Смотришь в зеркало и начинаешь плакать. Почему-то становится противно от самой себя, ведь живот в обхвате стал на два ебучих сантиметра больше. Бежишь и встаешь на весы, ужасаясь. Плюс полкилограмма и заветные сорок при росте метр семьдесят кажутся недостижимым идеалом, которого достойны только избранные.
Делаешь этот блядский вакуум каждое утро, день и вечер по советам любимого блоггера, чтобы убрать лишние сантиметры, уменьшить талию.
А потом этот же идиот рассказывает о вреде данного упражнения, будто ничего и не было. Будто он ничего не говорил. Притворяешься перед матерью, что ешь, а потом идешь в туалет выблевывать заботливо приготовленный ею завтрак или ужин.
Волосы становятся пушистыми, ногти ломкими, с белыми пятнами, напоминающими о недостатке кальция.
Пьешь бисакодил на постоянной основе. Чувствуешь недомогание. Постоянно борешься с желанием есть, но понимаешь, что вот-вот сорвешься.
Встречаешься с ним — таким красивым, накаченным и идеальным — от чего думаешь, будто недостойна, неидеальна и начинаешь искать самые сложные, долгие и утомительные тренировки на ютубе.
А он хвалит.
Восхищается. И хочется еще и еще, лишь бы получить еще хоть каплю его похвалы, комплиментов и внимания.
Когда он обнимает — становится стыдно. Думаешь, что недостаточно худая. Стесняешься и прикрываешь живот руками, когда он раздевает тебя. И так каждый день. Он говорит комплименты только о твоем теле и ты хочешь сделать его еще лучше, не понимая, что ему на самом деле нужна не ты.
Одним летним вечером не выдерживаешь. Срываешься. Наедаешься до боли в животе. Вытирая стекающие по щекам капли, пишешь предсмертную записку:
« Прости меня, любимый, прости, мамуля. Я не справилась. Не скучайте, пожалуйста, и не плачьте. У меня не получилось стать лучше. Я так не могу. Винить в моей смерти никого, кроме меня не надо. Будьте счастливы, прошу. Все будет хорошо. »
Выходишь из квартиры в пушистых домашних тапочках, спортивных штанах и растянутой отцовской футболке, закрывая дверь ключами с милым брелком. Поднимаешься на крышу — на девять этажей выше — пешком, а не на лифте, чтобы сжечь еще больше калорий. Открываешь тяжелую железную дверь. Заходит солнце, дует ветер. Красиво, пусть и холодно. Но это уже не важно.
Теперь тебе всегда будет холодно. Перелезаешь ограждение, оказываясь почти в аду, ведь самоубийцы не попадают в рай. Передумываешь. Потные от нервов руки скользят, когда пытаешься перелезть обратно.
Срываешься. Опять. Только не так, как полчаса назад. Успев лишь испуганно вздохнуть, падаешь навзничь и вокруг появляется огромная кровавая лужа. В последнюю секунду чувствуешь невыносимую боль и проваливаешься в небытие.
Навсегда.
***
Мать, сидя на желтой лавочке, сотрясается в рыданиях, утыкаясь в плечо пожилой соседке, а она, обняв ее, причитает и тихо ругает умершую. Полиция, видимо поднимавшаяся в квартиру, отдает женщине письмо.
Лишь увидев почерк ее любимой маленькой девочки, ее дочурки, она взвывает. Соседка забирает и прячет письмо, позже отдав его полиции. Тело увозят в морг, а мать бежит за машиной, падая оголенными коленками на асфальт. Она больше никогда не увидит ее улыбку и смех, никогда не поговорит с ней…
***
Вскрытие показало, что прибавка в весе была вовсе не из-за еды — она была на двенадцатой неделе беременности, а токсикоза даже не заметила из-за того, что вызывает рвоту каждый день.
А ведь, если бы она узнала — все могло быть хорошо.
