В Припяти с недавнего времени стояла непривычная тишина. Спустя несколько беспокойных месяцев это было ново. После выключения Стрелком Выжигателя сталкеры разных группировок устремились в центр Зоны. Стрельба в любое время суток — обыденное дело, никто и не шелохнется. Но сейчас, ранним утром, было тихо.
Солнце и сегодня пряталось за тучами и ни капли не согревало. Всю прошлую неделю шли дожди, стояла мерзкая сырость и слякоть. Середина грустной осени.
Только погода не могла остановить сталкеров. Обосновавшиеся в здании детского сада долговцы следили за дорогой, пока сменщики отдыхали. Кто-то играл на гитаре унылую и медленную мелодию, кто-то курил, а кто-то и вовсе баловался водочкой. В воздухе витало что-то тяжёлое, пахнущее смертью. В такую погоду никто никуда не собирался.
Кроме капитана Никитенко. Он занимался вечной рутиной. Сначала проверял униформу, где-то заменял кевларовые пластины. Потом чистил автомат и собирал с пола болты. Будь воля капитана — остался бы с мужиками, пел бы песни и пил водяру. Но, к великому сожалению Никитенко, надо было возвращаться на базу. Задание выполнено, а значит, пора донести генералу о результатах.
Силы «Долга» наконец-то продвинулись дальше Припяти. Отряд из четырёх бойцов пробрался на Затон и вполне успешно. Как там обстановка — капитан судил только по словам, сам не видел. Но, младшие по званию говорили, что народу достаточно. И вольные, и бандиты, и свободовцы, и наëмники — все там.
Никитенко надеялся, что генерал отправит с ним отряд на ту территорию. Неплохо было бы занять здание какое-нибудь под базу. А если так и получится, то капитану могло светить повышение. Было бы неплохо.
Проверив автомат в последний раз, Никитенко поднялся и закинул рюкзак за спину. Зевок прикрыл рукой, и тут же встряхнулся. Те, кто пили водку у костра, уже спали. Гитара стихла, но дым от сигарет продолжал витать по помещению. Никитенко подошёл к одному бородатому майору и крепко пожал его руку.
— У тебя шило в заднице, бежать с утра пораньше к начальству? Так бы сидел с нами, — бородатый обвёл окружение рукой, — водочку бы пил.
— Не, я лучше энергетиком заправлюсь. Да и делом надо бы заняться. А то вон, — Никитенко улыбнулся и похлопал майора по животу, — отращу как ты. Оно будет первее меня в помещение заходить.
— Зато зимой тепло! — поднял указательный палец вверх и засмеялся, — давай, шуруй. Скажешь Воронину, что в Припяти тихо.
Капитан махнул рукой на прощание и пошёл на выход. Патрульные у входа даже не шелохнулись, лишь проследили за предполагаемым маршрутом. Никитенко вышел на главную дорогу, оглянулся и вытащил из подсумка детектор аномалий. Он аккуратно лёг в ладонь. Увидев, что впереди ничего нет, положил прибор обратно, предварительно настроив его на звуковой сигнал.
В сон клонило нещадно. Путь предстоял тяжёлый, через территории врагов. В глаза словно песка насыпали, капитан очень хотел спать. Был лёгкий страх, что из окон пятиэтажек вылезут монолитовцы, коих уже несколько месяцев здесь не бывало. Но начеку надо было быть.
Никитенко чувствовал, как от недосыпа начинала болеть голова. Он, как один из людей, кто находился у Воронина на побегушках, спал мало — часа четыре, иногда пять. Праздником можно было считать дни, когда удавалось поспать шесть или больше. Да и живот тянуло, не поел ведь перед выходом. Стоило сделать привал. Но чуть позже.
В начале своего пути в группировке, к Никитенко прилип позывной — Хакер. Долговец не возражал, ведь это ещё не самый худший вариант, но и быть «хакером» он не заслужил. Просто в один из дней он сидел у костра на базе и копался в КПК, как к нему подошёл пьяный сержант. Мужик уже хорошего возраста, с сединой, упал рядом и начал рассказывать о своих проблемах. Поделился даже тем, что на его коммуникатор постоянно приходят сообщения, которые мешают. Ну, Никитенко и помог ему.
В настройках просто включил блокировку от неизвестных и всё, а сержант прозвал его Хакером и завалился спать. Так и прилипло.
Чем больше шагов капитан делал, тем ярче понимал, что самочувствие портится. Долговец отошёл в сторону, прямо к последней пятиэтажке. Прислонился к ней спиной и положил руку на грудь. Поднималась тошнота, да и в глазах темнело.
— Вот это попал, ёпть, — осторожно выдохнул, понимая, что готов вывернуться наизнанку прямо здесь и сейчас.
Небо темнело. Заморосил дождь. Капитан протянул ладонь, видя, как капли падают на неё. Вытер о комбез и отлепился от стены. Стоило поторопиться, найти укрытие хотя бы. Желудок просил чего-то. Воронин точно не обидится на капитана, если тот задержится на полчаса.
— Сталкеры, внимание! Приближается Выброс! Срочно ищите надëжное убежище!
— Теперь-то понятно, почему мой желудок кульбиты исполняет, да голова котелок напоминает, — с раздражением прошипел Никитенко.
Панельные дома плохо спасали от Выброса. Поэтому, сразу отбросив этот вариант, Никитенко ускорился. Над головой нарастал грохот, сверкало. Задрав голову к небу, капитан отметил, что розовые, красные и оранжевые всполохи становятся ярче, вытесняя голубизну и серость.
Заматерившись сквозь крепко стиснутые зубы, Никитенко нервно оглянулся. В округе не было ни одного места, где можно было заныкаться. Долговец, зная себя, сокрушался ещё больше. В самый пик Выброса его ломало, как законченного наркомана. Кости ломило, голова разрывалась, давление скакало. По молодости, когда только пришёл в Зону, капитан аж сознание терял. Это сейчас, спустя пару лет в рядах «Долга» всё стало легче. Выносливым да сильным стал. Рельеф мышц хоть выступил!
Продолжая проклинать Зону и всех её обитателей, капитан рванул к небольшому пролеску. Он вспомнил, что как-то раз видел на его окраине в куче листвы старый бревенчатый домик.
Капитан Никитенко в принципе любил свою группировку. Ему нравилось то, что он делал. Зона отравляла, убивала мучительно и оригинально, изредка даря быструю и лёгкую смерть. Все эти аномалии, нарушающие законы физики, и радиоактивные артефакты были злом в его понимании. Их не должно было существовать.
— Внимание, с минуты на минуту начнётся Выброс! Ищите нору поглубже!
Капитан завалился в покосившийся дом. Дышать было тяжело. Воздух был каким-то густым, горьким. Вздохнуть толком не выходило, от этого кружилась голова. Дыша как кот, который готов извергнуть из себя комок шерсти, Никитенко обошёл все комнаты и в дальней обнаружил люк. Улыбке не было места на его бледном лице, в груди лишь мимолётно вспыхнула радость. Он сегодня не умрёт, не станет зомбированным, как это иногда бывало.
Стоило захлопнуть над собой крышку люка, как наверху раздался грохот, всё затряслось.
Погреб больше походил на какой-то большой бункер. Здесь было довольно чисто, насколько это, конечно, возможно. Помня о возможных опасностях, долговец упëр приклад в плечо и двинулся к горящей керосиновой лампе.
На запылëнных полках стояли банки с мутными, почти белыми огурцами. Всюду висела паутина. Не доходя до лампы, капитан остановился и включил фонарь, готовясь к бою. Драться было относительно не с кем. Мутантов нет — это хорошо.
Но фигура в зелёном камуфляже в углу комнаты всем видом говорила — всё плохо.
Быстро смекнув, кто это, Никитенко прицелился в человека. Тот даже не шелохнулся, продолжал сидеть на одном месте, сложив одну ногу на другую. В его руках была полная бутылка с мутной жижей.
— Слышь, вояка, ты ствол-то опусти, — не глядя проговорил свободовец.
— Я не упущу возможности проредить анархистские ряды, — Никитенко одним движением вытер вспотевший лоб.
— Во время Выброса у нас перемирие, забыл? Убьёшь меня — получишь от начальства, — свободовец сел в позу лотоса и протянул руку к соседнему матрасу.
Этот приглашающий жест заставил глаз долговца нервно задëргаться. Скрепя сердце, он опустил автомат.
— Да садись! Поболтаем, выпьем! — анархист растягивал каждый слог, при этом широко улыбаясь.
От нахлынувшего раздражения верхняя губа долговца чуть задралась. В груди заклокотала злость. Или тошнота вновь стала появляться. Никитенко не понимал. Анархист что, нашёл себе друга закадычного?! Или укурился?
— Не буду я пить с тобой, — пробурчал долговец.
Повесив оружие на плечо, он схватил матрас и отодвинул его к стене у выхода. Сбросил рюкзак рядом с ним и сел, устало упираясь затылком в стену. Никитенко никогда не любил тех, кто пускал по вене. Не уважал. Презирал.
На пьющих и курящих внимания не обращал. Иногда и сам мог сто грамм осушить, но чтобы не напиваться. До состоянии амнезии и дикого похмелья капитан доходил будучи ещё подростком. Став долговцем, почти перестал пить. Но сейчас глоток спирта сделать хотелось. Голова разрывалась.
— Эй, краснопузый! Иди сюда, попробуй самогонку! У Сидора заказал — лёгкая штука!
— Отвали, а? Или доза слабая? И без тебя тошно.
Только сейчас, опустив голову, капитан заметил, что у анархиста интересная причёска. Рыжие волосы собраны в хвост, виски и затылок выбриты. Чем-то этот парень походил на Иванцова. Долговец вздохнул, проглатывая тошноту, и вытащил из кармана КПК. Больше по привычке включил его, но были сплошные помехи.
На мерцающий чёрно-белый экран что-то капнуло. Капитан провёл пальцем, размазывая каплю красного оттенка. А потом утëр нос, замечая, что рука в крови. Он отодвинулся от матраса и склонил голову, на ощупь ища в рюкзаке бинт. Попалось всё на свете: запасные патроны, аптечка, зубная щётка и даже мешочек с болтами. Нужного предмета не было.
Внезапно в поле зрения появилась чужая рука, протягивающая кусок тряпки. Капитан покосился на свободовца и скрипнул зубами. Принимая тряпку, Никитенко заметил, что у зелёного на запястье было родимое пятно, напоминающее яблоко.
Вытерев нос, долговец высморкал остатки крови и расслабленно вздохнул. Лицо чесалось. Пока капитан приводил себя в порядок, свободовец вернулся к лампе и достал два стаканчика. Разлил выпивку по половине в каждый и, подперев голову кулаком, стал наблюдать за врагом.
Анархист пытался разрядить обстановку, но долговец не шёл на контакт. Было понятно, что красный ещё не до мозга костей вояка, но на пути к этому. Молод, крепок, красив — эталон группировки! Боец «Свободы» знал, что вояка сдастся и выпьет.
— Ну, это, спасибо тебе, — пробормотал долговец, вытаскивая анархиста из раздумий, — давай знакомиться что ли. Я капитан Никитенко, можно просто Хакер.
— Жулик, — растянул губы в улыбке, понимая, что был прав, — сейчас-то выпьешь со мной? Давай, вещь хорошая, Выброс не почувствуешь.
— Один стакан! Не больше! — показал указательный палец, ковыляя с матрасом к свободовцу.
С опаской и некоторым недоверием капитан взял из рук врага стакан. Под его пристальным взглядом осушил и чуть скривился. Выпивка была как положено горькая, но, удивительно, с лёгкой сладостью. Вкус был необычным, непонятным. Ни на что не похоже. Причмокнув, капитан покрутил стакан и ухмыльнулся. В животе поселилась приятная горячая тяжесть, голову моментально расслабило.
Самодовольная улыбка свободовца перестала злить. Никитенко кивнул одобряюще.
— Вижу, понравилась самогоночка. Ещё? — Жулик подвигал бровью, в полумраке его голубые глаза казались серыми.
— Давай, последнюю. Она на чëм? Никак не могу понять вкус, — капитан даже губы облизнул, перебирая в голове всевозможные продукты.
— Секрет фирмы! — налил ещё по половине стаканов, — давай, за знакомство!
Никитенко никогда не думал, что среди обычных бойцов «Свободы» найдутся адекватные личности. Ну, Лукаш и Макс это понятно, они во главе. Им не положено курить траву и другими веществами баловаться. А тут вот — Жулик! Адекватный парень, сочувствующий, добрый и опрятный.
Может, был бы другой мужик, то добил бы долговца, у которого кровь из носа хлынула.
Вторая порция зашла ещё мягче, словно вода. Для капитана это было нереально. Захотелось смеяться и улыбаться от того, насколько это приятно и вкусно. Алкоголь вообще трудно назвать таким, ан-нет! Оказывается, очень даже можно!
— Ты давно в Зоне-то? — Жулик достал из нагрудного кармана самокрутку. Увидел осуждающий взгляд врага, — это табак, не травка.
— Года три уж как. Институт закончил в двадцать три и пришёл, — капитан взял бутылку в руки и налил себе и собеседнику, — а ты?
— Пятый год пошёл, — глубоко затянулся и выдохнул облачко дыма, после выпуская колечки, — и как тебе в «Долге»? Нравится монстров и людей крошить?
Слова свободовца, к удивлению, не вызвали злости или раздражения. Они развеселили. В глазах капитана уже плыло, и довольно неплохо.
— Ой, как будто ваша группировка чем-то отличается! — схватился за живот, — как и везде!
— Как шрам получил? С химерой повстречался? — Жулик кивнул на лицо Никитенко.
Капитан дотронулся до левой брови, которую пересекал жирный белый шрам. Кожа вокруг него чесалась. Год назад Никитенко был на разведке в деревне кровососов. Думал, что всех убил, но нет. Один, скотина, из-за угла выскочил и хорошенько прошёлся когтями.
— Сосыч, — коротко ответил на вопрос Жулика, — давай ещё выпьем? Хороша самогонка!
Очередная порция алкоголя для вояки вообще никак не почувствовалась. В глазах плясали цветные пятна, ноги и руки были ватными, а язык отказывался шевелиться. Пришло понимание, что в таком состоянии идти никуда нельзя. Капитан упёрся руками в пол и начал подниматься, но тут же свалился. Выпитое сказывалось.
— У, друг мой, да ты ведь ужрался, — протянул Жулик и встал, — хиленький ты какой-то. Давай помогу.
Свободовец вытащил из-под капитана матрас, расстелил его в углу и вернулся к знакомому. Тот уже хихикал сам с себя. Жулик подхватил его за руку, помог дойти до спального места.
Усадил его, стянул грязную обувь и сел на корточки рядом, пристально глядя в его красные, но счастливые глаза.
Жулик скрипнул зубами и улыбнулся. Вытянул руку к вояке, схватил его за острый подбородок и принялся поворачивать.
— Чë, шрамы никогда не видел? — долговец хихикнул, — у меня их мно-о-о-го!
— Правда что ли? — Жулик притворился, что удивлён. Поднял брови и губы трубочкой сделал, — дай посмотрю.
Никитенко отмахнулся от его руки, стянул броник и принялся расстëгивать комбинезон. Майка улетела в сторону. Жулику открылся вид на крепкое тело, усеянное шрамами. Маленькие, большие, кривые и ровные. Изобилие. Выбирай любой. Свободовец провёл пальцем по одному из них, а потом положил ладонь на грудь и толкнул капитана. Тот лёг на спину.
Склонившись над не сопротивляющимся телом, свободовец приблизился к чужому лицу, улыбнулся и поцеловал. Капитан не двигался, лишь выпучил глаза. Жулик сжал его щёки и надавил, чтобы тот открыл рот. Пустил язык в ход, перемещаясь пальцами к ушам вояки. Мочки — одна из эрогенных зон.
Оторвался от губ, а следом потянулась ниточка слюны.
— Нравишься ты мне, капитан. Брови у тебя шикарные.
— А ты смешной.
Свободовец приложил палец в его губам, затыкая. А потом начал стягивать одежду с себя, сидя на долговце. Тот пристально следил и ничего не говорил, лишь изредка смеялся. Когда Жулик остался сам в одних трусах, переключился на скучающего долговца.
Расстегнул ремень и ширинку, а потом потянул вниз, почувствовав, как рука Никитенко стянула резинку с волос. Они распались по голым плечам.
— Как золото, как медь, — пробормотал капитан.
Штаны были наконец-то сняты. Видя, как долговец начал заводиться, Жулик стал поглаживать его тело руками и облизывать соски. Иногда переключался к шее, слыша глухие стоны. Свободовцу нравилась дорожка волос Никитенко, которая уходила от пупка за трусы. Анархист провëл рукой по его кубикам и в один рывок стянул мешающую ткань.
— А что ты делаешь? — капитан поднялся на локтях.
— Приятно делаю, расслабься, — взял в руки член и провёл по нему.
— Красивое родимое пятно, анархист.
Судорожный вздох пронёсся по погребу. Жулик самодовольно улыбнулся и ускорился. Не забыл и о себе. Свободной рукой стянул своё бельё и коснулся себя.
Его губы оставили поцелуй на груди вояки, а потом на торсе. Он спускался всё ниже, а капитан, получавший небывалое удовольствие впервые за несколько лет, сжал чужие волосы в кулаке.
Дразня поцелуями, Жулик обходил член врага. Когда же тот, наконец, начал вздрагивать, свободовец остановился. На недовольное мычание он лишь резко перевернул тело, что слабо контролировало себя.
Анархист дотянулся до своего комбеза, достал купленный у Скряги презерватив и пакетик смазки. Хоть где-то пригодилось впервые за несколько месяцев. Аккуратно раскатал латекс по своему члену, выдавил на пальцы смазку и пододвинулся к притихшему долговцу.
— Эй, ты там не уснул? — погладил чистой рукой ягодицу вояки.
— Я думаю.
— И как? Получается? — Жулик хмыкнул.
— Нет.
Согнув ногу Никитенко, анархист раздвинул его ягодицы и провёл смазанными пальцами по анусу. Осторожно протолкнул пальцы внутрь, а остатки смазки распределил по латексу.
Боец «Свободы» лёг сверху, жарко дыша в шею противника. Дотянулся до уха, прикусил мочку, одной рукой уделил внимание органу вояки, а другой направил свой член в анус. Целовал и шею, и плечи, отвлекая от основных действий. Когда же тот начал постанывать, резко толкнулся внутрь, начиная интенсивно дрочить капитану.
Тот зашипел, напрягся и спину выгнул, сжимая кулаки до белых костяшек.
— Ну-ну, тише, — зашептал Жулик, оставляя поцелуй под лопаткой, — скоро станет легче.
Не успел договорить, как двинулся первый раз, зажмуриваясь. Теснота и теплота. Давно у него такого не было. Особенно уверенности в себе прибавляло то, что он имел врага группировки. Полностью доминировал. Мог применить силу, а никто об этом не узнает. Да и долговец подавно не вспомнит об этом.
Это ж как пострадает его мужское эго, если Никитенко вспомнит? А, впрочем, так и надо бойцу группировки «Долг». Жулик толкнулся особо сильно, раздался шлепок потных тел друг о друга.
Спина долговца выгнулась, он аж зарычал и попытался махнуть локтëм, но анархист успел прижать его руку к матрасу.
— Да больно же, что ты творишь? Ирод.
— Не верю.
— Слезь с меня, бля!
Долговец забрыкался, как рыба на суше. Жулику было неудобно проникать, поэтому он навалился на его тело сильнее и заглянул в лицо. Серые глаза долговца были на мокром месте, а брови хмуро собраны.
Анархист опешил. Врагу действительно больно и… обидно? Никитенко ведь доверился. Врагу доверился! Поджав губы, Жулик потëрся носом о лопатку капитана, погладил по спине и взял в руку его почти не эрегированный член. Ласкал, целовал в плечо, без слов извиняясь. Свободовец точно не получит удовольствия, если другому будет больно. Снова мягко двинулся, продолжая удовлетворять парня, который уже точно не был врагом.
Не прошло и пары минут, как капитан закряхтел и вздрогнул, марая руку свободовца. Тот, удивившись быстроте, хмыкнул и чуть ускорился. Стоило закончить раньше, чем Никитенко уснёт.
Сжимая чужие бока настолько, что могли остаться синяки, Жулик пыхтел и слизывал пот над губой. А потом вышел из расслабленного тела и довёл себя до конца.
***
Капитан проснулся от сильной жажды. Было душно и жарко. Поднялся и оглянулся. В соседнем углу, сжавшись в комок, лежал свободовец. Никитенко глянул на себя и почесал затылок. Комбинезон и броник где? И почему он в одних трусах и майке?
Оглянулся по сторонам, обнаруживая одежду в паре метров от матраса. Она валялась комком. Так и одевался, подбирая разбросанную одежду. Хоть автомат и рюкзак были в целости и сохранности.
Время показывало пятый час. Генерал точно молнии метал. Наверняка думает, что капитан забухал, что являлось правдой, или сдох.
— Очухался, алкаш? — раздалось сбоку от долговца.
Никитенко посмотрел на ухмыляющегося свободовца и вопросительно кивнул. Тот закусил губу, оценивающе осмотрел вояку и засмеялся, потирая шею.
— Что смешного? Чë было вчера? Ничего не помню, — капитан выдохнул и коснулся предплечья.
Оно болело так, словно хорошенько ударился им. Да и спина тоже ныла.
— Да ты нажрался, стал мне свои шрамы показывать и отрубился. Ну, — Жулик пожал плечами, — я и помог улечься тебе.
— Мощный у тебя самогон. На чëм он?
— Секрет фирмы! — анархист подмигнул, — ну, а если серьёзно, то на мухоморах.
Лицо Никитенко моментально побледнело, рот открылся в немом вопросе, а глаза расширились. Тошнота нахлынула вмиг, вояку согнуло пополам, но ничего не вышло. Лишь дышал отрывисто, давясь слюнями.
Анархист подошёл к нему, похлопал ласково по спине и помог разогнуться. В его лицо тут же прилетел увесистый кулак. Что-то хрустнуло.
Голова Жулика отпружинила, он застонал и схватился за нос, перемазываясь кровью. Никитенко сплюнул, закинул рюкзак и взял автомат в руки. Уже поднимаясь по лестнице, обернулся на секунду и бросил матерящемуся парню:
— Пошёл ты нахер со своими грибами. Если уж принимаешь, то других не склоняй.
— Жду во вторник и четверг с двух до семи!
— Пошёл ты.
Капитан не мог не ругать себя. Он — долговец, в довольно высоком звании и пил самогон на грибах! На мухоморе! Это никак не могло уложиться в голове! Да ведь банально можно было сдохнуть от этого!
Никитенко хотелось обернуть время вспять, чтобы не допустить подобного. Чтобы отказаться, несмотря ни на что! Или всё же прикончить урода, наплевав на перемирие! Если об этом узнают в «Долге», то генерал лично выпнет капитана! Стыд! Кошмар! С врагом связался, предатель!
Иногда на обочине попадались поганки и мухоморы. Их капитан топтал остервенело, с долей удовольствия. Чëртовы грибы! Выросла всякая дрянь — спасу нет! Правильно Никитенко сделал, что в «Долг» вступил! Так эту херню мутированную!
Злость, конечно, капитан выместил, а удовлетворение не пришло. Чувство стыда перед собой заставляло краснеть. Единственное, что было хорошо, так это отсутствие похмелья.
Как он только не стыдил и не ругал себя, но не мог избавиться от желания узнать, что же произошло ночью. Было чувство, что он что-то упускает. Что-то важное! А как генералу объяснить своё долгое отсутствие?!
— Эй!
Не теряя времени, капитан прыгнул в кусты, после отползая за камень. Прицелился и стал ждать.
— Товарищ капитан! Это Барин! Выходите, мы вас обыскались уже!
Никитенко немного опустил ствол, но не убрал. Голос вроде Барина, а вроде и нет. Прищурившись, капитан подобрался, сместился чуть в сторону и уставился на дорогу. Рядом с мужиком стояло ещё два бойца в форме «Долга».
— Хакер, твою мать! Ну давай быстрее! Генерал нас грохнет! У меня водка стынет!
Ухмыльнувшись, капитан опустил оружие и вышел из кустов. Хватило лишь пары слов о водке, чтобы понять, что это действительно Барин. Никитенко пожал каждому бойцу руку, приказал им идти следом. Надо было торопиться.
***
— Ты хоть понимаешь, что я думал?! У тебя же в КПК куча важной информации! А если бы он тебя убил?! — генерал замахнулся, но не ударил.
— Этого больше не повторится, — капитан кивал, соглашаясь с каждым словом генерала.
— Ты употреблял с ним? Пил?!
Капитан понимал, что если скажет правду, то его ждёт наказание и штраф в лучшем случае. В худшем — выгон из группировки. Ну, он и соврал.
— Нет, товарищ генерал.
Воронин уставился на него своим фирменным хмурым взглядом, который мог прожечь дыру. Никитенко поднял голову, набрал в грудь побольше воздуха и посмотрел прямо в глаза командира.
— Этот свободовец сказал, что будет ждать меня через пару дней. Разрешите отправиться на его убийство.
— Вольно. Для чего тебе этот нарик? — Воронин поморщился и вернулся к своему столу, на котором лежала карта Зоны, — был бы он важной шишкой — пожалуйста.
— Он делает самогон на мухоморах и спаивает им всех в округе. Мой внутренний идеолог не может допустить, чтобы из-за этой дряни…
— Разрешаю, — махнул рукой, — только осторожно, если что, сразу отступай. И сходи к Петренко, он выдаст тебе амуницию.
Капитан незаметно выдохнул скопившееся напряжение. Страх за свою тушку отступил. Разрешение получено, а значит, полный карт-бланш. Чудесно.
Поднявшись из бункера, Никитенко свернул налево и зашёл в берлогу главного снабженца и заместителя Воронина. Тот сидел на стуле, закинув ноги на стол. В руках крутил нож. Стоило капитану только переступить порог, как вдруг нож воткнулся в деревянную перегородку рядом с глазом.
Никитенко замер, выпучив глаза, и слыша удары собственного сердца. Даже проморгался, а потом упëрся рукой в перегородку.
— О, Никитенко! Долго же ты шёл! — Петренко встал и сел на стол.
— Я чуть не обделался, — просипел капитан, — моя снаряга готова?
— Коне-е-е-чно, — долговец развёл руками и открыл ящик в столе.
Он подбросил что-то в руке, а потом кинул капитану. Зажмурившись, Никитенко поймал предмет и открыл глаза, держа красное, чуть подгнившее яблоко. Недоумëнно захлопал ресницами.
И вспомнил. Вспомнил, как чужая рука дрочила ему. Даже то, как его поимели в зад. Причём настолько сильно, что он всплакнул от боли. Плюс, он ещё кончил от руки врага.
— Э, да ты чего? Аллергия? — забеспокоился Петренко, подходя ближе, — ты б сказал раньше, а то побледнел весь.
Капитан вернул яблоко долговцу, взял с дивана новый автомат и броник, и вышел.
— Никитенко! Да извини! Я ж не со зла!
Несколько дней капитан сидел на базе под предлогом того, что выслеживает анархиста. Сам же боялся нос высунуть. Ему мерещилось, что все вокруг обо всём знают. Взгляды прилипали как репейник к одежде. В горло кусок не лез. В животе поселилось необъяснимое тепло вперемешку со страхом.
Зато Никитенко понял, почему болели бока и рука. И даже то, почему при походе в туалет болел зад. Как это было унизительно! Пьяный из-за самогона с мухоморами трахался с мужиком! Зад подставил!
Решил в итоге не идти на встречу. Постарался забыть, вновь окунулся в практически армейскую жизнь. Стрелял мутантов, арты уничтожал и бандитов убивал. Иногда на блокпосте тусовался, а вечерами гантели тягал.
Даже спустя месяц мысли не отпускали. В тоскливые моменты он иногда думал, что снова бы выпил этой самогонки, от которой похмелья нет. Чудо!
Вот и свалил посреди ночи с базы, надеясь подкараулить свободовца.
***
Долго капитан сидел в свете той же керосиновой лампы. КПК почти сел, считать количество огурцов в банке надоело. Даже с пауком маленьким поигрался, но в итоге отпустил.
Долго барабанил пальцами по столу, долго думал. Капитан понимал. Прошло столько времени, вряд ли анархист стал бы ждать.
В приватный канал группировки отчитался, сказал, что напал на след и ушёл. Подозрений о связи не было. Иногда Никитенко задумывался о том, что ему могло всё привидеться под действием такого мерзкого по составу самогона. Но прикосновения до сих пор ощущались очень явно.
Плюнув на всё, капитан встал, взял автомат в руки и направился к люку. Смысл ждать?
Внезапно наверху раздался топот. Рысью вернувшись на место, с бешено бьющимся сердцем, капитан стал ждать. Вот люк открылся, вот появились ноги, а затем и тело.
Человек стянул капюшон, прошёл к лампе и застыл, поднимая голову.
— Не ждал гостей, Жулик? Ты вот реально соответствуешь погонялу, — капитан поднялся и подошёл ближе, стягивая маску с анархиста.
— А я уж думал…
— Думать — не твоё. Ты, — Никитенко ткнул пальцем в грудь Жулика, — хитрый, изворотливый и эгоистичный лис. Твои волосы выдают тебя. Я бы убил тебя, но!
— Но? — анархист мягко опустил руку долговца, начиная улыбаться.
— А ничего! — капитан быстро подошёл к столу и развернул тряпичный мешочек, — вот, это тебе.
Из тряпки показались мухоморы. Свободовец вскинул брови, гортанно засмеялся и упëрся рукой в стол, утирая слëзы.
— Поворачивайся, теперь я тебя в зад иметь буду, — Никитенко толкнул Жулика к стене, начиная на ходу снимать одежду.
— Люблю сильных мужиков, — Жулик последовал примеру, после притягивая за руки к себе, — меня Саша зовут.
— А я капитан Дмитрий Никитенко.
