сидели за столом, пока Каччан яростно гремел посудой на кухне. Атмосфера всеобщего восторга все еще присутствовала, но, по крайней мере, в этот момент никто не пытался спровоцировать убийство. — Способен говорить только приятные вещи? — спросила Ашидо, буквально потирая руки от радости. — Эта старушка настоящая задира. — Она и правда такая, — кивнул Изуку и слегка вздрогнул при воспоминании. То, что сделала женщина, определенно было незаконно, но Изуку ни в коем случае не стал бы тем, кто сообщит о ней. Он, конечно, хотел стать героем, но существовали места, куда даже ангелы боялись ступать. — Интересно, как долго это продлится? — вздохнул Киришима. — Типа, это забавно, но я не хочу, чтобы у него лопнул кровеносный сосуд. Тодороки с сонным выражением лица зашел в гостиную и сел рядом с Изуку. — Завтрак? — спросил он. Словно по сигналу, Каччан вышел из кухни с подносом, уставленным тарелками. Он с грохотом поставил его на стол, осмотрел все, а затем заметил, что к ним присоединился Тодороки. Его глаза сузились. — Не думай, что ты получишь чертов завтрак только потому, что сел рядом с Деку, — прорычал он. — Ох, — вздохнул Тодороки. — Ты что, мало приготовил? — Даже если бы я приготовил достаточно для всего гребанного мира, я все равно не дал бы тебе ничего! — начал Каччан и резко остановился, слегка приоткрыв рот. — Подожди, бля, я могу?.. Блядь, ты мудак! Я чертовски ненавижу тебя! Тодороки моргнул. — Ладно, — сказал он и бросил взгляд на Изуку. — У меня все равно есть немного собы быстрого приготовления в шкафу, так что… — Пошел ты, ешь свою чертову собу! — крикнул Каччан. — Я не могу выносить вида твоей гребаной рожи! Ха! — он схватил одну из тарелок и с грохотом поставил ее перед Тодороки, маниакально, не обращая внимания ни на кого, и унесся обратно на кухню. Каминари вздохнул. — Блин, это прошло слишком быстро. — Что прошло? — спросил Тодороки. Он посмотрел на еду перед собой, затем на Изуку. — Мне можно это есть? Я не против собы… Изуку похлопал его по руке. — Не волнуйся об этом.***
Как оказалось, все было немного сложнее. Однако, они не осознавали этого до тех пор, пока пару часов спустя, когда примерно половина класса бездельничала в общей комнате, училась, сидела в телефонах и читала, Каминари не объявил, что они должны устроить вечеринку. — Мы должны устроить вечеринку, — воскликнул он, не отрываясь от телефона, очевидно, ни к кому конкретно не обращаясь. — О, да, вечеринка! — Ашидо вскочила на ноги и сделала сальто. — По какому поводу? — спросил Иида, поправляя очки. — А нам нужен повод? — усмехнулся Каминари, затем поднял глаза; на его лице появилось растерянное выражение. — Это правило? Иида поднялся на ноги и немного выпятил грудь. — Прави… — Хорошо, новое правило: мы можем устраивать вечеринки, когда захотим. Кто со мной? — заголосил Каминари. — Я-я-я! — крикнула Ашидо. — Конечно, звучит весело, — кивнул Серо. — Я в деле! — Почему нет? — Кацу? — с хитрой ухмылкой спросил Каминари, поглядывая на Каччана, который развалился в кресле, уставившись в телефон, и игнорировал весь разговор. — Конечно, я чертовски люблю вечеринки, — фыркнул Каччан и показал ему средний палец, не поднимая глаз. Иида нахмурился. — Бакуго, я думал, тебе не нравится большое скопление людей? — Нет, я люблю людей, — оскалился Каччан. — Чертовски обожаю тусоваться с кучей народа, поздно ложиться спать, и когда много шума, м-м-м, охренительно, мое любимое занятие. Наступила тишина. Каччан дернулся, отложил телефон и посмотрел на Ииду. Иида посмотрел в ответ. — Это неожиданно, — сказал он. — Все в порядке, ты чертовски умный парень, но ты не можешь предугадать все, — нахмурился Каччан. — Это не прошло, — выдохнул Каминари с благоговением. — Тупица, пожалуйста, продолжай говорить, мне нравится слушать твой гребаный голос! — прорычал Каччан, затем прижал ладонь ко рту, вскочил на ноги и выбежал из комнаты. — Потрясающе! — воскликнул Серо и дал пять Каминари. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — прищурился Иида. Все посмотрели на Изуку. Изуку вздохнул. Иногда быть другом Каччана было действительно сложно.***
Причуда не исчезла, но то, что произошло с Тодороки, оставалось необъяснимым до конца дня. Изуку, изучал симптомы в своем блокноте и выдвинул теорию, что это какая–то периодическая причуда, что, возможно, она возникала и исчезала в зависимости от настроения человека? Или пользователя причуды? Теория еще была сырой, но он работал над ее совершенствованием, изучая другие причуды с похожим профилем. К счастью, он не успел довести идею до ума, прежде чем это полностью вышло из-под контроля. — Братан, поможешь мне с математикой? — спросил Киришима, обращаясь к Каччану. Его выманили оттуда, где он прятался, и он сидел в угрюмом молчании, отказываясь с кем-либо разговаривать. Во всяком случае, пока. Каччан закатил глаза, кивнул и достал учебники по математике. — О-о, Кацу, может и мне поможешь? — улыбнулся Каминари и наклонился над столом. — Зачем тебе помощь? У тебя и так все отлично с математикой, — прищурился Каччан и издал разочарованный звук. Каминари фыркнул, а Каччан рыкнул на него. В этот момент к их столу подошел Тодороки. — Киришима, вот книга, которую я одолжил у тебя. Может, позанимаемся еще как-нибудь? Мне это помогло. — Конечно, бро, — кивнул Киришима. — Но тебе стоит попросить Бакуго помочь тебе, у него это получается лучше, чем у меня. — О, ты прав. Это было бы здорово, — Тодороки повернулся к Каччану. — Не мог бы ты… — Какого хрена я должен учить такого говнюка, как ты? — закатил глаза Каччан, — Последнее, что я хочу делать, это часами смотреть на твою уродливую рожу! — Воу, братан, — присвистнул Киришима. — О, ладно, — поджал губы Тодороки. — Тогда я и дальше буду заниматься с Киришимой. — Так блядь и надо! Вы оба заслуживаете друг друга! — Хорошо, — сказал Тодороки. — Извини. Он ушел, а Изуку сделал пометку в блокноте, что причуда определенно была прерывистой, записал детали встречи, а затем нахмурился. Прерывистая. За исключением того, что оба раза причуда исчезала, когда Каччан разговаривал с Тодороки. Совпадение? Или что-то другое?.. Изуку смотрел на Каччана, который сейчас хвалил почерк Каминари с выражением крайнего страдания на лице. Хм.***
— О, Тодороки-кун! — воскликнул Изуку, спеша догнать своего друга, когда увидел, что тот направился обратно в общежитие. Тодороки дождался его, и они пошли бок о бок. — Я искал тебя. — О? — Тодороки посмотрел на него. — Тебе что-то нужно? — Вообще-то, я хотел узнать, можешь ли ты оказать мне услугу, — признался Изуку. — Конечно. Изуку кивнул. — Это насчет Каччана…***
В общей комнате Каччан сидел в углу, скрестив руки на груди, окутанный облаком разочарованной ярости. В комнате находилось всего несколько человек: Яойорозу и Джиро тихо переговаривались, Сато что-то пек на кухне, Токоями читал книгу с черной обложкой и огромным серебряным крестом. — Ты хочешь, чтобы я просто поговорил с ним? — спросил Тодороки. Изуку кивнул. — Да. О чем угодно. — Ты уверен, что его поразила причуда? Он ведет себя вполне нормально. — Пожалуйста, Тодороки-кун, — попросил Изуку. — Я просто хочу кое-что проверить. Тодороки пожал плечами и направился к Каччану. — Бакуго, — позвал он. Каччан поднял взгляд. — Отвали, мудак. — Погода очень подходящая для этого времени года, — продолжил Тодороки. Лицо Каччана исказилось смесью замешательства и презрения. — Прекрати говорить со мной! — крикнул он. — Почему ты всегда говоришь о всяком дерьме? Я ненавижу это! Я скорее оторву себе уши, чем буду с тобой разговаривать! — Понятно, — вздохнул Тодороки и посмотрел на Изуку. Тот поспешил к нему, готовый привести в действие вторую часть своего плана. — Думаю, что Тодороки прав, — сказал он. — Погода очень сезонная. — Черт возьми, Деку, это чертовски проницательное наблюдение. Расскажи мне еще немного о гребанной погоде, — вздохнул Каччан. Его глаза расширились, и он зарычал в сторону них обоих. — Обожаю эту ебаную причуду! После этих слов он решительно закрыл рот и сильнее вжался в диван. Тодороки хмуро посмотрел на Каччана, затем на Изуку. — Ты прав, это немного странно, — согласился он. Изуку кивнул. Странно — это точно.***
— Значит, причуда в том, что он должен быть добрым со всеми, кроме Тодороки? — нахмурился Киришима. Сегодня был субботний вечер, и почти все, кажется, уже слышали об этой проблеме. Они собрались за ужином, и Изуку точно изложил, что, по его мнению, происходило. — Это соответствует всем доказательствам, — сказал Изуку. — Прерывистое, да, но ответвление происходит только с одним конкретным человеком. — Странно, но это так точно, — кивнула Яойорозу. — Эта женщина вообще знает Тодороки? Все посмотрели на Тодороки. Он пожал плечами. — Не думаю, что я когда-либо был на том рынке, — сказал он. — И я не знаю никаких пожилых женщин, кроме Исцеляющей девочки. — Тогда почему? — спросила Яойорозу. Изуку посмотрел на Каччана. Тот показал ему неприличный жест. Изуку задался вопросом, не устают ли мышцы этого конкретного пальца. — Ну, я уверен, что это пройдет, — вздохнул Изуку. — Мне жаль, что ты получил все это дерьмо, бро, — сказал Киришима, похлопывая Тодороки по плечу. — Хм? О. Честно говоря, я не заметил никакой разницы, — пожал плечами Тодороки. — Ну, во всяком случае, нам, наверное, стоит перестать раздражать Бакуго, — сказал Иида. Он встал и начал убирать посуду, бросив строгий взгляд в сторону Каминари. Тот просто улыбнулся ему. — Кто раздражает? — промурлыкал он. — Только сегодня утром Кацу рассказал мне, как он обожает мою компанию! Раздался общий смех — от кого-то приглушенный, от кого-то нет. Кацуки поднялся на ноги, отодвинул стул и, помахав всем сидящим за столом средним пальцем, направился к двери на лестницу. Киришима поймал его за руку, когда он проходил мимо. — Эй, но ты ведь все равно поможешь мне завтра с математикой? — Черт, нет, — покачал головой Кацуки. — Я хочу, чтобы ты, блять, провалился. — Спасибо, братан! — Киришима улыбнулся. И Изуку подумал — «Хах».***
Этой ночью Изуку не мог уснуть. Он лихорадочно изучал причуды на своем ноутбуке до позднего вечера, и он был полностью взвинчен к тому времени, как лег спать. Мысли гонялись друг за другом по кругу вместе с ноющим чувством, что он не все правильно понял, что он что-то упустил в этом что-то, что-то… В три часа ночи он бросил эту затею, снова встал и спустился по лестнице, чтобы выпить стакан воды. Он уже почти дошел до двери в общую комнату, когда услышал, как она открылась. Он замер, глядя на ступеньки, и увидел, как Кацуки проскользнул через тусклый прямоугольник света в общую комнату, накинув на плечи одеяло. О. Вполне логично, что он тоже не мог заснуть. Изуку торопливо преодолел остаток пути вниз и открыл рот, чтобы заговорить. Но, оказавшись в дверях, он услышал, как Каччан что-то говорил кому-то еще, и замер, вглядываясь в полумрак. Общая комната освещалась лишь указателями аварийного выхода, но Изуку уже побывал в почти полной темноте на лестнице, так что привык к ней и видел достаточно хорошо. Каччан стоял у одного из диванов и хмурился. Диван располагался так, что Изуку не видел, на что тот смотрел. Он наблюдал за ним — Каччан покачал головой. — Опять? — пробормотал он, его тон настолько отличался от обычного, что Изуку удивленно моргнул. — Это будет полезно для твоего здоровья. Кто бы ни был на диване, ответа не последовало. Каччан вздохнул и исчез на кухне, а после вернулся с двумя стаканами воды. Он поставил один на стол перед диваном, затем потянулся вниз и что-то сделал с одеялом. — Чертовски ненавижу тебя, засранец, — пробормотал он так тихо, что Изуку почти не услышал его. Затем он выпрямился, и Изуку нырнул за дверь с колотящимся сердцем, внезапно осознав, что увидел нечто, чего, как он уверен, не должен был видеть. Несколько секунд спустя Каччан вышел на лестничную клетку, к счастью, совершенно не замечая Изуку, притаившегося в углу, и направился обратно наверх. Изуку не дышал, пока не услышал, как закрылась дверь Каччана — он чуть не потерял сознание, но оно точно того стоило; он проскользнул в общую комнату. У него закрались подозрения — он думал, что знал, но… Но ему нужно было проверить. Убедиться. Потому что, если это так, то, возможно, причуда, в конце концов, оказалась не такой, как он думал. Он бесшумно обошел диван и увидел: Тодороки крепко спал, одеяло Каччана было подогнуто к его подбородку. Значит, Изуку действительно все неправильно понял.***
— Каччан! — прошептал Изуку на следующее утро. Он не был уверен, почему старался вести себя тихо. В этот час в общей комнате больше никого не было. С момента, как он увидел то, что произошло прошлой ночью, ему начало казаться, что здесь замешаны какие–то секреты, которые он должен был уважать. — Ха? — Каччан поднял голову, когда вошел через главные двери, слегка вспотевший после утренней тренировки. — Деку. Рад видеть тебя. Изуку проигнорировал это и поспешил к нему. — Мне нужно задать тебе несколько вопросов. — Обожаю отвечать на гребаные вопросы, — рыкнул Каччан. — Я определенно отвечу на них. — Нет, пожалуйста, это важно, — взмолился Изуку. — Прости, прости, я знаю, но мне нужно, чтобы ты ответил, пожалуйста, Каччан. Каччан пожал плечами. — Тогда я, блядь, не буду отвечать. Даже это заставило Изуку думать, что его новая теория была верна. Но он продолжил, несмотря ни на что. — Как ты относишься к острой еде? — Чертовски ненавижу ее, — хмыкнул Кацуки и нахмурился. — А что насчет Всемогущего? — Худший гребанный герой в мире, и меня совершенно не волнует, как его превзойти. Изуку заколебался. Но теперь он был уверен, настолько сильно уверен, что даже немного казалось, что он злоупотреблял этим, но… — Что ты чувствуешь по поводу того раза, когда ты взорвал мою тетрадь в средней школе? — Ха? — вспылил Каччан, сузив глаза. — Бля, я даже не помню этого дерьма, и чувствую себя охуенно! Ты это заслужил, тупой ботан! Изуку закусил губу и отступил на шаг. Каччан смотрел на него в замешательстве. Затем его глаза расширились. — Дело не в том, чтобы ты был добр к людям, — сказал Изуку. — Продолжай говорить! — рыкнул Кацуки. — Дело в том, что ты говоришь противоположное тому, что на самом деле хочешь сказать… — Продолжай, блядь, говорить, свет моей гребаной жизни! — А Тодороки… Каччан бросился вперед и зажал рот Изуку ладонью, наклонился прямо к его лицу и обдал щеку Изуку горячим дыханием. — Тебе, блядь, лучше рассказать об этом всем, кого ты знаешь, дорогой, — рыкнул он таким глубоким голосом, что Изуку почувствовал это подошвами ног. — Я не расскажу — пропищал Изуку — или попытался пропищать, но, учитывая, что Каччан закрыл ему рот рукой, получилось в основном неразборчивое мычание. Губы Каччана искривились в усмешке, а затем он оттолкнул Изуку и выбежал из комнаты. По крайней мере, Изуку теперь лучше понимал эту причуду. А также некоторые другие вещи, за понимание которых он чувствовал себя немного виноватым. В конце концов, у каждого должны быть свои секреты — особенно у такого закрытого человека, как Каччан. Но он никому не расскажет. Изуку умел хранить секреты.***
К сожалению, как выяснилось, не от Изуку зависело сохранение секрета. — Мидория, — начал Тодороки, когда они возвращались из кафе. — Это правда, что причуда, поразившая Бакуго, на самом деле заставляет его говорить противоположное тому, что он имеет в виду? Изуку замер, взглянув на Тодороки. Тодороки прошел еще несколько шагов по улице, прежде чем заметил, что Изуку больше не шел рядом с ним, и повернулся, чтобы вернуться. — Мидория? — Нет, — Изуку медленно сглотнул. — Дело в том, что он должен быть добрым к людям. Кто тебе это сказал? — О, я не знаю, — покачал головой Тодороки. — Сегодня утром все об этом говорили. — Э… Все? — содрогнулся Изуку, лихорадочно соображая. Он никому не говорил, и, уж точно Каччан никому бы не сказал, так что либо кто–то другой догадался об этом, либо кто-то подслушал их сегодня утром. Почему Изуку не нашел более уединенного места, чтобы поговорить с Каччаном об этом? — Ага, — пожал плечами Тодороки. — Я подумал, что они узнали это от тебя, ведь именно ты всегда выясняешь, как работают причуды. Изуку быстро покачал головой. — Нет! Нет, определенно — нет, я даже не думаю, что дело в этом! Просто он правда должен быть добр к людям. Вот и все! Тодороки кивнул. — Кроме меня, — промычал он. — Точно! — воскликнул Изуку, понимая, что его голос стремительно поднялся на октаву, но не зная, как это остановить. — Тебе не кажется, что это немного странно? — спросил Тодороки. — Странно? Нет! Причуда странная! Это нормально! Совершенно нормально! Тодороки нахмурился и положил руку ему на плечо. — С тобой все в порядке, Мидория? Ты выглядишь так, будто вот-вот потеряешь сознание. Может, тебе стоит присесть? — Я в порядке! — пискнул Мидория. — Давай просто перестанем говорить об этом! Они перестали говорить об этом, но Тодороки выглядел задумчивым всю дорогу до дома.***
— Деку, я позабочусь о том, чтобы ты прожил долгую и плодотворную жизнь, чертов гениальный ангел. Идзуку, чей мир за последние десять секунд превратился из нормального (хотя и слегка встревоженного), в то, что его тряс за шиворот пылкий и разъяренный Каччан, задался вопросом, не последние ли это слова, которые он когда-либо услышит. — Я этого не делал! — воскликнул он и схватился за запястья Каччана в безуспешной попытке замедлить тряску, пока у него не застучали зубы. — Это был не я! Я никому не говорил! — Все остальные, черт возьми, знают, — рыкнул Каччан. Изуку потребовалась пара секунд, чтобы понять, что Каччан на самом деле имел ввиду — эта причуда немного сбивала с толку, но он все равно не терял времени зря, вкладывая в свои руки немного «Один за всех», чтобы вырваться из хватки Каччана. — Правда! — произнес он, тяжело дыша и отступая назад. — Я правда никому не говорил! Должно быть, кто-то подслушал! Теперь, когда он мог разглядеть Каччана как следует, он понял — тот выглядел плохо. Не то, чтобы он раньше не видел Каччан в различных состояниях гнева, но такой уровень отчаянной ярости немного беспокоил. Его глаза были расширены и налиты кровью, на виске пульсировала вена, и Изуку точно знал, в чем именно заключалась проблема; его страх сменился сочувствием. — Он может и не догадаться, — сказал он. — Ты же знаешь, он не так хорошо разбирается в таких делах. — Продолжай говорить, — рыкнул Каччан. — Продолжай, продолжай, блядь, говорить, я действительно хочу, блядь, говорить об этом. Изуку сглотнул и решился на риск. — Неужели будет так плохо, если он все же догадается? Ему удалось благополучно добраться до своей комнаты до того, как Каччан успел догнать его.***
После этого все стихло. Это был долгий, ленивый воскресный день, и, кроме сплетен о причуде (которые Изуку старался развеять каждый раз, когда они доходили до него), мало что произошло. Прогнав Изуку до его комнаты, Каччан исчез, и с тех пор его никто не видел. Изуку задался вопросом, не пытался ли он просто дождаться, пока причуда спадет. Это была не самая плохая идея. Тодороки, тем временем, не подавал никаких признаков того, что на него снизошло внезапное открытие. Он сидел на своем любимом месте в общей комнате и читал, по-видимому, совершенно не обращая внимания на ухмылки и знающие взгляды тех членов класса, которые, очевидно, догадались о сути причуды. В это воскресенье все было так спокойно, что Изуку почти начал думать, не была ли вся эта ярость и драма предыдущего дня всего лишь странным сном. И он продолжал задаваться этим вопросом примерно до половины восьмого вечера, пока входная дверь внезапно не распахнулась, и в нее не ворвался Каччан. — Кацу! — воскликнул Каминари, с восторгом вскочив со стула. — Мы не видели тебя весь день! Каччан даже не смотрел на него, просто шел через гостиную к лестнице с грозовым выражением лица. — Бро, ты в порядке? — спросил Киришима. — Каминари, может перестанешь быть мудаком? — Джиро закатила глаза. Каччан не обратил внимание на общую суматоху, неумолимо направляясь к своей цели. Но кое-что он не смог проигнорировать: Тодороки, отложив книгу, поднялся и встал напротив Каччана. — Бакуго, — сказал он. Воцарилась тишина. Каччан скривил губы. Он попытался обойти Тодороки, но тот перегородил ему путь. Каччан попытался пройти с другой стороны, но Тодороки снова преградил ему дорогу. Изуку поднялся на ноги, сердце заколотилось где-то в горле. Что делал Тодороки? Зачем он так раздражал Каччана? — Это правда, что причуда заставляет тебя говорить противоположное тому, что ты имеешь в виду? — спросил Тодороки, и воздух внезапно стал густым и плотным, как за мгновение до удара молнии. Каччан схватил Тодороки за ворот рубашки, его глаза широко раскрылись, губы сжались. Тодороки выглядел совершенно невозмутимым. — Я тут подумал, что если это правда, значит, я тебе нравлюсь, — заявил он. Изуку едва не проглотил язык. Кто-то нервно хихикнул. Глаза Каччана расширились настолько, что Изуку видел в них белки. — И если это правда, — продолжил Тодороки, как будто говорил о погоде, — то я подумал, не будешь ли ты возражать, если я тебя поцелую? Каччан замер, слегка приоткрыв рот. Наступила напряженная тишина. — Ого, — прошептал кто-то. — Бакуго? — произнес Тодороки после того, как молчание затянулось. Каччан тяжело сглотнул, и Изуку услышал это на другом конце комнаты. — Целовать тебя — это последнее, блядь, что я когда-либо хотел бы сделать, — прохрипел он. Тодороки посмотрел в его глаза так отрешенно, словно решал сложную задачу. — Ах, — кивнул он. — Я понимаю. И затем поцеловал Каччана. Раздался коллективный вздох. — Срань господняя, — шепнул Киришима. Изуку сглотнул, потому что… Это хорошо? Хорошо ли это? Это может быть хорошо, но с другой стороны, это может быть прелюдией к тому, что Каччан взорвет всю школу, а возможно, и весь город? Каччан застыл на месте, глаза его по-прежнему были широко раскрыты, что могло означать множество разных вещей, так что… Пора было пригнуться и прикрыться? Но пока Изуку наблюдал за происходящем, по щекам Каччана разлился сильный розовый румянец, он закрыл глаза, отпустил рубашку Тодороки и вместо этого схватил за лицо и волосы, и тут Изуку внезапно почувствовал, что, ему не стоило так пристально наблюдать за происходящим, и отвернулся, его лицо вспыхнуло. Кто-то засвистел — Каминами, точно он. И Тодороки с Каччаном оторвались друг от друга, Каччан обернулся, нахмурив лицо, а Тодороки схватил его и развернул обратно. — Все нормально? — спросил Тодороки. — Черт возьми! — вздохнул Каччан. — Я действительно хочу говорить об этом в присутствии всех, кого мы знаем. Тодороки оглянулся по сторонам, словно только что понял, что они были не одни. — Ой. Правда, для них это, наверное, не очень интересно. — Ты гребанный гений! — хмыкнул Кацуки, после чего схватил Тодороки за руку и потянул его к лестнице. — Повеселитесь! — крикнул Каминари, и Каччан показал всем средний палец в последний раз. — Я чертовски люблю вас, ребята, — сказал он и захлопнул за ними дверь.***
На следующее утро, в понедельник, Изуку спустился к завтраку и обнаружил, что Каччан был занят тем, что рассказывал Серо, что он худший в мире помощник на кухне, и таким образом обнаружил, что действие причуды закончилось. — Хотя, пока это длилось, было довольно весело, — хмыкнул Каминари с полным ртом риса. — Заткнись нахрен, дерьмо вместо мозгов, — рыкнул Каччан. Каминари и Ашидо печально вздохнули, а Каччан внезапно вскочил на ноги. Изуку оглянулся по сторонам, гадая, что вызвало такую реакцию, и видит, что в комнату только что вошел Тодороки, выглядящий, как обычно, сонным. — Человек часа! — крикнул Каминари, но Каччан даже не посмотрел на него, просто прошел к Тодороки. — Гребаная ленивая задница, кого ты называешь «часом», — сказал он, засунув руки в карманы. — Доброе утро, — молвил Тодороки, наклоняясь вперед и целуя кончик носа Каччана. Лицо того мгновенно покраснело. У Изуку снова возникло ощущение, что он наблюдал за чем-то личным, и он отвел взгляд. Однако, некоторые из его одноклассников были не сильно озабочены конфиденциальностью их личной жизни. — Итак, Кацу, — начал Каминари, сияя в направлении пары. — Теперь, когда эта причуда прошла, расскажи нам, что ты на самом деле чувствуешь к Тодороки. Каччан повернулся к нему лицом, его щеки все еще были розовыми. Он обхватил Тодороки за талию и притянул к себе. — Терпеть его не могу, черт возьми, — сказал он. И Тодороки улыбнулся.