Смех в темноте

— Беги, пока не поздно! Карамон лишь секунду смотрит на брата, разворачивающегося спиной и вскидывающего руки, а потом подхватывает ослепшую жрицу, вслушивающуюся в их разговор, вкладывает в ее ладони магический посох, шар-навершие которого идет трещинами, но держится и сияет еле заметно, указывая обратный путь, и мчится по раскалывающимся от дрожи земли каменным ступеням вверх — к Вратам. За его спиной разворачивается сражение, подобное которому он уже видел однажды, но грохот и громом звучащие заклинания в этот раз словно в разы сильнее и громче. Воин едва не поскальзывается на самой последней ступени, едва не падает, но… Цепкая рука хватает его за шиворот. Удерживает. Цепкая рука с острыми ногтями, вычерненными какой-то травой, обтянутая тканью узкого рукава до середины предплечья и выше — на запястье знакомые белые шрамы, почти невидимые, — крепко держит ворот, тянет наружу. Но… С той стороны Врат звучит тихий, прерывистый смех. И Карамон, лишь раз, в неслучившемся будущем, такой слышавший, холодеет. — О нет. Цепкая рука все же вытягивает их с Крисанией из Врат, и воин тут же аккуратно опускает жрицу на пол, выхватывая едва вложенный в ножны меч и вставая поперек дороги, заслоняя и жрицу, и Врата. — Ты ее не тронешь, тварь! Он знает, чей это смех. Черного мага, почти не уступающего могуществом Рэйстлину, потерявшего контроль над своей Тьмой. Но его рядом со Вратами нет. Все тихо. Карамон успокаивается, вкладывает меч в ножны, становится на колени рядом с Крисанией, молча, бережно стирает кровь с лица и шеи. — Как… Тихий, пробирающий своим безумием смех вновь звучит, одновременно словно далеко и сразу за спиной. — Как посмели вы, двое, вернуться?! Черная мгла расползается по залу. Карамон каменеет, не в силах шевельнуться. Холод невероятный. Шаг. Еще шаг. Черный силуэт идет от двери, пошатываясь, словно восставший мертвец. Лишь магический посох в опущенной руке говорит о том, что все куда хуже. Шаг. На пол падает капля крови. Смех перекатывается от стены к стене дребезжанием кинжала, который торчит из-под ребер того, кто подходит все ближе. — Как посмели вы, тупые, недостойные инструменты, Его оставить там?.. Карамон лишь может закрыть собой ослепшую деву. — Не шевелись. Не говори. Не пытайся оправдаться, — еле слышно шепчет он ей. — Ты узнаешь этот голос — не верь. — Я слышу твои наставления! — рвано смеется, откидывая длинные черные волосы с лица, маг. — Не думал, что Он рассказал бы тебе… — Я уже убивал тебя. В другом времени, — глухо огрызается воин. — Я знаю, что ты за тварь. Столько лет ты… — Кха… хочешь сказать, «притворялся верным учеником моего брата», верно? Эльфийское прекрасное лицо искажено безумием, ухмылка вспарывает его уродливой трещиной, тьма зрачков пульсирует. Силуэт в черном делает еще один шаг, снова роняя на пол капли крови. — Ты притворялся «верным братом» гораздо дольше, тупоумный ублюдок… — тянет он, медленно, едва не с наслаждением вынимая кинжал из своего тела, и вдруг срывается на крик. — И предал! Дважды предал Его! Карамон наконец-то сбрасывает оковы сдерживающих его чар и выпрямляется, выхватывая меч… но не успевает. Он помнит, как быстр был этот противник. Но в этот раз его глаз вообще улавливает лишь размытую черную тень, пока лезвие кинжала не вспарывает бедро. Он инстинктивно вскидывает руку, выхватывая из вихря черные пряди волос, наматывает их на запястье, заставляя изломанную тонкокостную фигуру замереть в полушаге от беспомощной Посвященной. — Ты не тронешь ее. Не убьешь и даже не ранишь. Меч его бестрепетно касается тонкого горла, и Тьма черного мага смеется, буквально ложась его тонким горлом на лезвие, глядя безумно в глаза, такие похожие на д р у г и е, смеется хрипло и страшно. — Тогда я убью тебя. Острие кинжала упирается в тонкую щель доспеха, медленно вонзается в кожу… — Вы бросили Его там… одного… Металл вонзается все глубже, а на пол льется кровь — но пальцы, впутанные в волосы, сжимающие грубо черные пряди, держат крепко, и порез поперек шеи неглубок, слишком неглубок. — Он сам велел нам уходить. Тьма в теле мага, потерявшего контроль, замирает, взгляд становится чуть более осмысленным, чуть более спокойным, Карамон даже ослабляет хватку на его волосах… И тогда он вырывается и вновь смеется, отталкиваясь от пола и спиной падая в почти сомкнувшиеся Врата. Посох катится по полу. Сломанный, как оказалось, и бесполезный. — Я убью Тебя. — слышит Рэйстлин в темноте. Голос ему знаком, и смех, сопровождающий слова, тоже. — Я убью Тебя!.. В этом безумном голосе столько обожания, нежности, ласки, что Рэйстлин почти слышит вместо «убью» — «люблю». Но не обманывается. — Ты лишь ее создание. Иллюзия… она уже пыталась показать тебя. — …и Ты? Что Ты сделал со мной?.. Рэйстлин вздрагивает, не открывая глаз. — Неправильный вопрос. Смех обрывается удивленно. — Что… я сделал с Тобой?.. — Вот это уже правильно. Ты… убил меня. Холодные руки касаются несмело плеч, спины. Дрожат. — Но Ты… Ты живой! Твое сердце бьется, я чувствую Твою силу… — Жрица воскресила меня, — роняет спокойно Черный маг. Ему теперь совсем не страшно. Конечно, уползшая зализывать раны Темная Госпожа не могла оставить его без внимания. Раз теперь они оба заперты в этой разваливающейся на куски бесплодной черной пустоши, наполненной иллюзиями и ловушками. Но с этим Кошмаром почему-то не страшно. — Жрица… — в плечи впиваются острые ногти, а в голосе звучит безумная обида. — Глупая девчонка! Дурная, глупая, слепая девчонка! Почему она? Почему Ты выбрал ее?! Рэйстлин открывает глаза, чувствуя тяжесть и тепло чужого тела, приникшего к спине. Этого прежде иллюзии Такхизис не могли ему внушить. Кап. Ткань медленно пропитывается кровью, но это… это не его кровь. — Почему Ты выбрал ее… почему Ты всегда выбирал других… разве я не заслуживал доверия?! Разве я был слишком слаб?! Смех разбивается всхлипом, хриплым, беспомощным. — Я убью Тебя. Я… сейчас. Ты не должен быть здесь. Ты должен стать богом. Я смогу забрать Твой дух и заставить его переродиться… Ты попытаешься еще раз… Рэйстлин смотрит в черную пустошь «неба» Бездны. — Ничего не выйдет. Дурной мальчишка, я же отправил тебя прочь из Башни… как Карамон пропустил тебя? — Я… попытался его убить, — звучит смущенное и гордое хихиканье. Черный маг осторожно убирает с себя ослабшие, жадно касающиеся — без капли плотского вожделения — тонкие ладони. Видит кровь на них. Прислушивается… — Ты умираешь. — Да. — Кто?.. Даламар смеется, опуская тяжелеющие веки и медленно сползая набок. Кинжал выпадает из его рукава. — Я сам… Он сам… пытался… Смех потухает. Тьма и холод окутывают тело, медленно и неотвратимо. Последнее, что он видит — это золотые глаза со зрачками в форме песочных часов. — Я… бью… Те… бя..