Бачення

В сумерках, в узких переходах и закаулках, очень легко заблудиться. Но Украине всё это казалось таким бредом, таким суетным спутанным клубком, что задумываться над такими мелочами казалось невообразимо смешным. Но она очень удивилась, когда вышла в открытое пространство. Постройки стали редкими, заросшими, пока совсем не остались позади. Впереди было чистое, приятно пахнущее травами поле. Ветра небыло вовсе, стояла душная, сухая погода - вот-вот ливанёт дождь. Странно... Она направилась вперёд, всё тяжелее дыша, и чувствуя сильный жар. Побежала. Но воздух не шолохнулся, кружа голову и заставляя глаза закатываться. Лето в этом году слишком душное, слишком сухое и нудное. Хотелось сбросить с себя всю одежду и завалиться в густую полевую растительность, тоже черезчур жаркую. При этом ни одного лучика не проглядывало сквозь толстый слой тяжёлых, готовых обрушиться на землю облаков. Украина облизала сухие губы и остановилась. В груди кололо, кровь пульсировала в венах. Она зашла очень далеко. Ровным шагом прошла ещё минут десять и замерла - кто-то схватил её за ногу. Человеческая горячая ладонь. Но кому ещё придёт в голову забредать в эдакую глушь? Кто-то жалобно заскулил. В траве показалась грязная спутанная грива белобрысых волос. Украина выдохнула с облегчением, осела на земь и разгребла сухие колосья. Ей в грудь ткулось нечто горячее и влажное. Оно высунуло мокрый язык, еле слышно поскуливая, по-собачьи вылизывая её, так что ткань постепенно намокала. Он точно такой, каким она его запомнила в последний раз: всклокоченый, загнаный, больной и потерянный. И глаза всё такие же - мокрые, большие, бездонно лазурные, собачьи. Он ведь не всегда был таким... Что сталось с ними обоими? Украина зарылась пальцами в распущенные как и у неё самой волосы, почесала за мягкими, чувствительными ушами. Она чувствовала себя сильно обкуренной, того и гляди накроет обморок. Еле ощущая себя и окружающую действительность, Украина впоследний раз окинула всё мутным взглядом: кругом не души, уже близко лесополоса, и ещё какой-то мелкий пруд - и кому пришло в голову его тут сделать? Голову посетила мысль о воде, но силы стремительно покидали. Дрожащими руками Украина обхватила безвольную тушку России и опракинула на себя, тогда как сама опустилась на землю. Небо над головой закружилось. Тощий, долговязый Россия продолжал вылизывать её и мяться, слепо, по-щенячьи тыкаясь носом ей в шею. И тут только до неё дошло, что на шее нет ни бинтов, ни шрамов. Они оба были совершенно чистыми, не следа от болезненных сквозных ран. Но разум отказывался воспринимать всё это. Сейчас это не важно. Очень плохо... Украина еле стянула с себя платье, оставшись совершенно голой. А Рося? Наверное, ему тоже нехорошо... Но он всё это время итак был в чом мать родила. Это никогда не вызывало смущения. Чувство, будто Россия был с ней одного пола. Его ресницы белые и длинные - как щётки, будто бы и ненастоящие вовсе. Но нет, настоящие, пушистые и дрожат под пальцами. Странно, что он родился мальчиком. Какие же бредовые мысли... Неожиданно подул лёгкий ветерок. И капли, одна за другой падали с неба на расколённую землю. Они оба пытались словить их все, спутываясь в общий клубок. Россия поднялся на ноги, его длинные, до колена космы много закрывали его тело. Жаль. Но через эту гриву пробивался хвост, он дрожал и дёргался. Украина тоже поднялась на ноги, расправив затёкшие крылья. Дождь усилился - тёплый, летний, ароматный, такой желанный. Вот бы он смыл с них всю грязь, всю ненависть, обиды, боль и непонимание. Невозможно. Поэтому, они взялись за руки и медленно побрели к водоёму. Украина почувствовала, что её тело полностью парализовано. Это плохо, учитывая неспособность России на самостоятельные осознанные действия, кроме как хвататься за неё руками и ногами. Медленно падая назад, Украина почувствовала что её подхватывают. Значит, не такой уж и дурак... В его глазах столько ужаса, столько недосказанных слов, что Украина не может себе позволить провалиться во мрак с головой. Доковыляв до пруда, Россия медленно опустил её в воду, и Украина ощутила, что снова может шевелиться. По привычке она коснулась правой стороны лица - да, кожа гладкая и чистая, кровавые подтёки чудесным оброзом растворились. В ушах звенит, и она неслышит нечеловеческие крики России. Он плачет как обиженный ребёнок, и так было всегда. Зачем-то вылизывает её лицо, будто оно всё ещё изуродовано, как и остальное тело. Он недолжен находиться рядом с ней, жить недолжен... Они оба. Украина накрывает его крыльями, и под ними такая кромешная тьма, но такая живая и нежная. Иллюзия защищённости. Россия вжимается Украине в живот - удивительно мягкий и шелковистый, и глубже оседает в воду. Украина не видит его лица, она смотрит в небо. Крупные капли дождя обмывают её, это приятно. Разум проясняется постепенно. - Посмотри на меня. - Она выдавливает этот писк через силу. Опускает взгляд и видит впритык к своему лицу не жалостливую и смазливую физиономию России, а кровоточащее мясо, с чорными дырами на месте глаз, отдалённо напоминающее человеческое лицо, испестрённое голыми венами. Украину снова парализует, на этот раз от ужаса. Пространство темнеет, и это уже не душистое поле, не грязный пруд. Дождь мгновенно прекратился. Кругом только на много миль вызженая начисто земля. Её земля. Нечто, сидевшее у неё под боком, прислоняет склизкую дырку, отдалённо напоминающую ротовое отверстие, к уголку её губ. В ушах раздаются вопли, и дальше нет ничего. *** Через приоткрытую форточку проникал свежий воздух, щебет птиц и солнечный свет. Украина разлепила заспанные глаза, потянулась и повернула голову в сторону света. На прекроватной тумбочке лежали таблетки, склянки с лекрарствами и шприцы. Украина протянула руку с капельницей к бинтам на шее. Всё на своих местах... В коредоре раздались шаги и голоса, дверь открылась, и в комнату вошёл УПА. Он был не в лучшем состоянии, но свободно передвигался, весело болтая и улыбаясь. - Доброго ранку, сестричка, - Он подошёл ко кровати Украины и протянул ей большую тарелку с выпечкой и фруктами, которые в этом году спели в изобилии. - Я нудьгував. Он взял её руку в две свои, поглаживая изуродованые пальцы. - Скільки я спала? - Её голос хрипел. - Рік... Може трохи більше. Їж, сонечко. УПА поставил на тумбочку стакан сока - ярко оранжевого, будто светящегося изнутри. - У тебе очі червоні... Все горазд? - Он смотрел с безпокойством. - Так, просто кошмар наснився. Все добре, дякую. Просто кошмар, ничего больше. Дурной сон. И красный след, запёкшийся в уголке губ, к этому отношения не имеет. Или... Следующие полчаса все наперебой успокаивали её, пытаясь унять истеричные рыдания Украины. Ей не верилось, что всё уже позади, слишком хорошо, слишком непривычно и страшно. А цветы подсолничника в красивой вазе такие живые и яркие, как солнышки. Определённо, дальше будет лучше.