Привет со дна

Июль тёплой летней ночью разливается по звёздному небу, укрывая уставший от жары город. Они сидят во дворе незнакомого дома, прислонившись спиной к спине, и пьют вино из пластиковых стаканчиков на лавочке у подъезда, где тишь и только сверчки в траве. Минут двадцать назад экзорцисты Бирюлёвского отделения закончили очередное запутанное задание, и Свят предложил отпраздновать. Правда, потом сокрушался, что празднование это выглядит так, будто он спаивает малолеток. Но со временем томная алкогольная дымка взяла своё, и разговоры постепенно потекли в другое русло. – Вот так вот успеваешь в самый последний момент, – рассуждает Хмельницкий, меланхолично болтая вино в стакане, – а потом думаешь, а что если б опоздал? Если бы промешкал где-то хоть на секунду… – Да ладно, не изводи себя. Ты талантливый экзорцист, именно поэтому ты и не опоздал, – Марина за его спиной чиркает зажигалкой, и в воздух вздымается тонкая струйка дыма от сигареты. – В следующий раз тоже не опоздаешь. Уверенность в её голосе непоколебимая. – Дай бог… – Свят? – Чего? – А что случилось бы, если б мы не успели? Это ж вроде человек был, не демон даже. Изматывающая охота на местного колдуна увенчалась тем, что его застали наконец на одной из съёмных квартир с ничего не подозревающей барышней, которую подлец охмурил и намеревался, судя по всему вовлечь в череду сладострастных утех с… оккультным уклоном. Экзорцисты подоспели как раз к началу эротического сюжета, поэтому разборки вышли на этот раз слегка неловкими. Хмельницкому даже пришлось одолжить девушке толстовку. – Человек, да. Чернокнижник хренов, – цедит Свят с плохо скрываемым негодованием. – Он бы в жертву её принёс своему хозяину с того света. А она ему доверилась, бедный цветочек наивный, готова была свой первый раз ему подарить, он ведь специально для ритуала девственницу искал, – экзорцист останавливается, чтобы перевести дух и продолжает уже более миролюбиво – Эх, девчонки… Это безответственный какой-то подход, ложиться в кровать со случайно подвернувшимся мутным типом. Первый раз должен быть особенным. Можешь старомодным меня назвать, но я за любовь строго после свадьбы. Так ведь со стороны и не скажешь, что он сын священника, слишком хулиганистый у него характер. Но вот эти трогательные обороты, когда речь заходит об отношениях мужчины и женщины, выдают его с головой. – Ты вот как думаешь, Марин? – Не знаю, – Осколкова неспешно затягивается, откинув голову ему на плечо. Голос её звучит отстранённо. – Не то чтобы мне дали возможность выбрать. Мой первый раз был, скажем так, не по обоюдному согласию. Это даже просто звучит настолько ужасающе, что до Хмельницкого доходит, наверное, секунды только через две. – Кто? – вкрадчивый, чуть хрипловатый голос. – Директор детдома, в котором я жила, пока экзорцисты в Орден не забрали. – Хочешь, я убью его? – Нет. Марина обнимает его со спины, прижимаясь щекой к плечу, и устало прикрывает глаза. Только не пачкай руки об это ничтожество. Не надо. *** Шестёрку Тимофея трясёт на ухабах так, что все пассажиры получают качественный массаж внутренних органов и даже, кажется, пару дополнительных синяков. Шоссе с зарослями борщевика по обочине сменяется просёлочной дорогой меж сосен, и машина едва не буксует в грязи. Марина на переднем сидении меланхолично дымит в форточку. На заднем – сердито бухтит Майоров. – Че мы забыли в этом задрищенске? Где это вообще?! Край земли какой-то! Он уже весь зелёный, но по-прежнему не хочет признаваться, что его укачало, мужественно продолжая свои драматические стенания. – Ты на карту смотрел? – Саня кивает на навигатор, прикрученный к приборной панели, чем провоцирует новый всплеск Майоровских возмущений. – Тверская область! Охуеть можно, Тверская область! Мы по Бирюлёво работаем, в Тверской области, че, своих экзорцистов нет? – Майоров, если начальство посылает, значит, так нужно, – жёстко чеканит в ответ экзорцистский босс. – Ты что, первый год работаешь? Машина останавливается у КПП, и сквозь густую нестриженую зелень палисадника просматривается череда хорошо знакомых серых стен. – Я это место знаю, вот почему, – с невесёлым смешком сообщает Осколкова, прежде чем выкинуть в форточку сигарету. Марина была не из тех людей, кого вечерами мучила трогательная ностальгия. Если бы ей дали выбор, она бы предпочла не возвращаться сюда вообще больше никогда. Но Орден помнит о своих подопечных больше, чем им самим хотелось бы, и это жутко. У шлагбаума вертится какой-то парень, сразу видно, не из местных. Значит, их уже ждут. Юрец замолкает, смекнув, что происходит что-то неладное. – Ну и? Че стряслось? – лениво уточняет Марина, с размаху захлопнув за собой дверцу. По встрёпанному виду местного экзорциста стряслось что-то, что даже у орденца волосы заставит дыбом встать. – Да тут… – начинает он неуверенно, оглядываясь на здание. – Вам надо… Вы бы сами на это посмотрели, короче говоря. Марина цыкает раздражённо. «О, Господи, ещё и внутрь идти». – Показывай. Знакомые коридоры, в которых, кажется, не изменилось ничего за все эти годы, только краска стала чуть более выцветшей, да и штукатурка облупленная под подоконником выглядит совсем уж непрезентабельно. Даже весь этот путь Осколковой хорошо знаком – когда-то, много лет назад, её гоняли по этому коридору чуть ли не каждую неделю в директорский кабинет на очередную выволочку. Она бы сейчас даже взглянула ему в глаза. Чисто из любопытства. Хотя что уж тут, стоит признать, ничего путного из неё не вышло. Как он и говорил. Как ни странно, их действительно провожают до директорского кабинета и даже дверь услужливо приоткрывают, приглашая войти. В нос ударяет терпкий специфический запах – непривычного человека от такого стошнит. Марина мрачненько усмехается. Директор по-прежнему сидит в своём кресле, на нём вроде как даже галстук тот же. Голова его, впрочем, лежит отдельно – на письменном столе. Стеклянные, ничего не выражающие глаза уставлены в потолок. Рядом кровью на стене заботливо выведено: «Привет со дна». Директорским почерком. Его, видимо, заставили написать, пока он был жив ещё. Марина кусает изнутри щёку. Перед глазами проносятся головы, снятые с плеч крылом Василиска. С горлу невольно подкатывает комок. – Там ниже пояса того… тоже всё отрезано, – кашляет в кулак местный экзорцист, просачиваясь вслед за гостями в дверной проём. – Жуткая короче штука. Вот мы и решили, что что-то тут нечисто. У него были враги, может? Кто-то, кому он насолил? Кто-то, кто хотел мести? – Я ничего об этом не знаю, – Осколкова, развернувшись, прерывает череду бесконечных вопросов, и верхняя губа её брезгливо дёргается. – Если хотите услышать профессиональное мнение, то у вас маньяк какой-то завёлся в Тверской области. Экзорцисту здесь делать нечего. Больше ничего не добавив, она выходит из кабинета. Тимофей безотрывно смотрит ей вслед. Майоров снова возмущается за спиной: – Зашибись! Мы сюда полтора часа тащились! Впрочем, домой они возвращаются в молчании. Этим вечером Марина долго курит, стоя у подъезда в одной футболке и совсем не чувствуя холода. Ей будто кто-то с того света руку протянул, – словно приглашение шагнуть за край – это будоражаще, и до мурашек страшно одновременно. «Привет со дна».