Что у вас случилось?

      Миловидная официантка в форменной рубашке глубокого зеленого цвета успела-таки одарить мужчин в привилегированной ложе особым взглядом перед тем, как поспешно отвернуться и понестись к бару, сверкнув лишь обликами стробоскопа в блестящих темных волосах, собранных в тугой хвост, и черными ботфортами на высоких каблуках, на которые непременно было наложено заклятие удобства с жесткой руки заботливого, но слишком ценившего красоту женских ног в коже босса. Не было никого, кроме сногсшибательной Пэнси Паркинсон, кто мог бы вызвать у девушки, — как и у всех работников заведения женского пола, если уж быть откровенным, — такую реакцию.       Мужчины оглянулись одновременно.       — Собственной персоной, — сказал брюнет, выпуская из груди вздох сожаления. — Чем обязаны сегодня?       Все трое знали, что вопрос был риторическим. Пэнси проделывала одно и то же представление вот уже девять раз каждую пятницу, и этот вечер не собирался становиться исключением.       — Пришла спасать вас от падения в пропасть под известным названием «Алкоголизм», конечно. — Девушка растянула губы, накрашенные бордовой помадой, в оскале. — Я знаю, что парни вы крепкие и не раз уже выбирались оттуда наверх, но в какой-то момент, я уверена, ваши руки настолько ослабеют, что подняться со дна забытия вам уже не удастся. — Она поочередно обвела друзей цепким взглядом. — Берите в свои дрожащие ладошки все, что собралась принести вам одна из тех бедолаг под видом официанток, которых вы эксплуатируете для скорейшего спуска в бездну, и спускайтесь вниз. Скоро там будет жарко.       Ее лицо неожиданно осветилось победной улыбкой. Если принять во внимание то, что перед мужчинами все еще стояла Пэнси Паркинсон в своем темно-синем строгом комбинезоне, так выгодно подчеркивающем дьявольский блеск голубых глаз, вид им открывался ужасающий. Под этой улыбкой всегда — всегда — скрывалось что-то компрометирующее одного из адресатов.       — Боюсь спросить, чем же этот день отличается от всех предыдущих пятниц, в которых у тебя не получилось добиться от нас желаемого, дорогая? — Блондин демонстративно постучал перстнем по бокалу в своей руке и отпил янтарную жидкость. Терпкий вкус нежно обволакивал горло, разливаясь пожаром в груди. — Тебе еще не надоело?       Все внимание Пэнси лениво, но целеустремленно сосредоточилось на нем, отчего Блейз, сидящий напротив, облегченно вздохнул.       Пронесло.       — Ты даже не представляешь, что я припасла для тебя, дорогой. И поверь мне, в этот раз тебе точно не захочется накладывать на себя чары гламура, чтобы рассказать Оливеру Вуду постыдную историю, которая произошла с ним в Хогвартсе, и о которой вы каким-то чудовищным образом узнали на одной из посиделок слизеринской команды по квиддичу после очередного поражения Гриффиндору, в образе его бывшей девушки. Не могу не согласиться с тем, что это, конечно же, был поступок взрослого мужчины, утешавшего себя историями о провальных попытках секса противников после разгрома ими на школьном матче по квиддичу в детстве. Действительно, это выглядит закономерно.       Драко сжал губы в тонкую линию, останавливая свой взгляд на размытой точке над правым плечом подруги. Он признавал, что поступил, как мальчишка, это было очевидно и не нуждалось в напоминании, — «спасибо, Пэнс», — но адвокат, защищавший его в суде, выиграл бы это дело, не моргнув и глазом, просто сославшись на состояние аффекта ответчика. Глубокое состояние аффекта.       — Вини Забини с его «свежей партией текилы прямо с соседнего континента». — Он отвернулся в сторону, чтобы пробубнить под нос: — Чертов маггловский алкоголь.       — Я не заставлял тебя хлестать ее со всевозможных поверхностей, придурок! Я, конечно, знаю твою любовь к непредсказуемым штучкам, произведенным в маггловском мире, но ты испоганил весь ритуал распития этого прекрасного напитка!       И вместо того, чтобы быстро увести тему разговора с этой опасной дорожки, как каждый раз делал кто-то из них во избежание тупого рычания со стороны титулованной в узком кругу друзей королевы драмы, Пэнси зацепилась за возглас Блейза:       — Как раз об этих самых штучках: угадайте, кто, наконец, согласился пристроить свою прелестную гриффиндорскую задницу на моем диване? — На фарфоровом лице девушки застыло выражение чистого наслаждения.       Драко понадобилось пять секунд, чтобы пройти все стадии принятия и обманчиво спокойно повернуть голову в сторону Пэнси. Тихое «технически, это мой диван» затерялось в удручающей вибрации его ответа:       — Что ты только что сказала?       Вмиг почувствовав раздражение, прокатившееся по вырезу на спине, Пэнси шикнула:       — Я попросила вас угадать личность моего сегодняшнего гостя, Ваше Величество.       Неожиданно Блейз восторженно захлопал в ладоши, мелодично рассмеявшись.       — Ты правда это сделала? Нет, подожди. Она правда это сделала? Она согласилась? Как ты могла скрыть это от меня? Как она могла скрыть это от меня?!       Полоска белого света достигла ее лица аккурат в подходящий момент, чтобы запечатлеть сцену фирменного закатывания глаз. Черные стрелки делали ее взгляд еще более острым.       — То, что вы пару раз столкнулись в одной кофейне, еще не делает вас друзьями, Забини.       — Можно подумать, что случайный поцелуй под омелой в этом самом моем баре, который, между прочим, подстроил именно я, делает друзьями вас!       В голубых глазах появились игривые искры.       — Речь сейчас не об этом, но, если ты хочешь знать, да, мы исключительно прекрасно общаемся. И она согласилась стать моим юбилейным гостем!       Жалобный протяжный стон отвлек их: Драко выглядел в точности так же, как и каждый раз при упоминании этого поцелуя. Этой персоны, в общем-то.       Он опустил голову на сложенные на столе руки и покачивал ей влево-вправо.       — Есть ли еще смысл спрашивать вас, догадались ли вы, кто будет в программе сегодня?       — Гермиона, мать его, Грейнджер будет в программе, Паркинсон, не заставляй меня объявлять это всему чертовому бару.       — Так-то лучше. — Пэнси будто не замечала состояния друга. Она коротко улыбнулась и бросила: — Шоу начнется через несколько минут, вам лучше поторопиться, если вы хотите занять хорошие места. — Она перевела взгляд на Драко: — Ну или самые укромные, те, на которые не будет попадать никакой свет, и где ей не представится ни единой возможности разглядеть говорящего. Все, как ты любишь, да, дорогой?       Он рыкнул на ее притворную попытку сочувствующе провести по его плечу и ответил:       — Да, дорогая.       — Отлично, она должна уже быть в гримерке, поэтому я оставлю вас и пойду встречу звезду сегодняшнего вечера. — Удаляясь от столика, она добавила: — Интересно, там может случайно расцвести еще одна омела?       Ситуация была хуже некуда. Драко с горечью вспомнил свою интуицию, которая целый день подсказывала ему, что сегодня должно произойти что-то настораживающее. Экстраординарное. Выбивающее из колеи.       Его увлеченность Грейнджер, черт ее возьми, началась еще в школе. Он не знал, какой день можно было считать точкой отсчета, но к концу войны он смог, наконец-то, вздохнуть полной грудью, не найдя ее на мемориальной стене, организованной преподавателями сразу после битвы за Хогвартс. Он видел в газетах, как ей дали орден Мерлина, пока ждал своего ареста. Видел ее самоотверженно выступающей в зале суда. Его суда. Видел ее на обложке «Пророка» с подписью «Счастливая жена или новый Министр магии?». Видел не обремененный золотой линией безымянный палец левой руки. Видел бесчисленные проекты законов, которыми она меняла прогнивший мир магической Британии. Видел бездонные глаза, в которых плескалась сила, которой могли бы позавидовать большинство волшебников. Видел ее каждый раз, когда прикрывал глаза.       Он чертыхнулся под нос, пряча лицо в ладони.       Гермиона Грейнджер уже непозволительное время назад стала его идеей фикс, и он ничего не мог с этим поделать. А Драко хотел бы что-нибудь с этим сделать, и ни одна министерская мантия не смогла поймать бы его на лжи с помощью сыворотки правды. Потому что она была недосягаема. Была в школе и оставалась сейчас.       Она носила строгие костюмы по фигуре, потому что так к ней относились более серьезно. Грейнджер поделилась этим на одном из своих немногочисленных интервью, а он, святой Салазар, читал их все.       Она вступала в конфронтации с любым влиятельным волшебником, если он становился на ее пути. Ими, естественно, в девяносто девяти случаях из ста становились мужчины, преимущественно чистокровные. Она надевала шпильки, — «Мерлин, ее шпильки», — чтобы быть с ними одного роста, а тогда, когда ей все еще не хватало высоты туфель, самая умная девушка поколения уничтожала их своим интеллектом. Этот прием действовал безотказно. Не мог не действовать, она, казалось, знала все на свете.       Она часто посещала Хогвартс, чтобы провести лекцию по Защите от темных искусств как та, кому пригодились все те навыки. Как та, кто прошла войну и победила.       Она проводила каждую вторую субботу месяца в каком-нибудь новом ночном клубе или баре, потому что могла. Несмотря на то, что она не делала ничего предосудительного и слишком мало пила для посетителя увеселительных заведений подобного рода, она делала это, потому что ей было все равно на мнение других. Она растворялась на танцполе, не думая о том, как скоро очередной оппонент кинет этот факт ей в лицо, намекая на ее ветренность и некомпетентность. Тогда она улыбнется той особой улыбкой, которой отмечает проигрыш противника, и ответит, что директор клуба упомянул о том, что некий мистер Х является частым гостем данного заведения, и закончит разговор. Потому что каждый из ублюдков-политиков знал, что это ложь, но распознавал ее филигранный ход как намек на наличие у нее компромата похуже, и тот точно окажется чистой правдой. В этом была вся Грейнджер — она играла честно, но знала, как обращаться с такого рода экземплярами человеческого существа.       Она была великолепна.       Поэтому он держался от нее подальше. В то время как его лучшая подруга размышляла о том, как Грейнджер могла так прекрасно целоваться, а лучший друг находил все новые и новые поводы зайти в малоизвестную кофейню на углу Министерства и перекинуться с ней дежурными фразами, чтобы потом пригласить ее за столик и обсудить очередную книгу маггловской классики или очередной неизведанный им вид маггловского алкоголя, Драко из кожи вон лез, чтобы минимизировать даже возможность контакта с ней. Он делал это, потому что знал, что не сдержит себя, если надолго окажется с ней в одной комнате. Он захочет провести ладонью по каскаду ее кудрей, захочет дотронуться до бархатной кожи и заглянуть в бездну ее глаз. Его дыхание сбивалось каждый раз, когда он думал о ней, Драко не мог быть уверенным в том, как поступит, если заговорит с ней.       Последний полноценный раз это произошло после его выхода из Азкабана. Благодаря ей и Поттеру он пробыл там три месяца вместо первоначальных тридцати шести. Первым в Министерстве он нашел Избранного. Как и следовало ожидать, тот проходил стажировку в Аврорате, потому что не хотел пользоваться своим именем. Их разговор был коротким: слова благодарности, раскаяния и прощения были приняты быстро, но не безболезненно, хотя наконец-то были закреплены крепким рукопожатием.       Грейнджер пришлось ждать дольше. И ожидание настолько поглотило его, что он пришел прямо на лондонский вокзал, когда узнал время ее прибытия из Хогвартса. Она отучивалась повторный седьмой курс. Конечно. Он пришел туда, на перрон, где ее ждали друзья и выловил из толпы до того, как она встретилась с ними. Его речь была отрывистой и нервной, даже если он всеми силами пытался убедить и себя, и ее в обратном. Перед ней ему стоило извиниться куда больше, чем перед Поттером. На все его слова она ответила теплой улыбкой. Той, от которой щемит сердце и из легких выбивается воздух. Грейнджер приняла его извинения с достоинством, которое он обязан был оценить в ней еще в Хогвартсе. Умная, красивая, добрая. Такой была Гермиона Грейнджер. Если умещать это в одном слове — идеальная.       — Сука, — прогремел он, поднимаясь с места. Блейз мгновенно последовал за ним с причудливым выражением лица. Будто наблюдал за диковинной птицей, вот-вот собирающейся распушить благородные перышки. — Это последний раз, когда я делаю это. Полный бред. Как она могла на это согласиться?       Драко направился к лестнице на первый этаж, где его догнал друг:       — Не хочу показаться навязчивым, но что именно ты собираешься сделать в последний раз?       Блондин остановился у последней ступени, положив руки в карманы классических брюк и устремив взгляд на импровизированную сцену с пустым изумрудным диваном. Тряхнув головой, он ответил:       — Мечтать о Гермионе Грейнджер.

***

      Увлечение Пэнси своим вечерним «шоу» в клубе Забини началось совсем недавно, но девушка уже успела обзавестись постоянной публикой. Паркинсон вела себя слишком профессионально, с первых раз вливаясь в образ ведущей псевдопсихологического подобия интервью. Она не распространялась о своей деятельности, потому что хотела ограничить допуск журналистов и незаинтересованной в ее лице толпы, тем самым придавая каждому вечеру атмосферу закрытого клуба.       Суть ее занятия была в том, чтобы спрашивать зрителей об их проблемах и пытаться решить их с приглашенной звездой. Таким образом, гость раскрывался с другой стороны, что позволяло узнать глубину его личности. Или отсутствие таковой в случае с Вудом.       В ее коготках успели уже побывать Дафна Гринграсс, владелица сети французских бутиков по всей Европе, Теодор Нотт, печально известный своей процветающей модельной карьерой, Виктор Крам, этот экс-бог квиддича, на которого всем уже давно нужно было бы наплевать, и несколько других знакомых самой Паркинсон. Но Пэнси жаждала заиметь, — что в отношении девушки могло употребляться в обоих значениях, — на свой диван рыбку покрупнее.       Она хотела Грейнджер и получила ее.       Драко издал тихий стон, пообещав себе продержаться до конца. Он не пошел на поводу у подруги, и занял привычное место — последний ряд, крайнее кресло слева. Недостаточно удобное, чтобы незаметно сбежать, но достаточно укромное для того, чтобы не контролировать отблеск восхищения в глазах.       Он был безнадежен.       Блейз повернулся к нему со сверкающей улыбкой за секунду до того, как ритмичная музыка стихла и Пэнси приставила палочку к своему горлу, провозгласив:       — Приветствую всех собравшихся сегодня в этом заведении! Не изменяя традиции, — и совсем тихое и шипящее «еще несколько недель», — благодарю владельца бара, Блейза, — Моргана, оставь на девушках нижнее белье, — Забини!       Постоянные посетители многозначно захихикали, слышавшие данную фразу с самого первого раза, а новенькие недоуменно переглянулись между собой и нервно улыбнулись Блейзу, кланявшемуся у сцены.       Клоун.       — Вашему вниманию я счастлива представить мою сегодняшнюю гостью. Самая умная ведьма нашего поколения, прекрасный политик с ворохом буйных горгонских кудрей на голове, гордость профессора Макгонагалл, принцесса Гриффиндора, услада для глаз и просто Гермиона Грейнджер!       Одной из фишек программы Паркинсон являлось то, что участники этого балагана не объявлялись заранее, поэтому, когда долгожданное имя прозвучало бархатистым поставленным голосом ведущей, зал взорвался улюлюканьем.       Он не чувствовал себя таким ущербным, когда понимал, что Грейнджер покорила, казалось, весь достойный мир.       Под аккомпанемент бурных аплодисментов захмелевшей толпы к Пэнси вышла королева волшебной Британии, освещенная серебристым сиянием софитов.       Блять. Ему не будет легко.       Поскольку сегодня был уже поздний вечер пятницы, министерский дресс-код Грейнджер сменило черное приталенное платье в бельевом стиле. Острые ключицы возвышались над скромным вырезом, а молочная кожа выглядела до безумия гладкой. Она надела открытые туфли.       Да, на шпильке.       Ебанный Мерлин.       Он представлял, как она обхватывает его торс ступнями в этих туфлях, пока девушки делали вид, что не поздоровались еще в комнате стаффа, которую Паркинсон великодушно называет гримеркой.       Драко был в полной заднице.       Теперь, когда она присоединилась к Пэнси на по-слизерински изумрудном диване, он заметил, что ее кудри были собраны в свободный хвост, из которого были выпущены прядки, обрамлявшие ее лицо. Ее пухлые губы были накрашены каким-то подобием помады, потому что они выделялись глубокими розовыми всполохами, но оно не покрывало их полностью. На щеках горел легкий румянец, и она выглядела как… Сбежавшая со свидания.       Черт ее подери!       — Итак, Грейнджер, — Пэнси даже сейчас не могла избавиться от привычки называть ее по фамилии, — ты уже знакома с задумкой вечера, не так ли?       Девушка широко улыбнулась, снисходительно склонив голову к плечу, и обвела зал блестящими глазами.       — Да, Паркинсон, я знакома с твоей деятельностью. — Она наклонилась к Пэнси, словно собиралась рассказать грязный секрет: — Мне даже выдалась удача побывать на одной из программ.       Взгляд Пэнси загорелся восторгом. Блейз в первом ряду выпрямил спину, готовясь к сенсации.       — Поделишься со мной, кто был гостем на том мероприятии?       Грейнджер серебристо рассмеялась, отвечая:       — Наш старый школьный приятель Оливер Вуд.       Он не мог это выдержать.       Ну, естественно.       — Это была поистине интригующая программа, — сказала Пэнси, безошибочно направляя смеющийся взгляд прямо на место, где он надеялся остаться незамеченным. — Ты осталась до конца?       «Не говори "да", не говори»       — Конечно. Было бы большим упущением не остаться до самого конца.       Ебанный пиздец.       Его проделка тем вечером не прошла безупречно. Драко не врал, когда говорил, что был в глубоком измененном состоянии, притворяясь бывшей не особо известной ученицей Хогвартса. Он был на такой последней стадии, что сам удивлялся, как мог еще связно говорить.       К тому моменту, когда Вуду стало ощутимо некомфортно от огласки смущающих фактов о своем прошлом, иллюзия слетела. И черт бы побрал его решение сесть в самом центре, потому что когда его охмелевшая физиономия появилась в кругу яркого белого света, организм Драко дал сбой, и весь выпитый «напиток богов», как его охарактеризовывал Забини, вышел наружу.       Учитывая новые подробности того случая, Драко передвинул вечер на третье место в рейтинге худших в его жизни после принятия метки и нахождения Золотого трио в Малфой-меноре в разгар войны.       Он хотел провалиться сквозь землю.       — Каковы же твои впечатления от того шоу? — Пэнси была самой искусной змеей в женском обличии. Она одновременно хотела узнать, что Грейнджер думает насчет ее детища, насчет самого Драко, а также первый раз в жизни назвала свою программу «шоу», дабы подчеркнуть неприглядную сторону хаоса, который он неосознанно устроил.       — Настоящая феерия, Паркинсон. В ту ночь тебе удалось раскрыть сразу две именитые личности, не прилагая особых усилий. — Она восхищенно хихикнула. — Это заслуживает аплодисментов. — Когда бурные хлопки толпы затихли, и Драко окончательно ощутил себя покрытым слоем стыда, она продолжила: — Не думаю, что кто-либо еще смог бы раскрыть Драко Малфоя для жаждущей публики.       Она говорила о нем, а его жалкие предатели-друзья слишком заметно активизировались на своих местах.       — Расскажи нам, Грейнджер, каким именно раскрылся тебе Драко Малфой в тот вечер?       Она легко улыбнулась, будто ждала этого вопроса, и расслабленно откинулась на спинку дивана. Все в ее позе шептало о зоне комфорта, словно ей действительно было приятно находиться на импровизированной сцене бара Забини, отвечать на вопросы дьявольски заинтересованной Паркинсон, сидя на слизеринском диване, и говорить о Драко, — куда смотрел Мерлин? — Малфое.       — Как человек. Человек с эмоциями и чувствами. Человек, пакости которого все еще возвращаются ему бумерангом. — Она рассмеялась. Действительно рассмеялась. — Став свидетелем этого представления, я вспомнила случай на первом курсе Хогвартса, когда Драко пожаловался профессору Макгонагалл о том, что мы — я, Гарри и Рон — нарушили комендантский час. Все бы ничего, если бы декан не отправила его отбывать наказание вместе с нами.       Он начал было с гримасой вспоминать все его компрометирующие выходки детства, но зацепился за одну-единственную деталь, и тогда на ум пришла ее затрещина на третьем курсе.       Она называла его по имени.       Голодно ухмыльнувшись, Пэнси хотела продолжить его пытку, но Грейнджер опередила ее:       — Мы собрались здесь, чтобы поговорить о Драко Малфое или выслушать проблемы людей, Паркинсон?       Даже не попытавшись скрыть закатывание глаз, она ответила:       — Ты права. Кто хотел бы высказаться нашей гостье первым?       В зале поднялось как минимум двадцать рук. Если это имело значение, занятых сидений было около сорока.       Ведущая выбрала девушку из третьего ряда. Она сидела за столиком предположительно рядом со своей подругой, не отрывающей вожделенного взгляда от Грейнджер.       Он ее понимал.       — Добрый вечер всем, спасибо Пэнси и Блейзу, — Моргана, оставь на девушках нижнее белье, — Забини, — по залу снова пронеслось легкое хихиканье, — и спасибо Гермионе Грейнджер за то, что пришла сюда гостьей. Думаю, это исполнило желание многих собравшихся.       Он наблюдал, как на ее щеках разливается румянец. Драко хотел быть на месте говорившей.       — Меня зовут Веро́ника, и я не могу построить нормальные отношения. Каждый раз, когда появляется симпатичный мне парень, я не могу позволить себе вступить с ним в отношения, потому что боюсь, что он не тот самый. Я трагично романтичный человек, который верит в любовь на всю жизнь, и все время отталкиваю парней, которые проявляют ко мне интерес. Как я могу быть уверена, что не ошибусь?       Он заметил, как Грейнджер откинула любые маски и предстала перед ними в оболочке чистой искренности: ее лицо сконцентрировалась на девушке, брови чуть сошлись на переносице, придавая лицу максимально сосредоточенный вид, а правая ладонь крепко обхватила колено для устойчивости, — Гермиона-Грейнджер-помогу-любому-кто-в-этом-нуждается.       — Я понимаю тебя, Вероника. Слишком понимаю. — Она неосознанно покрутила кольцо на среднем пальце. — Я думаю, решение состоит в том, чтобы просто позволить себе быть. Если тебе интересен человек, но в сердце остаются сомнения, не расстраивай себя. Не заставляй себя. Я уверена, что на твоем пути встанет тот самый человек, смотря на которого ты будешь ощущать это особое чувство. Что все правильно, все так, как и должно быть. — Грейнджер перевела взгляд в глубину зала. — Этот человек будет смотреть на тебя по-особенному, будто видит насквозь. Он будет разговаривать с тобой по-другому. Так, словно может закончить любую твою фразу. Его запах будет волновать тебя, как никакой другой. В каком-то смысле ты найдешь в нем себя саму. — Мечтательная улыбка осветила ее лицо, и Драко был настолько эгоистичен, что представил, что она смотрит на него в этот самый момент. — Но не переживай, если у тебя не получится. Ты можешь попробовать с любым достойным партнером, и не бойся, если ошибешься. Потому что я тоже трагично романтичный человек, и я уверена, что судьба не раз сведет тех самых. Надеюсь, моя пафосная речь хотя бы немного поможет тебе.       Драко видел, как Вероника внимала каждому ее слову, будто все, что говорила Грейнджер было по меньшей мере предсказанием, не мнением. Эффект, который она производила на людей, можно было сравнить разве что с Империусом, сотканным из самой светлой существующей магии.       — Спасибо, Грейнджер, я думаю, мне нечего добавить, — начала Пэнси. — Вероника, хотела бы ты услышать что-нибудь еще?       Когда та с благодарной улыбкой покачала головой, Паркинсон дала право голоса следующему зрителю, но Драко не смог заставить себя слушать. Он задумался над тем, что грозовой тучей нависло над ним, угрожая снести всю его талантливо выстроенную выдержку к основанию.       Когда он смотрел на нее, он видел свет. Эта наивная зубрила из Хогвартса постоянно распалялась им на достойных и нет, словно ей было все равно, словно у ее света не было конца. Она была особенной хотя бы потому, как ей всегда было плевать на то, что подумают окружающие. Она нарушала правила, дерзила, шла наперекор всем укоренившимся в магическом мире традициям, потому что могла. Она была права в каждом своем шаге, и он не сомневался, что большинство из них было отличной импровизацией, потому что Грейнджер мечтатель, но не стратег.       А Драко был стратегом, но первый раз в жизни ему хотелось отпустить эти железные цепи, сковывающие его запястья.       Рука взлетела вверх.       — Кажется, у нас есть еще одна насущная проблема с последнего ряда.       Он тихо откашлялся, давая себе время достать палочку и аппарировать отсюда как минимум к границе волшебного Лондона.       — У меня есть вопрос к мисс Грейнджер, если позволите. — Назад пути нет.       Она подалась вперед, силясь разглядеть говорившего.       — Прошу прощения, я не могу видеть ваше лицо, но конечно, в чем состоит ваш вопрос?       Последняя попытка избежать этого. Пэнси, хищно прищурившаяся на своем месте, вероятно не сможет забыть его проступок, но он сможет. И Грейнджер ничего не узнает. Блейз, предвкушающе потирающий ладони в первом ряду, может идти к Мерлину.       — Нашли ли вы своего человека?       Из-за того, как часто билось его сердце, он почти пропустил улыбку, окрасившую ее губы. Она кричала о чем-то, чего он знать не мог.       Но отчаянно жаждал.       — Я точно знаю, что он существует.       «Это хорошо, Грейнджер, но оставь свои приемы для политических дебатов и позволь мне извлечь хоть что-то полезное из своего провала»       — В вашем окружении, возможно? — Он одновременно хотел и страшился услышать ее ответ. Самые потаенные искры его эгоизма сверкали в бездне отчаяния и жалости к самому себе.       Безнадежен.       — Скажем так, я достаточно часто встречаю его в повседневной жизни.       Черт. Блять. Ебанный Салазар.       Кто он?       — Он догадывается, что может стать «тем самым»? — в его голосе начали проскальзывать опасные ноты, он должен остановиться.       Он завидовал абсолютно эфемерному человеку, который состоял в предположительно хороших дружеских отношениях с Грейнджер.       Возможно, то количество денег, которое он пожертвовал Святого Мунго, в скором времени перестанет быть безвозмездным пожертвованием.       — Абсолютно точное нет, хотя он всегда, к моему собственному сожалению в определенный этап своей жизни, был довольно сообразительным.       Он затаил дыхание по совершенно неведомой ему самому причине.       Рубашка начала сдавливать его горло.       — Вы знаете его долгий период времени.       — Можно сказать, всю свою жизнь.       У нее определенно точно не было знакомых магглорожденных еще из детства. Он бы запомнил такую деталь.       Она говорила про Хогвартс?       — Вы близки с ним?       Грейнджер снова расслабленно откинулась на спинку дивана, скрестив ноги. Он взял себе передышку, переведя взгляд на Пэнси, и увидел выражение абсолютного удовольствия на ее лице.       У него был на примете один далекий знакомый, которому бы пригодилась колдография данного момента.       — В его мечтах.       Он почувствовал, как член в его брюках шевельнулся при звуке ее бархатистого голоса. Все, что ему хотелось прямо сейчас, это стать тем самым парнем, о котором говорила Грейнджер, и почувствовать тепло ее тела рядом с ним. Мягкость ее губ. Шелковистость пышных кудрей. Раз за разом его разум помутнялся, стоило ему только подумать о ней.       Драко нужен был холодный душ. Прямо сейчас.       Но он зашел слишком далеко в этой игре, чтобы сдаться:       — А в ваших?       В карих глазах блеснуло что-то вроде одобрения. По его телу прокатилась волна магии. Сердце, этот наиглупейший орган, рвалось из груди, чтобы пасть ниц перед ее ступнями. Разлиться лужей бордовой крови, давая единственную клятву.       — Возможно.       Чертова интриганка. Она играла с его нервами, даже не подозревая об этом. А Драко, чертов мазохист, не мог насытиться подобием нормального диалога с ней.       Он слишком долго оставался в стороне, мучительно долго избегал и терялся.       — Вы уверены в том, что ваш выбор должен остановиться на нем?       Ему было плевать на ошеломленного Забини, этого идиота, повернувшемуся к нему всем корпусом, было плевать на Паркинсон, выглядевшую так, будто она заняла первый ряд на идиотском маггловском кукольном представлении собственного производства, плевать на десятки умолкших зрителей, некоторые из которых могли отчетливо видеть обоих участников разговора, а, значит, и его лицо.       Пошло все к дьяволу.       — Долгое время я не позволяла признавать это даже себе, но я надеюсь.       Несмотря на вулкан эмоций, бурливший в его груди, следующий вопрос он задал через мгновение:       — Он достоин вас?       У него было собственное соображение на этот счет. Озвучивать его он бы не стал.       Никто не был.       — Уверена, он мыслит в противоположном направлении.       Драко начинал проникаться сочувствием к этому счастливчику.       Но не слишком.       — Вы согласны с ним?       Она запустила ухоженную ладонь в блестящий ворох своих волос, подцепив локон. Играясь с ним так, словно то была одна из вен, ведущая к его сердцу, Грейнджер вкрадчиво проговорила:       — Одним из любимых видов взаимодействия с ним до сих пор были споры, так что я с удовольствием вступлю с ним в эту конфронтацию, если представится возможность.       Им мог быть Драко, если бы он не был таким мудаком все время взаимодействия с ней. Если бы его фамилия не несла за собой грязный шлейф аристократической родословной. Если бы судьба подарила бы ему выбор.       — Вы любите спорить с ним?       — Это поистине занимательное занятие, да. — Черные ресницы обрамляли взор кокетливо прищуренных глаз. Она все еще смотрела прямо на него.       — Он любит спорить с вами?       — В последние годы он насильно сдерживает свой темперамент, но в его глазах все еще бушует буря, случись нам начать подобное столкновение.       Он опустил веки, на мгновение скрыв серебро взгляда. Ему нужна была пауза. Кожа под одеждой полыхала праведным огнем.       — Что вы думаете о нем?       Она заинтересованно склонила голову к плечу.       — Нерешительность ему не идет.       — Что он думает о вас?       Язык облизал пухлые губы, прокладывая дорогу яркой ухмылке. Уверенной и знающей.       Всезнающей.       За ее спиной должен был возвышаться как минимум трон преисподней.       — Рискну предположить, что я — заноза в заднице.       Его пульс замедлил свой ритм.       — Когда вы остановили на нем свой взгляд?       Грейнджер мучительно медленно обвела глазами присутствующих, одарив Пэнси и Блейза особой улыбкой, а после подалась вперед, безошибочно находя его в полумраке комнаты.       — Когда он открыл глаза.       Если бы он мог, Драко начал бы вести это чертово шоу с самого первого вечера, чтобы прямо сейчас оказаться с ней на зеленом диване. Заглянуть в карие омуты, позволить себе утонуть.       — Что это значит?       — Попробуйте догадаться.       Его грудь разрывалась от ударов сердца.       — Вы собираетесь поговорить с ним об этом?       — Не имею привычки откладывать начатое. — Бесконечная секунда повисла в воздухе, накаляя атмосферу вокруг до плавки костей. — Уже.       Он официально пропащий.

***

      Драко оставался на своем месте все время до конца программы. Он сидел там, не отводя взгляда от легкого румянца на ее щеках и пропуская мимо ушей все сказанное не ее губами.       Она говорила про него. На протяжении всего разговора она говорила про него, будто не было никого другого во всем мире. Драко потребовалась вся сила воли, чтобы не украсть ее в ту самую секунду, поэтому он не стал тянуть, когда дверь гримерки наконец приоткрылась:       — Ты знала все это время?       Грейнджер улыбнулась странной улыбкой, адресованной кому-то третьему, и встретила его взгляд. Бассогигас никогда не знал такой глубины.       — О чем именно ты спрашиваешь?       Она остановилась напротив высокого зеркала. Помещение стаффа, которое Пэнси оборудовала под гримерку, не отличалось особой просторностью, поэтому Драко, занявший широкое изумрудное кресло, мог достать до девушки, просто вытянув руку.       — О том, что я задавал тебе все эти вопросы.       Грейнджер стягивала резинку со своих волос, когда ответила:       — О, естественно. Возможно, ты хорошо скрылся в полумраке комнаты, но твой голос невозможно спутать.       Каштановые кудри рассыпались по хрупкой спине, сбивая ритм его дыхания. Она запустила обе руки в буйный каскад, массируя кожу головы.       Ее чистый стон удовольствия заглушил его собственный.       Она не представляла, какое влияние имела над ним.       — О чем я еще мог спрашивать? — его голос был хриплым, и Драко прекрасно это слышал, но перестал предавать этому значения. В этот самый момент его интересовал исключительно тон ее голоса.       — О своей нерешительности? — Уверенный и легкий тембр. Почти поверхностный, словно она даже не думала о том, к чему может привести этот разговор. Словно тема не нуждалась в особо важной дискуссии.       У него на этот счет были иные мысли:       — Когда ты поняла?       Теплый свет, окутавший комнату, отбрасывал томящие блики на ее кожу. Грейнджер стояла к нему боком, поправляя макияж, и он бесстыдно исследовал каждый сантиметр ее тела.       Не мог не исследовать.       — На рождественском балу в Хогвартсе. Ты шел пригласить меня на танец, пока тебя не опередил Оливер.       Блять.       Это была чистая правда.       Два года назад он получил письмо от Минервы Макгонагалл, заставившее его сердце сделать кульбит. Директриса пригласила его в Хогвартс на особую неделю именитых выпускников. Суть состояла в том, чтобы дать возможность студентам послушать лекции от бывших учеников Хогвартса с известным трагическим прошлым. Он был избран на место преподавателя Зельеварения.       Будто в свое время он выбрал правильную сторону.       В конце недели состоялся рождественский бал, среди участников которого также оказались приглашенные выпускники. Он наблюдал за ней в течение шести дней. Видел, как счастливы ее видеть студенты, преподаватели и даже некоторые призраки. Она искрилась радостью, обедая в Большом зале после очередного набега на библиотеку. Засиживалась там допоздна, отвечая на бесконечные вопросы ушлых второкурсников. Казалось, ее нельзя было застать в одиночестве.       Но на балу она держалась в отдалении. Статно держала бокал с пуншем, перекидываясь репликами с Флитвиком или Лонгботтомом, завербованным мадам Стебль, вежливо отклоняла предложения от заряженных гормональным всплеском старшекурсников и предпочитала проводить этот вечер в относительной тишине.       Драко не мог отвести взгляда от ее воздушного небесного платья в пол, так напоминающего то, что она надела когда-то на Святочный бал. Тогда он плавился от гнева, разъедающего его грудь, оттого, что ее кисть была крепко захвачена болгарской ладонью, оттого, что он смотрел на это, оттого, что хотел быть на его месте. В этот раз он дал себе шанс исправить надоедливое воспоминание. Драко допил приторный пунш с секретным ингредиентом одним глотком и зашагал в направлении нее. И вот уже когда до исполнения его детского желания оставалось не больше пары метров, он остался простым свидетелем того, как гребаный Вуд уводит Грейнджер на танцпол под неторопливую мелодию вальса.       С ней снова не он.       — Я искренне надеялся, что вместо него позовут Уизли.       Она не смогла сдержать удивленный смешок.       — Гарри и Рон не смогли принять приглашение директора Макгонагалл тогда, но я обязательно передам ему твои наилучшие пожелания.       Платиновая голова вскинулась в мгновение, обнаружив взгляд задумчивых карих глаз в отражении зеркала. Она смотрела на него все это время.       — Ни слова, женщина.       Голос до стыдливого хриплый. Именно поэтому он старался держаться от нее подальше. Драко не мог держать себя в руках, когда она была в каком-то подобии метра от него. Он буквально был в шаге от того, чтобы якобы случайно коснуться ее бедра кончиками пальцев.       — Значит, так? Маски сброшены? — Грейнджер говорила вкрадчиво, будто ждала чего-то. Энергия, исходившая от нее, затапливала его сомнения.       Он позволил себе надеяться.       — Моя да, что насчет тебя?       Она закусила нижнюю губу, раздумывая над его словами.       Драко жаждал прочувствовать эту власть.       — Ты думаешь, мне еще осталось что скрывать?       Он облизал взглядом ее открытые ключицы и остановился на груди, обтянутой черной тканью. Прямо там, где должно было биться сердце.       — В тебе всегда будет что-то, что ты захочешь скрыть, Грейнджер.       Следующее мгновение пролетело слишком быстро, чтобы успеть зафиксировать его начало, и слишком медленно, чтобы не насладиться им.       Грейнджер повернулась к нему, сбив рукой одну из многочисленных баночек на столе, и приблизилась вплотную. Он ощутил ее запах, оказавшись в плену ее ладоней, устроившихся на подлокотниках по обе стороны от него. Ваниль, миндаль и слабая нотка апельсина. Его самый любимый до отвращения сладкий запах. Драко готов был облить им каждую поверхность своей квартиры.       — Тогда скажи мне, что ты хочешь от меня?       Он смотрел на нее, чувствовал ее сбивчивое дыхание, ощущал оставшиеся миллиметры расстояния между ними и ответил:       — Тебя.       Картинка разбилась, когда Грейнджер раздраженно закатила глаза.       Это оно.       Настоящая Гермиона Грейнджер.       — Если не ошибаюсь, я стою прямо перед тобой, тормоз.       И прежде чем он успел спросить, что означает последнее слово, она поцеловала его.       Неважно, он все равно был уверен, что там было что-то оскорбительное.       Она целовала его.       Их губы сражались между собой. Воздух сверкал напряжением, пока Драко пытался перехватить ее инициативу, а Грейнджер принимала все усилия, чтобы не допустить подобного произвола.       Они идеально подходили друг другу.       Оторвавшись от нее на одно поистине болезненное мгновение, он проговорил:       — Ты не поняла меня, Грейнджер. Насколько бы сильно я ни хотел этого, но я не удовлетворюсь сексом. Ты нужна мне полностью. Я слишком долго мечтал о тебе, чтобы отпустить к утру.       Она приподняла бровь. Какая-то неразгаданная эмоция скользила на ее лице.       — Ты, сдается мне, разговариваешь со своей фантазийной Грейнджер, если думаешь, что я не поняла тебя, Малфой. — Она была невыносима. — И, могу тебя утешить, ты останешься более чем удовлетворен сексом, если все-таки позволишь этому случиться. Еще одно: я, конечно, слышала все эти сплетни — преимущественно от пьяной и возбужденной Паркинсон — о твоих способностях, но давай не будем торопить события. К утру? Я поставлю будильник на палочку.       «Старайся лучше»       — Даже не думай о том, что я не заметил твоих игр, дорогая. Не пытайся переводить тему. Я хочу всю тебя.       Он буквально слышал, как работают шестеренки в ее мозгу. Его ломало оттого, что в этой борьбе знания она держала бесспорное лидерство. Она не собралась раскрывать перед ним свои карты.       — И что же это должно означать?       «Выходи за меня»       — То, что мы будем ходить в рестораны и театры вместе, где я буду платить знакомому журналисту, чтобы тот сделал эксклюзивную колдографию воркующих нас и весь гребаный Волшебный мир увидел, что ты со мной. — Он разместил свою ладонь на ее лице, захватывая все ее внимание. — То, что я буду месяцами уговаривать тебя переехать ко мне, а после просто возьму и перевезу все твои вещи, потому что иначе это никогда не случится. То, что я буду относить тебя в спальню каждый раз, когда ты будешь засыпать за одной из книжек из моей коллекции. То, что твои так называемые друзья полюбят меня больше, чем тебя, потому что я буду вести себя с ними как лучший человек на планете, если ты захочешь этого. То, что…       Он говорил это все, позволяя себе слабость поддаться мечтам, и мог продолжать до бесконечности, лаская ее скулы и наблюдая особые искры ее глаз. Драко не позволял себе касаться ее где-то, кроме ее лица, но этого было достаточно. Той эмоции, которую она читала на нем, было достаточно:       — Замолчи. — Он готов был поклясться, что услышал раскат грома за периметром здания. — Да.       Она соглашалась. Гермиона чертова Грейнджер соглашалась на его условия. Что за мысли витали в ее голове?       — «Да» что?       Жизнь текла своим чередом за пределами комнаты, но им было все равно. Существовал лишь этот самый момент.       — Да, ты получишь все это, Малфой. Кроме последнего. Я не хочу, чтобы ты притворялся тем, кем не являешься. Они полюбят тебя в любом случае.       Он поцеловал ее как в последний раз. В воздухе сражались их силы, их стихии и характеры. Его губы вели свою игру, поставив все на кон. Он шел в гребанный олл-ин, чтобы удержать ее рядом с собой. Прочувствовать силу ее присутствия, стать тем, ради кого она откинет все маски.       Воздух между ними пропитался желанием. Их запахи смешивались друг с другом, когда колено Грейнджер подвинуло его бедро на обивке кресла. Гладкость ее платья облизала его брюки. Она отвечала на его поцелуй со всем жаром, сплетаясь с ним языком в предсмертной пляске. Его ладонь сжимала место на ее коже, где затылок переходил в шею, фиксируя желанное положение. Ее ладонь легла на его ключицы, двигаясь вверх и вплетаясь в блондинистые пряди. Температура в помещении росла быстрее, чем двигались их тела. Чем больше они оставались в неподвижности, тем сильнее была потребность избавиться от одежды, чтобы ощутить жалкое подобие освобождения.       Драко запустил ладонь в ее волосы, ощутив ангельскую мягкость. Как давно он хотел это сделать.       Ее колено продолжило свой путь, прокладывая себе дорогу к устойчивой опоре, и в секунду, когда это произошло, ее тело оседлало его бедра, побудив обоих издать самые болезненные стоны в истории секса.       Мужчины в целибате, наблюдавшие бы сейчас эту сцену, прониклись бы к ним искренним сочувствием.       Она начала покачиваться на нем, задевая жизненно важные точки их тел. Разгоряченные, они стонали в губы друг друга, кусаясь и облизывая маленькие раны.       — Остановись сейчас же, — прорычал он, не отстраняясь, — иначе я кончу через несколько минут.       Звериные нотки в его голосе заставили воздух между ними сжаться до предела. Драко мог бы ощутить ее влажность через ткань белья, если бы не чертовы брюки.       — Я собираюсь кончить еще раньше, если ты наконец найдешь применение своим рукам. — Гермиона Грейнджер плавилась от огня в груди. Она сжала его волосы в кулаке.       — Истинная львица.       Он чувствовал дрожь ее нетерпения, проводя ладонью по изгибу ее талии. Они все еще были полностью одеты.       Он чувствовал жар ее кожи, неторопливо отодвигая подол ее платья. Каждое прикосновение к ней оставляло ожог где-то в области грудной клетки.       Он чувствовал волны желания, пронзавшие их насквозь. Грейнджер гневно толкнулась вперед, заставив его член изнывать в агонии, когда он не выполнил ее требование. Оставив разум за границами чувств, Драко резким движением опрокинул ее назад, поддерживая за спину одной рукой, второй спуская бретельку платья с ее правого плеча. Ее рот открылся в удивлении, так что он разорвал поцелуй, прокладывая жгучую дорожку ласки с начала ее шеи к предплечью оголенной руки.       — Хорошо. — Она задыхалась. — Я поняла.       Теплый воздух его невеселого смешка раздул пламя желания. Переключив внимание на левую руку, Драко повторил свои же действия, сминая верх платья к низу ее живота.       Он уже обожал эти модные подобия пеньюаров за отсутствие лифа на ее теле. Возбужденные соски встретили его губы сладким стоном из горла хозяйки.       — Черт.       «И не говори, Грейнджер»       Он перевел ее в сидячее положение, чтобы освободить руки и обхватить ими упругую грудь. Ни одна его ласка не проходила бесследно, исправно сопровождающаяся звуками ее чистого удовольствия. Короткие коготки в его волосах гладили кожу головы, но пропали со следующим стоном.       Грейнджер не собиралась оставаться в стороне, уместив ладони на его рубашке и начав справляться с пуговицами. Выходило у нее слишком скверно, как раз достаточно, чтобы вывести ее из себя, поэтому в следующее мгновение тишину комнаты помимо влажных звуков ласк разбил грохот оторвавшихся пуговиц.       — Я куплю тебе новую, — зашипела она, стягивая ненужную ткань с его плеч.       — Лучше разорви еще одну в следующий раз.       Когда испорченная рубашка была на полу, ее ладони начали путешествие по его груди, томительно обводя каждую выступающую мышцу, упиваясь силой, сокрытой в них. Уверенные пальчики добрались до живота и нашли дорожку косых мышц, провели до конца.       — Не смей, женщина. — Он остановил ее за секунду до того, как выпуклость на его брюках взорвалась бы наслаждением, ощутив минимальную ласку от ее руки.       — Ты слишком строгий для того, кто собирался не отпускать меня до утра. — Раздраженная, как черт.       — Тебе нужно позволить мне заняться тобой до того, как прозвучит таймер. Мой член слишком много раз кончал от подобных фантазий, я могу подождать.       Она простонала в ответ на его признание.       — Мне тоже уже давно нужно нечто большее, чем воображение.       Время перестало существовать, когда их глаза встретились. В его серых бушевал шторм неверия и восхищения. Он смотрел на нее так, будто не мог поверить ее словам, будто она была тем, что останавливало его сердце, а после запускало вновь. Будто она была его сердцем. Его мир начинался и заканчивался только на ней.       Драко стремительно поднялся с кресла, придерживая Грейнджер за спину, и положил ее на стол неподалеку. Одним движением он снял с нее платье и белье, оставив ее совершенно голой перед своим голодным взглядом. Он запоминал каждый сантиметр этой картины, ощущая слабую тоску в груди, вызванную остатками сомнения, которые не отпускали его. Но он откинул их подальше, решив забрать от реальности все, что только сможет, и неважно, продлится ли она дальше, как это было в его душе.       Он провел ладонью вниз по ее телу, останавливаясь у внутренней стороны бедра, и опустился перед ней на колени.       — Нет, — Грейнджер прервала его. — Позже. Пожалуйста. Мы займемся этим позже. Когда переместимся в твою квартиру. Сейчас только ты и твой член. Пожалуйста.       Это все, что ему нужно было услышать. Ему было плевать, он больше никогда ее не отпустит. Она хотела пойти к нему, значит она останется там же. Он вылижет каждый изгиб ее тела и будет наслаждаться этим подарком судьбы до конца своей жизни.       — Ты сводишь меня с ума, — прохрипел он, поднимаясь на ноги. Его руки занялись пряжкой ремня.       Грейнджер наблюдала за его действиями с конкретной эмоцией в глазах, которая была шире, чем страсть или голод. Он не мог разобрать ее. Или боялся сделать одно верное предположение.       — О! В последние два года я начала сомневаться, что от него что-то осталось. — Драко хотел влезть в ее голову прямо сейчас и прочитать каждую мысль, заполонившую ее разум.       Он рывком приблизился к ней, растирая пальцем каплю предэкулянта на головке. Грейнджер следила за каждым его шагом с огненным желанием. Он намерено медленно поднес пальцы к ее входу, прикрыв глаза от того количества влаги, что окутало фаланги.       Предельно мокрая.       Для него.       Драко ввел один палец.       — Невыносима.       Она закатила глаза от удовольствия и раздражения одновременно.       — Меньше слов, Малфой.       Второй палец. Ее стенки туго обхватывали его.       Он подготавливал ее и себя для самого быстрого и яркого оргазма в их жизни.       — Что, дорогая?       Она знала, чего именно он хотел, когда ощутила третий палец, растягивающий ее.       — Драко.       Он в последний раз толкнулся в нее пальцами и вышел, мгновенно заменив их головкой.       — Слушаюсь и повинуюсь, — сказал он в экстазе, продвигаясь в нее дюйм за дюймом.       Он знал, что их стон услышали все в радиусе двадцати футов за дверью, потому что они даже не удосужились поставить заглушку на комнату.       Ему было все равно. Ей тоже.       Наслаждение прокатилось дрожью по его спине, когда он вошел в нее полностью. Драко нашел взглядом ее глаза, чтобы увидеть в них те самые особые искры, заставлявшие все его естество отбивать марш похоронный и свадебный в одно и то же время.       Он вышел и толкнулся в нее снова, постепенно набирая темп. Ее стоны зажигали все темные углы его души. Он жаждал называть ее своей. Он готов был молить ее поставить на нем ту же метку.       Ее левая рука обмякши взлетела вверх, она ухватилась за его шею, заставив его приблизиться. Молчаливое противостояние чувств в их глазах продолжалось несколько мгновений до того, как их губы соприкоснулись в самом томительном поцелуе. Они смаковали каждое движение, каждый стон, каждый вздох.       Мир за пределами этой комнаты мог сгореть до тла, пока два языка сливались в страстном танце. Он чувствовал ее прерывистое дыхание и ускорился, находя ладонью клитор. Грейнджер прокусила его губу за это слишком приятное действие.       Ведьма.       Влажные шлепки разбивались о протяжные стоны. Стол под ними бился о стену от переплетения их тел. Он обхватил кистью ее подбородок, соприкоснувшись с ней лбами, и зачарованно следил за золотистыми всполохами в ее глазах. Она старалась держать зрительный контакт, но то и дело позволяла радужке исчезнуть за веками, отдаваясь наслаждению.       Драко чувствовал происходящее на пределе своих возможностей. Он с усилием заставлял себя отстраниться от чувства, которое дарили ему тесные стенки ее влагалища. Он пытался не думать о том, как ее влажная кожа ощущается под ним, как ее стоны ласкают слух. Он был сосредоточен на каждом порыве ее тела, поэтому предсказал ее оргазм как раз вовремя для того, чтобы повернуть ее лицо к зеркалу, напротив которого они трахались все это время.       Он старательно отследил ее реакцию, каждый всполох в ее глазах и отдался удовольствию, излившись на ее бедро, но продолжая входить в нее пальцами и водить круги по ее клитору.       Гребаные боги.       Уткнувшись лбом в ложбинку ее груди, Драко почувствовал вибрацию ее голоса:       — Нужно будет как-нибудь повторить.       Он точно знал, что она будет его погибелью.       Эта невыносимая властная женщина, посмевшая насмехаться над ним и его ожиданиями.       — Я убью тебя, — прохрипел он, сцеловывая торопливый стук ее сердца.       — Не надо. У нас еще много интересного впереди.

***

      — Что ж, я не могу достоверно описать чувства, переполняющие меня из-за необходимости объявления наших сегодняшних гостей. — Пэнси в дорогом платье, жаждущем продемонстрировать шикарный вырез на бедре в любой из подходящих моментов, вещала со сцены. — Да, вы не ослышались, сегодня их будет двое. Этот сученыш-таки получил свое, — добавила она наполовину притворно раздраженным тоном.       За ее спиной возвышались три барных стула, светящиеся в серебристом свете софитов.       — Не сочтите за намеренную смену декораций, просто… Да ладно, кого я обманываю, мы специально заменили диван на стулья, чтобы хоть как-то разъединить этих двух. Если бы вы только знали, если бы вы лицезрели столько, сколько довелось мне, — упаси Мерлин мою отнюдь не ханжескую душу, — вы бы поблагодарили меня за данное решение.       Она перевела дыхание, обреченно улыбнувшись.       — Итак, рада представить вашему вниманию сегодняшнюю пару: блистательная Гермиона Грейнджер и говнюк-разрушивший-одну-из-моих-самых-лучших-сексуальных-фантазий Драко Малфой!       Потрясенный, несмотря на многочисленные фотографии и статьи о новообразовавшемся союзе во всех газетах волшебного Лондона, зал взорвался аплодисментами, встречая искрящуюся чувствами пару и заглушая шипящее дополнение ведущей:       — Следующим гостем будет Поттер.       У слизеринцев определенно был пунктик на героев.