Духовный отец

      Мир никогда не узнает, кто настоящий отец маленького Анри де Лонгвиль. Для всего света он сын герцога де Лонгвиль, и тайна его рождения известна лишь его матери Анне-Женевьеве де Лонгвиль и аббату д’Эрбле — родному отцу мальчика. Арамис никогда не сможет рассказать, что у него есть сын. Его маленькое продолжение, похожее на него как две капли воды. Герцог де Лонгвиль был глупцом, раз не видел очевидного, но для него и Анны глупость и слепота ее супруга были на руку, ибо раскройся тайна об истинном отцовстве Анри, то пролилось бы море крови.       Рене сделал все возможное, чтобы быть ближе к сыну. Он стал его духовным отцом. А духовный отец — это не просто духовник, а духовный наставник и духовный руководитель жизни человека. Его советы обязательны для исполнения. Он знает все секреты своего духовного чада, так как мальчик регулярно ему исповедуется и не скрывает от него абсолютно ничего. Так, он узнал, когда его ребенок сделал первый маленький шажок, когда побежал и впервые заговорил. Он не пропускал самые важные моменты в жизни Анри и находил в этом небольшое, но утешение от непосильной ноши. Благодаря духовному наставничеству Рене может без подозрений назвать Анри «сын» и услышать в ответ тихое «отец мой». И пусть сам мальчик не знает правды, каждый раз, когда он слышит из детских уст нежное «отец», его сердце замирает от любви к сыну, и становится легче жить и продолжать хранить самую большую тайну его жизни.       Анри очень любил своего духовника, и каждое воскресенье с нетерпением ждал его прихода. Духовный отец всегда был очень добр и терпелив к нему. Спокойно выслушивал исповедь о его шалостях, никогда не ругал и не повышал голос. Мог строго посмотреть, если его поступок был слишком плохим, и приказать помолиться лишний раз, но никогда не сердился и не наказывал.       Когда исповедь заканчивалась и аббат д’Эрбле говорил, что Господь простил ему все грехи, Анри обожал залезть к священнику на колени, уютно устроиться в его крепких объятиях и послушать сказку. А сказок духовный отец знал очень и очень много. Про храбрых рыцарей и красивых принцесс, веселых животных и мушкетеров, которые отправлялись в путешествия и оказывались во всевозможных приключениях. Мальчик мог слушать духовного отца часами, задавая много вопросов, пока не приходила гувернантка и не сообщала, что пора идти на уроки или ложиться спать.       Но сегодня маленький Анри, которому на днях исполнилось шесть лет, ждал духовного отца с еще большим волнением и нетерпением. Мальчик провинился… Все случилось утром, когда он решил поиграть с отцовским пистолетом. Пробрался в его кабинет и стал играть. Играл и играл… Стрелял в невидимых противников, пока случайно не пролил чернила на бумаги, лежавшие на столе. Господи! Как же он испугался! Анри замер на месте и с ужасом смотрел, как разливается по столу и пропитывает бумаги насквозь большое чернильное пятно, а потом тонким ручейком стекает по деревянной поверхности и капает на пол. Время, казалось, остановилось, и Анри не знал, сколько он так стоял и смотрел на испорченные бумаги и грязный пол. Но вдруг дверь в кабинет открылась, и вошел отец. Герцог де Лонгвиль сразу оценил произошедшее, накричал на Анри и сказал, что когда он вернется с охоты, то обязательно его накажет. Розгами! Боже, как страшно! В отличие от духовника отец часто и подолгу сурово кричал на него, ставил в угол, лишал сладостей и запрещал гулять. Он не читал ему сказки на ночь, их рассказывала матушка, а только крестил перед сном и желал спокойного сна. Отец был очень строгим и требовательным. Но еще ни разу он не наказывал его розгами! Только грозил пару раз. Но дальше угроз дело не заходило. Духовный отец не позволял. Духовник подолгу говорил с отцом, и в конце концов отец менял решение высечь сына на другое наказание. Вот и сегодня Анри сидел в своей комнате и ждал, когда придет духовный отец. Он очень надеялся, что священник придет раньше, чем вернется с охоты отец, и что он сможет убедить отца не бить его и на этот раз.       К большой радости Анри духовный отец прибыл раньше отца. Он о чем-то тихо и долго говорил с матушкой, строго поглядывая на мальчика, который стоял чуть поодаль и опускал голову каждый раз, когда видел в голубых глазах духовника что-то похожее на укор и печаль. Анри было стыдно. Стыдно и страшно. Стыдно, потому что он видел, что снова огорчил матушку, опечалил духовника, а страшно — потому что он боялся возвращения отца и боялся, что когда-нибудь он исчерпает доброту духовника, и тот не станет просить за него. Решит, что он плохой мальчик и заслуживает строгого наказания. Но нет, нет, такое невозможно! Священник очень добрый! Он готов прочесть молитву хоть сотню раз! И он больше так не будет… Он не виноват, что случайно задел чернила. Не виноват… Да, ему нельзя заходить в кабинет герцога и уж тем более нельзя играть с оружием, а он зашел и играл… Просто очень интересно… — Дитя мое, вы меня слушаете? — раздался тихий голос, и Анри быстро захлопал такими же ярко-голубыми глазками, как у духовника. — Простите, святой отец, я задумался, — печально вздохнул мальчик. — О чем же?       Анри тихо засопел, и его глаза наполнились слезами. — Я испортил бумаги отца и без разрешения играл его пистолетом… Он сказал… — Анри шмыгнул носом и опустил голову. — Сказал… Что когда вернется с охоты, то непременно накажет меня… Розгами… — тихо добавил он, и по его слегка пухлым щекам покатились крупные слезы. — Вы… Вы попросите за меня, святой отец? — спросил он скорее свои башмаки, чем духовника.       Рене протянул руку и приподнял голову мальчика за подбородок, внимательно всматриваясь в родные, полные слез небесные глаза. — Скажите мне честно, сын мой, вы стали пользоваться моей добротой к вам, дабы безнаказанно совершать шалости? Нарушать правила? — Голос духовника был спокойным и тихим, как и всегда, но в нем чувствовались стальные нотки, и Анри поспешно замотал головой. — Нет! Нет, святой отец! — воскликнул мальчик. — Я бы не осмелился! Никогда! Клянусь! Я… Я просто забылся… Мне так хотелось подержать в руках настоящий пистолет, но я не нажимал на курок! Честное слово, отец мой! А чернила я случайно задел. Я не хотел их пролить… Не хотел испортить бумаги. Простите меня… — Анри стало жутко не хватать воздуха от бесконечного потока слов в попытке объясниться, и он окончательно разрыдался, бросившись в объятия духовного отца. — П-простите… Я не хотел… — Он крепко вцепился в сиреневую сутану священника, скомкав ее маленькими пальчиками. — Простите меня, пожалуйста… — Тихо, дитя мое, успокойтесь. — Рене погладил мальчика по хрупким плечикам и тяжело вздохнул. Ему было больно видеть сына в таком плачевном состоянии и становилось еще больнее, когда он понимал, что на этот раз ему не удастся убедить герцога де Лонгвиль не использовать розги, ибо в прошлый разговор герцог сказал, что в следующий раз, если Анри ослушается, то он не станет проявлять снисхождение и менять наказание. Арамис поймал грустный взгляд возлюбленной, стоявшей возле окна. Анна со слезами в глазах прижимала к губам белый платок, смотря на любимого и маленького сына, и была беспомощна в сложившейся ситуации. Герцог никогда не прислушивался к ее словам, считая, что детей следует воспитывать в строгости. — С-святой отец? — Анри поднял зареванное личико от длинных одеяний священника. — Попросите? — жалобно протянул он, царапая сердце мушкетера острым кинжалом. — Ну… В последний раз… Пожалуйста… — Я попрошу. — Рене ласково провел рукой по светло-русым локонам своего ребенка — еще одним прекрасным сходством с его внешностью — и тихо добавил: — Я сделаю все возможное, чтобы смягчить гнев вашего отца, сын мой, но вы должны пообещать мне, что больше не станете заходить в кабинет и играть с оружием без разрешения. — Я обещаю, отец мой. Честное слово, я не буду!       Вполне ожидаемо герцог де Лонгвиль наотрез отказался менять решение, высказав Арамису, что тот слишком милосерден к своему духовному чаду. И единственное, что смог сделать Рене, — уговорить герцога не быть с мальчиком на первый раз слишком суровым и обойтись количеством в шесть — по годам Анри, а не полным десятком горячих.       В присутствии материи и духовного отца герцог перевернул плачущего Анри через левое колено и взял в правую руку протянутый слугой пучок розг. Анна сразу же отвернулась к окну, ибо смотреть на наказание ее малыша было выше ее сил, а Рене потребовалась вся его военная выдержка, чтобы не вырвать розги из рук герцога и не утащить сына подальше от его гнева. Он молча страдал, жалея, что не может на время лишить себя слуха и зрения, чтобы не видеть и не слышать отчаянные крики и стоны Анри, когда герцог нанес ему первый удар. Сильный и крепкий — на маленьких ягодицах мгновенно заалела тонкая полоса. Рене сжал за спиной кулаки, но Анри поднял голову и сквозь пелену слез взглянул на него, словно искал в своем духовном отце поддержку, то несмотря на собственную боль, Рене постарался ободряюще улыбнуться. Анри громко завопил, когда розги рассекли воздух в четвертый раз, и попытался вырваться из рук рассерженного герцога, но тщетно. Отец держал крепко. Арамис стиснул зубы, молча сходя с ума от собственного бессилия. В этом доме герцог де Лонгвиль был непоколебимой властью. Главой маленького государства Лонгвиль. Его слово — закон для всех, даже для милой Анны. Рене никогда не думал, что простое детское наказание может поднять в нем такую сильную бурю чувств. Возможно, дело было в том, что Анри его сын. Его мальчик, который в данный момент рыдает в руках герцога, а в нем играют отцовские чувства и инстинкт защитить, несмотря на то, что Анри на самом деле виноват… По божьей справедливости только он должен решать, как воспитывать Анри. Прощать или наказывать… Это неправильно. Рене закрыл глаза. Судьба сыграла с ним слишком жестокую шутку. Нести крест молчания с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее… Как бы ему хотелось увести Анну и Анри в какой-нибудь уютный дом, подальше от Парижа, как можно дальше от жестокой Франции… От сурового герцога де Лонгвиль. Спокойно жить, радоваться каждому мгновению… Но он не мог… И это медленно его убивало. Рене открыл глаза, когда розги просвистели в последний раз, и Анри наконец сполз с острых коленей герцога. Безудержно рыдая, мальчик не слушал, о чем ему говорил отец. Он быстро поднялся с пола и, возвращая на ходу штаны на место, выбежал из ставшей слишком душной комнаты. — Вот. Видите! — воскликнул герцог де Лонгвиль. — Он даже слушать меня не стал. Этот мальчик слишком избалован! — Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, и за ним, шурша юбками, выбежала Анна.       Когда через несколько минут Рене вышел в коридор, то наткнулся на взволнованную герцогиню, которая комкала в руках платок и сообщила, что Анри безутешен и зовет своего духовного отца. Мимолетно коснувшись руки любимой женщины, Рене поспешил в комнату сына. Его сердце в очередной раз за последний час болезненно сжалось при виде маленького комочка на постели. Анри свернулся калачиком и горько рыдал, уткнувшись в подушку. — Анри, — позвал Рене, присаживаясь на край кровати. — Дитя мое… — Святой отец. — Анри развернулся и ухватился за руки священника. — Отец мой… — Тш-ш, идите сюда, Анри. — Рене осторожно перетащил мальчика к себе на колени, удобно устраивая его в своих объятиях. У самого сердца, как можно ближе… — Мне больно, — пожаловался Анри, пряча мокрое, распухшее от долгих слез лицо на груди духовника. И крепко ухватился за большой серебряный крест, который всегда находил на фоне сиреневой сутаны. — Боль скоро уйдет, сын мой. — Одной рукой Рене стал поглаживать взмокшие кудряшки мальчика, а другой — крепче прижимать к себе. — Постарайтесь не думать о ней… Боль отступит, когда поймет, что вы сильнее… — Отец меня не любит, да? — тихо спросил Анри, наконец перестав плакать. — Он не поговорил со мной… Совсем ничего не сказал… Я так испугался, отец мой. Я никогда не видел его таким рассерженным. Он не любит меня?       Рене проглотил горечь. — Ваш отец очень любит вас, дитя. — Как же сложно говорить правду и одновременно лгать. Говорить о своих чувствах, но подразумевать чужие.       Анри помолчал, иногда судорожно вздыхая от пережитого волнения. Ребенок о чем-то глубоко задумался, и Рене не хотел ему мешать, продолжая поглаживать подрагивающую спинку и молча утешать. — Святой отец? — Да, дитя? — Я совершу грех, но хочу сказать вам большой-пребольшой секрет, — серьезно произнес Анри. — Я уверен, Господь простит вас, сын мой, — так же серьезно ответил Рене. — Что же это за секрет? — Я бы очень хотел, чтобы вы были моим настоящим отцом. — Анри заглянул в добрые глаза священника. — Очень хотел бы. — Рене почувствовал, как сердце пропустило удар, и захотелось завыть от отчаяния. К глазам подступили слезы, и пришлось приложить немало усилий, чтобы уничтожить непрошеную влагу. — Я всегда буду рядом с вами, Анри, — прошептал Рене. — Я ваш духовный отец, и я никогда вас не оставлю. — Он провел рукой по щекам ребенка, видя родные и любимые черты, смотря в собственное отражение и медленно сходя с ума от невозможности сказать правду. — У нас с вами особая связь. Волшебная. Настолько сильная, что она сможет преодолеть все невзгоды.       Анри кивнул, продолжая играться с крестом на груди священника. — Хотите послушать сказку, дитя мое? — улыбнулся Рене. — Конечно. — На лице мальчика появилась улыбка. Он не мог не улыбнуться, когда улыбался его духовный отец. — О чем на этот раз? — Я расскажу вам про одного маленького чудесного мальчика, принца, у которого была большая мечта, и однажды, когда мальчик вырос и превратился в очаровательного юношу, его детская мечта осуществилась…