Жалко

Было всегда в аль-Хайтаме что то такое, что всегда меня доламывало, после чего я ещё долго не мог вернуться в реальность. После чего я находил себя в самых разных местах. Междаршанская конференция - щелчок, как на фонтейновских камерах, - стройка. Путь в приёмную комиссию проектов - щелчок - таверна. Рынок - щелчок - дурная съёмная комнатка. Коридор - обожженая кипятком рука на чужой кухне. Но чаще всего я находил себя в приёмной медицинского пункта стражей Лесного дозора леса Авидья. Я сидел, обыкновенно, в углу комнатки и видел как Коллеи сортирует пострадавших - студентов и светочей даршанов, детей и взрослых - по сложности травм. Люди в очередях смотрели на меня и в их тенях мне казалось, что все это нереально, что я призрак. Иногда Коллеи звала Тигнари, иногда Тигнари приходил сам и твёрдым шагом направлялся ко мне. С фонариком осматривал моё глазное дно - от интенсивной работы глаза у меня были всегда красные, как если бы я наплакался на годы вперёд, а зрение было на краю пропасти - щелкал языком, мол как же так, годы идут ничего не меняется, принимался осматривать меня на предмет травм, проверял реакции - стучал молоточком по коленям, просил покрутиться, пройтись, присесть пару раз - после чего ещё раз цокал языком, уходил и приносил мне какой то странный горький отвар. Пару раз я обнаруживал рядом с собой Лайлу. Она обыкновенно спрашивала, не страдаю ли я сомнамбулизмом или бессонницами и говорила, что, видимо, опять уснула, когда смотрела на звезды в лесу. Каждый раз, уходя утром из кухни, направляясь сразу на работу, аль-Хайтам гладит меня по голове и, обыкновенно, ни слова не говоря уходит. Наверное это какой то его особенный ритуал. Я решаю не думать об этом, иначе снова не вернусь в реальность. аль-Хайтам - прямая линия, без намёка на подтекст, двойное дно и множественные трактовки. Он не обременен гордостью, желанием славы или денег, или желанием коммуникаций. Даже совестью он не обременен. Он говорит то, что думает и думает, что говорит. От него можно не ждать жалости - никто не ждёт. Иногда я обнаруживаю рядом с собой Сайно. Он уставший, несколько помятый и весь в песке. Только завидя на пороге Тигнари он сразу подрывается с вопросом "чем помочь". Ему, обыкновенно, качают головой и говорят посидеть и поболтать со мной. Отвлечь меня. Так я выучил большинство законов Сумеру. Так я научился играть в Священный Призыв Семерых. Хороший навык, особенно если играть в тавернах на деньги - разок-другой, да и выйграешь себе на оплату съемной комнатушки, где то на задворках Сумеру. Каждый раз, я все равно жду слов поддержки, каждый раз я все равно жду заботы и тепла. Но аль-Хайтам - глыба. аль-Хайтам это вершина - недосягаемый простым смертным. Как, должно быть жалко - возвращаться мыслями к одному и тому же человеку. Как, должно быть жалко - ждать жалости от другого. Я, должно быть, жалок. Слыша это Сайно только качает головой и хлопает меня пару раз по плечу. Мы опять сидим в приёмной медицинского пункта стражей Лесного дозора леса Авидья и Сайно рассказывает мне все в мельчайших деталях, упуская излишее насилие, мудрецов и аль-Хайтама. Как, должно быть жалко, быть подобранным в таверне. Как, должно быть жалко, сидеть, как побитая собака и не мочь произнести и слова. Я отговариваюсь и уверяю его, что все в порядке, мне есть где переночевать и мне не нужна его помощь. Но аль-Хайтам - глыба. аль-Хайтам это вершина - недосягаемый простым смертным. Поэтому он говорит простое: - Останься. аль-Хайтам - прямая линия, без намёка на подтекст, двойное дно и множественные трактовки. Он не обременен гордостью, желанием славы или денег, или желанием коммуникаций. Даже совестью он не обременен. Поэтому он живёт в его доме. Я настаиваю на уплате аренды, он говорит, что это ни к чему - конечно, я ведь и так поуши в долгах - и в итоге мы сговариваемся на символической уборке дома в качестве оплаты. В течении недели я перевожу все свои скромные пожитки - пару проектов, пару костюмов, пару туфель, зубную щётку, немногочисленные личные вещи. - Разум управляет телом или тело управляет разумом? Тигнари смотрит на меня как на сумасшедшего, отрываясь от урока с Коллеи. Сайно смотрит поверх документов и вскидывает брови. Они смотрят на меня, потом друг на друга. Я закатываю глаза. Щелчок. Щелчок. Щелчок. И ещё один. Я уснул в гостиной - теперь вынужден с ужасным похмельем страдать от премерзейшей привычки аль-Хайтама щёлкать ручкой. Я не встаю до наступления темноты. Пока не хлопнет входная дверь. А ведь этот дом мы выбрали вместе - смотрели свободное, предлагаемое Академией, жилье. Спорили об удобстве планировок, о близости к Академии. И все же были до ужаса счастливы. Я закрываю глаза и проваливаюсь в очередной беспокойный сон. Пески пустыни затягивают меня. Я готовлю супы - больше по инерции, чем потому что правда хочу есть. Так делала мама, пока не уехала - от неё давно не было писем, помнится мне, но я так часто менял адреса, что она перестала писать - вспоминаю я. Кажется, все ёмкости в доме заполнены супами. Я сижу дома за исследованиями. На третью неделю ко мне приходят Сайно и Тигнари, говоря, что изучение того, как шпили влияют на социум не является важной академической задачей, вытаскивают меня на свет божий. Они говорят, что меня в Академии все потеряли, что даже аль-Хайтам встревожен и спрашивал их о том, почему я ушёл в затворники. Я вяло отмахиваюсь, говоря, что он ничего не понимает в затворничестве и что если бы я правда хотел уйти, я бы ушёл в бескрайние тропики и пустыни. Сайно и Тигнари переглядываются и ведут меня на рынок - за покупками. Там нас, словно по волшебству, встречают прелестные дамы - Нилу, Кандакия, Дэхья и, о, какая честь, профессор Фарузан. Она встревоженно говорит, что я выгляжу больно бледным и редко появляюсь в Академии, но я лишь смеюсь и говорю, что работаю над новым проектом. Сайно и Тигнари опять переглядываются. Весь оставшийся день мы провели на рынке. Домой я не прихожу - остаюсь у Тигнари. Сначала на ночь, потом на день, потом на два, неделю, месяц. Тигнари ничего не говорит, предлагает мне выступать с дополнительными локальными лекциями о влиянии архитектуры и строительства на природу. Потом о природных мотивах в архитектуре. О том, как природа влияет на изобретения и ещё с десяток разных тем. Вечерами я вижу силуэт Тигнари за палаткой - он говорит, что пойдёт на вечерний осмотр поселения - и слышу как он шёпотом говорит: "Ему с тобой становится хуже, сейчас клиническая картина в норме, нужно больше времени" Иногда присоединяется голос Сайно: "Ты хочешь от него слишком многого, ты не пытаешься его понять, ты не обращаешь на него никакого внимания" Всегда отвечает аль-Хайтам: "Я знаю его лучше, я его понимаю, у нас все хорошо" Я отворачиваюсь к деревянной стенке палатки и закрываю глаза, пытаясь сдержать слезы. Должно быть, это жалко. Потому что нет никаких нас.