Воздаяние

Глаза то наливаются слезами, то обратно высыхают. Кажется, словно прямо сейчас соленая влага покинет глазницы, но она все также продолжает оставаться на месте, не предавая Повелителя Ветра. От чего-то в этот день ему было так тяжело. Празднество Середины Осени, один из его любимых праздников, сейчас казался таким… пустым. Он смотрел на небожителей, которые радостно распивали алкоголь и общались друг с другом, как глаза их сверкают от счастья, праздности… В груди Цинсюаня полная пустота. И от этого ему невыносимо грустно. Настолько, что уже который раз за сегодняшний вечер к его глазам подкатывают слезы. Он без интереса с самого начала капается в еде, перекатывая тушеное мясо с одного бока на другой, гоняя несчастную еду по всему блюду. В какой-то момент Повелитель Вод, не в силах смотреть на это, гневно шепчет младшему брату перестать. Цинсюаня словно вырывает из его меланхолии. Он смотрит на брата немного удивленными глазами, улыбается привычной улыбкой и произносит тихое «прости». А после снова утыкается в тарелку и теперь мучает недоеденный кусок варенного лотоса. Ши Уду недовольно хмыкает, но Цинсюань этого не замечает. Голову посещает мысль об уходе. Но не сейчас. Слишком рано, будет подозрительно. Поэтому Повелитель Ветра все так же продолжает глотать подступающие к горлу чувства, сдерживая слезы, которые с каждой волной меланхоличной грусти и зверского отчаяния хотят заблистать на щеках. Он не решается заводить беседы с другими небожителями, потому что не уверен, что сможет сдержаться. Пытается сфокусировать внимание на еде. В каком-то плане даже получается. По прошествии получаса Цинсюань сдается. Он бросает брату небрежное «Пожалуй, на сегодня с меня хватит, многовато выпил». Хотя его чарка с любимым вином так и осталась стоять нетронутая прямо напротив тарелки. Ему все равно, поймет его обман Ши Уду или нет, все равно, будет ли он на следующий день поднимать эту тему. Лучше уж пусть поползут слухи о «Странном Цинсюане», чем о «Плаксе Цинсюане». От второго прозвища ему в случае чего не отделаться с сотню лет. Вот он уже минует стражу дворца Цзюнь У, вот сворачивает с главной, широкой, хорошо освещенной улицы на улицу поменьше, стараясь петлять как можно больше, чтобы встретить как можно меньше людей. На душе тяжко. Повелитель Ветров уверен, дойдя домой он позорно разрыдается, хватая ртом воздух, которого будет, как назло, не хватать. А потом не менее позорно, возможно, даже уснет, вопреки тому, что богам не нужен сон. Цинсюань заворачивает в один из переулков Небесной столицы с призрачной надеждой, что его никто не увидит. Дыхание от чего-то спирает, слезы начинают душить. Ему осталось идти всего ничего — пройти эту узенькую дорожку между двумя храмами и сделать пару поворотов. Совсем немного, но Цинсюаня пробивает холодный потом, а кислорода в легких становится слишком мало. Он рвано хватает воздух ртом, стараясь вести себя как можно тише. Опираясь одной рукой о стену храма, он мелкими шагами пытается преодолеть путь, но в какой-то момент сдается и просто оседает, утыкаясь головой в колени. Руки безвольно лежат на земле, плечи легко подрагивают. Он хочет заплакать, но запрещает себе, держась из последних сил. — Что с тобой? Цинсюань замирает. Сердце пропускает удар. Мин И появился из неоткуда. Темные одежды, не менее темные волосы, завязанные в высокий хвост, темнее темного глаза, смотрящие на Цинсюаня сверху вниз. — Что с тобой? — повторяет тот, предполагая, что вопрос был не услышан. Но повтори Повелитель Земли свой вопрос еще хоть десять раз, ответа бы ему так и не дали — голос сидящего на холодной земле бога не желал ему подчиняться, а слова не соглашались хоть как-то покинуть уста. — Мы с тобой в молчанку играем? — Мин И никогда не отличался теплым характером. Повелитель Ветра слегка улыбается, с большим усилием поднимает голову. Чтобы встретиться с удивленно-растерянным взглядом друга. Очередной вопрос зависает в воздухе, когда Цинсюань ощущает теплые слезы на своих щеках. Ему хватает секунды, чтобы прийти в себя: рукавами монашеских одеяний он пытает собрать предательские слезы точно так же, как пытается в это самое время не дать окончательно треснуть своей чести небесного чиновника. Его, одного из сильнейших небожителей настоящего времени, застали ревущим в подворотне Небесной столицы — вот так правда новость! — Да что с тобой сегодня не так?! — вопросы Мин И режут без ножа. Цинсюань совершенно не знает ответа ни на один заданный сегодня ему вопрос. Вместо того, чтобы придумывать себе оправдания, божество сильнее трет щеки в попытке оттереть не только влагу, но и позор со своей чистой репутации. Мгновение, и руки Цинсюаня уже находятся во власти чужих: одной Мин И держал руки небожителя, второй — болезненно поднял голову за волосы. От этого прическа совсем растрепалось, а золотое украшение и вовсе съехало на бок. Из-за натянутой кожи лица один глаз остался открытым, а второй прикрылся. — Мин-сюн… мне больно… Он встречается с бездонными, темными глазами напротив, которые почти гипнотизируют. — Мин-сюн… Цинсюаня резко дёргает. Он просыпается на полу очередной забегаловки, где этой ночью разрешено спать бродягам. Бывшего небожителя накрывает легенькое одеяло, которое было по большей части просто заштопанное пару десятков раз полотно. Под головой — сложенный локоть. Он, тяжело дыша, осматривается кругом. Все тот же приглушенный свет. Не Небесная столица — мир смертных. Не Праздник Середины Осени — сейчас весна. В холодном поту некогда Повелитель Ветров Цинсюань опадает обратно на холодный пол. И шепчет одними губами. — .мне больно. *** Мысли и чувства продолжали копиться в голове у Цинсюаня. Ему некому было излить свою душу в переживаниях. Бродяги, с которыми он был знаком могли составить ему компанию только в мирских разговорах. Он не решался рассказывать кому-либо о встрече с Черноводом во время спасения столицы. О чем речь, даже себя он порой хотел убедить, что все это ему привиделось. Но глаза, что он видел в тот день, были один в один похожи на взгляд «Мин И» на Празднике Середины Осени семь лет назад. Все такие же темные и пугающие. Теперь не беспричинно. Этой ночью Цинсюань кутается все в то же заплатанное одеяло, которое пыталось согреть его в раннюю весеннюю пору. Которую ночь ему сниться его друг (или бывший друг) — всевозможные воспоминания об их прежней жизни в Небесных чертогах продолжают всплывать в голове, однако каждый сон заканчивается одинаково. Каждый раз Черновод мучает его, избивает, ломает руки и ноги, преследует в попытке спастись. Каждый раз Цинсюань просыпается посреди ночи в холодном поту и пытается отдышаться. К счастью, обычно поблизости рядом с ним никого нет, потому расспросов и излишнего беспокойства удается избежать. Но бывают и спокойные деньки: ночами, когда парень устает слишком сильно и засыпает мгновенно, во сне он видит лишь тьму. Порой кромешная темнота была ему приятнее в сновидениях, чем встреча с бывшим другом. Так и сегодня он, совершенно уставший, скатывается по стенке и прикрывает ненадолго глаза. В помещении много людей: кто-то уже собирается готовится ко сну, как и он, кто-то, наоборот, разгорячился под вечер и решил сыграть в карты. В помещении было не так уж и шумно, потому у Цинсюаня все-таки появляется возможность прикрыть глаза и попробовать уснуть. Сон аккуратно подкрадывается, утяжеляя веки и расслабляя мышцы, замедляя дыхание. *** Мин И резко дергает Повелителя Ветра вверх за руки, от чего конечность Ши Цинсюаня отдают неприятной болью. Он тихо охает, сразу же следом шмыгая носом. Он бы утёр оставшиеся слёзы с уголков глаз, но вот нет возможности. — Куда ты меня ведёшь? — говорит совсем тихо Цинсюань, пытаясь не запутаться в собственных ногах и стараясь поспевать за другом. Впереди себя, в свете желтых фонарей, он видит лишь широкую спину Повелителя Земли и собранные в высокий хвост волосы. Он широкими шагами идёт вдоль дворцов богов войны, сворачивая сначала вправо, затем влево, ещё пару шагов и впереди уже видна знакомая крыша обители Повелителя Ветра. Однако сам Цинсюань замечает это только в тот момент, когда его грубо вталкивают в дверь своего же дворца. От силы удара вход распахивается, а сам небожитель летит на пол и больно о него ударяется. — Больно! Мин-сюн, что с тобой?! — злиться Цинсюань, ударяя кулаком по полу от досады. Он срывает с волос золотое украшении, которое уже безвольно болталось на тёмной прядке, параллельно пытаясь привести причёску в порядок и разглядеть Мин И за спутанным волосами. Во время своих потуг Повелитель Ветра слышит совсем тихий смешок. Такой противно-насмехающийся с неприкрытым высокомерием, что небожителя накрывает очередной волной возмущение. Но распутав волосы, Цинсюань не видит улыбки на лице друга — его выражение уже вернулось к беспристрастному, тёмные глаза смотрят на него почти безынтересно, с легким прищуром. Мин И разворачивается и направляется к выходу, сложив руки за спиной. Он покидает обитель Повелителя Ветра достаточно скоро, но прежде, чем он переступит порог, в Цинсюаня полетит веер, забытый им на столе на Празднике Середины Осени. Остаётся только сказать спасибо, что вернувшаяся вещь приземлилась у самых ног, а не полетела в голову. *** Некогда Повелитель Ветра начинает медленно просыпаться. Он пробивается сквозь сон слой за слоем, будто бы выплывая из-под толщи воды. И чем больше времени проходит, тем больше ему становиться дурно. Все тело будто бы налилось свинцом, а на голову нестерпимо давило. Разлепив сонные веки, Цинсюань увидел перед глазами лишь непроглядную тьму. Все люди, что находились с ним в одном помещении, уже давно спали. Должно быть, бывший небожитель проснулся прямо посреди ночи. Схватившись за голову, он стал приходить в себя. Цинсюаня все еще ужасно мутило, но хотя бы проснувшись, ощущение были уже не столь тошнотворные. Лоб казался не таким уж и горячим, но, как это обычно и бывает, именно во время болезни он кажется совершенно нормальным. Парень набирает побольше воздуха в легкие, уже вот-вот собираясь тяжко вздохнуть, но так и замирает на месте. В помещении было темно, но все же на одном из столов стояла небольшая масляная лампа, давая хоть какой-то ориентир в пространстве. Ее свет аккуратно падал на спины пары бродяг, что лежали недалеко. А еще свет падал на фигуру, сидевшую за столом. Темные одежды, темные волосы. Гипнотизирующие темные глаза. Не менее темное выражение лица, которое выбило ведь воздух, что недавно только вошел в легкие Цинсюаня. Сначала его бросило в жар, потом в холод. Потом вообще показалось, что сердце остановилось, но, когда бывший Повелитель Ветра все-таки услышал мерный «тук» в груди, его немного отпустило, самую малость. Черновод сидел за столиком темной таверны, освещаемый лишь мягким огнём зажженной лампы. Он не смотрел в сторону Цинсюаня — вместо этого его взгляд был обращен куда-то в стенку. Казалось, он глубоко задумался, брови были сведены на переносице, нога закинута на ногу, а кулаком он подпирал голову. Демон Черных Вод Сюань был в глубоких раздумьях, не замечая ничего вокруг себя. Правая нога, что была выше, слегка подрагивала от нервных движений. Цинсюань старался не издавать ни звука, даже не дышать. Сердце стучало где-то в ушах, а тело немного напряглось. Он был будто бы готов сорваться с места в любую секунду, хотя, вряд ли простой смертный сможет сбежать от непревзойденного демона. Хэ Сюань наконец немного выходит из раздумий, что знаменовал тяжкий вздох, прикрытые глаза и разгладившиеся черты лица. Настороженность Цинсюаня сыграла с ним злую шутку. Он дернулся, соскользнул рукой по полу и создал шум. Такой шум не смог бы разбудить ни одного спящего. Зато смог привлечь внимание темных узких глаз, которые остро вонзились в Цинсюаня, будто бы физически причиняя ему боль. Бывший повелитель ветра был уверен, если бы это было возможно, его душа сейчас бы покинула тело на несколько секунд, воспарив прямо над ним. Они смотрели друг на друга добрую пару минут, которая казалась вечностью. Все это время Цинсюань смотрел прямо в глаза тёмной фигуре, не решаясь отвести взгляд. Не решаясь слишком часто моргать. Что если стоит ему только на секунду прикрыть веки и непревзойденный повалит его на пол в надежде придушить? Избить? Или любой другой сценарий, вспыхивающий в воображении Цинсюаня, один за другим пролетающий прямо у него перед глазами. Черновод колол взглядом, заставляя чувствовать себя совсем крохой, которую совершено легко раздавить, размазать по стенам забегаловки. Он перестал нервно дергать ногой, застыв на месте, прожигая друга взглядом. Друга… Хэ Сюань со скрипом отодвигает стул, который от резкого движения опрокидывается. Никто не просыпается. Цинсюань с ещё большим ужасом осознаёт одну простую вещь — ни один из его товарищей не проснётся сейчас. Были они мертвы или под заклятием — сейчас не имело значение. Но вот то, что Черновод шаг за шагом приближался по душу Цинсюаня, заставило его начать нервно дергать конечностями в попытке сбежать. Ноги были не в состоянии поднять измученное болезнью тело, ватные руки постоянно подгибались, весь он похолодел от страха. Он моргнул лишь раз, а мертвенно бледное лицо Хэ Сюаня уже смотрело на него сверху вниз как несколько лет назад. Но в этот раз в них не было удивления. В них было что-то… *** Год Хэ Сюань прожил в мире и спокойствии. Возможно, это были самый мирный год за последние четыреста лет его долгой и нудной жизни в глубинах моря. С того момента, как Хуа Чэн пропал без вести после сражения с Белым Бедствием, Черновод, казалось, больше не имел обязательств не перед кем, а со смертью Водного Самодура, абсолютно все воды стали его территорией. Неразбериха на Небесах и отсутствие конкурентов давала Хэ Сюаню невероятный шанс к обретению господства над всеми демонами. Но разве он когда-либо этого хотел? Чего он вообще хотел? Сидя в тёмном зале подводных владений, Черновод смотрел куда-то перед собой, но при этом никуда. Подперев рукой голову и вытянув ноги, он пытался добраться до сути своего растерянного состояния. Как ни глянь, положение вещей, что у него было, нельзя было назвать никак, кроме завидного. Но что-то, словно чёрное смазанное пятнышко на белом холсте мозолило ему глаза. Будто кто-то пытался несколько раз убрать надоедливую кляксу с работы, но вместо этого лишь сильнее размазал. Хэ Сюань был не глупым человеком. Он знал, что лучше перехватить это раздражение на корню, чем после собирать плоды своего гнева, на который совершенно не было расчета. Чего я хотел? Отомстить Водяному Самодуру. Стало мне легче от того, что я отомстил? Черновод перестал дергать ногой. На секунду замер, морща нос. Нет. Перейдя на новый уровень нервных терзаний, Сюань встаёт с трона и решает пройтись по темному лабиринту владений. Он бродил по коридорам без единого окна, выходил в пустые залы, которые разносили эхо его шагов. Погрузившись в рефлексию, Черновод снова и снова задавался себе все тот же вопрос, пока не пришёл к весьма очевидному ответу. Почему не стало легче? Потому что смерть Водяного Самодура ничего не поменяла. Поменяла бы что-то смерть Ши Цинсюаня? Черновод остановился. Эхо шагов стихло, погружая подводные владения в звенящую тишину. *** В глазах Хэ Сюаня читалось раздумье. В глазах Ши Цинсюаня читался животный страх. Чем больше Черновод смотрел на перепуганное лицо перед ним, тем больше не могу понять, что именно ему нужно делать. Пробуждение Повелителя Ветра не входило в его планы. — Мин-сюн… — разорвал тишину знакомый голос и тут же стих. — Зачем ты тут? Ответом Цинсюаню послужила тишина. Он смотрел прямо в темные, холодные глаза напротив, вглядываясь. Чувствуя дискомфорт, Хэ Сюань решил было уже уйти, как почувствовал крепкую хватку за правую руку, а у подола верхних одежд ткань натянулась. Раздражение наполнило черные воды, заставляя метать взглядом молнии на сидящего перед ним, разбитого юношу. — Ты пришел за мной? — голос Цинсюаня звучал тихо, почти шепотом. — Ты пришел убить меня? Глаза напротив лихорадочно блестели, а губы растянулись в нервной улыбке. Дрожащие руки тянули Черновода все ниже и ниже, опуская его на самое дно к падшему небожителю. — Мин-сюн, давай покончим с этим? — Цинсюань продолжал смотреть с надеждой в темные, распахнутые глаза напротив. — Я больше не могу так жить… Перестань меня мучать… Мне больно… В памяти Черновода вновь всплыли события праздника Середины Осени. Те, во время которых он впервые помог Цинсюаню потому, что захотел, а не потому что нужно было. Это был первый раз, когда Черновод начал мучать себя мыслями о том, что он считает Повелителя Ветра своим другом. Он упорно это скрывал от самого себя. За раздражением, злостью, ненавистью. Каждый раз чувствуя вкус дружбы, он убеждал себя, что все семейство Ши должно поплатиться кровью за совершенный грех. Что ни один не заслуживает прощения. Но мысли словно яд отравляли его убеждения. Он все больше думал о том, что жизнь на небесах ему не по нраву и, может быть, и славно, что он не стал чиновником. Оказалось, что Цинсюань ничего не знал о подмене судеб. Повелитель Ветра разгонял собой тучи, обнажая яркое солнце, которое все время бесило Черновода. Но когда Цинсюань пропал, неприятного зажмуривания от яркого света стало не хватать. Цинсюаня стало не хватать. Нервно дергая ногой минутами ранее, он гонял мысли от одной крайности в другую, убеждая себя в ложном и разубеждая в правдивом. Держать себя за дурака было приятно и комфортно до того момента, пока он не встретился с реальностью. Одного взгляда в мокрые глаза Цинсюаня хватило для того, чтобы понять — все выстраиваемые стены рухнули. Одной просьбы от убийстве хватило, чтобы увидеть — на его глазах умирает его солнце. — Мин-сюн… — губы Повелителя Ветра трогает легкая улыбка. Безвольную руку демона он тянет к своей шее, прижимая ближе. Острые ногти царапают кожу. Хэ Сюань не решается шелохнуться. Смерть Цинсюаня ничего не решит. Она сделает только больнее. Ему. Стоя на коленях прямо перед Повелителем Ветра, Черновод легко отнял руку и вытянул отрез ткани из ослабевшей хватки. Под растерянный и почти пустой взгляд Цинсюаня, непревзойденный завел руку за спину и достал из-за пояса поломанный веер. Склонив голову и протянув другу вещь, некогда принадлежавшую его брату, Хэ Сюань произнес лишь одно: — Прости. Тишину ночи нарушал лишь треск одинокой лампы, объятой тьмой.