***
Он идет размеренным шагом, лишь изредка срываясь на бег. Его руки лежат в карманах, и ему холодно. Так холодно, что кожа покрывается мурашками, а кончики ушей — краснеют. Он смотрит вперед, пробирается через листья деревьев, когда замечает впереди небольшое движение. Еще несколько шагов, одно поваленное бревно, и две кочки спустя маг наконец-то добирается до той самой опушки. Однако, он не успевает пройти и несколько двух ярдов, как в его руки прилетает женское тело. Задумчивое выражение лица сменяется другим, более легким. Взгляд теплеет, а уголки губ подрагивают в попытке удержаться от улыбки. — Я скучал, любовь моя. — шепчет. По ее виску стекает бисеринка пота, взгляд лихорадочно мечется из стороны, в сторону, горло мигом пересыхает. Она думает о том, что у него слишком завораживающий голос. Он думает о том, что ему нравится видеть ее такой взволнованной. — Ай-ай-ай, неужели ты не рада меня видеть? — маг нарочито громко цокает, попутно качая головой. Для полного вида не хватает только пальчиком погрозить. — Ну конечно, рада, Том. — девушка принимает его игру. — Разве может быть иначе? — Ну конечно, нет, Гермиона. — ее вопрос не требует ответа, но Реддл все равно отвечает. Грейнджер кажется, что он произносит ее имя по-другому, по-особенному. Будто смакуя каждый слог, перекатывая каждую букву во рту, словно хорошее вино, как-бы пытаясь попробовать его на вкус. Тому кажется, что так быть не должно. Ему кажется, что он не должен чувствовать себя так хорошо рядом с ней. Том замечает, что у Гермионы необыкновенные глаза. Большие, не цвета шоколада, как многие ошибочно могут подумать, а цвета янтаря, с карими вкраплениями и темным ободком. Где-то на подсознательном уровне мелькает мысль, что молчание чересчур затянулось, но он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. Никто из них так и не замечает присутствия еще одного человека, ведь они слишком увлечены друг другом.***
Гермиона не знала когда это началось. Возможно, тогда, когда Том подарил ей книгу про Древние Руны, притом один из самых редких экземпляров, доселе хранившихся в библиотеке Малфоев. А может, тогда, когда она поняла, что Реддл и Волан-де-Морт — не один и тот же человек. Или еще раньше, в тот момент, когда Грейнджер осознала, что именно Гарри был последним крестражем. Как раз таки в тот день она и приняла важное для себя решение, которое впоследствии кардинально изменило всю ее жизнь. Она решила обратиться к нему. Девушка долго искала выход из положения, однако подходящего так и не увидела. Единственный вариант был уничтожить крестраж, находившийся в Гарри, но в таком случае Гермиона рисковала лишиться лучшего друга, почти что брата. Нет, безусловно, она понимала что если Поттер об этом прознаёт, то он не раздумывая пожертвует собой, ради других, вот только, гриффиндорка была весьма эгоистична, и не хотела смерти единственного оставшегося в живых близкого ей человека. Родители, конечно же, не в счёт, ведь они совершенно не помнили ее. С тех пор, прошло пол-года. Они заключили некий договор, условия которого заключались в том, что Тёмный Лорд сохранит жизнь Гарри, в обмен на ее беспрекословную верность и переход на его сторону. Хотя, по сути, сторон уже не было, так как Орден давно перестал предпринимать какие-либо попытки сопротивления, и просто залёг на дно. И она никогда бы не подумала, что это соглашение сможет стать началом для чего-то большего. Однако, оно стало. Он, Том, стал для неё своеобразным наркотиком, зависимостью. И каждый раз, когда она не видела его чуть больше, чем несколько дней назад, у неё начиналась «ломка». Гермиона почти не спала, и не ела, ей ничего не хотелось. Ей было холодно. Как и ему, впрочем.***
Она чувствует, как горячие губы обжигают ее. Она чувствует, как сильные мужские руки держат ее за талию. Она чувствует, как… Она чувствует. Надо же, Гермиона так долго ждала того момента, когда это возможность вернётся к ней, и, о чудо, она дождалась. Именно рядом с ним, девушка чувствовала себя живой. Кто бы мог подумать? Грейнджер знает Тома, как саму себя. Она знает, что он ненавидит зиму, потому что в приюте в это время года было особенно холодно, а тонкая куртка и штаны не особо спасали от мороза. Она знает, что он обожает мороженое с двойной карамелью. Она знает, что будучи ребёнком он мечтал о рыжем котёнке, которого обязательно назвал бы Марселем. А ещё, она знает, что все это относится к Тому, но никак не к Лорду Волан-де-Морту. Лорд Волан-де-Морт не может мечтать, Лорд Волан-де-Морт не может любить, Лорд Волан-де-Морт не может радоваться. Зато, Томми — ещё как. И как раз таки рядом с ней, он становится Томми. Ее Томми.***
Том знает Грейнджер, как свои пять пальцев. Он знает, что раньше, до того, как девушка узнала о волшебстве, она занималась фигурным катанием и конным спортом. Он знает, что она всегда считала несправедливым то, как чистокровные маги обращаются с домовыми эльфами, и даже пробовала создать некий клуб, призывающий бороться с этим. Он знает, что на самом деле, несмотря на то, что родители девушки стоматологи, сама она обожает сладкое. Он знает, что не хочет больше испытывать это вечное чувство холода. А ещё, он знает, что, наверное, если бы все шло как надо, они никогда не должны были бы пересечься. Разве что на поле битвы. Вот только, все пошло как-раз таки не так, как надо, и теперь, прямо посреди леса, на темной опушке у него было свое маленькое солнце. Солнце, которое сжигало заживо, а потом давало возможность возродиться, словно Феникс, из пепла. И он не променял бы это ни за что на свете. Том Марволо Реддл готов был разделить с ней, магглорожденной волшебницей и гриффиндоркой до мозга костей, целую вечность.***
...С его губ срывается хриплый стон, а светлая радужка, казалось, полностью исчезает за зрачком. Им невыносимо жарко, несмотря на то, что ещё совсем недавно было холодно. Реддл переходит на шею, и начинает медленно покрывать её поцелуями. Гермионе кажется, что она готова умереть в его объятьях. Гермионе кажется, что она хочет чтобы это продолжалось вечно. А ещё, Гермионе кажется, что что-то не так. — Том, отпусти меня, что-то не так. Том, пожалуйста. Том! — однако Том не слышит. Он слишком увлечён, и потому, пелена желания начинает спадать только тогда, когда Грейнджер начинает вырываться и трясти его за плечо. — Что случилось? — недоуменно спрашивает маг. — Я думаю, мы не одни. — прилетает ему в ответ уверенный голос. — Здесь кто-то есть. Эта фраза действует на него отрезвляюще, как ведро холодной воды. Риддл хочет оглянуться, найти того, кто осмелился вмешаться, но понимает, что, сделав это, он лишь выдаст тот факт, что они заметили чужое присутствие. Том отходит от нее, но продолжает смотреть в глаза девушки. И когда он наконец отводит от неё свой взор, то сразу же встречает гневный изумрудный взгляд. «Какая встреча, надо же!» — проскальзывает у него в мыслях. Внешне Реддл сохраняет спокойствие, но в его голове бушует предвкушение. Грейнджер тоже чувствует что-то неладное, так как хруст веток неподалеку не оставляет шанса остаться незамеченным. Оба находятся в состоянии повышенной готовности, ожидая, что будет дальше. Девушка поворачивает голову, уже подозревая, кого увидит. Сердце Гермионы замирает, когда Гарри выходит из темноты. Она знала, что этот момент настанет. Чувство вины переполняет ее, и ведьма отводит взгляд. Что-то разрывается внутри нее, когда она задается вопросом, сможет ли Гарри вообще когда-нибудь простить ее. В этот момент Грейнджер внезапно осознает всю тяжесть своих ошибок и боль, которую она причинила тому, кто ей больше всего дорог. Однако ее вера в то, что так было нужно, в то, что это был единственный выход из ситуации остаётся непоколебимой. — Как... Как ты могла...? — каждое его слово заставляет Гермиону мучаться, желать оказаться где угодно, но лишь бы не здесь. Где-то, где можно будет не видеть то, с каким отчаянием и непониманием на неё смотрит ее некогда лучший друг. Однако на продолжает стоять на месте, не в силе вымолвить ни слова, ни в силах сказать что-то в свою защиту. Том тоже молчит. Он словно сторонний слушатель, зритель, пришедший в кинотеатр и наблюдающий за развернувшейся там драмой. Только попкорна не хватает. Грейнджер бесит то, с каким спокойствием он смотрит. Ее бесит то, что по сути, она сама себе вырыла яму, и теперь не в состоянии вылезти из неё, не теряя при этом что-то, или кого-то важного для себя. — Гарри, это... не то, о чем ты подумал. — молвит девушка, как только заново обретает способность говорить. — Неужели? А что же это, по-твоему?! Ты считаешь нормальным, тот факт, что моя лучшая подруга, встречается с моим врагом, который убил моих родителей и желает сделать тоже самое со мной, за моей спиной? Может, я чего-то не понимаю?! Может, я сделал что-то не так?! Что?! В чем я провинился перед тобой, что ты мне так отплатила? Отвечай! — вся его речь буквально пропитана злостью и отчаянием. Гарри в ярости, он чувствует себя преданным. Однако внезапно он замолкает. Его дыхание выравнивается, а сам он становится более спокойным и грустным, что ли. — А хотя, знаешь? Можешь не отвечать. Я и так уже все понял. — и ни сказав больше ни слова, он просто разворачивается и уходит. Гермиона плачет. По ее щекам стекают слёзы, однако ни один всхлип не срывается с ее губ. — Это ради его же блага! — словно мантру повторяет она. — Я не могла поступить иначе... — Могла. — низкий ровный голос прорезает воздух и Гермиона внезапно вспоминает, что Том все ещё здесь. — Ты могла поступить иначе. Могла плюнуть на Поттера и свалить куда подальше, например к родителям, в Австралию. — Откуда ты... — Грейнджер, не перебивай. Ты могла остаться в Хогвартсе, и не подвергать себя столь огромной опасности, подавшись в бега. Ты могла спрятаться в одном из убежищ вашего Ордена. Однако ты не сделала этого. Ты осталась со своим Поттером, проявив поразительную верность. Даже сейчас, ты, Гермиона, «жертвуешь» собой, лишь бы твой непутевый дружок сохранил себе жизнь. Так что, подумай, стоил ли он вообще всего того, что ты сделала ради него. — и ни говоря больше ни слова, Том резко крутиться на месте, а затем исчезает с оглушительным хлопком. А Гермиона в который раз остаётся одна. Она падает на колени, не в силах устоять на ногах. По поляне разносится негромкий смешок, который вскоре перерастает в безумный истеричный смех. Грейнджер вновь чувствует всепоглощающий холод. И что-то ей подсказывает, что больше она от него не избавиться, ведь теперь он проник намного глубже, в самое сердце, лишив девушку способности чувствовать что-либо радостное.