cause i’m your home

легкий летний ветерок слегка колыхал траву так, будто бы нежно проводил по ней рукой. ветряные астры лениво и неспешно крутились, как и ветряные мельницы в обнесенном высокой каменной стеной городе. этот город сиял в тихой ночи, в которой можно было услышать только шум ветра и веселые голоса, доносящиеся из таверны. но если прислушаться и стать одним целым с теплым ветряным поток, можно было услышать, как кто-то невесомо перебирал пальцами по струнам лиры за пределами города. грустная мелодия лилась из под изящных пальцев. казалось, что струны плакали и бросали на траву свои хрустальные слезы, которые на заре станут росой. одинокий бард сидел под статуей анемо архонта в долине ветров и, закрыв глаза, с нелепой улыбкой напевал что-то себе под нос. от такой мелодии и голоса по утру будет слишком много росы. ветер постепенно начал стихать, как и игра на лире становилась все тише и тише, а потом и вовсе замолкла. открыв беспечные глаза, бард устремил свой взгляд на город. рука невольно потянулась к нему, будто бы пытаясь схватить мелькавшие огоньки в окнах домов, но он тут же опустил ее. родной город, который так близок, но так далек от него. он по своей воле отказался быть единым целым с ним, но его все равно одолевала грусть, когда он смотрел на то, как менялся город без его участия. свобода и вечное скитание — вот его истинный выбор, то, к чему лежит его душа. — холодно, — потянувшись, сказал самому себе бард. — хотя ветер не такой уж и мерзлый. проведя рукой по воздух, он сотворил неведомое для смертных чудо, сделав еле ощутимый ветряной поток сильнее и теплее. шмыгнув носом и поежившись, он лениво встал и стряхнул с себя пыльцу, попавшую на него с астр. взгляд все еще был устремлен в сторону города, и в этом взгляде читалось умиротворение, смешанное со слезами. как бы опомнившись, он тряхнул головой, окончательно сбросив с себя задумчивость, и вновь по-детски улыбнулся ночи. его ждала очередная прогулка в тишине и одиночестве, к которой он привык за десятки прожитых лет. на лиру тихо села кристальная бабочка, плавно и совсем незаметно взмахивая своими крыльями. заметив ее, бард решил не тревожить дитя эфира, и оставил лиру под деревом, зная, что никто не осмелится присвоить ее себе. трава шуршала под ногами, когда он спокойно брел к мысу веры, по дороге считая, сколько светлячков он встретит. каждый его шаг создавал какой-то нежный бриз, приносящий еле заметные перемены и семена надежды. каждое движение его руки было таким воздушным, будто бы в его пальцах играла музыка ветра. он сам был воплощением всех ветров, которые существовали в этом мире. но сам он ощущал себя всего лишь маленьким элементом среди ветряных потоков. — 26 светлячков, — усевшись на утесе, сказал бард так, будто бы зачитал кому-то приговор. — и все такие красивые. на море были легкие волны. где-то далеко-далеко спал, свернувшись калачиком, каменный дракон, который тоже устал, как и бард. мысль о том, что где-то есть такое же уставшее божество, делало барда чуточку спокойнее. чувствуя каждым сантиметром кожи ветер, он обхватил колени руками, положил на них голову и прикрыл глаза. — милый сяо, знал бы ты, как мне одиноко на самом деле. стоило произнести это имя вслух, как тут же над его головой склонился молодой на вид юноша, щекоча шею свисающей со лба челкой. — ты меня звал, барбатос ? — тихий и бархатный голос громом прошелся в ночной пустоте. его никто не звал, но от одной лишь грустной нотки в голосе нежного бриза, он понял, что ему нужно бросить все дела и появится. бард удивленно посмотрела на безразличного на вид яксу. в его руках был только что сорванный цветок сесилии — любимый цветок барбатоса. наклонившись еще сильнее, он аккуратно отломил стебель и вплел цветок в волосы барда, на что тот смог лишь невинно улыбнуться. усевшись рядом, он посмотрел в изумрудные глаза, которые продолжали смотреть в морскую гладь. в море легко утонуть, если ты не умеешь плавать, но в этих глазах было утонуть куда проще, они были словно омутом, затягивающим все глубже и глубже. сяо, потерявший все, что ему было дорого, как никто другой понимал, что такое быть одиноким. он понимал, насколько грустно может быть барду. он понимал, что за громким смехом и лучезарной улыбкой скрываются годы одиночества, запиваемые вином, и давно прошедшая боль, которая иногда давала о себе знать. нежный бриз хотелось схватить и никогда не отпускать. но ветер невидим и свободен, его нельзя прижать к груди, его можно лишь ощутить. — на улице холодно, — бард стянул с себя накидку и накинул ее на голые плечи сяо. — спасибо, что пришел. сяо ни к чему эта накидка, ему вовсе не холодно. нахождение с наивным летним ветерком уже грело и тело, и душу. бард положил голову на плечо яксы и, глядя ему в глаза, широко и ярко улыбнулся. ему и правду было легче просто от того, что кто-то находился рядом в безмолвной ночной тишине. осторожно положив на голову барда руку, он бережно провел по темным, как зола, волосам, повторяя это движение бесчисленное количество раз, пока тот не стал мирно посапывать. сяо хранил в своей душе слишком много вязких и липких разочарований, его душа была пронизана тонкими нитями злобы и боли, но все эти ноющие раны будто бы отходили на второй план, когда он видел такого беззащитного анемо архонта, который был готов растаять в его руках, как горсть снега. аккуратно приподняв за подбородок лицо барда так, чтобы не потревожить его сон, он еле заметно поцеловал его в пухлые губы. — я знаю, что тебе одиноко, и я сделаю все, чтобы ты не чувствовал себя так больше. — прошептал в губы барда охотник на демонов, перебирая пальцами выбившиеся из косичек локоны. — я люблю тебя, мой самый нежный и теплый бриз. до самого рассвета якса просидел неподвижно, боясь разбудить барбатоса, который сполз с плеча ему на колени. сяо единожды шелохнулся, чтобы снять с себя накидку и укрыть его. они были оба одиноки и несчастны по-своему, но находили друг в друге утешение. дом странствующего барда уже давно был не там, где ветряные мельницы неспешно двигали своими лопастями, а в холодных объятьях сяо, а дом самого сяо запутался пальцами в волосах барбатоса, усыпанными цветами.