Сампо Коски свободен как ветер; он лёгок на слова и действия, непокорен и не задерживается на одном месте слишком надолго. Сампо Коски свободен как птица: его трудно поймать и слишком легко затем упустить из виду.
Сампо Коски свободен, и свободой своей распоряжается с игривой ловкостью. Он ведёт свои дела с теми, с кем посчитает выгодным или достойным – и одни и те же лица не всегда оказываются в списке дважды. Он пишет собственный кодекс чести видимыми лишь ему чернилами, и никто не знает, когда он решает внести новые правки.
Сампо Коски свободен, и эта идея давно стала удобным предлогом, чтобы скрыть всё, что угодно, от любителей совать свой нос в чужие дела. Этим делом он промышляет и сам, а конкуренцию, как любой уважающий себя бизнесмен, не любит.
Сампо Коски волен играть любую роль, не связан крепко ни с кем и ни с чем – и в этом видит часть своей силы. В собственной нестабильности и гибкости он ощущает спокойствие.
Столкновение с совершенно иным пониманием силы оказалось сродни удару под дых: оправляешься быстро, но дух захватывает. И глаза пошире раскрывает.
Подмирью достаточно давно было известно о боссе автоматонов Свароге и девочке Кларе; в крепкой связи хрупкого ребёнка и разумной машины всё выглядит чужеродно, неправильно.
Сампо всегда оказывается там, где всё идёт неправильно.
Сварог – недвижимый объект и неудержимая сила, холодная и
по определению не живая. Клара – огонёк живого тепла, маленькая птичка, нашедшая у этой силы пристанища. Сочетание, притягивающее интерес, и всё никак не могущее его утолить.
А потому Сампо наблюдает.
Обычных людей близкие отношения ослабляют, заставляют открывать напоказ те стороны, которые могут задеть не в то время и не в тех обстоятельствах. Отношения же Клары и Сварога закрывают все нужные бреши (в основном, правда, относящиеся именно к девочке). Автоматон надёжен и машинно холоден, в собственную искренность огромного робота верится с трудом. Скорее в то, что всё это – лишь интересная обоим участникам игра. Это-то и подкупает: Сампо ведь тоже никогда до конца не искренен.
В таком действительно трудно сознаваться, но Сампо в какой-то момент понял, что… хотел бы так же. Как у этих двоих.
Хотя нет. Даже не так.
Он хотел так,
как у Клары.
Это не нужда в постоянном присмотре или отеческой (ха) фигуре, но определённая заинтересованность в том, чтобы и у него была стабильная... компания.
Человеческие души сложны, паутины обмана изящны, а маски многолики – это давно принятая бытность, но, тем не менее, периодически утомляющая. Даже самая любимая игра может со временем наскучить. Иметь под боком близкое живое существо в моменте, безусловно, приятно, но в перспективе… хлопотно, безумно хлопотно.
Непостоянство и бытие провожатым сквозь хаос Сампо Коски зарезервировал для себя любимого. Он видит свою силу и спокойствие одновременно и в собственной нестабильности, и в надёжности со стороны окружения.
Сварог же – оплот стабильности. И даже там, где робот не подчиняется обычной логике, сценарий достаточно прост, чтобы не стать со временем слишком утомительным.
Наёмник видит, как шевелятся створки внутри центрального оптического датчика, будто Сварог фокусирует зрение заново. Робот не может щуриться, но Сампо кажется, что именно это Сварог и пытается сделать; от этого он каждый раз коротко фыркает.
Сампо – ветер. Сварог – недвижимый объект.
«Ты задумался,» – как всегда ровный голос сухо констатирует факт. Сампо улыбается – легкомысленно с виду, как и всегда, – и пожимает плечами. «Люди в принципе много думают, мой друг.» – слово слетает с губ без малейшей запинки. «Друг» для Сампо – и Олег, и Первопроходец, и даже Гепард Ландау, так что и Сварогу тоже подойдёт. Сампо подходит ближе к роботу и видит, как створки снова плавно сужаются. И правда фокусируется...
Всё, что ветер сдвинуть не может, он огибает.
Сампо часто держит руки раскинутыми на манер экспрессивного артиста (коим и является, в каком-то смысле), и сейчас это весьма кстати. Руками он обхватывает металлический торс и оказывается близко-близко. Это ни в коем разе не тепло и не удобно, броня у Сварога делалась определённо не для подобия объятий.
Но иногда случается так, что ветер становится бессилен перед встреченным препятствием.
Шутку о том, что скрип шестерёнок в голове у Сварога слышен даже снизу, не успевают отпустить. Робот чёткими, будто отрепетированными движениями тоже приподнимает руки, и ровно настолько, чтобы обхватить худую на его же фоне спину. Металлические ладони оказываются ожидаемо тяжёлыми, а Сампо – окончательно прижатым к неудобному под щекой и всё такому же холодному металлу. Он не спрашивает привычно ехидным тоном, не раздавит ли его Сварог: эти руки с потрясающей ловкостью и аккуратностью держат такое нежное создание, как Клара, и уж взрослому мужчине они точно ничего не сломают.
Сампо – неприрученная птица. Сварог – неудержимая сила. Кому-то явно повезло, что у этой силы странная симпатия к пернатым.
«Ты даже не спросишь, зачем это?» – и всё же удержаться от глупых вопросов слишком тяжело. Сварог даже не дёргается, не двигает ни единым сочленением, но отвечает: «Подобные действия улучшают общий эмоциональный фон человека,» – а сам ещё и слегка рукой по спине проводит. Действительно птичку гладит, – «Это то, за чем ты приходишь». Сампо неуютно ёжится от такой проницательности, и не знает, чувствуют ли это сенсоры робота. Сварог прекращает двигать рукой и снова прижимает его ближе обеими – видать, чувствуют. Пока что он не предпринимает попыток отойти.
Временами Сампо не уверен, так ли незыблема стабильность Сварога, и всё меньше уверен, что владеет полем, на котором они играют.
Но партия уже в самом разгаре, и бросить всё сейчас было бы даже обидно.
