цветущая вишня

сону часто задумывался над тем, что так привлекало его в чонвоне. может быть то, как мало в нем было от омеги, широкий разворот его плеч, резкие черты лица и пронзительный взгляд, большие ладони с длинными костлявыми пальцами. воспоминание о его запахе в день, когда их обоих отправили к дальним родственникам на зимние каникулы, и у чонвона началась первая течка. это был первый и единственный раз, когда сону смог его почувствовать, но эти отголоски все еще порой щекотили ноздри. тогда чонвон был худощавым подростком с несносным характером и первой россыпью прыщей, проступившей на гладкой коже. все были убеждены, что с таким нравом и сильной склонностью к агрессии он точно станет альфой. нередко доставалось и сону. чонвон грубо хватал его за волосы, докучал, когда было скучно, раззадоривал и дразнил, чтобы потом подраться. сону приезжал домой в слезах с синяками на руках и скверным настроением. после особенно конфликтных ситуаций их решили меньше оставлять вдвоем, и зиму они стали проводить по отдельности. в надежде усмирить чонвона и направить его энергию в нужное русло, родители отдали его на тэквондо. они встречались все реже, как и положено двоюродным братьям, разделенным разницей в возрасте и расстоянием. лишь пару дней в году, в холодный вечер чусока или на очередном дне рождении матери, они сидели напротив друг друга за столом, иногда пересекаясь взглядами под щебетание родственников. чонвон стал тише, но ощущение его присутствия не уменьшилось. он сильно вырос, как физически, так и морально, и сону иногда чувствовал неловкость и легкое смущение, когда клал руки на чужие плечи в машинальном объятии или просто стоял рядом. «это все тот же ребенок, за которым я присматривал в детстве, но кто этот человек рядом со мной». на хвангапе в честь шестидесятилетия бабушки они сидели вместе на диване, склонившись над кусками пазла, разбросанными по пледу. когда их плечи соприкасались, дыхание сону застревало в горле от контакта, и он молился, чтобы омега этого не заметил. чонвон первый отодвинулся, потянувшись за кусочком у ног сону, широкий ворот его свитера просел из-за движения, оголяя лишний сантиметр выступающих ключиц. их лица были так близко, и сону украдкой бросал короткие взгляды на его сосредоточенно-нахмуренные брови и маленькую очаровательную морщинку между ними, черные глаза, прикрытые отросшей челкой, которую он постоянно откидывал резким движением головы; округлый, немного широкий нос. когда взгляд опускался на губы, сону себя одергивал, чувствуя стыд и вину за мысли в голове. меньше всего он хотел показаться странным, доставить чонвону неудобства. сону сглотнул комок в горле, и когда плечо парня снова уткнулось в его, он отпрянул первый. один раз они сильно напились на дне рождении сестры старшего омеги. тогда они сидели рядом, и красное вино в бокале чонвона заставило его говорить больше обычного. сону спрашивал про тренировки, про школу и друзей, и омега, обычно замкнутый и немногословный, говорил с ним как с близким приятелем. язык заплетался все больше, и скоро чонвон отошел в ванную, оставляя в груди сону тлеющее тепло. он заснул в его кровати позже, расслабленное выражение скрыло все заботы и беспокойства. сону не мог отвести от него взгляда, сидя за столом перед открытым в ноутбуке вордом. слова отказывались писаться, через закрытую дверь доносились отголоски шума из гостиной. теплый свет закатного солнца окрасил кожу чонвона в медовый оттенок, сглаживая все неровности и остроты, как на одном из портретов ренессанса. чонвон вздыхает во сне, и сону переводит взгляд на экран монитора. пустая страница из будущего эссе осуждающе смотрит в ответ. той ночью сону просыпается с горящими щеками и липким ощущением влаги на коже, призрачные следы от прикосновения чужих губ и проведенные языком мокрые дорожки свежи в памяти, как отпечатавшийся после вспышки на затворе снимок. сону следует им ладонью по груди и ниже, по впалому животу, к источнику возбуждения. он никогда не хотел этих чувств, чем бы они не являлись. он ощущал себя грязно и неправильно, когда представлял что будет, если они вырвутся наружу. стыдливо отводил долгий взгляд, надеясь, что чонвон не заметит. игнорировал сообщения в католке, оставляя прочитанным очередное «хен». но наедине с собой он мог представить. его губы на своих, тепло рук на собственной коже, его истинный запах, обнаженный и ничем не скрытый, бледно-розовыми бутонами расцветающий у сону в легких. он мог представить, но не больше. никогда больше. сону вдыхает аромат цветущей вишни, наблюдая, как легкий ветер нежно опускает отпавшие лепестки на землю, и идет дальше.