услуга

Энки просил алхимика — Нозрамуса, как тот назвался — указать ему путь, поделиться знаниями, помочь. Нозрамус, справедливости ради, неизменно отзывался. Он отвечал на все вопросы с мягкой, ласковой улыбкой. При этом алхимик утаивал что-то каждый раз. Ясно, как день, что Нозрамус предпочитает держать свои тузы глубоко в рукаве длинной робы. Сложно сказать, почему, как и предугадать, к чему эта недосказанность может привести тёмного жреца. Алхимика невозможно прочитать. Он странный; словно светится изнутри чем-то, чего Энки при всех своих познаниях понять не может. Ему остаётся только убеждать себя, что это не его недостаток — здесь, глубоко под землёй, есть много того, что недоступно для понимания нормального человека. Однако Нозрамус выделяется среди прочих странностей: он сидит в своей лаборатории и что-то исследует — ничего больше. Спокойный, даже безмятежный; до скрипа зубов дружелюбный, вежливый — он лишь самую толику сбивает с толку. Энки кровь из носу нужно понять, что с ним не так. Хочется увидеть острые зубы, которые этот человек скрывает за своими улыбками. У всего здесь есть клыки и челюсти, чтобы перегрызть — или попытаться перегрызть — ему глотку. Одной своей вымораживающей лаской Нозрамус бы не отделался от чудовищ, которыми кишит Подземелье, а ведь он здесь, судя по всему, давно. Но вот Энки опять в лаборатории алхимика — и ему нужно, на этот раз просто необходимо... Перевести дыхание, отдохнуть, прийти в себя — это совершенно детская, жалкая потребность, но у жреца уже нет выбора игнорировать её. Энки устал, хочет есть, и пещерный карлик прокусил его руку. Он содрал тонкую кожу так легко, словно человек был для него не более чем нежный плод винограда. Тёмного жреца пробирает дрожь от одного воспоминания о том, как легко зубы вошли в плоть. Он сразу замечает Нозрамуса, только зайдя в лабораторию. Алхимик стоит к нему спиной, занятый чем-то за своим столом — не видно, чем именно. Энки мечтает залезть ему в голову, прочитать его мысли, поглотить его знания — их наверняка больше, чем в самой толстой книге, что Анкариан когда-либо держал в руках. Мысль заставляет руки чесаться от нетерпения, и тёмный жрец с усилием воли подавляет в себе желание препарировать мозг алхимика. — Вас ранили, — голос Нозрамуса разрезает тишину — тихий, и всё же каждое слово звучит отчётливо. Он всё ещё не повернулся к Энки лицом. — Да. Из-за спины видно лишь как движутся руки алхимика, пока он переставляет ингредиенты, открытые склянки и пробки в ритме, понятном, очевидно, только ему. — Вам нужна помощь? Вы пришли за этим, я полагаю? — за звонким клацаньем стекла его голос становится вовсе чуть слышен. Он словно колокольчик, по сравнению с которым любые звуки настолько громки и грубы, что режут слух. — Нет, — Энки торопливо объясняет. Ему не нужна помощь, чтобы перевязать себя, — Мне только нужно безопасное место. Жгучий стыд комом застревает в горле при мысли о том, что сейчас ему придётся на коленях просить позволить ему зализать здесь раны. Невысказанный вопрос висит в воздухе. — Понятно. Энки облегчённо выдыхает — так Нозрамус в своей манере разрешил ему остаться. — Я отплачу вам, — язык опережает его мысли, — Как только смогу. Мысленно ударяя себя по затылку, он пережимает раненую руку, словно наказывая себя за поспешность. Нельзя так разбрасываться обещаниями, нельзя, он знает... Нозрамус резко замирает на месте, и, сглотнув, Энки смотрит, как алхимик медленно, почти нечеловечески плавно склоняет голову к плечу. — Отплатите, — он повторяет, словно впервые в жизни произносит слово и пытается распробовать их на вкус, — Вы отплатите мне. Энки не двигается, объятый плохим предчувствием, почти с животным ужасом проклиная свой длинный язык — он с детства подставлял его в самые неподходящие моменты. Нозрамус наконец поворачиваются к нему, но Энки до сих пор не видит клыков — милое лицо выглядит человеческим. На губах играет ласковая улыбка. Глаза алхимика, как обычно, расслабленно полуприкрыты. — Отплатите, — словно играясь со словом, он щёлкает языком, — Вы собираетесь отплатить мне, как только сможете? Нозрамус подходит к нему. Энки завороженно смотрит на алхимика, словно кролик на удава, пока не понимает, что от него ждут какого-то ответа. Нозрамус задал вопрос — и, если жрец усвоил что-то за то время, что знает его, то человек, стоящий перед ним, ценит хорошие манеры. В конце концов, алхимик полностью игнорирует существование Кахары просто потому, что тот не здоровается с ним при встрече. Энки медленно опускает голову и чуть слышно произносит: "Да." Нозрамус смотрит на него, словно видя тёмного жреца насквозь. — Почему бы вам не отплатить мне сейчас? Горло перехватывает спазм, всё внутри сворачивается — Нозрамус может иметь в виду что угодно, и в голове Энки проносятся идеи одна хуже другой. Похоже, вот где его маленькое приключение закончится. Ему было уготовано величие, бесконечные знания, но вот — он сейчас умрёт от руки того, кого наивно посчитал другом... Нозрамуса словно и не трогает ужас, который испытывает человек перед ним. Он опускает на плечи тёмного жреца руки — лёгкие, словно пёрышки, но они пригвождают Энки к полу. — Туше, — словно с ребёнком, алхимик говорит воркующе. Рука Нозрамуса скользит по плечу к шее и останавливается на подбородке Энки, — Я не собираюсь убивать вас. Это... хорошо. Но алхимик всё ещё может выбрать огромное количество вещей, которыми Энки дорожит. — Я только попрошу вас об услуге, — и это будет вовсе не простая просьба, жрец ясно понимает. Он должен будет исполнить желание Нозрамуса в точности так, как тот скажет, — Хорошо? — Да, — Энки выдавливает из себя, чуть не прокусывая губу. Нозрамус улыбается, и его руки пропадают. Энки заставляет себя дышать спокойно и игнорирует неприятный холод на коже там, где до этого были тёплые чужие пальцы. — Замечательно. Я решил, что не хочу ни о чём просить сейчас, — и с этими словами Нозрамус снова поворачивается к Энки спиной, — Вы узнаете моё желание, когда придёт время.