Виноград в почках.

["У Никиты по венам течёт одеколон Константина, а лёгкие, печень, желудок и кости изнутри покрывают длинные - длинные, жёсткие - жёсткие лозы тёмного винограда"] Нет, Никита не страдает и нет, Никита не сидит тёмными ночами один, бесконечно отхаркивая колкие листочки, чтобы посмотреть на них опьянённым любовью взглядом. Он глотает на ночь отраву для растений, запивает её тремя литрами воды, ставит тазик рядом с кроватью и ложится спать - нет в его болезни никакой романтизированной и сопливой художнической хуеты. Потому что в жизни, люди, болеющие "цветочной лихорадкой", так себя не ведут. Хотя нет, ведут. Малолетние школьники, у которых за весь период болезни распустились три ромашки или фиалки и то, скорее всего от того, что они себя накрутили. Взрослые люди и даже подростки так себя не ведут. Не выкладывают в инстаграмм красиво обработанные фото, не афишируют свою болезнь везде, где только можно - они предпочитают молчать. Молчит и Никита. Лозы, жёсткие, колючие, тёмно-зелёные, заполнили почти весь его организм, став практически полноценной частью самого Турчина. Длинные, жилистые ветки заполнили его лёгкие, продырявили их и проросли корнями чуть ниже, к желудку, обвив его изнутри. Никита почти не ест из-за этого, едва ли дышит - от утренних пробежек пришлось отказаться ещё два с половиной года назад, когда всё это ещё только-только начиналось. Ветвистые узоры обвили его всего изнутри - сонная артерия всегда под давлением, в почках периодически созревает тёмный виноград, а печень довольно давно перестала справляться с таким огромным количеством чужеродного цветения в теле - врачи, честно говоря, до сих пор не понимают, какого чёрта Никита всё ещё жив. Ветвистые узоры покрыли даже дёсны Никиты, обвили язык, молодые побеги стали просвечивать даже через зубы, отсвечивая тёмно - зелёным цветом, когда Никита улыбался. Недавно же Турчин заметил, что рядом с венами на запястьях появились едва видные сквозь кожу молодые стебли - теперь, вероятно, лечиться от этого нет смысла совсем. Вообще-то, это больно. Сначала. Первые три недели после начала своей болезни Никите было очень больно. Он бесконечно отхаркивал по ночам ветки, корни, листы и чёрные ягоды, отплёвывал на улице горький лиственный сок и выл по ночам от того, с какой чудовищной, нечеловеческой болью в груди разрастался лес тёмного винограда. Никита трясся, молился Богу ночами и выходил в свет утром с умопомрачительно - натянутой улыбкой, потому что наутро его ждали новые испытания в Битве Экстрасенсов, а рядом с такими сильными соперниками, тем более, если ты самый младший среди них, показывать себя слабым нельзя. Не сказать бы, что засмеют - просто будут смотреть ещё более косо, да и стыдно - в конце концов, он сам напросился в этот проект и ныть теперь - непростительная наглость. [К тому же, не хочется показаться слабаком рядом с тем, кто является виновником виноградного леса в его организме.] Константин изначально был не в курсе. Зачем что - то рассказывать, если на твои чувства всё равно не ответят? Проще уж сдохнуть со временем, если не разлюбишь, а то будут жалеть, жалость же Никите изначально не была нужна. Никитиным спасением было одно, ещё со времён Битвы, универсальное средство от боли и имя этому средству - Константин Гецати. Его присутствие, его улыбка, которой любовался Никита, его прикосновения - часто Гецати клал свою ладонь на его плечо, выражая этим свою снисходительность, но Никите нравилось - совсем немного, совсем чуть-чуть, но отталкивали бьющую по венам боль, принося Турчину облегчение, можно сказать, райское наслаждение. В такие моменты, пусть и совсем ненадолго, но болезнь начинала отступать и Никита мог вздохнуть спокойно. Но битва для него закончилась и уповать на спасение стало глупо. Константин идёт дальше, Константин победитель, так что Никита, отсидев с участниками последний прощальный вечер в кафе - рядом с Костей, стоит признать, почти соприкасаясь бёдрами, отчего ни одной вспышки болезни неделю не чувствовалось - уехал в сначала в свою Уфу, к родителям, понятия не имея, как будет перед ними отчитываться. Полгода - половину грёбаного года он скрывался так, как только мог. Жрал отраву пачками, всякими разными отмазками просился на ночь к друзьям, когда было не очень холодно, уходил ночевать в гараж перед домом. Никита задыхался, бредил и сходил с ума, но он выстоял - переехав снова в Москву, он перерезал абсолютно все контакты с родителями, по крайней мере до того момента, пока не сможет вылечиться. Момент этот откладывается уже года три - четыре. Никита не жалуется, честно. Он уже свыкся с тем, что в его организме ворочается чужеродное растение, а по утрам приходится вытряхивать в унитаз целый тазик с тёмно - зелёными листьями в бордовых подтёках. Турчин учится, работает, выплачивает кредит за квартиру и старается просто жить - настолько, насколько это возможно в данной ситуации. - Малиновый свет упал на окна, танцуют... кха - кха... во тьме пара влюблённых... Малиновый свет, малиновый свет упал на окна... - сплюнув жёсткий сок на обочину, Никита отпил энергетик и остановился, чтобы полюбоваться видом на речку. Хорошо здесь, мечтательно, как Быков в "Интернах" говорил (про морг, правда, но Никита эту мысль посылает подальше). И закат... просто волшебный. - Добрый вечер. Не помешаю? Никита вздрогнул. Немыслимо. Просто немыслимо. Невозможно. - Н - нет. Нет, конечно не помешаете. - слегка заикаясь, выговорил Никита. Мужчина слегка улыбнулся - и Никита начал медленно плыть. - Ты так повзрослел, Никита. Я помню тебя совершенно другим. - Константин усмехнулся. - Оно и неудивительно. Три года всё-таки прошло. Никита осмелел настолько, что решил съехидничать: - А вы ни капельки, Константин. Всё такой же несокрушимо-идеальный. Костя ещё раз улыбнулся и Никита поклялся, что если тот ещё раз так сделает, он выпрыгнет с этого чёртового моста, чтобы смыть краску с лица. Внезапно, в желудке что-то зашевелилось. Заворочалось. Заскрежетало. Что-то до боли знакомое сжало зубы, защекотало нёбо. Начал работать рвотный рефлекс. "Нет. Не сейчас. Не сейчас!" Никита согнулся в три погибели, когда в районе почек почувствовалась острая, пульсирующая боль. Боль, заставившая издавать нечленораздельные, булькающие, но довольно понятные звуки. Стыдно-то как, боже. - Никита? - Костя опустил свою широкую, тёплую, сильную ладонь на его плечо. Сердце и горло сжали опасные, колючие тиски. - Тебе больно? Новая сила ударила по глазным яблокам, заставив их вылезти из орбит. - Никита?... Внезапная, резкая, просто убивающая боль пронзила щёку Турчина и тот почувствовал, как по ней бежит струйка какого-то липкого, вязкого, пахнущего металлом и до боли знакомого красного вещества. Он протянул руку и потрогал новое приобретение. Росток. Новый росток виноградной лозы пробился через кожу прямо на лице. В присутствии Константина. Тот, как врач, как медик, как медиум, в конце концов, понял, что ситуация не шуточная. Почти безнадёжная, если быть точным. Никите, с таким запущенным случаем ханахаки, осталось жить максимум две недели, если не найдётся её источник. - Никита, тебе нужно в больницу, срочно. - беря его за плечи полностью и легонько встряхивая, вкрадчиво сказал Гецати. - Я наберу ноль три, Никита. Но мне нужно знать, из-за кого ты так себя запустил, иначе никакая медицина тебе не поможет. Кто источник, Никита? Турчин знает, что ему жить недолго осталось. Знает, что ему не помогут. Знает, что Костя ему во всём этом деле не товарищ и он так или иначе умрёт. Поэтому Никите нечего терять. - Вы. У Константина пропадает дар речи напрочь. Шесть лет. Он знает, что такое шесть лет ханахаки - шесть лет бесконечных таблеток, рвоты и избиения собственного организма, три года убийства своего тела и три года страданий, слёз и мук, как физических, так и моральных. Дар речи пропадает и из-за того, что он является источником такого жестокого издевательства над неокрепшим, маленьким, тогда ещё семнадцатилетним существом. Беззащитного, можно сказать, ни в чём неповинного. Сердце скрепляет толстый жгут стыда. - Почему не сказал раньше? - Не знаю. - не до конца честно ответил Турчин. - Не видел смысла, наверное. - Я знаю. - Никита поднимает заинтересованный взгляд. - Потому что мозгов нет. Никита хмыкает и смеётся булькающим от крови и лиственного сока смехом. - Я звоню в скорую. - не терпящим возражений тоном говорит Костя. - Мы что-нибудь с этим придумаем. На этот раз вместе. Никите хочется смеяться и плакать. Хотелось бы на это посмотреть. Костя вызывает бригаду и садится вместе с трясущимся в лихорадке Никитой на обочину, обнимая его за плечи. Дрожь становится чуть меньше. Константин не понимает пока своих чувств к Никите, но клянётся не оставить его умирать. Это не в его правилах. А Никита впервые за эти шесть лет обретает надежду. Надежду не на хорошую концовку, но хотя бы на две недели жизни рядом с самым дорогим ему человеком на земле. И если они всё-таки будут вместе, то их любовь не будет похожа на сладкую розовую поеботу, которую постят ВК и в Инстаграме. Также, как не похожа на трогательную историю болезнь Никиты, который всегда считал её проклятием.